Kitobni o'qish: «Верни моей душе крылья»
Глава 01. Отражение в зеркале.
"Что же дальше?!!!!…"
Этот вопрос ослепил Антуана, сковал его сердце ледяными оковами, того гляди, перекроет и дыхание. Адский холод в душе, а на лбу крупные капли горячего пота, и в расширенных зрачках бездонный ужас. Как же душно!!! Горько… Больно…
Так молодой граф стоял у приоткрытого окна и был подобен скорбному памятнику на собственной могиле. Могила… Да, именно это слово вдруг прожгло сознание юноши: «О чём это я?!» Его взгляд прояснился, скользнул по пыльной каменной кладке дома напротив и уперся в булыжники пустынной мостовой. «Рунд. Тысячу раз проклятый город! Могила?.. Да, чёрт побери, этот паршивый городишко стал могилой не только Эжену, но и… Именно! Что во мне осталось от меня от прежнего?! Ровным счетом ничего! Нет ни достоинства, ни самоуважения… Ничтожество! Я стал абсолютным ничтожеством!!! Мусор… Тлен и прах… Пыль… Боль…»
И мир, которому Антуан отказал в праве на существование, вдруг словно обиделся, надломился, зарябил, зашатался, да так сильно, что остаться на ногах получилось только чудом – плечо уперлось в оконную раму, а судорожный взмах руки не только помог удержать равновесие, но и опрокинул на пол цветочный горшок, уронил его аккурат на ногу. Эта новая боль, теперь в ноге, смогла-таки обратить мысли юноши к реальности. На полу гора земли и керамических осколков, почти полностью покрывшая зелень цветка. Грязь в комнате. Ещё вчера эта картина заставила бы Антуана-аккуратиста сразу же вызвать прислугу, но не сейчас. Нет, сейчас, при виде такого беспорядка, юноша почувствовал нечто-то похожее на удовлетворение. Чуть прояснившийся взгляд снова обратился к улице.
«Пыль… Да, это очень пыльная улица, грязная…» – и сразу представилось в какую чавкающую жижу превратится этот толстый слой пыли, если здесь случится пролиться дождю. «Пыль и грязь» – подвёл черту молодой граф, имея в виду прежде всего себя.
И вдруг словно молния пронзила этот кромешный мрак. Антуану потребовалось сделать над собой большое усилие, чтобы понять, что стало тому причиной. К гостинице подошёл… граф де Лаган.
«Отец!?!» – ужаснулся юноша и непроизвольно отпрянул вглубь комнаты.
«Как!?! Почему он здесь!?» – молодой граф не сразу заметил, что его охватил страшной силы озноб, а поднесённая к лицу рука так отчётливо задрожала, словно в самом деле вознамерилась поколотить своего обладателя. Осознав это её предательство, Антуан сильно рассердился. «Нет, это никуда не годится!!!» – и руки сошлись на груди в крепкий замок, а взгляд широко распахнутых глаз упёрся в стену напротив, – «Что со мной!?! Это… Это страх!?! Правда!?! Я… Я…» Оказывается, произнести эти слова невообразимо трудно даже мысленно, просто невозможно. А так ли необходимо облекать в слова то, что и без того понятно!? Но… в самом ли деле понятно!?
Всё так же зажатый в крепчайший замок Антуан медленно опустился в кресло. Он держал себя так крепко, словно это было единственным способом выжить. Выжить… Внутреннее Я юноши зацепилось за это слово и страшно удивилось. Да, пусть большая часть его естества сейчас была страшно перепугана, но ещё оставалась другая, меньшая, которая даже сейчас умудрилась сохранить себя в роли стороннего наблюдателя, и теперь она с несколько циничным любопытством естествоиспытателя следила за тем, что творится с его телом. «С ума сойти! Оказывается, я умею так сильно бояться! Бояться чего? Не я ли несколько минут назад рассуждал о смерти? Даже назвал Рунд могилой! Пустослов ты, Антуан! Грош тебе цена! Вот твоя истинная суть! Трус!» – молодой граф резко разжал руки и…
Но нет, не случилось никакого «и». Он ещё не был готов выглянуть из своей норки. Вдруг освобожденная грудь содрогнулась в судорожном вдохе и… руки снова сцепились в крепчайший замок. Сейчас можно выжить только так.
