Kitobni o'qish: «Когда в прицеле любовь»
Они остановились возле темной пушистой ели. Дыхание сбивалось. Кровь тяжело бухала в висках. Лицо мальчика побелело. Крупные капли пота стекали по чумазым щекам, оставляли грязные подтеки. Белки выпученных от напряжения синих глаз покраснели. Жанна опустилась перед ребенком на корточки, взяла его за плечи, сказала:
– Держись, мой хороший! Недолго осталось! Выберемся из леса и поедем домой!
– Где папа? – выдохнул мальчик.
– Папа на работе! Он освободится и приедет к нам! Потерпи!
Жанна обняла щуплое тельце. «Господи, как он похож на Митю!» – подумала, чувствуя, как слезы наполняют глаза. Вот только расслабляться нельзя. Спасать мальчика нужно любой ценой! Один неверный шаг – и последствия будут ужасными. Она сама виновата в том, что ситуация сложилась таким образом. Нельзя было отвечать на письмо! Но теперь поздно что-либо менять. Единственная возможность спасти мальчика – увезти его подальше, а после думать, как выпутаться.
Сумрачная лощина, в которой они остановились перевести дух, спускалась к неширокому ручью. Неподалеку вывороченные бурей вековые ели образовали непроходимый завал. Вода с журчанием проходила между увешанными зеленым мхом полусгнившими стволами. Почти черная, вязкая грязь, повисшая на уродливых, оголенных корнях некогда величественных елей, пахла болотом. Атмосфера в этом диком месте была гнетущей, пугающей. Жанна не могла представить, что совсем рядом бурлит жизнь. Огромный мегаполис, отделенный от заповедного леса всего лишь кольцевой дорогой, жил своей суетливой жизнью. А здесь простирался вековой, не тронутый человеком лес.
Уже больше шести часов она уводила мальчика на север. Погони не опасалась: некому было за ними гнаться, но спасать ребенка оставалось необходимостью. Бог с ним, с отцом. В конце концов, не она придумала для него такую судьбу. Если он перешел кому-то дорогу, пусть отвечает сам. Она для него никто. Просто жаль мальчишку. Он-то совершенно не виноват в том, что на семью устроили охоту. Времени мало. Необходимо где-то спрятать Игната. Причем так, чтобы его никто не нашел. После можно будет что-нибудь придумать. Сейчас не стоит строить никаких планов. Нужно только спасти мальчишку.
Серая тень мелькнула где-то слева. Неясная. Размытая. Жанна осторожно, медленно, стараясь не привлекать внимания, повернула голову. Сердце, еще не успокоившееся от долгого бега, рухнуло вниз. Это не собаки! В десяти шагах от них, на пригорке, наполовину скрытая кустом бузины, стояла матерая волчица! Но самое страшное – волчица была не одна. Чуть впереди, вздыбив шерсть на загривке, оскалился молодой волк! Едва слышное рычание – волк сделал шаг к Жанне. Левой рукой она прикрыла мальчика. Правой нащупала в кармане куртки прихваченный из дома раскладной нож. Не делая лишних движений, медленно достала его. Сухой щелчок показался оглушительным. Лезвие матово блеснуло и выпорхнуло из рукояти. Молодой волк зарычал, но с места не двинулся, зато волчица полностью выдвинулась из-за куста и стала рядом со своим отпрыском. Ужас холодной волной прошел по спине. Жанна не знала, что делать. С собаками проще. Их поведение достаточно предсказуемо. Но волки! Защищаться от двоих? Но как? Женщина не представляла себе, как атакует волк, куда может направить удар. Необученная собака бросится на любой выставленный вперед предмет. Обученная прыгнет на горло, постарается первым ударом сбить с ног. Но что сделает волк? В особенности если учесть, что их двое! Осторожно передвинувшись так, чтобы перепуганный мальчик оказался за спиной, Жанна замерла на пути хищников, слегка расставила руки и всем своим видом продемонстрировала спокойную агрессию. Мол, я готова к отражению атаки, но не бросаюсь в схватку первой.
Молодой волк, осторожно ступая, сделал пару шагов навстречу и замер в трех метрах. Желтые глаза непрерывно следили за женщиной. Жанна понимала: один неосторожный жест, одно необдуманное движение – и хищник атакует. Затаив дыхание, она наблюдала за действиями зверя. Клинок ножа длиннее волчьих клыков, да вот реакция у человека не в пример хуже. Если пара волков атакует, не сладко придется и ей и мальчику. До людей добираться долго!
