Kitobni o'qish: «Разные судьбы. Рассказы»
Предисловие от автора
«За окном ненастная погода: метёт метель, завывает ветер, темно… В комнате, согретой чуть тёплыми батареями и электрическим камином, за компьютерным столиком, освещённым настольной лампой, сидела женщина. Сколько ей лет? Сразу и не скажешь… Сгорбленная сутулая фигура, морщинистые кисти рук, узловатые пальцы, слегка касающиеся кнопок клавиатуры, выдавали глубоко преклонный возраст. Но в глазах, прикрытых округлыми веками и свисающими прядями седых волос, временами, то вспыхивали озорные, весёлые искорки, то блестели слёзы, когда она внимательно перечитывала только что напечатанные её строчки.
Эта женщина писала историю своей семьи. Она торопилась зафиксировать нахлынувшие из глубин своей памяти воспоминания. Получалось что-то похожее на мемуары. А точнее – это были рассказы, описывающие события, происходящие в период времени, так или иначе связанный с Великой Отечественной войной. С войной жестокой, разрушительной, уничтожившей миллионы жизней во многих странах мира. Раны, нанесённые этой войной, не заживают до сих пор. И как отрезанная рука напоминает о себе ноющей фантомной болью, так и память о том времени жива, пока жив человек…
Её рассказы не будут посвящены военным действиям, героическим сражениям. Это будет описание быта и жизненных трудностей обычных мирных людей того времени. Однако война и её влияние на их судьбы будут незримо сопровождать их по жизни. А она об этом времени знала и многое помнила с первых дней войны, хотя с военными событиями тесно не соприкасалась. Ведь тогда она уже начала свою жизнь под сердцем своей мамы, и её сердце уже билось, и оно реагировало на эмоции, страхи, чувства её родителей…
…Женщина, сидящая за компьютером, глубоко вздохнула при размышлении о пользе и необходимости её труда. «А кому будет интересна моя судьба? Судьба-то у меня, обычная… Ну и пусть! А может быть, ещё кому-нибудь пойдут на пользу мой жизненный опыт, мои размышления о перипетиях человеческой жизни». А от мысли, что когда-то и она уйдёт из этого мира, ей становилось страшновато. И жутко было не от того, что скоро не станет физического бренного тела, а от того, что исчезнет всё, что записано в глубинах её мозга. Не правда ли, похожие чувства охватывают владельца компьютерной техники, когда неожиданно выходят из строя и ломаются её жёсткие диски памяти. Хорошо, если вся информация продублирована на других носителях. Продублирована! Вот и люди с интересной судьбой пытаются зафиксировать свою память в воспоминаниях.
«Кто я такая в этом мире? – задавала она себе вопрос. – Возможно, я – микроскопическая в масштабах всей Вселенной живая сущность, которая ввиду ряда обстоятельств появилась на одной из планет и согласно своей природной биологической программе скоро исчезнет с лица Земли. Возможно… Но полностью ли исчезнет? А что останется?» Как химик она понимала, что останется лишь набор молекул, который потребуется для возникновения иной новой жизни? А какой жизни?.. Да любой, насколько хватит фантазии и эволюционной необходимости у Природы. И когда человек утверждает, что он в «прошлой жизни» (возможно, многие миллионы или тысячи лет назад) был динозавром или пауком, королём или пиратом, то в этом есть доля истины. Ведь количество земного вещества есть величина относительно постоянная, пополняемая только за счёт метеоритов или звёздной пыли. И вот, из этого земного депо молекул и атомов под действием солнечной энергии возрождаются новые живые существа. Жизнь на Земле – это вечная штука! Её круговорот остановить крайне сложно! И примеров этого вполне достаточно.
Известно, что некоторые растения и животные способны выживать даже в экстремальных условиях. Например, растение «Гинкго билоба», обладающее ценными лекарственными свойства, оказалось единственным растением, выжившим в г. Хиросима (Япония) после атомной бомбардировки этого города в 1945 году. Другой пример из мира животных. Установлено, что крысы являются крайне устойчивыми к изменению внешних условий. Они без всяких последствий переносят тот уровень радиации, который для человека является смертельным. Человек, как высшая биологическая организация, может погибнуть, но низшие примитивные существа выживают. И жизнь, в том или ином виде, продолжается!»
