Kitobni o'qish: «Госпожа частный сыщик»

Пролог. Наконец-то я старая дева!

– У вас, барышня, ус отклеился, –  с невыразимо-скорбным вздохом сообщила Нэн.

Я поспешно обернулась к зеркалу. Да чтоб его!

– А так? –  подклеив проклятый ус, я покрутилась. –  Как я тебе?

Нэн вздохнула еще жалобнее.

– Срамота-то какая, барышня! У вас же все видно!

– Что видно? –  я, нахмурившись, еще раз окинула себя взглядом. Да вроде прикрыто все. Вполне приличные штаны. Жилет я нарочно выбрала свободный, из жесткой ткани, чтобы скрадывал лишние изгибы.

– Все! –  категорично объявила моя бесценная нянюшка. –  И зад, и перед, и откель ноги растут! Срамота одна!

– Гхм… мужчины вообще-то так и ходят. Прямо с задом и передом!

– Пфф! –  Нэн пренебрежительно махнула рукой. –  Мужчины! Да кому они нужны-то?

– А я? –  я философски пожала плечами, и нянюшка снова вздохнула. А я широко улыбнулась. Ну в самом деле –  это же прекрасно! –  Я старая дева! Никому больше нет дела до меня!

Свой двадцать пятый день рождения я отмечала в компании Нэн и призраков. Больше никто не стал меня поздравлять. Считается, что для незамужней девушки это –  конец всем надеждам. Ха! Да это мой первый настоящий праздник за много лет –  я наконец-то официально старая дева! Больше никаких ужинов с дядей Вильгемом, никаких знакомств с женихами и чаепитий в женских клубах. Ни-че-го!

Никому нет дела до того, чем занимается старая дева, куда она ходит и как одевается. И это восхитительно!

Хотя, конечно, если бы кто-то узнал, что я примеряю мужскую одежду, все равно вышел бы скандал.

– На самом деле вполне неплохо, –  бесстрастный голос над самым ухом в первую секунду, как обычно, заставил слегка вздрогнуть. Старомодно одетый высокий сухощавый джентльмен с седыми бакенбардами и тростью в руках стоял за моим плечом.

К появлениям и исчезновениям дядюшки Рэндафа привыкнуть невозможно. Большинство призраков предпочитают эффектно выплывать из стены или сплетаться из дымных клубов прямо перед тобой. И только мой родственник каждый раз просто возникает у меня за спиной и будто продолжает только что прерванный разговор. Иногда я думаю, что он таким образом развлекается –  в конце концов, не так уж и много у него для этого возможностей.

– Я бы посоветовал подумать о коже –  она слишком нежная даже для мальчишки. Постарайся двигаться менее плавно. Шагай шире! И, разумеется, голос. Голос никуда не годится.

Я кивнула, ничуть не обидевшись. Если старый призрак что-то говорит –  к его советам всегда стоит прислушаться.

Вообще-то дядя Рэндаф мне никакой не дядя –  он приходился дальним родственником одному из моих предков, служил в его доме дворецким и был истинным джентльменом в услужении… а сейчас –  просто моим старым другом. Это я когда-то в детстве называла его “дядей”. А как было бы здорово, будь он жив и будь именно он моим опекуном! Все могло бы сложиться по-другому… впрочем, что теперь жалеть. Я предпочитаю действовать в тех обстоятельствах, что имеются, а не рыдать о несбыточном.

А имеется у меня –  дядюшка Вильгем, благодаря которому от моего наследства почти ничего не осталось; письмо от настоятельницы Саомского монастыря Пресвятой Лизарии; билет на мое имя –  до этого самого монастыря; документы на дом в Доревилле и… чужая именная карта с потертым дагерротипом усатого юноши.

Совсем не так уж мало, если подумать.

