Kitobni o'qish: «Хроники Нордланда. Королева Мэг»
Королева
Мэг
История Нордланда, – утверждает её историк, Гай Гэролд Хлоринг, – таинственным и роковым образом тесно переплетена с историей рода Хлорингов». Он так и назвал свою книгу: «История Нордланда и Хлорингов»; Это был труд всей его жизни, ради создания которого он изучил сотни рукописей, побывал во всех уголках острова и отыскал множество забытых могил и надписей. Он слыл беспристрастным историком, и в его книге равно отражены как страницы семейной славы, так и семейного позора. Он, первый из Хорингов, посмел признать, что вся история этого рода – это цепь бесконечных преступлений против собственной крови. На протяжении трёхсот лет до его рождения Хлоринги истребляли друг друга, с умыслом либо случайно, пока Генрих Фрэнсис и его сводный брат Арне Гуннар Хлоринги не разорвали этот порочный круг и не сняли со своей семьи старинного проклятия. Недрогнувшей рукой писал Гай Гэролд об убийствах, предательствах и изменах, свершённых своими дальними и близкими предками; он писал о том, как век от века росло и возвеличивалось Зло, и в конце концов едва не погубило Остров.… Но одну историю в свою книгу он не включил. Мало того. Найдя древнюю рукопись с описанием тех событий, он не колеблясь, уничтожил её; та же участь ожидала и надпись на старинной могильной плите. Вместо древней надписи он велел вырезать просто имя: «Мэг», – и год: «1078 от РХ». Остаток времени перед своим последним отплытием в Ирландию он посвятил тому, чтобы отыскать оставшиеся на острове упоминания о Мэг и уничтожить их. И только много позже, по просьбе Генриха Фрэнсиса, он по памяти записал эту историю и прислал ему с просьбой сохранить её в величайшей тайне. Ни он, ни брат его так и не рискнули обнародовать её и бросить тень на священные для Нордланда имена святого Аскольда и Карла II Основателя.
Глава первая
Берсерк
1
Элодис готовился встречать свою будущую королеву. Прошло восемь месяцев с тех пор, как Скульд, дядя короля, уехал в Ирландию; за это время он заключил союз с королём Колем и сосватал юному принцу Элодиса дочь Коля, Моргаузу. Прибытие Скульда и невесты ожидалось со дня на день, и на высоких белых утёсах Элодиса круглые сутки дежурили часовые, поджидая корабль. Не так давно пришли вести от Скульда: невесте пятнадцать, она отличается добрым нравом и не дурна собой. Но, кажется, обрадовались только король и королева, что же касается принца, Карла, то он вёл себя демонстративно безразлично.
Дети Аскольда и Зуры несколько лет умирали один за другим, и мальчики, которых было больше, и девочки, пока однажды отчаявшемуся королю не пришло видение: дважды он увидел на рассвете белую голубку, стучавшуюся в окно. На третий раз голубку увидала и Зура; а через день она призналась королю, что вновь беременна. Ей было уже двадцать девять лет – в этом возрасте женщины Элодиса уже ожидали первых внуков. Король и королева вместе приняли христианство, и свято уверовали, что именно благодаря этому мальчик не только родился, но и вырос здоровым и крепким. Карл с рождения привык думать, что он Наследник, главное сокровище семьи и королевства, и даже, как прямой потомок Бъёрга Чёрного, всего Острова, и вёл себя соответственно. Впрочем, держаться с достоинством ему было не трудно: как почти все мужчины в роду Хлорингов, он был высок ростом и силён, а после того, как его дед, король Карл Первый, взял в жёны эльфу Дрейдре из Элодисского леса, к достоинствам Хлорингов добавилась и редкостная красота. В это лето Карлу должно было исполниться девятнадцать, он мужал и становился причиной девичьих слёз и грёз всего Элодиса. Но мечты стольких девушек были тщетны: Карл должен был достаться ирландской принцессе.
