Kitobni o'qish: «Цветок в мужской академии магии»
Глава 1
– Смотри, какой малец!
– Он живой? Тощий-то какой!
– Выглядит скелетом, обтянутым кожей.
Я приоткрыла глаза и увидела троих парней. Один смотрел с любопытством, второй с брезгливостью, а третий с сочувствием.
Кто тут малец? Я девушка!
Хотела сказать, что со мной все в порядке, чтобы меня не трогали, но смогла издать только хрипы.
– У-у-у, похоже, дело дрянь… – покачал головой первый.
– Подыхает, – вынес вердикт второй.
– Давайте отнесем его в академию. Может, спасут бедолагу?
– А давайте!
Вот всегда самые большие проблемы начинаются вот с этого легкомысленного “а давайте…” По крайней мере, мои проблемы так точно.
– Он весит не больше кошки. Точно сейчас дух испустит, – “подбодрил” сочувствующий, беря меня на руки.
– Что на нем за тряпье?
– Да какое нам дело? Шевели косточками, – скомандовал один из троицы, тот, который брезгливо посматривал. Очертил вокруг себя оранжевыми искрами круг и крикнул: – Держитесь за меня, переносимся в академию!
– Нельзя напрямую! – вырвалось у того, кто держал меня на руках, но поздно.
Круг вспыхнул, а потом нас с силой швырнуло в сторону, разбросав, как горсть камней.
Что-то хрустнуло, где-то ойкнули, рядом застонали.
А потом около нашего лежбища вспыхнула алая арка. Силуэт огромного мужчины с огненным шаром в руках загадочно темнел на фоне красных лепестков пекла. Пламенная сфера шкварчала, материлась на трехэтажном магическом, молила отпустить, но мужчина словно не слышал. Сделал шаг вперед, и я увидела маску, оставляющую открытой нижнюю половину лица. Разглядела, как кожа на крупных руках пузырится от огненного шара, съедается докрасна, до мяса, а потом заживает вновь.
Вот это регенерация!
– Это тот самый опаздывающий Сворски? Вижу, причина уважительная – почти смерть. – Невероятный незнакомец развернулся на пятках и бросил через плечо: – За мной! Приползешь – зачислим и вылечим. Нет – слабаки Мужской Академии Магии не нужны.
– Ползи, Сворски! – крикнул мне прямо на ухо парень, который до этого нес на руках. Тот самый сочувствующий.
– Я не Св… – прохрипела я, но тут же мне закрыли рот ладонью, а на ухо зашептали:
– Теперь Сворски, если хочешь жить.
А жить я хотела. Очень. Подо мной был пепел и ни клочка жизни, земли – безжизненное поле. Негде напитаться магией жизни. До полосы зелени позади не доползу: сил не хватит. А вперед попробую.
Мне еще нужно Гордона со света сжить.
Стоп. Мужская академия магии? МАМ? Так тут же преподает мой враг, вендетту ему в печень!
Доползу! Кожу сотру, кости поцарапаю, но смогу.
Неделю назад…
– Как можно так петь, зная, что завтра тебя высушат? – в коридорах тюрьмы раздался изможденный голос женщины. – У меня мурашки по коже от ее голоса!
– Нечего было упрямиться! Вышла бы за Гордона да жила припеваючи. Чем он ей не угодил? Внешне неплох, богат! Подумаешь, старше немного! Зато любит как… – мечтательно ответили из другой камеры. По голосу было невозможно определить ни возраст, ни пол собеседника.
– Правильно делает. Это не любовь, а одержимость! Не успеет брачная ночь пройти, как он душу из нее вынет. Станет птичкой в золотой клетке. Не сможет она так.
– Тебе-то откуда знать? – фыркнули из темноты.
– Только послушай ее голос! Тут и знать нечего. Так звучит сама свобода. – Над тюремной сыростью вознесся мечтательный вздох.
Молчаливое согласие повисло в воздухе. В этом промозглом месте еще никто не прогонял безнадегу метлой песни, да еще так успешно. Даже стражники, пронизанные насквозь отчаянием девичьей души, не смели мешать. Их черствые сердца сжимались от жалости.
– А в тюрьме лучше? Посмотри, месяц без еды и воды сделал из мага природы гербарий! Все равно нищая, так хоть пожила бы с шиком напоследок.
