Kitobni o'qish: «Добрый вечер, Тамбов!»

Наталья Меркушова

Shrift:

* * *

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателей запрещается.

* * *

Салют, Тамбов!
По фотоработам Сергея Рудакова

Город, омытый дождём

Театр, вокзал, библиотека…
Доступность этих величин
Ценна от века и до века,
И не любить их нет причин.

Театр. Построенный навеки,
Столичным не уступит он.
Хрустальный куб библиотеки
Как будто солнцем освящён.

И площадь Ленина – начало
Просторных жизненных путей.
И начинаются с вокзала
Дороги родины моей.

Нам обозначен путь небесный

Еле-еле солнышко
Светит сквозь туман,
Навалилось сонмище
Из далёких стран.

И закрыло занавес
Над землёю всей,
Но сияют заревом
Маковки церквей.

Пробуждение

А улицы уже не спят,
Но пешеходы не проснулись,
Вновь красоту знакомых улиц
Лучи светила озарят.

Они пока ещё нежны,
Лишь на высотки их хватило,
И маковки церквей так мило
Улыбкою озарены.

Огни на Цне

Уснула голубушка Цна,
На долгую зиму уснула.
Покоем и негой полна,
Не слышно моторного гула.

И уток не видно на ней.
На юг улетели, уснули?
Лишь блики ночных фонарей
Реке озорно подмигнули.

На речном трамвайчике

Прелестны речные трамвайчики,
И снова тамбовский наш волк
Предстанет надёжным товарищем,
В лилейный ведя уголок.

Ах, лилии, чудо небесное,
А может, иное, как знать,
Глядится речными невестами
Русалочьих игр благодать.

Трамвайчик уводит в забвение,
К Тамбовскому морю ведёт.
И Цны незаметно течение,
А вот и реки поворот.

Тамбовское море зовёт!

Вид на Интернациональную

Самая широкая,
Сама прямая,
Интернациональная,
Вот она какая!

К привокзальной площади
Весело стремится,
Улица центральная,
По тебе я – птицей!

Пролечу, как в сказке, я
С ветерком и шумом,
К поездам – с опаскою,
Надо мне подумать!

Если в край далёкий
В поезде поеду,
К улице широкой
Я вернусь… к обеду!

Жемчужина Тамбова

Среди зелёного массива,
Как стая белых лебедей,
Стоит Асеевский красивый
Дворец, жилище для людей.

Сейчас музеем он зовётся,
Да разве в красоте такой
Жить можно? В сердце отзовётся
Иных столетий непокой.

Рождение утра

На фоне новостроек ярких —
Церквей старинных колорит.
Пока видение неясно,
Заря лишь чуточку горит.

Но утренней зарёй рождённый
Свет золотистых облаков
Клонится к улицам бездонным,
К неслышным окликам гудков.

Силуэты в ночи

Таинственные своды храма
Ещё таинственней в ночи.
А ночь – как для картины рама,
И свет – горение свечи.

И тенью – дерево. И сказка
Как будто оживает тут.
И ночи бархатная ласка,
И снов пленительных приют.

Старинный храм, ты много видел,
Виденья и сейчас живут.
И кто тебя тогда обидел,
Они сюда уж не придут.

Сирень

Сирень Рахманинов любил.
И вот в Тамбове в самом центре
Вдали от уличной пыли
Как штрих рахманиновский ценный —

Цветёт роскошная сирень
И Мост влюблённых украшает,
Бродить тут можно целый день,
И целый день она пылает

Огнём цветущим и прекрасным,
И он – сиреневая сказка.

Белые берёзы вышли на показ

Берёзовый свет негасим,
В любую погоду прекрасен,
Со снежным сияньем сравним,
Он так же хрустален и ясен.

Тропинка ведёт за собой
В просторные светлые сени.
Берёз нескончаемый строй
Любил беззаветно Есенин.

Повисело солнышко на ветке

Уселось солнышко на ветку
Лишь на минутку, на чуть-чуть
(Такое с ним бывает редко)
И снова устремилось в путь.

Рассвет – закат, такое действо
Из года в год, из века в век.
Какое чудное соседство:
Река и солнце. Человек.

Ковыль на ветру

Не добралась ещё рука
Владыки-человека —
Осталась часть степей пока
Из векового века.

Растёт ковыль, цветёт ковыль
И стелется крылато.
То ль шёпот ветра, то ли быль,
Рассказанная ладно.

Земли коснётся «белый шёлк»,
Оставит дань потомству.
А вот и новый день пришёл —
Поборник ратоборства.

И снова косы заплетать
Примчится вольный ветер.
И степь ковыльная опять
Купается в рассвете.