Нельзя сказать, что Карл был совершенно равнодушен в момент свершения его судьбы; но родителям его казалось, что гораздо больше волновало принца, будут ли среди приданого Моргаузы знаменитые ирландские волкодавы? Он особо напоминал Скульду о них перед отплытием того в Ирландию, и теперь всё гадал, не забыл ли своё обещание дядя. Королева даже попрекнула сына тем, что он совершенно не понимает важности происходящего, а король счёл нужным напомнить, до чего важен и почётен для Элодиса союз с таким сильным и могучим королевством, как Ирландия. Ведь вокруг Элодиса враги, главный из которых – король Анвалона Эрик Одноглазый, когда-то захвативший власть в Нордланде после смерти Карла Первого и много лет охотившийся на маленького Аскольда. Сейчас Элодис – большое королевство; но две трети его населения – это дикие, враждебные Хлорингам племена, и почти все земли заняты непроходимым Элодисским лесом. Лучшие земли Нордланда, Междуречье Снейка, Лав и Вопли, принадлежали Одноглазому, и вот уже десять лет Аскольд вёл с Одноглазым войну за эти земли.
– Золото, которое принесёт Моргауза, поможет нам выиграть войну. – Внушал сыну Аскольд. Карл сидел боком на стуле с высокой резной спинкой по правую руку от королевы, и, слегка выпятив нижнюю губу, катал хлебные мякиши. Рот у него был крупный и красивый, но несколько капризный, а когда он ещё и кривил его, вид его становился прямо – таки вызывающе высокомерным. Принц был настолько уверен в себе, что даже его лёгкая картавость ничуть ему не мешала.
– Я уже много раз слышал, насколько все здесь рады союзу с Ирландией, и как это выгодно. – Упрямо произнёс принц, когда отец потребовал, чтобы тот хоть что-то сказал. – Но никто ещё не заикнулся, чем это выгодно лично мне! Что я получу?
– Чем ты слушаешь! – Возмутился король, а королева мягко сказала:
– Ты получишь молодую красивую жену!
– Спасибо, мама. – Карл бросил хлебным мякишем в собаку. – Мне никакой пока не хочется! – И, не дожидаясь новых родительских поучений, перемахнул прямо через стол и побежал к выходу, сопровождаемый сворой собак и двоюродным братом, Олле Ульвеном, всюду с самого рождения сопровождавшим принца. Олле, чуть замешкавшись, чтобы проглотить кусок и запить его, побежал вслед за Карлом.
Тот уже был во дворе.
– Пошла она к дьяволу, эта принцесса! – Заявил подбежавшему Олле. – Поехали к Юне!
– Король будет не доволен!
– А мне по фигу!
Юна была дочкой Аши, женщины, сбежавшей из Леса в Гранствилл, как десятки таких женщин в те дни. Законы диких племён в отношении женщин в те дни были страшно суровыми; не зная другого закона, они терпели, но как только появились первые завоеватели-викинги и построенные ими города, как женщины стали массово бежать к ним из леса. Аша появилась в Гранствилле уже с дочкой, и теперь жила с небогатым саксонским рыцарем Торкиллем, чей каменный дом стоял в конце единственной улице Гранствилла.
Триста лет спустя, во времена Гая Гэролда и Генриха, Гранствилл был большой столичный город, славный своими колоколами и ювелирами, и находился уже на правом, а не на левом берегу Ригины, далеко от замка. Во времена Аскольда же город был намного меньше и располагался прямо под замком, вдоль дороги к Фьяллару. Скульд ещё в юности, завоёвывая для своего брата Карла Первого Элодис, наткнулся на заброшенную эльфийскую дорогу в Элодисском лесу, мощёную местным желтовато-белым известняком. Дорога привела Скульда в глубь Элодисского леса, к огромной круглой башне, неведом, кем и зачем выстроенной здесь. Ведь эльфы Элодис не строили из камня, и не жили в каменных строениях. Дикари тоже не строили таких башен; одни из них рыли себе землянки, другие плели на деревьях хижины, а на островах, образованных протоками Фьяллара на южной оконечности Нордланда, племена пастухов устраивали себе жилища меж гигантских валунов, издавна стоявших группами на равнинах, поросших вереском. И ни одно из этих племён не способно было не то что башню, но даже крепкий каменный дом выстроить.
Скульду полюбились и башня, и река, и лес. В Элодисском лесу были какие-то чистота, и ясность, и свежесть, хотя это был настоящий дикий лес. После страшной войны с драконами эльфы Нордланда находились на грани исчезновения, и помощь Карла Первого была им очень кстати; само собой, они не препятствовали завоеваниям Скульда, заключив негласное соглашение не вторгаться в чащобы Элодиса. Впервые увидев Ригину, Скульд в тот же миг поклялся себе, что присоединит Элодис к королевству Карла Первого и станет герцогом этого края, а замок построит здесь: вокруг этой невиданно-высокой башни, золотистой при солнечном свете, и призрачно-белой при лунном.