– Говорят, что Гордон свел в могилу ее отца и маленького брата. Так что деваха и впрямь скорее умрет, чем станет его.
Сейчас
Я ползла по черной земле, словно наждачка по наждачке, не выпуская из вида огненную арку. Руки не слушались, ноги не двигались, вперед рвалась лишь одна душа. Казалось, что я прикладываю уйму усилий, а на самом деле продвинулась лишь на ладонь. Что рву жилы от натуги, а до цели далеко, как до горизонта.
– Магистр Рейд, помрет же! – беспокойно топтался кто-то справа.
Так раздражающе бодро топтался, что я впервые пожалела, что маг жизни, а не смерти. А то отобрала бы силы и доползла бы себе спокойненько.
Магистр – это мужчина в маске? Рейд – это фамилия? Что-то припоминаю…
А-а-а, точно! Это же известный на весь земной мир маг суши – Арчи Рейв. Он внес огромный вклад в становление мира между магами суши и магами стихий. Непотопляемый, непробиваемый и, похоже, абсолютно бездушный. У него есть прекрасная дочь и устойчивая непереносимость ко всем другим женщинам.
Что ж, похоже, не только к женщинам, но и к любым слабакам.
Эх, все мужчины, кроме отца и брата, неизменно разочаровывали.
Тяжелые шаги приблизились. Ноги в темных начищенных ботинках остановились рядом.
Неужели, сжалился? Зря про себя ругала непрошибаемого?
Перед носом на землю опустилась зеленая гусеничка и бодренько поползла вперед.
– Кто первым доползет? Ставлю на гусеницу, – равнодушно раздалось сверху.
Этот его голос пробирал до нутра. Таким только с того света вытаскивать! Властный, с хрипотцой, вселяющий страх непослушания.
Но как бы я ни старалась, как бы ни прониклась аурой Арчи Рейва, гусеница была в сотню раз бодрее меня. Я могла бы подключиться к ней как к части природы, забрать силы, но тогда я бы навсегда перешла на темную сторону.
Никогда так не поступлю. Я уважаю любую жизнь!
Но, похоже, так и останусь здесь, смешаюсь с черной землей, превратившись в труху. Силы на исходе.
Гусеничка достигла арки, а я не проползла и десятой части пути. Какой жестокий мир. Какие жестокие мужчины. Похоже, я так и не отомщу…
– Прошел испытание, Сворски! МАМ нужны не только сильные духом мужчины, но и с добрым сердцем, – вдруг гаркнул надо мной Арчи Рейв и поднял меня с земли легко, словно травинку. – А теперь давай-ка тебя подлатаем.
Снова это “давай-ка”…
Я подняла затуманенный взгляд на державшего меня на руках мужчину. Лицо расплывалось, но я четко разглядела фиолетовый цветок, который вылез у него из-за уха.
И тут же вспомнились слова отца, сказанные в детстве:
“Милая, когда ты встретишь предназначенного тебе судьбой, не сможешь удержать цветения”.
Нет-нет-нет! Этого не может быть. Цвела бы я, а не он…
Мало ли чем болеет этот непотопляемый Арчи Рейв?
Мужчина поморщился, почесал ухо своим плечом и сломал хрупкий стебелек. Фиолетовый бутончик грустно упал на плечо, скатился по лацкану пиджака и растворился в моем теле, будто и не было. Капелька силы упала на иссушенное дно моего резерва, а глаза стали закрываться.
Нельзя спать! Если отнесут к лекарю, тут же раскроют, что я девушка!
Но веки тяжелым занавесом закрыли мир, а я погрузилась в сон.
День казни
– Выйдешь за меня? Спрашиваю тебя последний раз. – Гордон дышал жадной похотью прямо в лицо, будто ухватить выдыхаемый мной воздух – предел мечтаний.
– Никогда! Спроси еще хоть сотню раз, ответ будет один, – выплюнула слова, словно ядовитую слюну. – Лучше убей!
Воздух – это единственное, что могло просочиться между нами на эшафоте.
Длинные светлые волосы взметнулись от резкого движения головы Гордона. Взгляд голубых глаз мужчины испепелил бы меня на месте, если бы мог.
Ах, если бы сейчас его видели все те дамы, что вздыхают по нему ночами, то сразу бы нашли новый объект мечтаний. Худшего мерзавца я в жизни не видела!