А тем временем внутренний наблюдатель продолжал развлекаться: «Вот это да, Антуан! С ума сойти! Сколько раз ты заглядывал в лицо смерти, но… Испытывал ли ты когда-нибудь вот такой ужас? Отец! Это ты так сильно боишься его!?! Правда?! Ведь это он, твой кумир, едва ли достижимый идеал!.. Он ни разу не поднял на тебя руку. А повышал ли он на тебя голос? Так что же происходит сейчас?!» «А сейчас он даже разговаривать со мной не станет!!!» – мысленно закричал сам себе в лицо Антуан.
И руки, скрещённые в замке, сжались ещё крепче.
«Три недели? Да, мы расстались какие-то три недели назад, а теперь я… я…» – нет, даже этот «наблюдатель» дрогнул и не решился озвучить причину… «Почему отец оказался здесь!?! Разве он не должен быть на пути в Испайру?!! Ведь они были так уверены в его отъезде! Как же это!?! Испайра…»
И перед внутренним взором молодого графа тут же возник образ Марианны, лучезарной испайронской красавицы, только вот взгляд её был нестерпимо горьким. В нём одновременно отражалось и удивление, и презрение, и страшной силы гнев, а ещё страх, или скорее ужас, мол на человека ли она вообще смотрит!? И этот её взгляд, словно раскалённая игла, вонзился в самое сердце юноши, отозвался в нем новой такой острой болью, что, оно, казалось, не выдержало, остановилось, а вместе с ним замер и весь мир. Антуан словно провалился в небытие, превратился в камень…, да, мрачное надгробие самому себе, всем своим мечтам, всему тому, что делает человека человеком. Осталась только страшная душевная боль, настолько нестерпимая, что сознание Антуана просто отказалось иметь с ней дело, отключилось, погрузило своего непутевого господина в омут тупого безвременья…
Из этого оцепенения его вывел резкий хлопок двери, раздавшийся где-то в коридоре, звук, подобный выстрелу. Потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это за комната, что предшествовало этому пробуждению. «Отец?!! Он здесь!?!» – от этой мысли сразу же стало трудно дышать, а всё тело охватил жар. «Он где-то здесь! Рядом?!! Стоп!!! Когда именно я увидел его!?» – взгляд юноши метнулся к безмолвной двери. Заперта. Он по-прежнему один в комнате. «А, может быть, это мне только показалось!?»
И желание найти ответ на этот вопрос вернуло Антуану силы двигаться. Он встал, подошёл к зеркалу, но в отражении встретил совершенно незнакомого человека: круги под глазами, взлохмаченные волосы, взгляд… да, затравленной собаки. "Я?! Оказывается, я не представлял себя с такой щетиной…" Какое-то время Антуан прислушивался к себе, к своему отношению к этому чужаку. Трудно сказать, что именно он хотел услышать, увидеть, найти. Кто знает, на что он надеялся, пустившись в эти поиски, но так вышло, что уже очень скоро этот, в зеркале, начал криво усмехаться, а потом и вовсе расхохотался, и случись кому-нибудь за дверью прислушаться, он наверняка решил бы, что в этой комнате кто-то рыдает на взрыв.
Где-то в коридоре снова раздался хлопок дверью, и снова это подействовало на Антуана отрезвляюще. Он умолк, тяжело вздохнул и… взялся за дело. Пока умывался, брился, переодевался, в голове гудела только одна мысль – на покойников надевают чистое! Это и стало тем единственным источником силы, что позволила ему привести себя в порядок, в последний раз…
Итак, он готов. Но согласно ли с этим зеркало? Да, теперь этот господин в отражении похож на дворянина, даже можно согласиться с тем, что ему двадцать лет от роду. Чёрная сорочка и темно-каштановые чуть вьющиеся волосы каким-то чудом скрыли зеленоватую бледность лица. Да, так много лучше. И Антуан развернулся к двери, словно всё это время граф, его отец, стоял по ту её сторону и ожидал приглашения войти. Но нет, дверь неподвижна, ни малейшего скрипа половиц в коридоре.