Я еще раз придирчиво осмотрела себя в зеркале. Да, Рэндаф прав. Кожа… может, потереть щеки чайным настоем, чтобы ее затемнить? Будет выглядеть как загар. А голос –  не проблема вовсе. На артефакт, конечно, пришлось изрядно потратиться, а с деньгами у меня и без того негусто, но я не жалела ни о чем.

– Вот Рэндаф говорит, что я отлично выгляжу! –  сообщила я Нэн.

Та в ответ только фыркнула, и не подумав испугаться. Подумаешь, где-то рядом невидимый для нее призрак!

– Передайте этому старому похабнику, что он понятия не имеет о приличиях и о том, как должны выглядеть юные нисс!

– Передай этой необразованной селянке, что ей стоило бы выучить значение слова “маскировка”, а не заботиться о моем воспитании –  которое, к слову, получше, чем у нее! –  тут же откликнулся дядя.

Само собой, никому ничего передавать я не стала. Эти двое терпеть друг друга не могут, даже при том, что Нэн никогда не видела дядю и не слышала его голоса. Они постоянно пытаются пикироваться через меня.

Мама говорила, они цапались еще до моего рождения –  когда Нэн была только ее горничной.

Мама –  Видящая смерть, как и я. То есть… была Видящей. Хотя я по-прежнему надеюсь, что она еще где-то есть. И, возможно, даже жива.

Во всяком случае, я сделаю все, чтобы выяснить, что случилось с моими родителями на самом деле.

Даже если для этого придется носить нелепые усы и мужскую одежду.

Глава первая. Безумный план

Вообще-то план был совсем другой. С самого начала я собиралась просто сбежать по дороге к монастырю –  благо поезд на Саом идет через Доревилль. Для того и настояла, что поеду железной дорогой. Якобы до сих пор боюсь телепортов. Впрочем, дядюшка был только рад –  своим “капризом” я немало ему сэкономила. И, в общем-то, по закону никто не мог бы меня ни остановить, ни силой отправить в монастырь.

Увы, у плана были серьезные недостатки.

Рано или поздно слухи о моем возвращении дошли бы до дяди Вильгема. Все-таки в Доревилле мою семью отлично помнят. И для дяди я была бы как бельмо на глазу. Одно дело –  племянница в монастыре. Так и не оправилась от горя, бедняжка, удалилась от мира, передала обители все имущество. Это бывает. И кто там станет то имущество пересчитывать? Все вполне благопристойно. И совсем другое –  старая дева в откровенно бедственном положении, которую он не смог ни выдать замуж, ни толком обеспечить. Учитывая, что все отлично знают о моем немалом когда-то наследстве, это вызвало бы много вопросов к дядюшке и изрядно подпортило его деловую репутацию.

А репутацией своей он очень дорожит. И что предпринял бы, мне даже знать не хочется.

Точнее… на самом деле, я знаю. И именно поэтому не пыталась ничего делать до своего дня рождения. До двадцати пяти лет девушка находится под опекой семьи –  пока не перейдет под опеку мужа. И только если найти жениха к этому возрасту не удалось, она может получить полную самостоятельность –  например, возможность распоряжаться своими средствами. Ну и, само собой, считается, что выйти замуж после двадцати пяти уже практически невозможно.

Если бы только я сделала что-то, что не понравилось бы дяде –  моему опекуну, ему ничего не стоило бы объявить меня сумасшедшей.

С моим даром это совсем несложно. Свидетелей того, как я болтаю с кем-то невидимым, ругаюсь или смеюсь, найдется сколько угодно. А там можно и сдать… куда следует в таких случаях. И вот это –  уже на всю жизнь. Которая, впрочем, будет, скорее всего, недолгой. И все мое состояние все равно перешло бы к дяде как самому близкому родственнику.

Пожалуй, мне стоит быть благодарной дяде Вильгему, что он не сделал этого с самого начала. Только намекал.

