Kitobni o'qish: «Потомкам нашим не понять, что мы когда-то пережили»

«…Клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал».

А.С. Пушкин (из письма П.Я. Чаадаеву)¹

Введение

В доме Угличского священника отца Димитрия Соколова царило радостное оживление: встречали родных, приехавших из дальних мест. Старшие – Павел Иоаннович и Мария Владимировна Добронравины – вместе с сыном Дмитрием приехали из Мологского села Станилово. Супруги Архангельские – Александр и Анна – тоже с Мологи, но из Шуморово. Алексей Добронравин – из Ростовского уезда, где служил священником в селе Архангельском, что в Гарях. Илья Добронравин, уходя на фронт, хотел повидаться и попрощаться с родными. Объятия, улыбки, расспросы…

Кто из них предложил сделать снимок на память – неизвестно. В старинном уездном городке Угличе в фотоателье А. Русяева более ста лет тому назад и была сделана общая фотография семьи, помещенная на обложке. Именно с нее начался наш родословный поиск, о результатах которого можно судить по вошедшим в книгу материалам.

Теперь, спустя пять лет поисковой работы, о людях, изображенных на фотографии, многое стало известно. Да и не только о них. По сохранившимся архивным документам удалось составить древо Добронравиных, начиная с середины XVIII века. Представителям этого рода посвящена вся вторая глава книги. В первой главе затронуты общие вопросы, касающиеся духовного сословия дореволюционной России. Род Головщиковых рассматривается в последней главе.

Фотографии, вошедшие в книгу, хранятся в фотоальбомах разных семей. Собранные под единой обложкой, они, по замыслу автора, позволят каждому из потомков увидеть родные лица, почувствовать ушедшую эпоху.

Эта работа не претендует на серьезное научное исследование. Автор имел своей целью лишь удовлетворить естественный интерес родственников-современников к истории своих предков и собрать максимально полный семейный фотоальбом. Но родословный поиск еще не закончен, и кто знает – быть может, главные генеалогические сенсации еще впереди.

Часть 1. О духовенстве

«…К священникам и монахам великую веру, и повиновение, и покорность имей и с духовной пользой им внимай. О всех затруднениях, и о душевных смущениях, и о всяких духовных винах без стеснения спрашивай их совета… К тихому обратясь пристанищу, к этим духовным наставникам, исповедуй свои согрешения и скорбь с умилением, и со слезами, и с сокрушением сердечным, они могут уврачевать тебя во всех скорбях и духовную пользу даровать. И что повелят, то исполни для Божественного исправления, ибо они слуги и молитвенники Небесного Царя, имеют дерзновение у Господа просить доброго и полезного для душ и телес наших, и оставления грехов наших, и жизни вечной для нас».

«Домострой»

Духовенство как сословие

Русские священнослужители испокон века зовутся «попами». Слово это, по свидетельству этимологических словарей, пришло в русский язык в XI веке, как обычный синоним к словам «иерей, священник». На протяжении веков отношение к слову, равно как и к человеку, которого называли попом, менялось. Так, совершенно нейтральное народное название священнослужителя позднее приобрело пренебрежительный, а порою и презрительный оттенок. Вспомним известнейшие произведения литературы XIX века «Сказка о попе и его работнике Балде» А. С. Пушкина и «Кому на Руси жить хорошо» Н. А. Некрасова. А после революции 1917 года, когда начались гонения на Церковь, слово «поп», как и его новые синонимы, вообще стало оскорбительным.

В современном русском языке данное слово имеет то же значение, что и десять веков назад, и употребляется как просторечное. Многие священнослужители наших дней утверждают, что слово это содержит в себе сокращенное по первым буквам выражение: «Пастырь Овец Православных».

Так кто же они такие – «Пастыри Овец Православных», люди духовного звания?

Сельское духовенство

Издавна территория Российской империи делилась на епархии, соответствующие губерниям. Каждая епархия состояла из благочиний (во главе с благочинными²), которые, в свою очередь, делились на церковные приходы – несколько деревень, относящихся к одной сельской церкви.