Волчица шумно втянула воздух. Наклонила лобастую голову, словно задумалась. Переступила на месте и нервно зевнула, продемонстрировав полный набор острых клыков. Жанна напряглась. Покрепче сжала оружие. Главное сейчас – не побежать. Догонят в два прыжка, собьют и… Волчица издала странный приглушенный звук, будто пискнула негромко, и неспешно потрусила прочь. Молодой волк вдруг сел, оскалился и, высунув красный мокрый язык, с усмешкой уставился на Жанну. По-собачьи завилял хвостом, рыкнул, сорвался с места и бросился догонять мать-волчицу.
Жанна почувствовала: силы окончательно оставили ее. Опустилась на влажный мох, закрыла лицо руками. Осознание того, что опасность миновала, приходило медленно. Игнат что-то говорил, быстро, захлебываясь словами, но она ничего не понимала. Отрешенно раскачивалась из стороны в сторону, глухо мычала и не могла сказать ни слова. Прошло довольно много времени, прежде чем она услышала голос ребенка:
– Жанна! Жанна! А куда ушли собачки?
– В лес ушли. Гулять! – ответила женщина, все еще чувствуя, как дрожит каждая жилочка. – Пойдем и мы. Ты хочешь прокатиться на поезде?
– Да! А там будут такие вагоны, как в метро? – поинтересовался мальчик.
– Не совсем, но похожие. Ты, надеюсь, не слишком устал?
– Немножко. Только кушать хочется.
– Тогда нечего прохлаждаться. Пойдем. На станции перекусим! – скомандовала Жанна, вставая.
Перебрались через ложбину. Она повела Игната дальше на север. Припомнив карту, Жанна решила, что проще всего двигаться именно в этом направлении, чтобы добраться до дороги, протопать шесть километров, подъехать автобусом к железной дороге и увезти ребенка как можно дальше от города, в котором люди, как выяснилось, опаснее диких зверей.
Позиция была удобной и относительно безопасной. Слуховое окно с наполовину разбитым стеклом выходило на запад, прямо на дорогу, ведущую в селение. Устроившись с комфортом в старом плетеном кресле, Жданка установила винтовку на еще крепкий стол и, глядя в прицел, проверила сектор обстрела. Отлично. Находясь в пяти метрах от окна, она могла не сомневаться в том, что ее засекут не слишком скоро. Пламегаситель, толстым уродливым наростом венчавший винтовку, должен был выручить и на этот раз. Что же касается звука выстрела, его отчасти погасит и рассеет сам чердак.
Напарника у нее никогда не было. Не привыкла Жданка исполнять чью-то волю. В армию она пришла сама и действовать предпочитала по собственному усмотрению. Эту позицию она отыскала сразу после того, как Армия Сербской Краины заняла Сребряницу. Почти месяц держала ее в запасе – и не прогадала. Сейчас, когда хорваты начали наступление, заброшенный дом пригодился. Другие снайперы работали группами, с солидным прикрытием, но Жданка всегда отказывалась от пулеметчиков. Зачем? Все равно! Терять ей было уже нечего. Она осталась одна на этой земле. Где-то далеко-далеко живет мама, но связи с ней нет с начала войны. Эта проклятая война отняла у Жданки семью, оставила в сердце глухую боль и ненависть. Ненависть ко всем, кто убил ее сына, отнял мужа. Люди, которые отдавали приказы, укрылись за океаном! Но здесь было достаточно исполнителей. Не важно, что не удастся отомстить тому, кто возглавил бойню. Можно уничтожать всех, кто растерзал мужа, кто наводил на цель «умные» бомбы. Таких немало. Не стоит задумываться, кто они: хорваты, мусульмане или откормленные парни в голубых касках. В перекрестии прицела нет национальности. Для Жданки они всего лишь мишени. СВУ для того и предназначена, чтобы уничтожать врага. Многие стрелки пользуются германскими или американскими винтовками. Что ж, это личное дело каждого. Сама Жданка начинала с «Заставы М76» – почти точной копией советского автомата АК-47. Ничего не скажешь, хорошее оружие, но СВУ ей понравилась больше. Короткая, прикладистая, да и отдача мощного патрона не так ощущается. Идеальное женское оружие. Сказалось еще и то, что с прародителем СВУ, снайперской винтовкой Драгунова, она была знакома не понаслышке. Потому и купила понравившуюся свушку. Местные умельцы оснастили винтовку раздвижными сошками, поставили отличную оптику, теперь работать было – одно удовольствие.