– Тогда станешь овощем! Не сможешь двигаться, дышать, жить! Будешь молча наблюдать за миром! – Длинные пальцы мага суши коснулись моего горла.
– Лучше так, чем быть с таким уродом, как ты! – Внутри меня всю жгло кислотой ненависти к этому внешне такому безупречному мужчине.
Никогда не прощу, что ради согласия на брак он устранил помехи – отца и моего маленького брата. Никогда не скажу “да” даже под пытками.
– Ах так? Тогда я вытащу из тебя все живое. Уничтожу, растопчу, расщеплю! Станешь не лучше полена! Жизнь тебе покажется адом. А я поставлю тебя у себя в доме как трофей, – шипел мужчина, прижимаясь ко мне всем своим немаленьким телом. Вдавливая меня в столб так, что позвоночник взмолился о пощаде.
Оказывается, мужская одержимость куда страшнее женской мести. Секунда – и мириады искр впились в тело, причиняя невероятную боль. Словно путы неведомой силы пронзили насквозь, обмотали каждую кость и потянули вверх.
Закатное солнце дотронулось до моей щеки прощальным лучом. Я поймала паническое выражение лица Гордона и впервые улыбнулась ему, оставаясь непобежденной.
– Еще и улыбается! – пораженно замер подлец и не заметил, как прекратил пить из меня силу.
Я воспользовалась единственным шансом выжить и обмякла, сохранив частичку силы глубоко-глубоко внутри. Спрятала в груди, словно в скорлупке ненависти, поклявшись, что если выживу, то лишу его смысла жизни. Позволила коже стать черствой, а мышцы и мясо иссохнуть. Увяла с закрытыми глазами, потому что боялась выдать себя взглядом.
И не прогадала!
Я выжила. И теперь Гордон пожалеет о своем существовании, обещаю.
Несколько дней спустя
– Где она? – этот ор Гордона медом лился в уши. – Что за прах? Кто-о-о?! Кто ее сжег?
Я оставила вместо себя горстку серого праха – волосы, которые превратила в пепел, чтобы обмануть Гордона. Ему не останется ничего, кроме как поверить в мою смерть.
Он держал меня в стеклянном коробе у себя в спальне, словно под колпаком, но меня было не остановить. Как только я восстановлюсь, то отплачу ему за все: за папу, за братика, за себя.
Из последних сил я выбралась через слив дома, пользуясь, что сейчас размером не больше худенького подростка. Через сеть сточных каналов пробиралась до темноты, а потом выкарабкалась в какой-то глуши. Приползла к дереву, вжалась в кору, и стала питаться силой.
Впервые я уснула спокойно под небом без папы и брата, потому что знала, что я наконец-то обезличена и могу отомстить.
Кто же мог предположить, что судьба приготовила мне столько сюрпризов.
***
– Бедняжка! Вот жизнь-то потрепала!
Кто-то мотал моей рукой так, что казалось, что вокруг кисти обвили веревку и мотают из стороны в сторону. А потом и тело закачало, словно его положили в гамак.
Еще никогда я не ощущала себя щепкой, подхваченной в воздух пылинкой.
Просыпалась я тяжело, будто не могла выбраться из трясины сна. Глаза упрямо отказывались открываться, а тело слушаться.
– Что скажешь? Сможем вытащить парня? – раздался смутно знакомый голос.
Где я? Что со мной? Почему меня куда-то запихивают?
Все тело словно обвили лианами, а потом поместили в плотный кокон. И как же там удивительно хорошо! Неужели это знаменитый бутон исцеления? Откуда он здесь?
– Вот так-то лучше! – довольно закряхтел кто-то рядом, и я приоткрыла глаз. Один – больше не смогла.
Старик точно обладал силой природы, как и я. Стихийник, правда налицо врожденные нарушения потоков магии. Вся его кожа была покрыта корой, а сам он сидел на двухколесной коляске. Руки-лианы заботливо пеленали меня огромными листьями, а человеческое лицо выражало участие. Зеленые глаза остановились на мне, но, увидев, что я в сознании, он лишь подмигнул и продолжил заматывать дальше и говорить с собеседником:
– Скажу, что тот, кто сделал это с ним, – настоящее чудовище! Такая сильная магия земли, такая чистая сила, и почти досуха. И не просто выпил, а до этого еще и все тело истощил. Но самое страшное не это, а то, как морально вымотан пациент.