Духовенство, так же как и дворянство, считалось привилегированным сословием: оно не облагалось подушной податью, денежными повинностями, было освобождено от рекрутчины и телесных наказаний. Духовенство делилось на черное (монашествующее) и белое (приходское). Несмотря на явные привилегии, жизнь сельских приходских священнослужителей нельзя назвать легкой: чтобы прокормить свою, как правило, большую семью, они наравне со своими соседями пахали землю, заготавливали дрова и сено в свободное от выполнения прямых обязанностей время. По закону сельское духовенство должно было жить и довольствоваться добровольными приношениями народа: платами за требы³ и традиционными пожертвованиями хлебом и продуктами от прихожан. Это «мирское подаяние» было, как правило, очень невелико. Исстари существовала у простого народа поговорка: «Что не мило, то попам в кадило». Так крестьяне относились к возложенной на них государством обязанности содержать свое духовенство. А вот другая поговорка на эту же тему: «Духовным деньги достаются горлом, а народу – горбом». Священнослужители, таким образом, были во многом зависимы от доброй воли прихожан. Кроме того указами Синода 1743 и 1826 гг. духовенству запрещалось заниматься коммерческой деятельностью и любыми другими работами: «Никому из священно- и церковнослужителей торгами, подрядами, промыслами не обязываться, никакими товарами не торговать и никакими мирскими попечениями не заниматься». Конечно, прихожане сознавали, что обязаны «кормить» духовенство и давать пожертвования на церковь, но размер этих плат не был определен законодательно, что иногда и служило причиной совершенно нищенского существования сельских батюшек. Недостаток казенных средств долго не позволял на государственном уровне решить вопрос о назначении жалованья духовенству. Когда жалованье все же стало выплачиваться, размер его был слишком мал для того, чтобы раз и навсегда заменить традиционные источники дохода.

Для того, чтобы лучше представить себе «работу» сельского священника, обратимся к достоверному источнику – церковной прессе начала прошлого века. В Ярославских епархиальных ведомостях нам показалась интересной полемика, в центре которой стоял вопрос о предоставлении наград духовенству. Сравнивался труд, а равно и заслуги, городских и сельских священнослужителей. Приведем фрагмент одной статьи, посвященной этому вопросу, автор которой явно сочувствует последним:

«…Теперь взглянем в любой уголок деревенского прихода. Здесь священник исполняет те же церковные службы, что и городской, хоть не каждый день (в больших приходах ежедневно), но, во всяком случае, 3–4 раза в неделю. Не успел он придти домой после службы, как его уже приглашают с требой верст за 8-10ть, а иногда приходится совершать такие путешествия раза два в день и более. Затем, у каждого священника деревенского под боком какая-нибудь школа – земская или церковно-приходская; туда он должен поспеть своевременно. Бывает нередко, что в приходе две школы и одна из них верст за 5–6, – и там священник не должен забывать свое дело. Примем во внимание крестные ходы в деревнях летней порой. Зачастую приходится идти пешком с крестным ходом в деревню версты за 3–4, там обойти все дома и поля кругом деревни и – таким же способом – обратно, несмотря на то, что приходится брести иногда под проливным дождем, под грозой и по грязной дороге. Нечего и говорить уже про пасхальные ходы по деревням… А о ремонте сельского храма кто должен позаботиться и изыскать средства, как не священник, и каким путем? По большей части – путем горькой просьбы у богатых людей, сопряженной с унижением сана священства, – путем раболепства и ласкательства⁴». (Заметим в скобках, что в отличие от деревни, в городских храмах старосты из мирян были людьми состоятельными и обычно решали денежные вопросы самостоятельно, не обременяя священников).

Как становились священниками

Во времена массовой постройки храмов и монастырей на русской земле первые священнослужители избирались из своей же сельской общины. Требования к ним предъявлялись примерно такие: хороший голос, грамотность, знание богослужебных текстов, трезвая жизнь и уважение сельчан. Шло время, и эта должность становилась почти полностью наследственной. Как правило, после смерти священника кто-то из его родственников (сын, зять, племянник) подавал прошение о назначении или переводе на вакантное место. В начале – середине XVIII века во многих сельских храмах был, как сказали бы теперь, «семейный подряд»: ближайшие родственники занимали должности священника, диакона, дьячка и пономаря. В клировой ведомости⁵ была обязательна графа о родстве среди причта (ценнейший генеалогический источник!), где можно встретить записи такого рода: «священнику племянник двоюродный в пятой степени одного сродства; дьячку шурин родной во второй степени одного сродства». Одним словом, родня!