Жданка не могла себе позволить предаваться воспоминаниям. На позиции этого делать нельзя. Расслабленность прошла сама собой, когда на вершине холма появился «хаммер». Наблюдатели, мать их.
Сильная оптика позволила рассмотреть даже нашивки на пятнистой форме здоровенного негра. Пусть они себя величают афроамериканцами, для нее они так и останутся янкесами. Винтовка вздрогнула. Негр нелепо взмахнул руками и рухнул рядом с колесом. «Все верно! Никто тебя сюда не звал! Может, и не ты нажал кнопку бомбосбрасывателя, но именно ваша американская бомба упала на дом, где мирно спал в детской кроватке мой сын!» – подумала Жданка и перевела перекрестие на лобовое стекло уродливого чудовища, по недоразумению названного автомобилем. За отблескивающим стеклом кто-то был, только не разобрать – кто именно. Затаившийся враг выжидал. Потом «хаммер» вздрогнул, покатился назад, скрылся за перегибом дороги. «Своего бросил!» – удивилась Жданка. Убитый американец остался лежать на дороге. Долгие полтора часа ничего не происходило. Только вороны, слетевшиеся на падаль, ближе подбирались к неподвижному телу. Через прицел Жданка наблюдала, как они, бочком, опасливо подпрыгивая, высматривали место, чтобы клюнуть, попробовать, готов ли обед. Люди в камуфляже появились на дороге неожиданно. Подбежали, пригибаясь, к телу. Принялись хлопотать вокруг. Жданка поймала в прицел того, кто распоряжался всеми, потянула спусковой крючок. Хлесткой плеткой ударил выстрел, почти невидимая струйка пламени вырвалась из ствола. Главарь споткнулся, упал лицом вниз на гравий обочины. Отлично! Оставшиеся без руководства солдатики засуетились, начали оглядываться. Кто-то с перепугу принялся палить из автомата в белый свет, как в копеечку. Жданка усмехнулась. Винтовка послушно сдвинулась в сторону, следующая пуля помчалась к очередной цели. Пусть! Пусть другая женщина захлебнется плачем, как когда-то она, узнав, что ее мужа растерзала озверевшая толпа. Он ведь никогда не носил военной формы. Его убили за то, что он был отличным хирургом, спасал людей и никогда не спрашивал, кто они!
Враги отползли назад. Теперь можно было передохнуть. Все равно там уже поняли, что работает снайпер, и не сунутся до темноты. Жданка достала из рюкзака термос, контейнер с бутербродами. Странно, когда-то попробовав жареную брынзу с белым хлебом и помидорами, настолько пристрастилась к этой нехитрой пище, что теперь всегда брала с собой на позицию… Единственное, что осталось от той недолгой мирной жизни… Разве могла она когда-то предположить, что счастье окажется недолгим, а расплата за него – такой страшной. Уезжая сюда вместе с мужем, она больше всего хотела убежать от навалившихся проблем, бесконечных очередей и страха перед неизвестностью. Страна разваливалась прямо на глазах. То, что казалось незыблемым, вдруг стало рассыпаться, словно замок из песка. Людей охватила паника. Кто-то ломанулся в Народный фронт, кто-то с пеной у рта ратовал за возврат к социализму. Все как один дружно бегали по опустевшим магазинам в тщетной надежде купить хоть что-то из еды. Брак с Себастьяном давал реальную возможность вырваться из кошмара. Благо и семья его с радостью готова была принять невестку. Жданка любила мужа и в самом деле готова была отправиться за ним на край света. Даже не слишком хорошее знание языка не особенно останавливало ее. Какая разница! Язык можно выучить, а там и работу найти. Благо язык-то почти свой, по крайней мере славянский. С Себастьяном Жданка начала почти сразу говорить по-сербски, или почти по-сербски. Только с младшей сестрой Себастьяна, Люцией, она так и не нашла общего языка. Жданка не устраивала девицу абсолютно всем: и как одевается, и как ходит, и как говорит; прожили они под одной крышей всего месяц, после чего Себастьян вместе с молодой женой переехал в Баня-Лука. Кто тогда мог предположить, что в октябре начнется первая война! Почти год продолжались яростные стычки на границах. Люди, жившие бок о бок, возненавидели друг друга и готовы были порвать бывшему соседу глотку. И хотя в городах было относительно тихо, Себастьян одним из первых узнал, что такое кровь человеческая. Сначала в больницу начали привозить раненых из пограничных сел, а спустя два года, когда война перешла в активную фазу, его призвали на службу в армейский госпиталь. Он появлялся дома изредка, когда удавалось оставить ненадолго тревожную службу. Жданка к тому времени успела стать мамой, вполне освоила язык, устроилась на работу учителем русского языка в привилегированную гимназию…
Хоронили Себастьяна в закрытом гробу. Жданке даже не разрешили взглянуть на то, что осталось от мужа. Только из рассказов очевидцев она смогла составить неясную картину того, как погиб ее любимый человек. Спустя две недели отвезла сына к бабушке. Дмитру Стоянович пытался отговорить Жданку, но она стояла на своем. Оставила ребенка родным – и на следующий день записалась в отряд самообороны.