– Чистая сила? Странно… У меня в досье написано, что он полукровка: отец – маг земли, а мать – суши, как и ты, Фрай. – Говорившего мне не было видно, но из глубин памяти всплыла картинка мужчины в маске. Арчи Рейв!
Точно! Академия магии, огненная арка, трое ребят, которые отлепили меня от дерева…
Я в МАМ, и здесь же преподает Гордон.
От одной мысли об этом мерзавце руки попытались сжаться в кулаки, но не хватило силенок.
– Полукровка? Нет-нет! Тут какая-то ошибка, – замотал головой лекарь, закрывая мне обзор огромным зеленым лопухом. – Чистейший маг земли. Ой, прости старика: сейчас надо говорить толерантно: маг природы или маг жизни.
– Тебе простительно. Ты почти всю жизнь прожил в состоянии войны между магами суши и стихий, так что перемирие, которое не насчитало и десятка лет, для тебя пшик.
Старик одобряюще хмыкнул и обратился к Арчи Рейву:
– Магистр Рейв, ничего не обещаю, но очень постараюсь поставить его на ноги.
– Завтра приходить за Сворски? – требовательно спросил мужчина в маске.
– Ты мне льстишь! – воскликнул Фрай.
– Послезавтра? – нетерпеливо уточнил Рейв.
– Я польщен, конечно… – с намеком смолк лекарь.
– Три дня? – коротко спросил Арчи.
– Попробую, – с надеждой в голосе сказал старик. – Но до этого сюда запрещено входить. Всех пациентов принимаю в приемной.
– Не проблема. Никого лишнего не будет. А вот за три дня нужно уложиться. Устав академии неумолим, ты знаешь. В первый учебный день Сворски должен сидеть за партой, – сказал магистр, а следом послышался звук удаляющихся тяжелых шагов.
Я почувствовала, что все это время еле дышала. С жадностью набрала полную грудь воздуха и ахнула от боли в грудной клетке. Больно – значит, жива!
– Не дергайся, девочка моя! Старайся не шевелиться. Уму непостижимо, как ты вообще жива, да еще в сознании.
Девочка? Он узнал?
Ну конечно же! От лекаря не скроешь свой пол. Что за невезение?!
Ладно, хотя бы не вышвырнули, даже лечат. С остальным справлюсь.
– Я никому не скажу, – доверительно сообщил старик. – Магический след пытки на тебе подсказал, что у нас один враг на двоих. А враг моего врага – мой друг. Так что выздоравливай, а я сохраню твой секрет, иначе тебе не разрешат воспользоваться бутоном исцеления.
Листья надо мной сомкнулись. С шипением внутрь проник сладковатый газ, и мое задубевшее тело стало потихоньку обмякать. А потом в меня словно впились тысячи маленьких иголок, и я потеряла сознание от боли.
Глава 2
Мне снился дом. Хлопотание у огня папы, задорный смех шестилетнего братика Ирвина. Комнаты, наполненные светом и любовью. Я вернулась в безоблачные времена и была так счастлива, что не хотелось просыпаться.
Но кто-то упорно тряс меня за плечо, выдергивая из неги сна.
– Просыпайся! – требовательно нашептывал голосок мне в ухо. – Папа сказал, что если ты сегодня не явишься на пару в академию, то тебя отчислят!
М-м-м? Академия? Пары?
А голосок-то какой высокий, девчачий… Но откуда в мужской академии девочка?
В глаза словно налили сироп: они слиплись и не хотели открываться, чтобы подсказать мне, кто так упорно меня будит.
– Сворски? Нет, папа говорил, что мне нельзя орать на адептов по фамилии… – запнулась девочка, и я приоткрыла глаз.
Светлые волосы волнами ниспадали на плечи ребенка лет восьми. Худенькая, в голубом воздушном платье, словно в облачке, сидит на стуле и с беспокойством вглядывается в изголовье кровати, силясь разобрать почерк врача. По взгляду сразу стало понятно, кто тут первая шкода в академии.
– Марк? Тебя зовут Марк? А то тут непонятно написано, а я еще плохо различаю закорючки взрослых, – неуверенно сообщила девочка,
Ах, если бы я знала сама, как зовут этого Сворски, за которого меня приняли! Вот сейчас он явится сам в первый день учебы, и что я буду делать?