И Антуан снова задался вопросом, а как давно он видел отца, подходящим к гостинице? Почему его до сих пор нет? И никто не явился передать его приказ спуститься вниз!! Может ли быть такое, что отец не знает, что он, Антуан, здесь? «Нет! Хотя?.. Почему нет? Надо просто это выяснить!..» – и тут же по спине пробежали предательские мурашки, сильно похожие на судорогу, но Антуан нашёл силы совладать с этим новым проявлением страха. Прятаться более равносильно быть заживо погребённым. Раз ЭТОГО не миновать, так лучше покончить как можно скорее, просто отсечь. А там, по ту сторону этой грани, чтобы там ни было… пустота? темнота? В любом случае, там его ожидает конец этих душевных терзаний! Покой, пусть и мертвецки темный, но покой. Так тому и быть. И молодой граф ринулся навстречу неизбежному концу этих мук – распахнул дверь и едва ли не бегом направился к лестнице, ведущей вниз, в общий зал гостиницы «Золотой рог».
Здесь царило какое-то сонное умиротворение, и потому появление разгоряченного Антуана стало подобным урагану, взгляды всех, и гостей, и прислуги, сразу же обратились к нему. А он сам… Нет, он ещё не был готов вглядываться в эти лица. Да и зачем? Статную фигуру отца он бы заметил сразу. А раз это не случилось, значит… его здесь нет. Но…
«Тогда, где же он!?!» – мысленно взвыл юноша, и тут же его взгляд упёрся в Проспэра Бовэ, хозяина гостиницы, который уже спешил к нему навстречу, излучая такое радушие, словно он всю жизнь мечтал только о том, чтобы увидеть этого знатного гостя:
– Ваше Сиятельство! Как я рад! Как я рад!.. Изволите отобедать!?
– Обедать? – Антуан не сразу понял смысл обращённого к нему вопроса. «Не о том ты говоришь, милейший!» – вздохнул юноша, но задать свой такой острый вопрос не решился.
«Если отец здесь, то кто-то из наших слуг тоже может быть сейчас в этом зале…» – так рассудил Антуан и, собрав всю волю в кулак, заставил себя вглядеться в лица сидящих за столами гостей. Многие из них уже успели утратить к нему интерес, вернули внимание к благоухающим яствам, подаваемым здесь на обед. Пожалуй, только четверо продолжали с мрачным любопытством рассматривать молодого графа – это были гвардейцы барона Парадесса. Под этими их взглядами Антуана передёрнуло от отвращения. «Гадкие испайронские морды!» – мелькнуло в его голове, – «Видать, барон подбирает слуг под стать своей уродливой физиономии… Да чёрт с ними! Отец… Всё-таки его здесь нет!» На этот раз это открытие подарило Антуану странное облегчение, ведь это пусть и малая, но отсрочка. Отсрочка… Но нет! Он спустился сюда в поисках ответа и… да, спасения от этих адских душевных мук. А потому молодой граф снова развернулся к хозяину:
– Сюда ведь заходил граф де Лаган, верно? Ты знаешь, где он сейчас?
– Его Сиятельство изволили уйти, – и хозяин гостиницы тут же загрустил, ведь он ещё не успел смириться с тем, что упустил такого важного гостя.
– Ушёл!? Как?! Когда?! – к такому повороту Антуан оказался не готов.
– Ну… – растерянный взгляд хозяина метнулся к часам, но они отказали в помощи, ведь бедолаге не пришло в голову заметить время появления здесь графа де Лаган. Что ж, хозяин не стал лукавить, – Я точно не знаю… Недавно. Встретился с бароном Парадессом и ушёл.
– С бароном?! – и снова Антуан не поверил свои ушам, – Они встретились?!! И… граф просто ушёл?
– Да, – хозяин совершено не понимал, что особенного находит Антуан в этом событии, – Я могу вам чем-нибудь помочь?