На вокзал я тогда отправилась, просто чтобы посмотреть на все эти новомодные поезда. Железные дороги появились не так давно, и никто из моих знакомых еще не путешествовал таким способом. Мне просто надо было выяснить, что там с охраной и смогу ли я выйти не на той станции. А то вдруг пассажиров в этих ужасных коробках запирают.

Поезд стоял у перрона и выглядел… пожалуй, слегка пугающе. К магомобилям на улицах все успели привыкнуть за последние несколько лет. Но ни один из них не был таким огромным, не пускал таких плотных клубов фиолетового дыма и не вмещал в себя столько людей.

Я опустилась на скамейку на перроне, внимательно наблюдая за открытой дверью ближайшего вагона. Нэн, изображавшая мою компаньонку, осталась стоять неподалеку. Она все-таки предпочитала держаться от путей как можно дальше.

Ага, вон служащий в синей форме –  он проверяет билеты, но только у тех, кто желает войти. А выходят люди свободно. Замечательно!

– Кого-то встречаете? –  мужской голос заставил вздрогнуть, и я обернулась. –  О, простите, нисс, я не думал вас напугать.

Надо же, я и не обратила внимания, есть ли кто-то на этой скамейке, –  так была поглощена разглядыванием поезда.

Молодой человек с щегольскими усиками неспешно протирал очки белоснежным платком. Рядом на сиденье стоял раскрытый портфель, из которого торчали какие-то бумаги.

– Вы нисколько не напугали, –  вежливо ответила я. –  Я планирую путешествие.

– О! –  юноша водрузил наконец очки на нос. –  Это так прогрессивно! Немногие дамы отваживаются пуститься в путь поездом. Я сам, признаться, выдержал настоящий бой с матушкой, а ведь я мужчина! Но вот я здесь, в двух сотнях километров от родного города, и вот-вот отправлюсь еще дальше!

– Так вы проездом?

– Да, вышел, знаете ли, подышать свежим воздухом во время остановки.

Я покосилась на портфель. Зачем же было таскать что-то с собой в таком случае?

– О! –  кажется, мой словоохотливый собеседник был вообще склонен к патетическим восклицаниям. –  С этим портфелем я не расстаюсь никогда! В нем, видите ли, мое будущее! Я намерен сделать карьеру поверенного –  а значит, просто обязан внимательно относиться к бумагам!

Я подавила смешок. Учитывая, что портфель стоял распахнутым, а торчащий из него листок трепал ветер, молодой человек пока не такой уж блистательный поверенный.

– Так вот, матушка не желала отпускать меня в путешествие поездом. Но вот увидите –  совсем скоро это станет в порядке вещей. За железными дорогами будущее, помяните мое слово! Телепорты мало кто может себе позволить. Поезд –  куда дешевле. И при этом поездка несравненно комфортнее и быстрее конной. Я уверен…

Поезд подал гудок, заглушив очередную восторженную фразу, и я чуть поморщилась.

– Отправление через минуту! –  донесся пронзительный голос служащего в синей форме.

– Вообразите, насколько сократятся расстояния… –  воодушевленно продолжал мой собеседник.

– Простите, –  не очень вежливо перебила я. –  А разве вы не опаздываете к отправлению?

Поезд тем временем снова загудел –  и медленно-медленно пополз.

– Что? –  юноша шевельнул усами, резко повернул голову, моргнул –  и вдруг вскочил и рванул на такой скорости, будто собирался устроить с поездом соревнование и одержать в нем несомненную победу.

Служащий уже намеревался закрывать дверь, однако молодой человек с воплем подскочил, зацепился за поручень, а потом и закинул ногу на подножку.

– И даже не попрощался! –  не удержавшись, я расхохоталась вслух. Какой забавный малый! Надеюсь, можно считать эту встречу хорошим знаком.

Поезд набирал скорость, дверь за моим случайным знакомцем закрылась, а вагон проплыл мимо.

Что ж, пора, пожалуй, и мне.