– Ма-а-арк! – затрясла меня снова за плечо девочка.
Какая сильная! Или это я совсем захворала, что меня мотает по кровати от ее методов пробуждения.
– Вот, выпей воды и вставай! Папа сказал, что если я не смогу тебя пробудить, то никто не сможет.
Девочка в мгновение перескочила со стула на кровать, села рядом со мной и рывком подняла меня за спину, одновременно вставив стакан в зубы. Я чуть не захлебнулась решительностью крошки и едва успевала глотать.
– Я проснулся, проснулся! – выпив стакан до дна, отодвинула его от себя рукой и удивленно посмотрела на девочку рядом.
– Я Ева, – с этими словами малышка спрыгнула на пол. – И ты должен встать, потому что у нас с папой спор. А я не хочу проиграть!
– Спор на меня?– По телу пошел озноб.
Снова? От одного только этого слова меня трясет от страха. Один мужской спор уже лишил меня всего, что имею.
– Нет, на количество отчисленных адептов! – звонко сообщила Ева и бросила мне на ноги стопку одежды. – Я не могу проиграть, так что вставай. Форма уже готова.
У меня голова кругом пошла от энергии девочки. Вот эта батарейка!
А как я? Даже не успела понять, в каком состоянии.
То, что говорю и кое-как двигаюсь, уже хорошо. А что с телом?
Я опустила взгляд вниз и признала: узники выглядят лучше. Провела рукой по голове и зацепилась за короткий ежик волос. Мои шикарные локоны! Как же мне их жаль.
Но зато я не чувствую боли! И даже могу медленно шевелиться, а это уже отличные новости.
– Ты тут одевайся пока. Папа говорит, что юным леди нельзя находиться в комнате с голыми мужчинами, так что я постою снаружи. У тебя минута!
Строгая дама! Минута, чтобы снять больничную пижаму и надеть штаны, рубашку и пиджак? Она мне льстит!
Кажется, эта же мысль мелькнула и в маленькой головенке. Девочка озабоченно поджала губы – жуть как не хотела проиграть отцу, а потом вдруг как выпалит:
– Помогу!
О нет! Нельзя! Никак нельзя!
– Я сам! – Попыталась перехватить одежду, но Ева была настолько шустрой, что не успела я ойкнуть, как прямо поверх бежевой пижамы на меня накинули белую рубашку.
– Ты такой дохлый, что тебя можно одеть как капусту! – Придвинув стул ко мне, она уже пробежалась по пуговицам и застегнула их. – Что ты так смотришь? Я на папе тренировалась.
– А-а-а, – оставалось только протянуть мне, как сверху на меня уже нагрузили пиджак. Я аж осела от его веса.
– Тю-ю-ю, какой ты слабенький! Как выживешь? Папа говорит, что тут такие балбесы учатся, что мир могут перевернуть. Представляешь, какие сильные?
Представляю! А еще ясно понимаю, что не смогу выйти даже из комнаты, не то что пойти на пары. Все старания малышки Евы зря.
– Садись! – торжественно приказала девочка. – Теперь штаны!
И не успела я отреагировать, как получила хлопок в живот, из-за которого упала на койку.
– Нельзя штаны!
– Я прямо на больничные! Времени нет! – обнадежила Ева.
Штаны на штаны? Точно капуста. Но хоть сегодня не разоблачат.
– Лежи смирно! Если я из-за тебя проиграю, то буду сниться тебе ночами.
Вот этого не хватало! Оставалось только поддаться девочке, все равно сил на сопротивление не было.
Зато разгляжу хоть, где я! Белые стены, белый потолок. Ясное дело – палата. Вот только на кровати вместо простыни огромные листья.
– Подними-ка пятую точку! – Решительности у Евы было не занимать. Я попыталась, но не смогла: силенок не хватало, тогда она запросто провернула этот трюк, застегнула брюки и радостно сказала: – Та-да-дам!
– Откуда в тебе столько силы?
– Мой папа – Арчи Рейв! – будто это все объясняло, сказала малышка и рывком дернула меня за руки на себя. – Вставай!