Спустя столетие ситуация коренным образом изменилась: родство среди причта одной церкви уже не приветствовалось.

За редким исключением сыновья продолжали дело отцов, старавшихся дать всем своим детям духовное образование. Учитывая, что семьи были многодетными, обучение платным, а доход сельского духовенства невысоким, родителям приходилось нелегко.

Система духовного образования в стране была сформирована следующим образом: духовные уездные училища, затем семинария, затем академия.

В духовное училище принимались уже грамотные мальчики в подготовительный класс. Курс обучения был рассчитан на 4 (6) лет, а по окончании четвертого класса учащиеся либо переводились в семинарию, либо увольнялись – в зависимости от успеваемости или от материального положения семьи. Надо заметить, что в духовных учебных заведениях всегда существовало некоторое количество мест, оплачиваемых из средств епархии и добровольных пожертвований, для сирот и детей «многосемейных⁶ и бедных» родителей. Но количество прошений на такие места всегда превышало возможности.

К вопросу успеваемости отношение было исключительно серьезным: в журнале «Ярославские епархиальные ведомости», в частности, ежегодно публиковались поименные списки воспитанников всех епархиальных духовных училищ и Ярославской семинарии после экзаменационных испытаний с указанием о переводе в следующий класс, увольнении, оставлении на повторительный курс или переэкзаменовке.

Лучшие выпускники семинарий, учившиеся по первому разряду и удостоенные звания «студент», продолжали свое образование в духовной академии. Остальные, закончившие не столь блестяще, часто в течение нескольких лет после выпуска служили учителями в сельских школах или причетниками в церкви в ожидании назначения. Рукополагались (возводились в сан) только после венчания. Некоторые священники в зависимости от обстоятельств многократно меняли за свою жизнь места служения, другие – окормляли свой приход бессменно до самой смерти.

Для девиц духовного звания существовали специальные училища⁷, выпускницы которых получали диплом, позволявший им работать учителями. Обучались они закону Божьему, чтению на русском и славянском языках, письму, арифметике, русской грамматике, русской истории и географии, рукоделиям, церковному пению, ведению домашнего хозяйства, уходу за больными, педагогике.

В семье священнослужителя важная роль отводилась женщине – верной помощнице мужа, предназначенной быть ему опорой, детям – мудрой воспитательницей и первой учительницей, хорошей хозяйкой в доме. Жизнь такой семьи всегда была на виду, и традиционно народ хотел видеть в ней образец праведной жизни. Конечно, не всем духовным лицам удавалось стать примером для своих прихожан. Но к гордости потомков – представители династий, о которых речь пойдет на этих страницах, ничем не запятнали свое честное имя и звание.

Часть 2. Добронравины

К вопросу о фамилии

Фамилия – наследственное родовое имя, указывающее на принадлежность человека к одному роду, ведущему начало от общего предка, или к одной семье.

Как известно, в России формирование фамилий происходило позднее, чем в Европе, и растянулось на несколько столетий. Первые фамилии, принадлежавшие гражданам Великого Новгорода, историки находили в древнерусских документах, относящихся к XIV–XV векам. Сначала князья и бояре получили родовые имена, за ними – дворяне. В XVIII–XIX вв. стали распространяться фамилии у служащих людей и у богатого купечества.

Самая многочисленная часть русского населения – крестьянство – не имело юридически закрепленных фамилий до XIX века, а некоторые представители крестьян получили фамилии только после Октябрьской революции в связи с паспортизацией.