Но молодой граф уже не слушал его. «Отец встретился, поговорил с бароном, а для меня у него времени не нашлось!? Что это если не… отречение!?!» – от такого открытия юношу бросило в жар. Барона Парадесса, одного из злейших врагов Лаганов, отец удостоил вниманием, а вот своего сына проигнорировал?! «Как же теперь быть!? Искать его самому? Но где?! Или… просто ждать?.. Здесь?..» – ответ ускользал. Какое-то время рассеянный взгляд Антуана блуждал по обеденному залу, и вдруг словно обжегся. В дальнем углу, в тени глубоко оконного проёма, он наконец-то увидел Пита, праиэра герцога Бетенгтона. Узнал и обмер. Взгляд прищуренных глаз блондина брианца был острым и обжигающе холодным. «Как я не заметил его прежде?!» – изумился молодой граф, – «Неужели герцог тоже здесь?! Да нет же, не может быть!!! Этот гад создал бы здесь очень много шума!.. Да и чёрт с ним! Сейчас главное отец!!! Так, где же он?!?»
Хозяин гостиницы уже успел отвлечься на какие-то свои дела, даже отвернулся, но раз уж он был единственным человеком, кто мог бы помочь найти решение, Антуан снова вспомнил о нём, и даже схватил за плечо, чем заставил того вздрогнуть всем телом, то ли от неожиданности, то ли от испуга, ведь не каждый день его касаются знатные аристократы. Да уж, это дело неслыханное, скорее сулящее беду, чем удачу – рассудив так, хозяин даже присел и неловко согнулся, что, возможно, должно было бы быть поклоном:
– Ваше Сиятельство! Чем могу служить? Вы только скажите!
– Я хочу знать, милейший, граф де Лаган ничего мне не оставил? Никакого сообщения?
– Нет, ничего.
– Ничего… Знает ли он вообще, что я здесь?.. – выдохнул бледный Антуан. Этот вопрос был обращен к небесам, или скорее к бездонной пустоте пропасти, что снова разверзлась перед внутренним взором молодого графа. Но Проспэр Бовэ смотрел на мир много проще, он решил, что вопрос обращён к нему, и поспешил ответить:
– Да, конечно, Ваше Сиятельство, он знает! Сразу при появлении здесь он спросил именами постояльцев. Ваше имя он сам назвал, и я даже указал ему, где находится ваша комната.
– НО… Тогда как же это?..
Антуан застыл, словно громом пораженный. «Всё-таки получается так, что… Да, он не захотел меня видеть!» – эта мысль обожгла сознание молодого человека, словно ему вынесли смертный приговор. Ответ получен. Жизнь закончилась…
Такое поведение молодого графа, его нездоровая бледность совсем смутила хозяина гостиницы. Он сделал осторожный шаг в сторону, ещё и, наконец, уверовав в то, что благородный гость больше его не замечает, счёл за благо отойти в сторону. А Антуан так и остался стоять прямо посреди обеденного зала, ничего и никого не видя и не слыша.
– Куда прёшь, окаянный! – вдруг заорал хозяин.
Этот крик вывел Антуана из оцепенения, заставил развернуться и тем лишил его последней возможности увернуться от удара тележкой, доверху загруженной вязанками дров. Прислужник, толкавший эту тележку, успел заметить благородного гостя только в самый последний момент, так что удар получился так себе, и не удар вовсе, а слабый тычок. Но так толкнуть знатного вельможу?! Бедолага так и оцепенел, замер в ожидании справедливого наказания, как замер и хозяин гостиницы. Оба уставились на молодого графа, но к их великому удивление, тот лишь окинул себя равнодушным взглядом, убедился в том, что одежда его не пострадала, и уже хотел было уйти, как хозяин не выдержал:
– Ваше Сиятельство! Я так сожалею! Так сожалею! Поверьте, я лично накажу этого…
Антуан болезненно сморщился и так глянул на громогласного Проспэра Бовэ, что тот мгновенно умолк.
– Хочешь угодить? – всё-таки произнес молодой граф, – Тогда просто помолчи.