Я еле поймала баланс, чтобы не упасть на Еву, и посмотрела на себя сверху вниз. Даже надетая на пижаму форма на мне болталась, будто я примерила отцовскую одежду.
– Ну же, шагай! У нас три минуты до начала занятий! А еще лучше беги за мной! – Ева рванула из палаты, а я проводила ее печальным взглядом.
Столько стараний – и все равно проиграет спор. Шаг… еще шаг…
Ева залетела обратно в палату, оценила мой путь в два шага и скрылась.
Вот и хорошо, что так быстро оставила свои попытки. Похоже, не быть мне студентом МАМ и так легко не добраться до Гордона, чтобы отомстить…
– Берегись! – Девочка влетела в палату с деревянной двухколесной коляской Фрая, дала маленький круг и бортанула меня ей под колени так, что я шлепнулась на сиденье.
– Погнали! – крикнула она, и мы действительно помчали со скоростью ураганного ветра.
– Это же коляска лекаря! – обернулась я на девочку.
– Дядюшке Фраю Даю все равно она пока не понадобиться. Он спит, потому что с тобой три дня подряд провозился. Надо и тебе такую колясочку сделать! – крикнула Ева и покатила меня по аллее к большому зданию. – Осталась одна минута! Успеем!
Оставалось надеяться, что аудитория находится на первом этаже.
– Ева?! – испугалась я, когда девочка резко развернула коляску перед ступенями академии и потащила ее за собой задом наперед. – Ты не надорвешься?
– Надорвет живот папа от смеха, если я продую спор, – даже не запыхавшись, крикнула девочка.
Лихо пересчитала коляской со мной три ступени и снова развернула меня лицом к дверям академии.
Величественная МАМ выглядела роскошно, словно дворец. Огромные двери приглашали в просторный холл, но я успела охватить все великолепие одним смазанным взглядом.
Я еще никогда не встречала никого решительней этой девочки. Даже Гордон не шел ни в какое сравнение с этим ангелоподобным тараном.
От нее словно фонило энергией. Даже полудохлая я чувствовала себя странно бодрой около малышки.
– О нет! – отчаянно воскликнула Ева и лишь ускорилась. – Время заканчивается!
Красная дверь аудитории в конце коридора закрывалась прямо на глазах. Громко и издевательски скрипя, медленно, будто насмехаясь, она оставляла всю меньшую щелочку для моего будущего в академии.
Ничего. Если не получится добраться до Гордона так, я смогу по-другому. Мия умерла, теперь я могу быть кем угодно: хоть Сворски, хоть Дворски.
Но, кажется, тут только я прорабатывала другой план. Ева проигрывать не собиралась. Это я поняла, когда девочка на всей скорости врезалась коляской в дверной проем так, что я вылетела из коляски и проскользила по полу.
– Удачного дня! – пожелала девочка напоследок.
Дверь громко захлопнулась. Я бы даже сказала – оглушительно в этой воцарившейся в аудитории тишине.
Я с трудом подняла голову и посмотрела направо, щурясь от яркого света магических светильников под потолком. За столами, насколько хватало глаз, сидели молодые парни в темно-синей форме. На мне была такая же, но я и не подозревала, что она так отлично смотрится.
Хотя что удивляться? Сейчас на мне все смотрится как на швабре.
– Кто это?
– Что за лысый?
– Он маг или анатомическое пособие?
Встать сама я не могла. Как только Ева скрылась за горизонтом, меня будто силы покинули. Зато девочка спор выиграла – нечего сказать!
Вот только как я буду учиться? Сейчас я могу только присутствовать.
– С-сворски? – вопрос раздался с преподавательской трибуны.
– Сворски? – пораженное эхо пронеслось по аудитории. – Это тот самый Сворски? Не может быть!
– Это он крутил романы с шестью наследницами известных родов одновременно? Он?!
– Да не может быть! Я видел его магфото. Девчонки не зря теряли голову.
– Так, может, его за это и…
– Вот в это? Превратили?
– Больше никогда не заведу роман.
– А ты что думал, обманывать столько влиятельных людей и выйти сухим из воды? Для богатых пап их дочки словно редкие драгоценности. Будут они терпеть такое!
Дальше все смешалось в один оглушающий гул. Не разобрать ни слова. Казалось, всех невероятно взбудоражила новость и мой вид.