Я поднялась –  и, наверное, сделала это слишком резко, потому что мои взметнувшиеся юбки опрокинули стоявший на скамье портфель. Несколько бумаг веером рассыпались, а парочка спланировала на перрон.

Ох… как же он мог забыть свой драгоценный портфель! Вот недотепа, ну надо же…

Присев, я принялась собирать бумаги. А что, если там деньги или документы? Точно, вот и именная карта, улетела под сиденье… бедолага окажется в чужом городе без нее. Надо скорее отнести портфель служащим вокзала, пусть перешлют… куда он там направлялся.

Взгляд невольно упал на карточку, которую я так и вертела в руках. С дагерротипа на меня смотрел все тот же юноша, только без очков и на несколько лет младше.

Патрик Вилкинс.

Ну надо же! Я хмыкнула. Вилкинс! Интересно, может этот молодой человек быть каким-нибудь родственником того самого Оттона Вилкинса, о чьих расследованиях постоянно пишут в “Вестнике”? Да нет, вряд ли, фамилия-то самая обычная, думаю, в королевстве полным-полно разнообразных Вилкинсов. Наверняка родственник знаменитого сыщика выглядел бы как-то… значительнее, что ли.

Вот бы мне такую фамилию! То есть –  обычную, не привлекающую слишком много внимания. А то ведь, точно знаю, стоит в Доревилле кому-то узнать меня, и весть о возвращении нисс Памелы Оллинз мгновенно станет известна буквально каждой собаке, а там и до столицы домчится. Увы –  никто не заметит, если я исчезну. Но все точно заметят, если появлюсь.

Безумный план возник в голове вспышкой. А что, если…

Я ведь могла не найти именную карту, она улетела под скамью. Просто не найти.

Разумеется, портфель нужно отдать служащим. А карта… в конце концов, ниссарду Вилкинсу достаточно прийти в полицейское управление, и ему сделают новую. Тем более что эта уже изрядно истрепалась. И дагерротип едва различим.

Никому не нужная старая дева со слишком известной фамилией действительно может просто исчезнуть где-то по дороге от столицы до Саома. Дядя вряд ли станет выяснять, хорошо ли я добралась. В монастыре шума тоже поднимать не будут –  мало ли отчего новая послушница передумала? Дело-то добровольное. Теоретически.

А на вокзале Доревилля с поезда сойдет Патрик Вилкинс, поверенный… нет. Лучше частный сыщик.

Нянюшка будет в ужасе.

А вот дядюшка Рэндаф, пожалуй, придет в восторг. Этот почтенный старик всегда был в глубине души авантюристом.

*

Нэн садиться в поезд наотрез отказалась.

Вроде бы все было решено, я даже примерила уже мужской наряд перед ней и Рэндафом, и мне, конечно, вовсе бы не помешала в дороге помощь нянюшки. Но –  попробуй-ка объясни этой упрямице, что поезд –  вовсе не чудовище, изрыгающее фиолетовый дым, а современное средство транспорта.

Дядюшка Вильгем, само собой, рассчитал Нэн еще в тот день, когда мне исполнилось 25. В монастыре, мол, мне служанка не понадобится. Хотя мог бы и не так бравировать своей прижимистостью.

И так же само собой, что никуда Нэн от меня не ушла. По большому счету, ей и идти некуда. Не так уж много ей платил мой драгоценный родственник, чтобы скопить на старость, хотя дело даже не в этом. Вся жизнь Нэн –  забота обо мне, у нее просто нет никого более близкого. Мы с ней не можем бросить друг друга.

Но вот садиться в поезд –  увольте. Она так и сказала, и я даже не стала напоминать, что няня и без того уволена.

Словом, Нэн отправится следом на дилижансе и прибудет в Доревилль через пару дней после меня. Может, это и к лучшему –  я хотя бы успею устроиться.