Сияющие в ночи

Огни цепочкою уходят
В туманный сумрак ночи.
А двое ночью молча бродят
В тумане средоточий.

И окна светятся в ночи,
И молча тишина кричит.

Салют, Тамбов!

Салют над городом взлетает

И раскрывается цветком.

Летит к земле и опадает

Сложившим крылья мотыльком.

Гляжу, гляжу, не отрываясь,

И, потрясённая, молчу.

Ликую я и восхищаюсь.

Свободной быть, как он, хочу.

Добрый вечер, Тамбов!

Добрый вечер, Тамбов, добрый вечер!
Ты назначь мне свиданье у Цны.
Положи мне тихонько на плечи
Осторожные руки весны.

Скоро листьев вернётся громада,
А пока ты, конечно, грустишь.
Я прошу тебя, милый, не надо!
Но опять ты ночами не спишь…

Всё повторяется

Полынь

Не встречалось мне такой полыни,
Кроме милой родины моей.
В этой серебристо-лунной стыни
Солнышко купалось целый день.

А полынь-трава благоухала
Лучше всех диоровских духов.
Я её в метёлки собирала,
Но не для кормления коров.

Знают все: полынь бывает горькой,
Вот и станет горьким молоко.
А полынный запах очень стойкий,
И его не вывести легко.

…Венички полынные вязали,
Ими весь сарай увешан был.
И когда метели заметали,
Валенки от снега обметали,
Этим усмиряя снежный пыл.

И полы полынью подметали,
С нею приходило лето в дом.
Звонко угольки в печи стреляли,
И синицы пели за окном.

…Наша не была полынью злою,
Как другие виды, не была.
Ласковое мягкое раздолье
На лугах у нашего села.

…Не встречалось мне такой полыни.
Может, где ещё на свете есть…
Помню эту мягкость и доныне,
Для неё пропела эту песнь.

Границы

Есть у общения границы:
Одни доступны и близки,
А до других не дозвониться,
Не ощутить тепла руки.

Граница. Зона отчужденья.
Но всё равно растёт на ней
Трава надежды и забвенья —
Остатки нежности твоей.

Тем живёт

Да, не у каждого поэта
Душа пронзённая насквозь,
И боль за родину не спета —
Не написалось, не сбылось.

Стихов пронзительные строки
За «вечно» гибнущую Русь
Имеют вес, имеют сроки.
Судить об этом не берусь.

…Когда терять поэту неча¹
И жизни видится конец,
В стихах живёт боль человечья —
Его терзающий венец.

…Другой, своей строкой певучей,
Надежды полной, бережёт
Любви и нежности созвучье.

…Вот чем поэзия живёт.

Не угасает

Погода может быть любой:
Дожди, морозы, снегопады,
И ветра неумолчный вой,
Губительные камнепады…

Любой. Но если вдалеке
Свет маяка – окошко дома,
К нему спешу я налегке
Родной дорогою знакомой.

И что мне грозный камнепад,
И что любые перемены,
Меня, как много лет назад,
Родные обогреют стены.

…А дома моего уж нет…
Но свет его в душе сияет.
Он словно утренний рассвет,
Он никогда не угасает.

Есть

Разобрали мой дом, разобрали.
Увезли. Я узнаю едва ли,
Где, какой приютил его край?
Что теперь он? – Быть может, сарай?

Или в дым превратился в печи?
Нет, основа его – кирпичи.
Где готовились, кто их привёз?
Остаётся открытым вопрос…

Много их набралось, тех вопросов,
Нет теперь никого, и не спросишь.
Не смогу на крылечко присесть…
…Дом мой в памяти. Значит, он есть.

Закат…

Растёт малина, яблони растут,
Берёза тянет руки-ветви к дому.
А в доме свой особенный уют,
И всё-то в нём до мелочи знакомо.

Вот печка, вот полати. Вот киот,
А это главный уголок, заветный,
Там Бог глядит с неведомых высот
По-разному: и строго, и приветно.

Убранством дом ни беден, ни богат.
Но… дома нет! И сердце болью сжато…
И солнца бесконечно мудрый взгляд
Глядит на всё как будто виновато…

Запретные костры

Костры запретили, но снова соседка
Листву собирает и жжёт.
А я вспоминаю, как было нам тесно —
К костру набирался народ.

Народ – это дети, сметные-сметные,
Картошку печёную ждут.
И в сумерках звёзды костра озорные
Волшебные тайны несут

То к тёмному небу, то в детские руки.
Бескрайний волнующий мир.
А в замкнутом тенью пленительном круге —
Горячий картофельный пир.

…Костёр у соседки запрятан надёжно,
Тюрьма – жестяные бока.
Но запах горящей листвы невозможно
Запрятать. Он горек слегка…