Духовенство массово «обзаводится» фамилиями в конце XVIII в. Происходит это по-разному. Иногда отец, отправляя на учебу отпрыска, подбирает ему фамилию на свой вкус. Вот как это описывал в своих воспоминаниях известный протоиерей Е. Е. Голубинский⁸: «Когда мне исполнилось семь лет, отец начал помышлять о том, чтобы отвести меня в училище. Первым вопросом для него при этом было, какую дать мне фамилию. В то время фамилии у духовенства еще не были обязательно наследственными. Отец носил такую фамилию, а сыну мог дать, какую хотел, другую, а если имел несколько сыновей, то каждому свою особую (костромской архиерей Платон прозывался Фивейским, а братья его – один Казанским, другой Боголюбским, третий Невским). Дедушка, отцов отец, прозывался Беляевым, а отцу, в честь какого-то своего хорошего знакомого, представлявшего из себя маленькую знаменитость, дал фамилию Пескова. Но отцу фамилия Песков не нравилась (подозреваю потому, что, учившись в училище и семинарии очень не бойко, он слыхал от учителей комплимент, что у тебя-де, брат, голова набита песком), и он хотел дать мне новую фамилию, и именно – фамилию какого-нибудь знаменитого в духовном мире человека. Бывало, зимним вечером ляжем с отцом на печь сумерничать, и он начнет перебирать: Голубинский, Делицын (который был известен как цензор духовных книг), Терновский (разумел отец знаменитого в свое время законоучителя Московского университета, доктора богословия, единственного после митрополита Филарета), Павский, Сахаров (разумел отец нашего костромича и своего сверстника Евгения Сахарова, бывшего ректором Московской Духовной Академии и скончавшегося в сане епископа Симбирского…), заканчивая свое перечисление вопросом ко мне: «Какая фамилия тебе более нравится?» После долгого раздумывания отец остановился наконец на фамилии «Голубинский»».⁹

В те времена священнослужителей в своем приходе обычно именовали «отец Александр», «отец Василий», «батюшка» или «поп Иван», при этом никакой фамилии не подразумевалось – и так было понятно. Их дети, если возникала необходимость, часто получали фамилию Попов.

Со временем довольно распространенным становится такой способ приобретения фамилии: «В духовную семинарию (…) перед выпуском приезжал епархиальный архиерей и раздавал фамилии по своему усмотрению, чаще всего – по названию церкви, в которой служил отец семинариста» (Ю. А. Федосюк «Русские фамилии»¹⁰). Вот откуда очевидно происходят имеющиеся в нашем древе фамилии Архангельские, Владимирские, Воскресенские, Казанские: церковь Архангела Михаила, Воскресения Христова, церковь Владимирской (Казанской) иконы Божьей Матери. Фамилию Державины также хочется связать с Державной иконой Божьей Матери, но, как известно, эта икона была чудесным образом обнаружена в год отречения от престола последнего русского императора – Николая II (1917 г.), т. е. дать название церкви в XIX веке никак не могла.

Кстати, имеющаяся в нашем древе фамилия Державин, часто встречалась у духовенства. В родословной дворян Державиных, из коих происходил известный поэт Гаврила Романович Державин, сказано, что их род ведет начало от некоего Алексея по прозвищу «Держава» (значения этого слова: крепость, сила, прочность). Известен факт (он описан, в частности, в книге И. М. Ганжиной «Словарь современных русских фамилий»¹¹), когда поэт узнал о существовании однофамильца – священника И. С. Державина и написал стихотворение «Привратнику»¹² (1808), где, уязвленный, указывает на разницу в происхождении фамилий:

 
Державин род с потопа влекся;
Он в семинарьи им нарекся…
(…)
И словом, он со мной не сходен
Ни видом, ростом, ни лицом;
Душой, быть может, благороден,
Но гербом не Державин он!
 

На это священник И. С. Державин достойно ответил:

 
Учась в российском институте,
Сие я имя заслужил.¹³
 

* * *

У духовенства очень распространены были фамилии, искусственно образованные от различных слов русского, церковно-славянского, латинского, греческого и других языков.

«Добронравин» – типично «семинарская», искусственная фамилия, составленная из двух основ. По семейной легенде она была дана как раз в духовной семинарии, даже не дана – дарована! Подобные ей фамилии (Добролюбов, Любомудров и др.) присваивались с целью выделить поведение и моральные качества их носителей: «лучшим ученикам для поощрения и примера другим»¹⁴.

География фамилии охватывает практически всю Ярославскую губернию: Романов, Пошехонье, Данилов, Любим, Рыбинск, Ростов. В процессе работы с архивными материалами был обнаружен другой род Добронравиных – однофамильцы, жители города Ярославля и Санкт-Петербурга.

Кто «первый»?

Закономерен вопрос: кто же тот первый Добронравин, кому была дарована эта фамилия?

В «Ведомости о состоянии церквей Пошехонского уезда за 1822 год»¹⁵ найдено самое раннее упоминание фамилии нашего предка: «Диакон Прохор Николаев … прозывается Добронравин». Однако в других документах его же называют «Раменским» или, как часто было принято, без фамилии вообще. Речь идет об одном и том же человеке, почему же фамилии разные? Попробуем разобраться.

