Kitobni o'qish: «Три ключа»

Далеко ли близко, высоко ли низко летали птички по̀ небу, услышали они сказку да мне начирикали, а я вам расскажу…

Где-то под горой, а может возле реченьки или в самой гуще леса с тропками малохожеными стояла избёнка рубленная. А жили в ней, поживали мужик Евстафий да его жена Лукерья. Просто жили, особо не тужили ребяток малых растили – два сыночка да дочку. И все бы хорошо – закрома полны̀, хлѐба – вдоволь да пирогов излишек. Ребятки здоровые, хоть и малые да старательные – сразу видно, помощь растет в дом.

Но только вот случилось с ними такое дело… Евстафий до того въедливый был да упёртый, что ни скажи ему – враз оспорит, что ни слово – всё потешается да ёрничает в ответ. Ерохвост, одним словом. И все бы ладно – хозяин в доме, но жена у него и того пуще, такая на язык бойкая, задиристая уродилась, спасу нет. Ёра, одним словом. Вот мужик спросонья только с печки соскочит, тут же кулаком по̀ столу как вдарит, аж все стаканы на пол валятся, посуды на него не напасешься, подавай, видишь ли, ему киселя. Ну, жена тоже не лыком шита, так его отчихвостит спозаранку, отчего им на весь день заделье.

А ежели Лукерья попросит мужа дров принести из лесу или печку истопить, так и не допросится. Говорит он ей, не мужицкое это дело. А какое мужицкое? Кашу есть али на печке пятки греть? Вот она ему разгоняй и на это задаст. Ну, а если мужик по делу что молвит, и такое было, тут уже жена упрямится начинает. Евстафий ей слово, а она ему три, и он в ответ ей десять. А то и наоборот. И талдычит, что бабье дело – молчать да мужика во всем слушать, а прав, не прав – это ужо дело второстепенное. Так цельными днями спорят да артачатся друг перед другом силой мерятся, кто во что горазд. Никак не находился для них общий язык, но зато день до вечера не скучен. Вот только бы хозяйство не запустить.