Так и вышло, что на поезд я садилась в сопровождении только призраков. То есть, по мнению всех вокруг, в совершеннейшем одиночестве. И никто меня, конечно, не провожал. Не считать же проводами появление на вокзале бывшего опекуна –  он просто хотел убедиться, что я точно уехала.

– Надеюсь, ты больше не доставишь мне проблем, –  коротко напутствовал он, вытирая со лба пот не слишком свежим платком.

Дядя Вильгем вообще обильно потел, как многие люди его комплекции. Приземистый и грузный, со слишком длинными руками и выпирающим брюшком, на котором пуговицы жилета туго натягивались, а ткань едва не трещала, в высоком цилиндре, будто призванном компенсировать рост своего обладателя, дорогом костюме и с щегольской тростью –  не для опоры, а для солидности, мой опекун все равно выглядел отчего-то не респектабельным джентльменом, каким хотел быть, а нуворишем-промышленником, одним из тех выскочек, кому богатство досталось слишком легко и не особенно заслуженно. То есть тем, кем и являлся, по большому счету.

Он приходился маме двоюродным кузеном, и никогда при жизни моих родителей не появлялся в нашем доме. А вот когда их не стало –  оказалось, что других родственников у меня просто нет.

Я неопределенно пожала плечами. Обниматься или устраивать сцены прощания не собирался ни один из нас.

Мальчишка-носильщик подхватил мои чемоданы, и я едва удержала наползающую на губы улыбку. Интересно, какое лицо стало бы у дядюшки, знай он, что в этих чемоданах?

Нет, в целом крамольного не так уж и много. Я решила, что полный гардероб молодого джентльмена проще будет купить на месте, так что там только одна смена одежды. Зато полная, включая шляпу и даже подштанники. Просто женские панталоны слишком топорщились бы под брюками. Мужские подштанники в чемодане старой девы –  тот еще скандал!

А еще пудра. Ни одна приличная девушка не станет пользоваться косметикой, еще чего! Все эти ухищрения –  удел кокоток и актрис. Как Нэн ворчала, когда ей пришлось покупать такое непотребство! Но я решила, что отвар чая –  это все-таки не совсем то, что надо. А вот если смешать несколько оттенков пудры для лица, можно получить восхитительно-неприятный землистый цвет. Совсем чуть-чуть такой пудры на лоб и щеки –  и получаем кожу, к которой не очень-то хочется слишком присматриваться.

Коротко кивнув дяде, я последовала за своими чемоданами. За моим плечом плыл невидимый ни для кого Рэндаф, а на самом плече сидел такой же невидимый Мурс. Идеальная компания для кого-то вроде меня.

– Прошу, нисс! –  сказал служащий поезда, распахивая передо мной дверь купе.

Купе –  это, как мне уже объяснили, такие специальные комнатушки для пассажиров первого класса. Крохотные, как оказалось! Я остановилась, с любопытством оглядываясь. Между двумя узкими диванчиками, обитыми алым бархатом, едва хватало места, чтобы повернуться. Красный же ковер под ногами оказался изрядно потерт, так что даже узор на нем был едва различим. У дальней стены под окном –  небольшой деревянный столик, на нем –  привинченная лампа, а по обе стороны от него –  короба, в один из которых уже сложили мои чемоданы. Вот и вся обстановка.

Да-а-а… если это –  первый класс, то каково же путешествовать в третьем?

– Нисс, позвольте! –  увлекшись разглядыванием, я и не заметила, как дверь купе снова распахнулась, а мимо меня не без труда протиснулся носильщик, волоча разом два здоровенных чемодана.

Это еще что такое? Я попыталась посторониться, но вместо этого совершенно неэлегантно плюхнулась на диванчик. Эти крохотные комнатушки просто не рассчитаны на то, чтобы в них могли разом находиться два человека!

– Прелестно! Ну, что вы таращитесь, милочка? На этот раз хотя бы догадались не селить в одном купе дам и джентльменов!

В купе вдвинулась дама настолько монументальных размеров, что все мои прежние размышления о вместимости этих помещений померкли. Вот для чего они точно не предназначены! То есть для кого.