Но давайте мы пока воздержимся от рассуждений о вечности… Пока эта женщина, сидящая за компьютером, то есть – я, автор этой книги, ещё связана с природой живой нитью, имеет свою память, свои мысли и свою историю жизни, имеет и своё имя. От рождения мне давались разные имена: Тата, Наташа, Натка, Натуля, Наталья, бабушка Наташа, Наталья Алексеевна и просто Алексеевна. И за каждым именем скрывается своя история. И самая первая моя история началась давным-давно, и было это в другом государстве и в другое историческое столетие. А виновниками всего этого были два человека: Алексей и Юлия – мои родители. А сколько на земле таких историй сейчас? И сколько их было раньше, многие тысячи лет назад? И сколько их ещё будет!… В начале нынешнего столетия на Земле родился 7-ми миллиардный житель. И каждую секунду Земля пополняется новыми обитателями. И у каждого есть своя история – уникальная, неповторимая. У каждого есть своё детство, своё становление в жизни, своя любовь и свои пристрастия, свои дети и только свои внуки. И история жизни отдельно взятого простого человека или его семьи может оказаться любопытной, познавательной, хотя интерес к ней, возможно, будет ограничен достаточно узким кругом людей.
Не помню, кто сказал, что «прошлое нужно знать, чтобы понять настоящее и уметь предвидеть будущее». Причем нужно знать не только историю своей страны, но и историю своей семьи. Знать, насколько наш мир многообразен и занимателен! А он создан из великого множества атомов, молекул и их различных комбинаций, соткан из тысячи тысяч мгновений бытия! Он бесконечен, вечен и непознаваем! Познаваемы только единичные жизненные ситуации. Вот о них и пойдёт речь в наших рассказах.
Рассказ 1. Юлия. Глубокий тыл
Ночь. На улице темно, морозно… Две женские фигуры, закутанные в шали, вышли из калитки на заснеженную тропинку. Под ногами поскрипывал недавно выпавший снежок. В холодном воздухе были разлиты тишина и спокойствие. Только изредка с соседней, главной улицы доносился или скрип санных полозьев, или ещё реже звук мотора. А потом опять наступала тишина…
Одна из женщин прислонилась к забору и тихо застонала.
– Юленька, потерпи. Жди меня здесь, я сейчас кого-нибудь найду, – сказала её попутчица и побежала по узкой тропинке в сторону главной улицы.
Тёплая одежда и сугробы путались у неё под ногами, но она торопилась, так как знала, что её подруге требуется срочная помощь. А где её найти ночью, в военное время в глубоком тылу, когда и днём-то рассчитывать на участие других не приходилось? Она надеялась только на себя и на полбуханки хлеба, спрятанного за пазухой полушубка.
Юленька на вид казалась довольно-таки полной женщиной, а с учётом её низкого роста, намотанного на голове платка, тёплого полушубка и валенок походила на колобок. Такое сходство ещё более усиливалось, когда она приседала, постанывая и обхватив живот руками.
Было поздно, темнота усиливала чувство одиночества и страха перед предстоящими испытаниями. Только в окне одноэтажного домика, стоявшего напротив через дорогу, мерцало пламя одинокой свечи. Электрического освещения нигде не было. Самое высокое здание двухэтажного универмага, расположенного рядом на перекрёстке двух улиц, зловеще темнело и поблёскивало в лунном свете стёклами витрин.
Подмораживало… Высокие деревья, укутанные кружевной шалью из снега и инея, торжественные и сказочные, стояли по обе стороны улицы. А на небе сквозь морозную дымку проглядывали далёкие звёзды. Нигде ни звука… Тишина… Вдруг вдалеке послышался крик возничего:
– Но, шалая!.. Пошевеливайся!..
С главной улицы в переулок свернули сани. В них, примостившись боком на краю, сидела Юлина попутчица, её соседка по дому Лида. Она усиленно махала рукой:
– Юленька, вот и карета тебе подана. Давай-ка помогу, – Лида проворно соскочила на снег и побежала на помощь к своей спутнице.