Случилось так, что королевство распалось, смута и чума погубили большинство новых городов. Вместо одного королевства на Острове стало три, враждующих друг с другом. Скульд много лет скрывался при помощи эльфов в Элодисском лесу, копя силы, растя племянника, собирая по крупицам людей, золото, силы, земли. Он мечтал сохранить род Хлорингов и вернуть ему силы и влияние, а там и весь Остров. Практически из ничего Скульд в короткий срок создал королевство, способное соперничать с сильным Анвалоном, но сам предпочитал держаться в тени, приписывая заслуги Аскольду. Не ради него, ради славы рода, ибо род, кровь, семья были понятиями, священными для Скульда, на совести которого тяжким грузом лежало убийство родного брата, Хельга. Под его опекой Гранствилл, который двадцать лет назад был населён крысами, истлевающими чумными трупами да горсткой выживших людей, сейчас по тем меркам был вполне приличным городом, вёл выгодную торговлю мехами, воском и лесом, выстроил у себя постоялый и торговый дворы, имел каменную христианскую церковь, первую в Нордланде, и конечно же, замок, самый красивый замок Острова, который Хлоринги приобрели, потеряв Урт в Блэкбурге; величественный белый замок, с вершины древней башни которого виден был весь Элодисский лес…
2.
Торкилль радушно встретил принца и Олле. Не то, чтобы ему нравилось, что принц волочится за его приёмной дочкой, но выбора у него всё равно не было, и, взвесив плохое и хорошее с чисто саксонской рассудительностью, Торкилль решил остановиться на хорошем: принц был щедр. Правда, он унаследовал порок мужчин из рода Хлорингов, берсеркское бешенство; порой на принца накатывала чёрная ярость, и тогда он не понимал, что делает, кроша и ломая всё перед собой, как бешеный бык. А Юна как раз умела, как никто, спровоцировать эти приступы, так как была вздорной, избалованной и не особенно умной красавицей. Светловолосая, пепельная, с серыми глазами, которые при определённом освещении казались лиловыми, стройная, немного сухопарая, как большинство уроженок Леса, грациозная, с кудрявыми волосами, которые вечно выбивались из причёски и вились по длинной шее соблазнительными прядями, Юна крепко знала себе цену, очень гордилась тем, что Карл выбрал её, и отнюдь не считала, что он сделал ей одолжение – скорее, наоборот. Не смотря на уговоры Торкилля и Аши, Юна ни в какую не желала стать благоразумной, не смотря даже на то, что уже не раз Олле выхватывал её из-под носа принца буквально в последний момент. Да и выгодно оно было: после такой вспышки Карл всегда раскаивался, и заваливал Юну и её семью подарками. На зависть всему Гранствиллу, Юна щеголяла золотыми украшениями и дорогими тканями; в доме не переводилось дорогое вино, дичь и экзотические сласти; но чем сильнее баловал принц свою подружку, тем чаще дулась и выделывалась Юна.
Сейчас она дулась из-за того, что Карл собирается жениться. У неё уже были по этому поводу разговоры и с отчимом, и с матерью, но Юна категорически не желала принимать всё, как есть. Сначала она вообще не хотела выходить и накрывать на стол гостям; а когда Торкилль приказал ей всё же выйти, она так фыркала, швыряла на стол посуду и блюда и огрызалась, что Карл сам начал закипать. Но держался до последнего – именно сегодня ему хотелось доказать самому себе и семье, что он сам выбрал себе женщину; и пока что надеялся, что после небольшого отпора Юна всё таки подарит ему то, ради чего принц сюда и ходил.
– Все твои предки женились на местных женщинах. – Быстро и ловко двигаясь по комнате, передёргивая выразительными плечами, с восхитительным местным акцентом говорила Юна. – Один ты не таков! Какой король был Карл Первый, другого такого не было и не будет, а он взял в дом Дрейдре из Леса!
– Юна, я не ссориться пришёл.
– А зачем? Зачем ты вообще ко мне ходишь? Девушки твоей родины тебе ведь уже нехороши! Тебе подавай лебединую кровь, хоть сам ты был и будешь сын волчицы из Леса!