Ох, это значит… то есть могли и с мужчиной поселить?! Быть не может. А ведь мне и в голову не приходило, что эти купе вообще двухместные. В самом деле, диванчиков два. Хотя ума не приложу, как эта дама на том диванчике поместится, он ей что в длину, что в ширину не по размеру. А как же… где я буду перевоплощаться? Пока строила свои планы, мне как-то и в голову не пришло, что в поезде окажется попросту негде уединиться. Да ведь здесь даже уборных нет! Со всеми дамскими нуждами следует терпеть от станции до станции.

– Ниссин Дельфина Факстон! –  трубным голосом возвестила моя новоявленная соседка, опускаясь на диванчик напротив. И почему-то впечатление, что она занимает собой все купе, от этого ничуть не уменьшилось.

На полях широкополой и довольно старомодной шляпки ниссин Факстон покачивались тряпичные цветы, а из-под нее свисали несколько тщательно завитых локонов. Зеленый жакет из плотного сукна чуть топорщился на ее плечах, а объемная юбка касалась моих коленей.

Я только теперь осознала, что сижу, вжавшись в спинку своего диванчика. Как будто от этого что-то изменится.

– Нисс… –  я прокашлялась, –  нисс Памела Оллинз.

Скрывать сейчас свое имя не было никакого смысла –  оно указано в моем билете.

– Оллинз, вот как! Уж не в Доревилль ли направляетесь, дорогуша? Давненько у нас не было слышно ни о ком из этой семьи!

Я сглотнула. Ну вот, так и думала. В моем родном провинциальном городке нашу фамилию все еще помнят.

Мама не желала переезжать в столицу. А еще считала, что ребенку лучше расти в маленьком городке. Поэтому папа каждый день ходил на службу телепортом –  благо для него это не означало баснословных расходов. Это после их исчезновения мне пришлось переехать в столичный особняк. Теперь, к слову, мне не принадлежит даже он.

– Нет, я… в монастырь.

– Вот как! Ваша компаньонка, надо полагать, едет вторым классом? Следует признать, ужасающе, что билеты для прислуги надо оплачивать отдельно!

Ниссин Факстон вздрогнула, и я ее понимала. Она-то ощутила разве что едва заметный холодок, пробежавший по шее, а вот я отлично видела, чем этот холодок был вызван.

Ниссард Муркинс, так звали моего кота. Я подобрала его слепым котенком, бедолага едва не замерз насмерть, и выкармливала теплым козьим молоком, в которое макала тряпку, чтобы он мог сосать. Увы, обморожение дало о себе знать, и Мурс не вырос большим котом, так и остался мелким и довольно болезненным.

А потом умер, прожив со мной без малого десять лет.

Животные редко становятся призраками. Неправда, что у них нет души –  я-то знаю. Просто призраками становятся лишь те, кого что-то держит –  незаконченное дело, или любовь, которую нельзя отпустить, или гнев и неисполненная месть… да мало ли причин может быть. Звери же куда более цельны, чем мы, и обычно уходят с миром своим путем. Но мой ниссард Муркинс –  особенная история. Для него я была одновременно мамой, хозяйкой и центром вселенной. Уйти он так и не смог.

Впрочем, вполне возможно, что дело даже не в нем, а во мне –  это я не отпускала его. Я была тогда еще почти ребенком, одиноким ребенком, и едва почувствовав в Мурсе тот особенный холодок, что предвещает скорую смерть, начала умолять его со мной остаться.

И он остался.

Живых питомцев я больше не пыталась заводить. Иначе в конце концов за мной бродил бы призрачный зоопарк, ведь прощаться и отпускать я, как оказалось, просто не умею.

Сейчас невесомый Мурс азартно ловил завитый локон у жесткого воротничка ниссин Факстон.