Хозяин рьяно закивал и низко поклонился, при этом умудряясь жестами ещё и отдавать нерадивому прислужнику указания, мол иди куда шёл. Эта пусть теперь и безмолвная суета и правда страшно утомляла, даже раздражала, потому Антуан отвернулся от этих двоих. Но куда идти? Что теперь делать? В поисках ответа на эти мрачные вопросы взгляд юноши снова скользнул по лицам гостей гостиницы и снова встретился со взглядом Пита. Тот наблюдал за ним с таким откровенным интересом, словно сидел в первом ряду на театральном представлении. А теперь его тонких губ даже коснулась тень усмешки. Оказывается, что это всегда такое нарочито бесстрастное лицо способно отражать мысли своего обладателя. Или этот праиэр просто позволил себе расслабиться в отсутствии герцога Бетенгтона? Да, определенно, на этом лице отразилось откровенное презрение.
И Антуан тут же вспыхнул от возмущения. Разве ж возможно стерпеть такую беспардонную наглость?! «Прихвостень герцога Бетенгтона! Я укажу тебе на твое место!!!» – и молодой граф двинулся к врагу, но… этого его порыва хватило только на пару другую шагов. «Тебя так задевает презрение этого хама?» – снова подал голос «внутренний наблюдатель» Антуана, – «Сейчас скажешь, что ты этого не заслуживаешь? А если нет, то, чего именно ты хочешь от него? Ах, да, его косой взгляд задел твою честь… Ты имеешь в виду честь семьи Лаганов, верно? А ты уверен, что всё ещё остаешься членом этой семьи?» Ответ ускользал. Антуан так и остановился в трех четырех футах от стола Пита.
– Что? Страшно? – вдруг поинтересовался брианец на чистейшем фрагийском.
Взгляд молодого графа снова прояснился: «Этот пёс обращается ко мне?! Что он сказал? Ах да…Ну ты и хам!!!» О, как же захотелось плюнуть в лицо этому блондину, или лучше двинуть кулаком в челюсть, но Антуан сдержался, вместо этого зло усмехнулся:
– Страшно? Это мне тебя что ли бояться?!
Но ни приближение молодого графа, ни это обращение ничуть не тронуло наглого брианца. Напротив, теперь он даже позволил себе с выражением ещё большего презрения демонстративно смерить Антуана с ног до головы и обратно, и тот едва не взорвался:
– Да как ты смеешь, брианский выродок?! Забыл к кому обращаешься? Герцогу следовало бы научить своего праиэра правилам приличия!..
– Я отлично знаком с правилами приличия, – дерзко перебил его Пит, не меняя позы, – Просто не вижу перед собой приличного человека. У тебя хватает смелости смотреть в глаза вздернутому на дыбе брату, а предстать перед отцом боишься?! Право, ты, Антуан, исключительная личность. У вас с Эженом и Жаном одно лицо на троих, а вот душа… Его Светлость герцог Бетенгтон так надеялся увидеть такой вот страх в глазах твоих братьев. Напрасно он поспешил уехать. Сейчас бы его мечта сбылась. Лаган, трясущийся от ужаса, во плоти! Шедевральная картина. Что, я не прав? Ведь, это страх. От тебя прямо-таки разит страхом!
И… Антуан снова себя удивил. Каким-то чудом эта тирада брианца не вызвала нового приступа гнева. Нет, он даже не попытался возразить, или наказать зарвавшегося праиэра. Что есть, то есть… Какой смысл спорить?..
Только заметив, как при этих словах побледнел Антуан, Пит, наконец, сменил позу и выражение лица. Он стал совершенно серьезным, точнее страшно злым, медленно поднялся из-за стола, медленно подошёл ближе и, перейдя на вкрадчивый шёпот, зашипел:
– Выродок здесь именно ты, парень! Так знай же, Его Светлость приказал мне стать твоей тенью, и денно и нощно служить напоминанием о том, что ты натворил в этом городе.
Ошеломленный Антуан с ужасом отпрянул. Только увеличив разделяющее их расстояние, он снова обрёл способность дышать. «Лучшая защита – это нападение!» – таков был давно усвоенный Антуаном сценарий действий на такой случай. Вот и сейчас он даже нашёл силы усмехнуться:
– Скажи уж прямо, герцог прогнал тебя, и ты решил найти себе нового господина?