– Не нужна мне ирландка! – Обиделся Карл. – Ты прекрасно знаешь, что я не хотел…
– Как же – как же!!! Вся семья тебе пятки лижет, и тут вдруг насильно женят тебя! Ха-ха! – Юна перебросила косу на спину. – Ха-ха-ха! Расскажи это Зуре!
– Дрейдре эльфа. – Ревниво заметил Олле. – А не дикарка.
– И что?! – Запальчиво возразила Юна. – Сам-то ты кто? Карлова шестёрка, кто твой отец?! Ульвен, мама дорогая! Да у неё пузо на глаза лезло, когда она с Ульвеном на…
– Заткнись! – Вспыхнул Карл. – Не тронь мою родню! Я сто раз говорил – не тронь мою мать!!!
– А я не прошу, чтобы ты меня трогал! – Тоже вспылила Юна. – Если я тебе не хороша, то и не надо; я не служанка, и не подстилка на ночь!!! Если думаешь, что я буду ублажать…
– Юна, иди к себе! – Мягко, так как заметил первые признаки, произнёс Торкилль. – Давай, девочка.
– Ненавижу эту дуру! – Крикнул Карл, швырнув о стол медный кубок так, что тот погнулся, а вся посуда на столе попадала. Тёмно-красное вино попало на светлую юбку Юны, как кровь. Олле мгновенно схватил Юну за плечи и вытолкнул за дверь, а Торкилль осторожно отодвинулся в угол.
– Ненавижу эту невесту!!! – Бесился Карл. – Всё это ненавижу, всё!!!
– А не съездить ли нам лучше к Енсену? – Как ни в чём ни бывало предложил Олле. – У них в этом году эль лучше всех!
– Пошёл ты… и эль туда же!
– А ты не ори на меня! – Тоже рявкнул Олле, и Карл вдруг успокоился. Иногда это срабатывало: если сохранять хладнокровие, принц впадал в ярость, если же так же разозлиться, то Карл странным образом успокаивался сам. Сработало и теперь: он успокоился, дал Торкиллю серебро за помятую посуду и поехал с Олле пить эль.
– Какая же она дура, а?! – Запальчиво и чуть больше обычного картавя, говорил Карл. – Нет, я порой убить её готов! Большей дуры я в жизни не видел!!! Не будь она так красива… Красивая ведь, да? – С тоской признал он, жалея, что не получил ласки от Юны, которой по-прежнему хотел. – Вот была бы королева!
– Юна? Брось! – Олле сделал губами пренебрежительный звук. – Юна – королева! В ней никакой породы нет, никакого величия. Соблазнительная и никчёмная… Она не достойна занять место Зуры!
– Скажи, – мгновенно завёлся Карл, – как она смеет трогать мою мать?!
Королеву Карл безумно любил. Не смотря на возраст, Зура была по-прежнему красива и преисполнена достоинства; многие признавали, что с возрастом она становилась только красивее. Аскольд получил Зуру в качестве военного трофея, после того, как убил вождя одного из диких племён и захватил в плен его семью. Дочь вождя, гордая и строптивая красавица, встретила Аскольда дикой ненавистью и попыткой убить… Но не прошло и года, как она полюбила полуэльфа, сына Белой Волчицы Элодиса, всем сердцем, всей душой. Аскольд отвечал такой же любовью и преданностью жене: как ни требовал Скульд, чтобы король избавился от бездетной королевы, тот, обычно беспрекословно подчиняясь дяде, здесь оказался твёрд, как скала. Карл гордился родителями, гордился своим родом, собой, и задевать его гордость было рискованно. Несмотря на юность, он уже давно показал себя и свой характер; даже со Скульдом принц уже начал понемногу делить власть, хотя Хозяина Элодиса боялся даже король. Так что Юна действительно рисковала, касаясь святых для Карла вещей.
У Енсена их нашёл гонец короля. На побережье развели костёр: высоко над лесом поднялся столб жёлтого дыма, и это значило, что пора было встречать корабль из Ирландии со Скульдом и невестой для принца. Почти против его воли, Карла известие это взволновало. Аскольд ждал какой-нибудь подлости со стороны Одноглазого, и Карла сопровождал большой отряд копьеносцев; ехать предстояло долгим кружным путём – хорошей дороги через Элодисский лес не было. Путь лежал по древней дороге к Фьяллару, потом по опушке леса вдоль спорных территорий, за которые воевал Элодис, к эльфийскому побережью, которое до сих пор ещё не восстановилось после войны с драконами. Карл надеялся встретить невесту где-нибудь на середине пути.