Но кто я? Ловелас тряпочный? Шесть за раз? Боги, я не оправдаю репутацию Сворски, придется ему меня простить. Если, конечно, он еще жив, имея такое прошлое.
А что профессор? Почему не угомонит?
Я подняла голову и взглянула налево на трибуну, где махал руками и очень тихо призывал к тишине пожилой профессор с замотанным шарфом горлом.
М-да, понятно. На него рассчитывать не приходится.
Внезапно рядом возникли ноги, а потом еще одни с другой стороны. Позади тоже раздались шаги.
– Давайте, парни. Раз, два, взяли!
О, это же мои старые знакомые, благодаря которым я теперь Сворски: брезгливый, сочувствующий и любопытствующий.
– Да что тут брать, один бы поднял! – проворчал брезгливый, оставляя меня на двоих.
У него были короткие розовые волосы и розовые брови! Атас! Вот это я была одной ногой в могиле, что тогда не заметила.
– Вроде после лазарета, а выглядит не лучше, – заметил любопытствующий.
Лысый как коленка. Братюня! Хоть не я одна с такой стрижкой.
– Дышит зато размеренней! – с видом знатока сказал сочувствующий.
Рыжий, кудри мелким бесом и асимметричные глаза.
Все трое были такие разные, что я на миг засмотрелась. Очухалась только тогда, когда меня усадили за стол, зажали с боков между собой, чтобы не заваливалась, и сказали:
– Что делать, придется с тобой нянькаться, Сворски. Тебя к нам в комнату заселили, – сообщили шепотом мне.
И Сворски так выделили заговорщически, чтобы было понятно. Они-то знают, что притащили скелетона, чтобы выжил, а вот весь мир должен блаженствовать в неведении.
Розовый, рыжий и лысый. И я с коротким ежиком на макушке.
О да! Я прекрасно вписываюсь в эту компанию!
– Вы даже в таком состоянии не можете обойтись без внимания, Сворски! – недовольно пробормотал преподаватель, поправляя шарф.
От него веяло даже не предвзятым отношением, а чем-то глубоко личным. То, как он смотрел на меня, как не спешил на помощь только что выдранному из лазарета больному, о многом говорило.
Да я была бы только рада, если бы меня не замечали! Правда. Но не получается.
Даже это трио не смогло пройти мимо меня. Еще и выдали перед магистром Рейвом за великого бабника, испугавшись, что испущу дух. А теперь, похоже, решили взять шефство – вон как плечами подпирают.
Что-то мне подсказывает, что именно они похлопотали, лишь бы я с ними в комнате оказалась. Не знают, бедолаги, что подселили к себе девушку и организовали и мне, и себе целый ворох проблем.
Что ж, уж я-то постараюсь не подвести удачу и удержать маску Сворски, пока не поквитаюсь с Гордоном. И пусть мне достался образ бабника, которого как следует проучили, может, оно и к лучшему. Этого парня никто не любил, близко не общался, а значит, с этой стороны мне разоблачение не грозит.
– Осторожней с профессором Тирком. Ты растоптал его внучке сердце, а она все равно о тебе только и говорит, – доверительно шепнул рыжий и кудрявый, тот самый сочувствующий.
Я еле заметно кивнула, подумав: сколько же Сворски обидел дочерей, сестер и внучек магов из академии? Жизнь здесь точно не будет сладкой! Еще повезло, что трио за меня, потому что знают, что я не бабник, а то не видать мне поддержки.
С другой стороны, без них я бы никогда не проникла сюда под видом этого охотника на женские сердца. Может, и додумалась бы добраться о Гордона через академию, но точно выдала бы себя за кого-то незаметного и без славы на всю страну. А еще бы подготовилась по всем фронтам, чтобы не разоблачили. Наварила бы зелий, закупилась бы магическими капсулами…
Но судьба велела импровизировать, что мне и придется делать.
– Итак, раз Сворски любезно дал мне оставшуюся часть пары в распоряжение, представлюсь. Я профессор истории – Виморт Тирк, кхэк-кхэк, – произнес и закашлялся профессор. – И сегодня никто не отчислен.
Сожаление так и прокатилось волной по залу. Кажется, что на меня смотрели все, кроме розового, рыжего и лысого.