Возничий – мужчина в телогрейке и стёганой шапке с опущенными ушами, тоже вылез из саней и, неуверенно потоптавшись на месте, заковылял на протезе к калитке. Подхватив с двух сторон Юлию, они осторожно вывели её на проезжую часть к саням и усадили на какую-то кошму. Мужчина взмахнул кнутом, и тощая лошадка торопливо побежала по накатанной дороге. Подруга Юлии, пристроившись рядом с ней, поддерживала её на крутых поворотах.
Вскоре сани остановились у двухэтажного здания больницы. Рядом с входом, за стеклом окна, одиноко горела керосиновая лампа, да в нескольких комнатах на нижнем этаже мерцал слабый свет. Попутчица Юлии помогла ей выбраться из саней, поднялась с ней на крыльцо и постучалась в дверь. Выглянула пожилая санитарка и ворчливо проговорила:
– И что это бабам неймётся. Идёт война, а они – рожать! – и тут же, услышав стоны роженицы, более ласково запричитала: – Ничего, ничего, милая, потерпи! Родишь солдатика, а они сейчас, ой, как нужны. Пойдём, пойдём, родная, всё будет хорошо! Первый раз к нам?
– Нет, уже второго рожает, – ответила за неё подруга.
– Ну, тогда ждите скорого пополнения, – и санитарка закрыла за собой дверь в приёмный покой.
Лидия нерешительно потопталась в прихожей и вышла на мороз. Сани ещё стояли на дороге.
– Ну как там? Всё в порядке? – поинтересовался возничий. И не дожидаясь ответа, предложил: – Давай уж отвезу тебя обратно, а то очень поздно, мало ли кто обидит.
Лида спохватилась и отдала ему в руки заранее приготовленную, но забытую впопыхах оплату за услуги – полбуханки хлеба.
– Спасибо вам на добром слове, но это всё, что у меня есть.
– Садись, не будем торговаться. Вам, бабам, тут также не сладко. Вижу, и сама-то вроде ребёночка ждёшь? Мужья-то ваши где?
– Да где им быть? Конечно, на фронте. Под Москвой они… Слышали, какие там идут бои?
– Как не слышал… видел даже. Вот, без ноги оттуда вернулся. Жаль, что в первом же бою её потерял, а то бы бил этих «гадов»! – и мужчина, сжав кулаки, со злостью потряс ими в воздухе.
А в это время в родильной палате совершалось таинство появления на свет нового человечка. Рожениц в эту ночь – ночь перед Рождеством, кроме Юлии, больше не было. Палата была освещена несколькими керосиновыми лампами. Две акушерки возились около Юлии.
– Дыши… не дыши! Дыши… Не дыши! Тужься… тужься! Не тужься! – и так около часа.
Стиснув зубы, Юлия тихо стонала, когда было невыносимо больно. И вот, наконец, долгожданные слова:
– Головка показалась! Теперь, мамаша, работай, работай, дорогая! Ну, солдатик, пошёл… Давай, давай, голубушка, тужься!
Вскоре в палате раздался писк новорожденного. Акушерка подняла над Юлией синюшного младенца.
– Ба! Да это девочка, да ещё в рубашечке! – и взглянув на висевшие на стене часы, промолвила. – А ведь сегодня Рождество! Дочь-то у тебя счастливая будет. Поздравляю, мамаша!
На календаре было 7 января 1942 года. Где-то далеко шла война, гремели взрывы, гибли люди, города превращались в руины. А здесь, в тишине, в мерцающем полумраке керосиновых ламп, появился на свет ещё один человечек. На радость или на горе? Что его ожидает впереди? Этого не знал никто…
А над южным городом, расположенным глубоко в тылу, сияло звёздное небо. Такое мирное и в то же время холодное, безучастное ко всему, что творилось в это время на земле.
Утро наступающего дня было ясным, тихим; воздух прозрачно чистым. Сквозь замерзшие, расписанные морозом окна палаты проглядывали голые ветви деревьев, опушенные снегом и подкрашенные нежным розовым светом восходящего солнца. Настоящее Рождество!