Собрались и выехали в тот же день, и ехали быстро. Ночевали уже на опушке леса, на берегу широко разнившегося в этом месте Фьяллара. Карл нервничал, и не умел это скрыть. Олле пытался спать – ему было любопытно, но не более того, – а Карл спать не мог.
– Я не хочу жениться. – Жаловался он. – Ну, по крайней мере, не так. Мне нравится моя жизнь! А жена, она будет что-то требовать от меня…
– Что-то весьма приятное! – Захихикал сонный Ульвен. – Не понимаю, чего ты страдаешь? Она молодая и красивая, как говорят, а жениться тебе всё равно нужно. Или ты из-за Юны?
– А если и из-за неё?! – Обиделся Карл. – Мой прадед, мой дед, мой отец – все женились на местных женщинах, и все по любви, один я, как дурак, должен жениться на политике! Кто она такая, эта Моргауза, а?! Скульд сказал, что она красивая… Старый чёрт! Это он так решил, не я! А Юна… Она красавица, как раз такая, как я люблю, согласись?
– Угу…
– Когда вижу её, у меня мурашки такие, и внизу, ну, ты знаешь, щекочется так приятно. А когда долго её не вижу, у меня тошно на сердце, вот и всё. – Карл лёг навзничь, закинув руки за голову. – Как некстати она появилась, эта принцесса… Только всё стало получаться с Юной…
– Будешь спать и с той, и с той, делов – то. Все так делают.
– А если она не пустит?
– Пустит.
– Она гордая… – Усомнился Карл, который искренне так думал.
– Она просто вредная.
– Знаешь, чего я хочу? – Сказал вдруг Карл, когда Олле уже засыпал.
– Ну? – Вымученно спросил Олле.
– Чтобы Одноглазый украл Маргаузу и сам на ней женился! Я даже хотел помолиться, чтобы корабль затонул, но там же Скульд…
– А вот теперь ты фигню какую-то собираешь, опасную! Спи!
3.
Едва рассвело, как все были в сёдлах и уже спешили на восток. Край был разорён войной; богатейшие земли Острова, словно свежие раны, зияли пожарищами. Ближе к Фьяллару, где восстанавливались замки, деревни, пашни, всё выглядело уже вполне пристойно, но чем дальше, тем более запущенным становился край. На реке Омь, где сделали ещё одну ночёвку, были уже совершеннейшие дичь и глушь, а на озере Зеркальном было просто жутковато: здесь разгорелась самая страшная битва, за всю историю Острова. Здесь находился дворец эльфийских королей – когда-то, и драконы выжгли местность эту практически дотла. Дома и крепости превратились в оплывшие и обугленные скалы странных очертаний, ни на что не похожие, которые медленно, очень медленно зарастали травами и деревьями. Карл с большим волнением всегда смотрел на эти места, потому, что это была его история, его семья. Если бы не его дед, Карл Первый, драконы бы победили, и сейчас вся история Острова шла бы совсем иным путём, и Карл очень гордился этим. Теперь он думал, что сейчас расскажет это неведомой принцессе, и против воли чувствовал приятное волнение от этого, которое всё возрастало по мере того, как приближалась их встреча. Зеркальное ещё не скрылось из глаз, а Карл уже увидел двигавшуюся навстречу большую процессию и узнал Скульда. Сердце Карла бешено забилось. Не оглядываясь, он пришпорил коня и помчался вперёд, уже на скаку пытаясь рассмотреть принцессу.
Она ехала рядом со Скульдом. Карл увидел её, и больше не видел какое-то время уже больше никого. Моргауза была дивно красива! Тонкая, узкая в кости, изящная, белокожая и черноволосая, с чёрными тонкими бровями вразлёт, большими карими прекрасными глазами, с пухлыми губами, она сидела в седле, выпрямившись, как язычок пламени, и тоже не сводила с него глаз. Первой мыслью Карла даже было: «Не может быть, чтобы она приехала сюда из Ирландии для меня!».