Первый разряд по биатлону сыграл свою роль. Через неделю общей подготовки Жданка получила первую винтовку и вышла на позицию, через месяц – стала самым результативным снайпером в отряде.
Полгода в любую погоду она выходила на огневой рубеж. Деньги, хотя и немалые, были для нее второстепенны, особенно после того, как янкесы разбомбили дом, в котором жили родители Себастьяна. Ни от дома, ни от сына не осталось ничего. Только память о нежных детских ручках, которые когда-то касались ее лица. Теперь Жданка стала не то чтобы особенно кровожадной, она превратилась в машину мести. Даже Лукc ничего не мог сделать. Все стрелки безоговорочно подчинялись командиру, только Жданка оставалась исключением. Никакие меры на нее не действовали. Она даже слушать не хотела о перемириях. Каждый день женщина выходила на позицию, каждый день сдавала сведения о пораженных целях. Когда на линии перемирия начали появляться американские военные, охота на них стала основным занятием Жданки. Однажды Лукc запер ее в подвале. Впрочем, в тот же вечер он горько раскаялся в содеянном. Жданка ушла ночью. Спустя два дня она вернулась, раненная, с простреленной ногой… довольная.
– Все, Лукc, я положила всех! – сказала, придерживая рукой простреленную ногу.
– Кого всех? – поинтересовался командир.
– Весь пост янкесов! Пятерых. Отметь у себя. На двадцатом километре.
– Ты ранена! Нужно к врачу! – Лукc увидел, как мутнеют глаза Жданки.
– Ерунда! Все равно недолго осталось! – успела сказать она и потеряла сознание.
В госпитале Лукc навещал ее почти каждый день. Рана оказалась пустяковой, но крови Жданка потеряла много. Чтобы полностью восстановиться, пришлось без малого две недели отлеживаться. Лукc, всегда суровый и неприступный, таскал ей цветы и фрукты, вообще вел себя не как командир подразделения, а как влюбленный мальчишка. Она только удивлялась происшедшим с ним метаморфозам. Но воспринимала их как-то вскользь. Внутреннее, душевное состояние было у Жданки куда хуже, чем физическое. Да, она вернулась, отомстив сполна за смерть мужа и гибель сына, но ощущение пустоты и одиночества охватило ее. Она не хотела больше жить. Ради чего, спрашивается, нужно все то, что она делает? Все равно с того света уже никого не вернуть. А каждый ее выстрел несет смерть, раскручивает страшный маховик войны, которую невозможно остановить. Тоска, жуткая, безысходная, навалилась могильным камнем, не было никаких сил освободиться от нее. Отвращение к жизни было велико, Жданку раздражала даже забота Лукса.
Забирать ее из госпиталя он приехал лично. Усадил в потрепанный «пежо», укутал ноги стареньким затертым солдатским одеялом. Жданка всю дорогу молча смотрела в окно, только в городе спросила:
– Куда мы едем?
– Ко мне. Тебе сейчас нужно прийти в себя. Отдохнуть, отлежаться. Лучше, если недельку-другую поживешь у меня, – спокойно ответил Лукc.