В палате было холодно. Юлия лежала под несколькими одеялами, рядом под боком спала её дочка, также закутанная в одеяла. Нос пуговкой, бровки белёсенькие и слегка припухшие, губки сжаты в тонкую полосочку, ну а щёки, как два яблока, выпирали из-под туго повязанной на головке пелёнки. Мама только что её покормила, и обе находились в благодушном, расслабленном состоянии. В палате стояло несколько коек, но они были пока пустые. В этой тишине, изредка нарушаемой звоном медицинских инструментов, вёдер и кастрюль, напоминающих об обыденной жизни родильного отделения городской больницы, Юлия вспомнила себя, маленькую…
«Детство и юность Юлии прошли в далёком отсюда уральском городке Нижняя Салда. Зимы там всегда были морозные и снежные. Горки да снежки – единственная забава малышни зимой. Катались с горок кто на чём: дощечках, коре деревьев, прутьях, связанных в пучок. Санок не было. Да и какие санки, если одежды путёвой не было. Многие дети на улицу бегали по очереди, так как зимняя обувка была не у всех. Кататься на ногах, а особенно на одежде, родители строго-настрого запрещали, за это детей ждало серьёзное наказание. А как хотелось скатиться с горки вниз!
Юлия с улыбкой вспомнила, как она однажды, взобравшись на самый верх горки и убедившись, что её никто не видит, быстро задрала подол юбки и шубейки и с визгом скатилась вниз на голой пятой точке. А потом она бежала домой с воплями и слезами. Ведь штанишек тоже не было. Дома, боясь встретить маму, она прижала замёрзшую, ободранную попку к тёплому боку печки. Такое жестокое испытание на прочность было у неё первый и последний раз в жизни.
Летом были другие развлечения: ходили с подружками в лес по грибы да ягоды, плескались все вместе в мелкой речушке, жарились на солнышке, шлёпали на себе и на других надоедливых комаров. Но такое беспечное детство длилось недолго.
Её отец, Николай Александрович, работал на заводе мастером, семья была большая, особого достатка не было. Но каждые два-три года в семье появлялся новый кричащий комочек, завёрнутый в старые пеленки и одеяльца, достававшиеся по наследству от старших братьев и сестёр. Юлия была третьим ребёнком в семье, после неё было ещё двое: брат и сестра.
Когда Юлии шёл восьмой год, её мама Люба сильно простудилась. Ходила на речку полоскать бельё. Была весна, однако было ещё холодно, и дул сильный северный ветер. Женщина очень промёрзла, а на другой день слегла с высокой температурой. Диагноз – скоротечная чахотка. Тут медицина в то время была бессильна. Да и какая тогда, в начале века, была медицинская помощь в маленьком уральском городишке? Через месяц Любы не стало. Осиротели детки. Осиротел и глава семьи Николай. Осиротел дом.
С этого момента детство Юлии закончилось. Как плохо и несправедливо, когда от тебя уходит самый дорогой тебе человек – мама, родившая тебя, вскормившая своим молоком. Как хотелось Юлии в то время уткнуться в подол старого маминого платья, прижаться к её тёплому животу и ощутить на своей голове нежное прикосновение материнской руки. Но реальность была жестокой. В люльке лежала и надрывалась от крика маленькая Галинка. Самой старшей Марии было 12 лет, Тоне – 10, ей – Юлии – 8, Борису – 6 лет. Старшие дети старались поддерживать порядок в доме: нянчились с малышами, помогали по хозяйству. Время от времени на помощь приходили какие-то дальние родственницы. Но, тем не менее, дом осиротел, и ему требовалась женская рука…»
От нахлынувших воспоминаний на глаза Юлии навернулись слёзы, но в этот же миг рядом заворочалась во сне дочка, скорчила личико – пыталась заплакать, но передумала и успокоилась. Мысли Юлии снова вернулись в прежнее русло. Вспомнилось ей:
«…Отец привёл в дом мачеху. На неё, ещё молодую девушку, сразу свалилось бремя семьи, покинутой прежней хозяйкой. В доме пятеро детей – один меньше другого, а мачехе всего-то 22 года! Но муж у неё оказался любвеобильным и не думал останавливаться на достигнутом. Вскоре родилась Ниночка, потом Сашенька, Герман, Петенька, Лерочка и Зоя. В их семье стало 11 детей! Сколько Бог дал – все свои. Разница между старшим и самым младшим ребёнком была в 26 лет. Одни дети рождались, другие взрослели и вылетали из родительского гнезда один за другим. Кто-то оставался в родных краях, а кого-то манили неизведанные дали.