И вот снова, губы Пита презрительно скривились, глаза чуть сощурились и стали пронзительно холодными, а когда он заговорил в его голосе заскрежетала такая злость, что если бы слова могли рассекать плоть, они бы точно располосовали Антуана до костей:
– Смысл моей жизни в прилежном служении Его Светлости герцогу Бетенгтону. И у меня от него чёткий приказ – поступить к тебе, мерзавцу, на содержание и докладывать ему о каждом твоём шаге. Так что да, я теперь стану твоей тенью, но давай сразу проясним, ты не достоин чести быть мне господином.
От такой наглости брианца в первый момент у Антуана даже перехватило дыхание. Но уже в следующий он выхватил шпагу и приставил её к груди врага:
– Тенью, говоришь? Да, я прямо сейчас зарежу тебя, как ядовитую змею!
Но ни один мускул на лице Пита не дрогнул, ни малейшей тени страха, только злобное презрение в глазах и складках тонких губ. Он выждал невозможно долгую паузу и, наконец, произнес:
– Так давай же. Я безоружен. Вперёд.
«Безоружен?! Вперёд?! Да за кого он меня принимает!?» – Антуан едва не задохнулся от возмущения. «Думаешь, я способен проткнуть безоружного?!! А знаешь, что… Да! Я такой! Я и не такое могу!!!» И в самом деле какая-то его часть, самая уязвленная и растерзанная, всерьез возжелала смерти… своей и своего врага. Рука, держащая шпагу, начала дрожать, что заставило задрожать и кончик шпаги. Но то был лишь миг, или два, вряд ли больше. Похоже, на этот раз «внутренний наблюдатель» Антуана решил-таки вмешаться и сделал это привычным ему беспардонным способом – перекрыл дыхание, вызвал потемнение в глазах, а потом расслабил эти стальные объятия.
Ворвавшийся в легкие юноши воздух вызвал новый приступ головокружения, но теперь иного характера, это было, как если бы в лицо плеснули холодной водой. Рука, державшая шпагу, сама собой опустилась, Антуан даже не заметил это. Он с трудом перевёл дыхание, поднял несколько безумный взгляд, и снова увидел Пита. Тот смотрел на него с прежним выражением крайнего презрения, может быть, только к этому примешалось и некоторое удивление.
«Брианский пёс!» – снова начал распалять себя молодой граф, – «Говоришь, верен герцогу?! Так я опечалю вас обоих!» Да, эта дерзость брианца требовала наказания. Конечно, марать шпагу об него, много чести, а вот двинуть в скулу – это дело праведное, просто необходимое! Так рассудил Антуан, и кулак его левой руки уже почти пришёл в движение, но именно в этот момент в памяти всплыло лицо Эжена, – невозможно похожий на него брат-близнец стоит перед ним, Антуаном. Вокруг множество матросов, лица всех страшно заинтригованные. Ещё бы, их неугомонный товарищ оказался таким похожим на дворянина! Да, Эжен одет в ту же что и они форму, вот только он здесь пленник, его руки заломлены за спину… Он тогда так же не ожидал удара, но… Антуан издал звук, похожий на рычание раненного волка, и… отступил.
Усмешка презрения покинула лицо Пита, теперь на нём отражалось прежде всего удивление. И после некоторой заминки брианец поинтересовался:
– Почему ты так сильно боишься своего отца?!
Антуан не нашёл, что сказать в ответ, точнее даже не стал пытаться. Нельзя сказать, насколько чётко он расслышал эти слова Пита. Значение имело только одно – «Отец!..» – снова загудело в сознании юноши, и он медленно развернулся к выходной двери. Возможно, какая-то его часть вдруг допустила мысль, что грозный граф де Лаган просто стоит на пороге этого заведения и ждёт, когда же сын обратит на него внимание. Но нет. Граф просто ушёл, не пожелал встретиться со своим сыном! И да, это может означать только одно – ОТРЕЧЕНИЕ! Конец! Изгнание из семьи Лаганов! Изгнание…
Вмиг позабыв о существовании Пита, Антуан бросился в свою комнату и… уже через четверть часа он покинул гостиницу, а там и Рунд…