Моргауза смотрела на него почти с таким же самым чувством. Всю дорогу Скульд интриговал её, ничего не рассказывая о женихе, как ни старалась она, как не пыталась выпытать всякими хитростями, и совершенно её измучил за время пути. Но теперь она всё поняла: Скульд дразнил её, потому, что Карл оказался молод и красив, и Скульд заставил её понять это вот так, сразу, просто огорошив принцессу его внешностью. Это вышло, как удар, как вспышка! Ей понравилось именно то, что не нравилось другим: его большой, капризный рот, его выражение высокомерного и избалованного мальчишки. Горячий конь под ним гарцевал и крутился, и Карлу приходилось поворачиваться в седле, словно нарочно, рисуясь перед Моргаузой, которой ещё не приходилось видеть такого красивого юноши. Эльфийская кровь давала себя знать: Карл был стройный, гибкий, но уже сильный и мужественный.
– Познакомься с принцессой Моргаузой, Карл. – Усмехнулся Скульд, довольный произведённым эффектом. Девушка улыбнулась, и у Карла мурашки побежали по спине, столько вызывающей чувственности было в дрожании её изящных ноздрей, в том, как шевельнулись и раздвинулись её пухлые тёмные губы, обнажив ряд белых зубов… Но в тот же миг она и потеряла его, потому, что Карл не любил слишком чувственных женщин, и не выносил женщин доступных. Ему нравились женщины, пусть даже глупые и вздорные, но чтобы их нужно было добиваться, с которыми нужно было воевать. Моргауза обещала сразу так много, что Карл утратил к ней интерес, даже не прикоснувшись, не смотря на всю её красоту.
Поехав рядом с дядей, которого столько не видел, Карл сразу же начал с вопросов, и тут стало ясно, что Моргауза обладала и ещё одним совершенно невыносимым недостатком: она не давала рта открыть без того, чтобы не высказать своё мнение и не перебивать окружающих самым бесцеремонным образом. Правда, Скульд умел её держать в руках, -Скульд умел держать в руках кого угодно, – но это неприятно задело Карла, который не выносил, когда его перебивали. Мгновенно заметив недовольство, Скульд отвлёк Карла разговором об Ирландии. Оглядываясь на свиту Моргаузы, Карл заметил трёх странных женщин. Одна из них была ровесница его матери, а две другие – совсем юные, в одинаковой коричневой одежде, в платках…
– А это кто? – Спросил Карл.
– Монашки. – Пренебрежительно фыркнула Моргауза. – Они прослышали, что большинство здешних – язычники, и собираются основать здесь женский монастырь.
– Кто такие монашки? – Искренне удивился Карл, и Скульд суховато засмеялся:
– Ну же, Карл! Это невесты Христа. В этой жизни они не знают греха, чтобы нетронутыми уйти в рай.
Карл с новым интересом оглянулся на женщин, и встретился взглядом с одной из них. У девушки, совсем юной, едва ли не моложе Моргаузы, были удивительные глаза, синие, как небо осенью, чистые, большие и очень блестящие. Карл увидел только глаза, лицо совершенно потерялось перед дивной красотой этих глаз. Миг, и она, покраснев, низко потупилась, спряталась за своих товарок, а Карл продолжал видеть внутренним взглядом сияющие эти глаза, и на какое-то время совершенно выпал из реальности.
Справа и сзади осталось огромное Зеркальное озеро, и удивительная история этого места. Равнодушие Моргаузы, с которым принцесса отнеслась к ней, Карла оскорбило. Она не сочла нужным даже сделать вид, что ей интересно, и очень скоро Карл понял, что Моргауза презирает королевство, которым собирается править, считает их всех дикарями, и очень гордится своим происхождением.
– Хлоринги происходят от бога Тога, полюбившего смертную женщину. – Обидчиво заявил Карл. – Скульд подтвердит!
– Он уже рассказывал. – Пренебрежительно фыркнула Моргауза. – И про три дара, которые больше на проклятия похожи! Что там?.. Меч, который вы потеряли, неуязвимость в бою, которая больше на бешенство похожа, и что ещё?.. Ах, бессмертная любовь! А я слышала, что Хлоринги прокляты. Правда, я в это не верю. А ты любил, Скульд? Если всё это правда, ты должен был любить.