Сначала вышла замуж за Семёна Сторожкова старшая сестра Мария, и они всю свою жизнь связали с родным городом. Потом замуж вышла Антонина за Андриана Прокушева. Вскоре её муж, достаточно образованный для тех лет мужчина, имеющий строительную специальность, стал собираться с женой и годовалой дочкой Аллочкой в дальнюю дорогу куда-то на юг, в Казахстан. Молодые люди не совсем чётко представляли себе жизнь в этом незнакомом для них краю, где, по их наивному представлению, обитали только одни кочевники-казахи и паслись стада коней и овец. Но там требовались специалисты-строители, и Андриану пообещали хорошую высокооплачиваемую работу.
Юлия, когда узнала об их намерениях, сильно загрустила, даже всплакнула, так как любила свою старшую сестру и не хотела с ней расставаться.
– Юленька, не грусти… А поедем с нами! Мне самой страшновато куда-то уезжать, но мужу обещали там хорошую работу. Поедем! И мне там не так будет одиноко, да и ты мне с ребёнком поможешь на первых порах, – уговаривала её Антонина, также не желая расставаться с любимой сестрёнкой.
Не раздумывая Юлия сразу же согласилась. Ей шёл 21-ый год, женихов у неё пока не было. Какие женихи, если в доме полно работы – куча детей и мачеха, продолжающая их рожать друг за другом. Вот и опять после пятилетнего перерыва она ходит в положении. «Хоть куда-нибудь уехать, лишь бы поскорее из дома…», – мечтала Юлия.
Как только сели в Свердловске на поезд, девушка заняла верхнюю полку и все дни лежала там и глядела в окно, впервые отдыхая от семейной суеты и наслаждаясь видом проплывающих окрестностей… Шёл 1933 год…
Поезд медленно тащился сначала по местам, очень похожим на её родную природу, потом пошла ровная, как стол, рыжая выжженная на солнце степь. Кое-где мелькали речушки с низенькими, чахлыми деревцами вдоль них, и опять степные просторы с выступающими на поверхности пятнами соли. Впервые она увидела странных животных с двумя горбами, местные жилища-юрты, людей с тёмными, как бы прокопчёнными лицами и в необычной одежде. На станциях стали подсаживаться новые пассажиры, говорящие на незнакомом языке. Всё стало чужим. А за окном вагона один и тот же унылый пейзаж – выжженная степь без края и конца.
В вагоне стало жарко и душно. Тоскливо подумалось: «Что я наделала? Куда я еду?». И только спартанское спокойствие свояка Андриана не давало развиться бурным эмоциям. А Тоне грустить было недосуг. Всё время с утра и до вечера она была занята дочкой, пока не уложит её спать на качающуюся полку, как в колыбельку.
На одной из станций в вагон вошли новые пассажиры. Юлия как-то сразу приметила среди них одного молодого парня – высокого, со слегка вьющейся русой шевелюрой и большими, серыми глазами. На долю секунды их взгляды пересеклись, но не более того. Вскоре дальнейшие события вытеснили из памяти девушки образ этого молодого человека.
Неожиданно за окном сменился пейзаж: появились оазисы зелени, бурные реки с мутной глинистой водой, как чай с молоком. Как объяснили попутчики, вода мутная потому, что в горах идут дожди, а в другое время года вода там чистейшая, как хрусталь. На станциях торговки предлагали яблоки, дыни, арбузы, виноград, круглые лепешки вместо хлеба, отварную толчёную картошку с жареным луком, огурцы, помидоры. Такого богатства и изобилия фруктов и овощей уральцы раньше не видели. Юлия стала замечать, что не только казахи, но и русские ходили по перронам, садились в поезд, выходили на остановках. Ярко светило солнце. Люди улыбались, говорили громко, быстро и непонятно, но во всём чувствовалась какая-то доброжелательность. Девушка окончательно успокоилась и приободрилась.