В Ярославской губернии было несколько населенных пунктов с названием Раменье¹⁶, Раменское. Мы предположили, что человек, родившийся в одном из них, имел полное право именоваться Раменским. В ходе дальнейшего поиска, который привел нас к церковным документам села Раменье Романовской округи Ярославского наместничества, наши ожидания подтвердились. Оказалось, что это село стало родовым гнездом нескольких поколений Раменских – предков Добронравиных, а церковь этого села – местом их служения в течение не менее шести десятков лет (середина XVIII – начало XIX веков). Более ранние документы в Ярославском архиве, к сожалению, не сохранились.

Раменские

Историю рода Раменских мы начнем с дедушки вышеназванного Прохора Николаева – Галактиона Тихонова (непривычна для нас форма употребления отчества: Тихонов = Тихонов сын = Тихонович). К сожалению, сведений о родителях Галактиона не сохранилось. Известно, что в 1745 году Галактион уже был священником Раменской церкви.

Первоначально деревянную, церковь эту возвели в XVII веке. Назвали ее «в ознаменование святого Николая Чудотворца»¹⁷. Церковь была маленькая, в один придел, но «утварью довольна». То ли от частых в ту пору пожаров, то ли от ветхости деревянный храм со временем разрушился, и на его месте в 1804 г. выстроили на средства прихожан новую каменную пятиглавую трех-престольную церковь с ярусной колокольней – во имя Казанской Божьей Матери и Святого Пророка Илии. Один из приделов ее был освящен в честь Николая Чудотворца, в память о прежнем строении. Пережив очередной пожар, церковь была вновь отстроена в 1836 г. на средства рыбинского купца К. П. Эльтекова. В 1932 г. советские власти церковь закрыли, помещение стали использовать под зернохранилище. Вскоре изгородь вокруг церкви и приходского кладбища была снесена, и колхозному стаду коров уже ничто не мешало топтать могилы предков сельчан. В 1958 году колокольню взорвали, стены храма частично разобрали на кирпич. Сейчас останки церкви представляют собой жалкое зрелище.

На внутренней поверхности стен еще местами сохранились едва угадываемые росписи, поверх которых видны свидетельства другой ушедшей эпохи – советской – надписи вроде: «Граждане РСФСР имеют право на труд».

Церковь села Раменское

Фотография Кельпе Г.К. (г. Москва) 2010 г.

Ничто не напоминает о находившемся рядом кладбище, никаких следов могил. А ведь в этой земле были похоронены и наши предки. Местные старушки вспоминают, что когда к «церковной старостихе» пришли уполномоченные требовать ключи, она безропотно отдала, хотя и знала, что церковь собираются «зорить». В соседнем селе староста отказалась отдать ключи и категорично заявила: «Только через мой труп!», ее и убили – зверски зарубили топором. Однако церковь – такой ценой! – избежала разрушения, в ней и сейчас проходят службы.

* * *

Вернемся к священнику Галактиону. Мало осталось о нем сведений, известно, что был он женат, а его супругу звали Ирина Васильева (родилась примерно в 1710–1711 г.). Рискнем сделать предположение, что Ирина была дочерью предыдущего Раменского священника Василия Михайлова. По данным переписной книги Романовского уезда за 1710 г.: «… Васильевского стана церкви Николая Чудотворца, что в Рамене, деревянная, а у той церкви служитель во дворе поп Михайло Иванов штидесят лет, попадья Афимья Никитина штидесят лет, у него дети сын Василий сорока пяти, у Василия жена Василиса Иванова сорока пяти, у Василия дочь Федосья семи недель…»¹⁸. Возможно, старший сын Михайлы – Василий стал священником после смерти отца, а через год у него родилась дочь Ирина, ставшая женой Галактиона. Это только предположения, сделанные на основе многих и многих изученных архивных материалов. Невозможно подтвердить или опровергнуть их: не сохранились документы такого древнего периода.

Троих детей родила Ирина Васильевна: сыновей Николая и Ивана и дочь Пелагею. В церкви села Раменье Галактион Тихонов служил несколько десятков лет до своей смерти (около 1766–1768 гг.). На смену ему пришел старший сын.

Схема 1