Чую, что жизнь в академии мне предстоит веселая. Хотя кого и стоило гнать взашей из заведения, так это Гордона. А ведь меня тоже обманули безупречные манеры, кристально-чистая репутация и внешний вид мужчины. Такого гада нужно еще поискать. Про себя я даже называла его главгад. Звучит как должность, но очень ему подходит.
Сворски был словно молодая копия Гордона, только куда как менее извращенной и умной, потому что о его похождениях знали все. А вот о мерзавце профессоре – никто.
Короткий стук в дверь, резкий рывок, и в проеме показался мой оживший кошмар – Гордон Рамзи.
Ропот прошел по аудитории. Со всех сторон вскрикивали:
– Это Рамзи! Сам Рамзи!
– Вау! Я и не мечтал увидеть его в первый день учебы!
– Мой кумир!
И только я одна рвала взглядом на части патлатого кумира молодежи.
– Профессор Тирк, позвольте мне провести посвящение мальцам. Я слышал, этот курс особенный… – И Гордон так многозначительно начал искать взглядом среди адептов кого-то. Через три секунды поняла: меня.
Леденящий душу холод прошелся по позвоночнику.
Все, мне конец!
Такая самонадеянная, я совсем забыла, что это адепты легко примут меня за парня, потому что все выпуклости стали почти впуклостями, а вот главгад прекрасно знал, какая я даже в таком виде.
Сейчас тело чуть окрепло, стало чем-то средним между моей нормой и высушенной версией меня в его хрустальном гробу, но для него узнаваемо!
– Сворски? – Гордон обратился ко мне, как к приятелю, громко и издалека. – Выглядишь… невыспавшимся!
Все внимание снова мне одной. Еще издевается! Раз узнал, то сразу сказал бы, так нет, цирк для потехи устроит?
Руки под столом сжались в кулаки, что не укрылось от парней рядом. Я так и почувствовала немое удивление и два скошенных в мою сторону взгляда.
Эта скотина всегда виртуозно издевалась надо мной и моей семьей. Может, хоть попытаюсь разоблачить его здесь? Может, хоть кто-то усомнится в нем и скинет с личного пьедестала кумира? А то тошно же слушать, какой этот гад распрекрасный, когда проткнешь – а из него гниль польется.
Мой отец тоже верил ему безоговорочно. И братик души не чаял. И где они сейчас? Кормят червей!
– Что такое, Сворски? Язык растворился во рту? О вашем красноречии среди дам ходят легенды. – Гордон плавно двинулся в мою сторону, и я вжалась в спинку скамьи.
Перед глазами мелькнуло наше знакомство. Подворотня. Я вместе с братом окружена четырьмя бандитами. Рукав платья порван, сумка стала добычей, а растрепанная я, судя по жадным взглядам, должна быть следующей жертвой. И тут, словно из ниоткуда, вышел высокий блондин. Тогда он шел точно так же, как и сейчас. Уверенно, глядя прямо в глаза, с едва приподнятыми уголками губ, в которых затаилась сама смерть.
Только сейчас блондин лихо откинул распущенные длинные волосы на ходу, а потом остановился в начале нашего ряда столов. Улыбка, которая появилась на губах, плотно ассоциировалась с облизыванием пасти хищника перед пиршеством.
Съест меня сейчас и не подавится. Или, еще хуже, снова запрет у себя и…
Тут моя мысль споткнулась о фразу Гордона Рамзи:
– Или ты можешь только милым леди, вроде моей племяшки, лить воду в уши?
Сказал и, довольный эффектом, развернулся и пошел к двери, приказав всем:
– За мной, адепты. Устрою вам адскую прожарку в честь первого дня. За все благодарите Сворски!
Что? Подождите-ка!
Ка-а-ак?
Не узнал?
Или издевается?
Да как можно не узнать, не двадцать же лет я накинула? Может, лицо стало в росписи глубоких морщин? Или еще что? Рытвины на лице? Сыпь?
Я завертела головой в поисках хоть какой-то отражающей поверхности, а парни рядом напряглись.
– У тебя конвульсии? – спросил розовый.
– Тебе плохо? – уточнил лысый.
– Есть зеркало? – тихо прохрипела. Связки еще не восстановились.
– Зеркало? – не понял рыжий, а потом обвел взглядом аудиторию с встающими адептами, так и дышащими благодарностями в мою сторону. – Какое зеркало?! Ты бы лучше о портале в другой мир просил!