– В этих поездах всегда ужасные сквозняки! –  дама передернула плечами. –  Так отчего, говорите, вы решили удалиться от мира? Это чудовищно глупо в таком юном возрасте, должна сказать!

Я изо всех сил старалась не смотреть, как Мурс перепрыгивает с плеча на шляпку и упоенно впивается зубами в тряпичную розу. Люди обычно считают меня странной, когда я слежу глазами за чем-то невидимым.

– Исключительно докучливая особа! –  провозгласил рядом дядя Рэндаф, и я все-таки скосила глаза. Призрак сидел, закинув ногу на ногу и придерживая трость одной рукой.

Да как с ними всеми вообще пытаться выглядеть нормальной!

А главное –  как мне переодеться в мужское платье и выйти на одной станции с попутчицей так, чтобы она не заметила ни того ни другого?

*

Очень скоро я была совершенно согласна с Рэндафом: ниссин Факстон решительно невыносима.

– Вы знаете, дорогая, я обожаю читать в газетах колонку объявлений для одиноких сердец! Это так романтично. Между прочим, именно так я нашла своего второго мужа, да покоится он с миром, мой драгоценный Новард. А вы читаете газеты? В них порой пишут такую чушь! Вы видели, к примеру…

От необходимости отвечать на очередной шквал вопросов меня избавил мелодичный перезвон, раздавшийся со стороны моих чемоданов. Почтовая шкатулка!

Ох, надо было вытащить ее сразу!

Я торопливо полезла расстегивать верхний кофр. Надеюсь, шкатулку Нэн положила сверху. Все же я предупреждала ее, что жду важного письма.

Писать поверенному в Доревилле заранее я не стала, опасаясь, что, пока я под опекой, он может связаться с дядей Вильгемом, чтобы что-нибудь уточнить.

Но перед отъездом написать все же пришлось. Я ведь даже не знаю, в каком состоянии мое единственное оставшееся имущество –  доревилльский дом моих родителей. Столько лет он простоял пустым и запертым –  выстроен он был на совесть, но в запустении дома часто ветшают.

Однако последовавший спустя несколько минут ответ ниссарда Новилла поверг меня в крайнее изумление. “Дом в полном порядке. Прошу прислать новый адрес для перечисления доходов от аренды”.

Аренды?

Признаться, мне и в голову не приходило, что в доме моего детства все эти годы жили чужие люди. А ведь могла и подумать! Дядя же говорил о каких-то “доходах от дома”, которые теперь будет получать монастырь. Откуда бы там взяться доходам?

Недолго думая, я отписала ниссарду Новиллу распоряжение выселить арендаторов до моего приезда. И новый ответ вызвал уже настоящий шок.

“К сожалению, в ближайшее время это невозможно. Большинство арендаторов вносят плату вперед, и досрочное расторжение договоров повлечет значительные неустойки в каждом из случаев. Особенно неудачным решением было бы расторгать договор аренды с магазином. Возможно, удастся освободить одну из контор на первом этаже. Кое-кто из жильцов второго этажа тоже, кажется, неаккуратен в платежах, и это можно использовать для выселения. Я отпишу вам, как только смогу уточнить подробности. Всегда ваш, Квертин Новилл”.

Я тогда долго сидела, таращась в стену перед собой. Потому что… магазин? Конторы? Жильцы второго этажа?

Неужели… наше семейное гнездо превратилось в доходный дом? Уму непостижимо! Да как дядя вообще на такое осмелился?!

Представлялась почему-то орда варваров, разносящих мою комнату, бьющих фарфоровых кукол –  я давно в них не играла, но они всегда сидели в ряд на полочке. Какие-то люди врывались в спальню мамы и папы –  может быть, даже не снимая сапог! Топтали ковры. И загибали, вполне возможно, углы книг в нашей библиотеке.