Карл с любопытством глянул на Скульда. Представить этого хитрого, хладнокровного и равнодушного человека влюблённым – это было что-то!
– Я Хлоринг. – невозмутимо возразил Скульд. – Я любил… Только давно. Она умерла, и больше я не встречал достойной женщины.
– Как в песне! – Смех Моргаузы, на взгляд Карла, прозвучал как-то обидно. – Только нельзя забывать, что ваш Тор – просто деревяшка, а значит, вся эта история – чушь и бред для последнего слова. Вот великие короли в Таре…
Карл и часа не провёл рядом с Моргаузой, но уже не мог слышать про великих королей в Таре, а потому просто отвернулся и вновь оглянулся на синеглазую девушку. Она явно пряталась от него, и ему было досадно… Так хотелось взглянуть хоть разочек ещё на эти удивительные глаза! Девушка была худенькая, хрупкая, с выступающими ключицами, тонкими запястьями, обычная тоненькая девушка – подросток, светлокожая, с редкими веснушками, и очень тёмными бровями и ресницами. Бесформенное коричневое платье и передник делали её некрасивой, да по большому счёту, ничего сильно красивого в ней и не было, если не считать глаз и удивительной, пронизывающей нежности. Карла обволакивала эта нежность, окружала в его глазах девушку каким-то удивительным сиянием, которое он постоянно ощущал, даже не видя её. Ему хотелось защитить эту девушку от всего зла мира, от обид и страхов, и это чувство, такое новое для него, делало его другим. Карл чувствовал себя старше, взрослее; благодаря этой нежности и стремлению защитить он вдруг ощутил себя мужчиной в самом лучшем смысле этого слова. Это было такое удивительное ощущение! Только что он был мальчишкой – так ему казалось, – и вдруг он в один миг сделался взрослым! Карла не оставляло ощущение происходящего прямо теперь, с ним, чуда, он даже напрочь забыл, куда и зачем едет. Всё стало каким-то неважным. Ведь с ним такое произошло!
– Совсем забыл. – Скульд заметил, что общаются только он и Моргауза, а Карл витает бог, весть где. – У меня есть подарок для тебя лично от короля Коля, Карл. – Он сделал знак рукой, и слуга, взяв в одной из повозок корзину, подал её Карлу. В корзине оказались два толстых сонных щенка; ещё пару часов назад Карл был бы счастлив, как мальчишка, но теперь лишь усмехнулся довольно. Новые переживания совершенно затмили то, что когда-то ему было так важно.
– Это настоящие ирландские волкодавы? – С тенью прежнего интереса поинтересовался он.
– Кобель и сучка от двух лучших помётов! – Гордо подтвердила Моргауза. – Король сам выбрал их для тебя! – И это слегка растопило его лёд в отношении невесты.
После обеда Карл заметил далеко на северо-западе, примерно над Лосиным Островом, на котором располагался город Лионес, стаю птиц в чистом небе. Скульд проследил за его взглядом и спросил серьёзно:
– И кто же, по-твоему, их спугнул?
– Не знаю… – Задумчиво произнёс Карл. – Они гнездятся на юге острова, сам знаешь, там люди не бывают, там нечисто.
– Что там?! – Тут же услышала Моргауза, испуганно глядя на чёрные двигающиеся точки.
– Захоронение. – Пояснил Скульд. – Мёртвых эльфов нельзя зарывать в землю; их надо либо сжигать, либо оставлять лесу, но не зарывать. А этих зарыли, и теперь они не могут найти покой.
Моргауза быстро перекрестилась. Суеверная, она сильно боялась всего потустороннего, хоть сама баловалась колдовством, и это была одна из причин, по которой ирландский король выдавал её замуж в неведомый Элодис. Вторая причина была ещё серьёзнее: она заключалась в мёртвом младенце, которого Моргауза родила от норвежского наёмника. Она клялась, что это было насилие, но поговаривали, что этот младенец был не первым её грешком. Колю едва удалось замять огласку, но не без крови. Моргаузу нужно было срочно сбыть с рук, и простаки из Элодиса подвернулись как нельзя более кстати: Моргауза думала, мечтала и говорила только о мужчинах, и вела себя так, что краснели самые раскованные и бывалые бабы. Король Коль справедливо считал, что некая сумма золотом и серебром, украшения, ткани, дорогая посуда, породистые лошади и два щенка были не такой уж большой ценой за возможность сбыть с рук это красивое и червивое яблочко.