И вдруг среди степных просторов над горизонтом, как мираж, возникли далёкие горы, сверкающие на темнеющем вечернем небосклоне своими белоснежными вершинами. Казалось, эти вершины, окрашенные в малиновые тона лучами заходящего солнца, зависли в небе и парят над землёй. «Горы! Алма-Ата! Алма-Ата!» – восклицали все вокруг. Пассажиры высыпали в коридор вагона, так как только из его окон была видна эта чудная фантастическая панорама.
Пока подъезжали, один из пассажиров, очень разговорчивый старичок, вероятно учитель истории, с большим удовольствием начал рассказывать всем собравшимся вокруг него о городе:
– Алма-Ата… Вот некоторые, я тут слышал, спрашивают: что это за город такой на краю света, и что нас там ожидает?.. А город этот – молодой. Хотя, сведения о первых поселениях в этих краях уходят вглубь веков. Как крупный торговый центр он был известен ещё в древности многим народам, так как стоял на пересечении караванных путей и назывался Алматы (Яблочное). Это название было дано не случайно, потому что только в этих местах растут чудесные яблоки – алма-атинский апорт. Вот такие большие и вкусные!
При этих словах старичок причмокнул, зажмурил глаза, а его руки с растопыренными пальцами показали размер этих яблок величиной с маленький арбузик. Видя, что вокруг него число слушателей увеличивается, он с энтузиазмом продолжил свой рассказ… Но Юлия его уже не слышала. Её внимание привлекли виды за окном вагона. В это время поезд проезжал мимо какого-то поселения: маленькие домики, окружённые садами, а на деревьях краснели дивные фрукты.
– …Недавно было закончено строительство Туркестано-Сибир-ской железной дороги, – до сознания Юлии донеслись слава старого учителя. – Это событие имело для города большое значение, он стал быстрее и успешнее развиваться. Вот и мы, благодаря этой дороге, прибыли сюда поездом, а не на верблюдах, – при этом старичок хитро подмигнул всем собравшимся вокруг него. – Но мы с вами заговорились. Скоро остановка – конечная станция Алма-Ата!
Все засуетились и потянулись к выходу. Но поезд ещё долго тащился вдоль сумеречной рощи, а потом как-то неожиданно вынырнул из темноты на ярко освещённый вокзал.
Андриан нанял бричку, на неё погрузили вещи, сами с трудом уместились рядышком и через вечерний город добрались до гостиницы. Это было двухэтажное здание с очень длинными коридорами, по обе стороны которых были двери, ведущие в номера. Из окна их номера виднелся тенистый парк с могучими деревьями. А с другой стороны гостиницы, как сказала дежурная, находится большой южный рынок, который называется «Зелёный базар». Антонина предложила всем завтра же посетить его.
На другой день Андриан с утра ушёл по делам, а сёстры, неся по очереди на руках Аллочку, сходили на базар, прикупили кое-что из еды. И вот когда они возвращались, нагруженные покупками, около гостиницы на Юлию, с Аллочкой на руках, буквально налетел молодой человек. Он только что сбежал с крыльца соседнего здания и, видно, сильно куда-то торопился. Столкнувшись, молодые люди молча стояли и удивленно смотрели друг на друга.
Это оказался тот сероглазый юноша, которого Юлия приметила в вагоне. Сама она в то время была довольно-таки симпатичной девушкой: круглолицая, с тёмно-карими глазами, точеным, слегка вздернутым носиком, с черными кудряшками вокруг белоснежного лица, невысокая, худенькая. Не красавица, но очень даже миловидная. На фоне своей сестры она отличалась какой-то мягкостью черт, более ладной и стройной фигуркой. На неё часто заглядывались мужчины, а этот парень просто вошёл в ступор. Наконец Тоня сообразила забрать ребёнка с рук сестры и уйти в гостиницу. Оставшись одни, молодые люди разговорились.