Только чуть остыв, я начала размышлять более здраво. Наверное, непросто было найти в Доревилле арендатора на весь огромный дом Оллинзов. А вещи… вероятно, кукол и книги оттуда вывезли раньше. Вряд ли все это нужно тем, кто снимает одну-единственную комнату для жизни.

И, наверное, так даже лучше. Если я буду всего лишь еще одним жильцом в собственном доме, то привлеку куда меньше внимания. Да и хоть какой-то доход мне вовсе не помешает. Лишь бы было куда вселяться.

В конце концов, я еду не ради книг и воспоминаний. У меня в Доревилле важное дело.

…Словом, сейчас, в поезде, стремительно мчащемся в направлении моего родного городка, я с замиранием сердца ждала очередного ответа от поверенного Новилла. Хорошо бы удалось освободить мои прежние комнаты. Или родительские покои. Конечно, нам с Нэн придется жить довольно тесно, но там, по крайней мере, есть гардеробная и…

Я развернула бумагу –  это оказался план дома с двумя заштрихованными прямоугольниками –  на первом и втором этаже.

И едва удержалась, чтобы не застонать.

Поверенному удалось освободить для меня кухню… бывшую кухню.

И каморку для прислуги прямо над ней.

“Драгоценная нисс, боюсь, что это все, что я могу сделать сейчас без серьезных убытков для вас. Должен отметить, вашему новому арендатору достанется один из лучших вариантов –  с собственным входом и даже с окном в спальне. Полагаю, лучшего и желать нельзя. Надеюсь, он окажется более обязательным плательщиком, чем прежний”, –  писал ниссард Новелл.

Ну да, черный ход, помнится, ведет как раз на кухню –  чтобы зеленщик и молочник не беспокоили по утрам хозяев.

– Надо же, выходит, гардеробные тоже сдаются! –  приятно изумился вслух дядя Рэндаф. –  В таком случае нам в самом деле немало повезло! Собственное окно в спальне, только подумай!

Ага, еще бы придумать, как мы поместимся в отличной спальне с собственным окном с няней и парой призраков.

Прикрыв глаза, я глубоко вдохнула. Что ж, действительно, если подумать, комната для прислуги –  это куда лучше, чем монастырская келья. И уж наверняка лучше, чем это купе в поезде.

– И собственный вход, –  оптимистично продолжил мой призрачный спутник. –  Подумай, для твоих планов это именно то, что надо.

– Плохие новости? –  оказывается, ниссин Факстон все это время разглядывала меня с жадным любопытством.

– Что вы, –  я растянула губы в улыбке. –  Просто письмо от дальней родственницы. Пишет, что мои кузины здоровы.

– Вот как, –  судя по пристальному и неожиданно проницательному взгляду, не поверили мне ни на секунду. –  Все же, милочка, я настаиваю, вы должны посетить со мной наш прекрасный город! Просто должны!

Все равно я не собиралась рассказывать о своих делах с поверенным. Ни за что! И без того уже обмолвилась, что я, мол, старая дева и бесприданница, всего-то и осталось, что один дом… вытаращив глаза, ниссин Факстон объявила, что в Доревилле владелица доходного дома Оллинзов будет завиднейшей невестой. Даже в мои годы вполне можно рассчитывать на приличную партию с порядочным вдовцом не старше восьмидесяти в стесненных средствах. Причем мне показалось, что ее не смутило бы даже будь я одноглазой или одноногой. Или то и другое вместе. Она готова со всеми меня познакомить, и у нее даже есть на примете кое-кто для меня.

Последнее, к слову, звучало особенно пугающе. Мало мне “женихов” от дядюшки! Нет уж, благодарю покорно, я только-только от всего этого избавилась.

Как хорошо все же, что в Доревилле я не буду нисс Оллинз. Патрика Вилкинса, живущего в бывшей комнате для прислуги, ниссин Факстон наверняка не захочет опекать.

Осталось только пережить ночь в дороге и ускользнуть от попутчицы. Надеюсь, в Доревилле наши с ней пути не пересекутся.