С виду, конечно, всё выглядело очень пристойно. С Моргаузой прибыла достойная её положения свита: кормилица, горничные, отряд воинов в тридцать человек, даже два мавра – пажа, совершенно диковинная вещь для Нордланда, на которых с боязливым удивлением поглядывали местные воины.
А Моргауза не сводила глаз с Карла. Её жених оказался привлекательнее, чем она ожидала, чем могла предположить, и это было всё, что её интересовало. Она не замечала дикой красоты мест, по которой они ехали, не видела благородных оленей меж деревьями близкого леса, стада зубров вдалеке, исчезнувшего в высоких серебристых травах… А здесь было дивно красиво! Ближе к Фьяллару шрамы, оставленные войнами, были уже почти не видны, и здесь было удивительно хорошо. Из серебристых трав на равнине вставали известняковые скалы, на вершинах которых находили приют коршуны; а с лева под порывами тёплого ветра вздыхала листва огромного леса.
– Какая огромная и дикая земля! – Вздохнула матушка Анна, оглядываясь. Две её спутницы, уставшие от жары и езды в тряском возке, тихонько вздохнули. Потом Мэг сказала:
– Здесь прекрасно… Как в сказке. Мне просто не верится, что мы уже здесь. А знаете, что мне сегодня снилось?
– Что, Мэгги?
– Мне снилось, что я вынула из силков хорошенькую синюю птичку. На крыльях её была кровь. Я грела её в своих ладонях, но она всё равно умерла. И мне так её жалко, и так печально было весь день! Тяжело на сердце. Мне так жаль, что это был мой первый сон в Элодисе!
– Почему жаль, дорогая?
– Не знаю, матушка. Мне кажется, что это вещий сон, и что эта птичка – это моя жизнь.
– Ты просто устала, милая. – Ласково пригладила Анна волосы Мэг, влажные у висков. – Голубая птичка – это добрый знак. Не переживай!
Мэг вдруг залилась краской: это Карл неожиданно подошёл к монашкам и спросил:
– Это правда, что вы хотите основать здесь монастырь?
– Чистая правда, принц. – С певучим акцентом ответила Анна. – Говорят, что здесь много язычников.
– О, этого здесь сколько угодно, и каких хотите! – Весело улыбнулся Карл. Улыбался он ярко и весело, как-то даже трогательно, опасной улыбкой… Очень опасной. – Как вам нравится Элодис, леди?
– Такой дикий, роскошный край! Здесь так легко дышится.
– Я уверен, вы полюбите Элодис, когда поживёте здесь подольше. И можете рассчитывать на меня, если нужны будут помощь и защита, ведь… – Карл загляделся на склонённую макушку Мэг, на миг утратил нить разговора, но нашёлся:
– Ведь я христианин, как и вы.
Мэг упорно не смотрела на него, но принц видел, что она полна внимания и сильно напряжена. Было такое ощущение, что ей очень-очень страшно, но чего она боится, Мэг не понимала. Она только знала, что более красивого и удивительного мужского лица она никогда в жизни не видала, но дело было не в красоте. Как Карл с ума сходил от разлитой во всём существе Мэг нежности, так Мэг казалось, что Карл наделён всем, что только могло быть лучшего и привлекательного в мужчине. И просто удивительно, как она разглядела всё это, ведь смотреть на него ей по-прежнему было страшно! Карл заговорил с Анной, не смея обратиться к Мэг, но в мыслях его, сердце и языке была девушка – ангел… Иногда он начинал чуть-чуть заикаться от волнения, и это было так мило, так мило! «Он, наверное, переживает от того, что картавит. – Думала Мэг, почти не дыша слушая, как говорят Анна и Карл. – Интересно, кто-нибудь говорит ему, как чудно звучит его голос именно из-за картавости, и каким удивительным образом порок становится…достоинством?..». Ею овладела опасная иллюзия: девушке казалось, что никто не понимает и не чувствует его так, как она. Мэг погибала просто катастрофически быстро, у неё просто не оставалось ни единого шанса. И оба они не думали, что всё, что происходит, опасно и не нужно им обоим. Они вообще ни о чём не думали. Ему было восемнадцать, а ей – только-только исполнилось пятнадцать…