– Алексей Овчинников, – представился он. – Извините, я загляделся, и чуть не сшиб вас, да еще с ребёнком… Мы, кажется, вместе ехали в одном поезде и даже в одном вагоне. Вы остановились в этой гостинице? А я – в соседней. Как видите, мир тесен! Как устроились? Что собираетесь здесь делать? Эта женщина с ребёнком, наверное, ваша сестра? Вы очень похожи. А откуда вы приехали? А я – из Ленинграда, точнее я родом из города Демянска. Слышали о таком?
Молодые люди не могли наговориться. Очутившись волею судьбы в этом новом для них месте, не имея ни друзей, ни знакомых, они интуитивно потянулись друг к другу и стали часто встречаться. Юлия почувствовала сильную симпатию к этому пареньку. И что удивительное: их судьбы были очень похожи. Юлия рано лишилась матери и воспитывалась мачехой, а Алексей рано потерял отца и воспитывался отчимом. Как только позволил возраст, он уехал в г. Ленинград и закончил там фабрично-заводские курсы ткацкого производства. После их окончания его направили в г. Иваново, где он работал мастером производственного обучения на ткацкой фабрике. А в этом году он по зову сердца приехал в Казахстан – отсталую во всех отношениях союзную республику, которой требовались молодые образованные люди.
Вот так, Алексей и Юлия, как два листика, сорвавшиеся с разных веток и закружившиеся в вихре перемен, происходящих в молодой стране Советов, неожиданно встретились далеко от своих родных мест. Встретились и полюбили друг друга. Вскоре они поженились, а там появился и Вовочка, их первенец…»
«Ох, как он там без меня?» – тревога за сына прервала Юлины воспоминания. Она вздохнула и загрустила: «Хорошо хоть Тоня за ним присмотрит». У Юлии была договорённость с сестрой, что сынишка поживет у Тони, пока она будет в больнице. А прошлой ночью его, уже спящего, пришлось на время перенести к соседке Лиде.
В это время в палату вошла санитарка с кулечком гостинцев и запиской от Тони: «Дорогая сестрёнка, поздравляю с дочкой! Не волнуйся, Вовка у меня. Поправляйся быстрее. Твоя соседка Лида передаёт тебе привет и поздравления».
«Ну, вот и хорошо! С сыном всё в порядке. Теперь можно не волноваться», – подумала Юлия, однако её сердце сжалось, как от предчувствия беды, когда вспомнила о муже. – «Где он? Что с ним? Живой ли?.. Не знаю, куда и писать».
Алексей и Андриан в сентябре прошлого года в составе стрелковой Панфиловской дивизии были отправлены на фронт. За всё время Юлия с Тоней получили только по одному треугольному письмецу, отправленных с дороги, из которых они поняли, что их мужчин везут под Москву. Враг подошёл к столице, и все силы военных были брошены в это жерло войны. Юлия слышала из сводок, что под Москвой идут тяжёлые кровопролитные бои. Враг рвётся в столицу. Часть москвичей была уже эвакуирована с заводами, фабриками, музеями. Вот и Мосфильм перебрался в Алма-Ату. Говорят, что скоро на экраны выйдет новый художественный фильм «Иван Грозный», отснятый уже здесь. Позднее Мосфильмом в Алма-Ате будет создан ещё ряд знаменитых кинолент тех лет: «Жди меня», «Секретарь райкома», «Она защищает родину» и др.
А сейчас продолжалась эвакуация и из других, осаждаемых фашистами городов и районов страны. На восток от линии фронта вывозились оборудование, архивы, музейные ценности. И на её родном Урале прибавилось население. Заводы в Салде, Тагиле теперь выпускают военную технику. Страна продолжает жить, трудиться, но только в других, очень тяжёлых условиях. Вот и Юлии придётся одной как-то растить и поднимать двоих ребятишек. Вовка пошёл в первый класс, а эту малышку ещё поднимать и поднимать. Кто знал, что война уже так близко и на их поколение выпадут такие жестокие испытания.
После больницы у Юлии начались повседневные будни. Один день похожий на другой. Сынок ходил в школу. Учился пока хорошо. Но что будет дальше, если муж не вернётся? У неё всего 4 класса, специальности никакой нет. Сможет ли она в дальнейшем чем-либо помочь своим детям в жизни? В первый год, как приехали в Алма-Ату, свояк Андриан устроил её на трёхмесячные курсы чертёжниц, и до рождения Вовочки она успела немного поработать. Вот и весь её трудовой стаж. А потом пошли детки. Бабушек, чтобы присматривать за детьми, не было. Из-за этого на работу не устроишься. Вот и доченька Наташка пока маленькая. Растёт потихоньку, только бледненькая она и худенькая, однако спокойная по натуре и особых беспокойств матери пока не доставляет.
Жила Юлия с детьми в центральной части города недалеко от «Зелёного базара» в бывшем купеческом доме, разделённом уже в советское время на несколько квартир. Сам дом представлял собой двухэтажное деревянное строение, выходящее своим фасадом на тротуар улицы Красина. С одной стороны с их домом за высоким забором соседствовало здание архива, а с другой – известный в то время в городе ресторан «Алатау». Фактически у них с рестораном был один общий двор и общие ворота с калиткой. Первый этаж дома – полуподвальный, он наполовину уходил окнами в землю. На верхний этаж вела довольно-таки высокая и широкая деревянная лестница, далее переходящая в просторную веранду. С неё был вход в коридор, а там – двери в большие, светлые комнаты с высокими потолками и лепными узорами на них. Это были жилые комнаты, и всего их было пять. На нижнем этаже, куда вели каменные ступени, по-видимому, раньше при купце, располагались кухня и помещение для прислуги.
К тому моменту, когда молодая семья Овчинниковых получила в этом доме квартиру, в его планировке произошли существенные преобразования. За счёт различных перегородок и прорубленных в стенах дверей советская власть решила проблему жилья сразу для нескольких советских семей. Вместо одной купеческой, в доме стали жить целых шесть советских семей!
Наверху в двух больших комнатах жила семья Мельниковых: уже знакомая нам Лида со своими престарелыми родителями, мужем и недавно родившимся сынишкою Генкой. Рядом с ними занимала одну большую и одну узенькую комнату семья Бедельбаевых. В другой большой комнате с пристроечкой и отдельным выходом во двор жила семья Мукановых.
Семье Овчинниковых были выделены две узенькие комнатушки. Одна – входила в старую композицию дома, другая, построенная за счет части веранды, имела дощатый пол без утепления и располагалась над каменными ступенями, ведущими на нижний этаж дома. Обе комнатки были площадью по 8 кв. метров с одним окном в каждой. Первая комната, а фактически кухня, имела выход сразу на крыльцо. Снизу от каменных ступеней тянуло холодом и в дверь, и через щели в полу. Положение спасала небольшая печка с духовкой и двумя конфорками для приготовления пищи. На ней готовили еду, над ней сушили одежду, около неё грелись в морозные дни.
Внизу одну комнату и пристроенную тёмную каморку занимала семья, которую никто по фамилии не называл. Про них говорили – Нижние. А может, это и была их настоящая фамилия? Это были Мария Ивановна с дочерями: старшей Марией и Майей, последняя была почти ровесницей Наташке. В другой полуподвальной комнате жила холостячка баба Ната.
Всё население этого дома жило как-то обособленно друг от друга, но никогда не конфликтовало. Каждый переживал военные тяготы по-своему, в зависимости от создавшихся условий. Лучше всех жили Мельниковы, что определялось их социальным статусом. Во главе их семьи неофициально стояли родители Лиды. Они являлись старожилами этого дома. Муж Лиды, и она сама всю жизнь проработали в системе правоохранительных органов. И они занимали самую лучшую квартиру в этом доме. Про остальных никто ничего определённого сказать не мог. Но все знали, что Нижняя Мария Ивановна была женщиной простой, работала уборщицей где-то на заводе, любила по праздникам выпить бражки со своей родней, а потом они все долго, с пьяным надрывом исполняли русские застольные песни. Её соседка по нижнему этажу – баба Ната жила одна, и она была такой необъятной толщины, что это наводило на мысль о её какой-то странной болезни. Конечно, все нижние жили бедно.