Жданка снова отвернулась и зябко поежилась. Лукc понял ее по-своему и тут же добавил:
– Не бойся. Не стану тебя трогать. Просто поживешь – и все. Я переберусь в гостиную, ты устроишься в спальне.
Слезы прорвали плотину и сами собой потекли по щекам. Сначала Жданка вытирала их ладошками, потом перестала замечать. Когда Лукc, придерживая под руку, вел ее по скрипучей деревянной лестнице, она даже не видела ступеней. Вся накопленная боль, все отчаяние, накопившееся душе, вырвались наружу, Жданка плакала навзрыд. От горечи потери, от собственной слабости, оттого, что жизнь рухнула, от дурацкого внимания Лукса, от его глупых слов…
Она плохо помнила, как он усадил ее на стул, как поднес к губам кружку с чем-то остро пахнущим. С размаху, не осознавая, что делает, Жданка выбила кружку из его рук, та покатилась по полу, звякнула, ударилась о плиту и замерла. Жданка резко поднялась и закричала в лицо Луксу:
– Что ты ходишь вокруг да около? Что тебе от меня нужно? Ну что ты ко мне пристал? Все вы одинаковые! Скажи, чего ты хочешь? Что, нельзя просто дать мне умереть? Почему я вернулась? Зачем? Чтобы ты надо мною измывался? Да мне лучше было бы просто поймать свою пулю! Господи! Лучше бы я умерла!
От негодования она даже не замечала, что кричит по-русски. Лукc стоял перед ней, не зная, что предпринять. Растерянно моргал и совершенно не походил на спокойного сдержанного командира, к которому привыкла Жданка. Лицо его вдруг исказила гримаса боли. Он резко привлек девушку к себе. Заткнул кричащий рот поцелуем.
Она ответила. Сильно. Жестко. Нетерпеливо. Куда-то исчезли стыдливость и скромность. Она неожиданно захотела почувствовать себя желанной, слабой женщиной. Пусть ненадолго, всего на час или на несколько минут. Пусть обман! Пусть иллюзия! Не важно! Но сейчас ей это было необходимо! Суматошно, не задумываясь о правильности действий, она срывала с себя одежду и со стоном подставляла тело под поцелуи Лукса. Времени думать о последствиях у нее не было.
Наверное, потому она почти не помнила, как это произошло. Лишь утром, проснувшись с тяжелой головой и дикой жаждой, с некоторым удивлением обнаружила рядом с собой совершенно голого командира. Он спал, зарывшись лицом в подушку, раскинув длинные волосатые ноги. Лукc оказался совершенно не таким, как Себастьян. Жданка сидела рядом с ним и пыталась понять, зачем уступила. Мало того что от выпитого мутило, так еще и на душе скребли кошки. Пошатываясь, она добралась до ванной и долго терла жесткой мочалкой тело, будто пыталась смыть не только следы прикосновений, но и кожу.
Когда, завернувшись в полотенце, она вышла, то почувствовала запах жареного хлеба и горьковатый аромат крепкого кофе. Лукc, даже не подумав что-либо набросить на себя, стоял на кухне и орудовал у плиты. Стопка обжаренных тостов высилась на тарелке, рядом красовалась вскрытая упаковка сыра, а большая джезва аппетитно парила свежесваренным кофе. Лукc широко улыбнулся и кивнул на бутылку красного вина, стоящую на рабочем столе:
– Поправь здоровье! Сегодня у нас с тобой выходной. Бойцы уже вышли на позиции, а мы будем праздновать!
– Что ты собираешься праздновать? – удивилась Жданка.
– Да хотя бы то, что наконец ты снизошла до меня! – расхохотался Лукc. – Ты разве не видела, что я давно на тебя запал?
– Что из этого вытекает? – хмуро уточнила Жданка, отхлебывая прямо из бутылки кислое холодное вино.
– То, что теперь мы будем вместе! – радостно засмеялся Лукc.
– Ты решил за нас двоих? А мое мнение тебя не интересует? – вспыхнула Жданка и поморщилась от резкой боли, раскаленным гвоздем кольнувшей прямо в мозг.
– Успокойся! Лучше садись завтракать! – резко осадил Лукc. – Ты что, сама не понимаешь, что это рано или поздно с тобой случилось бы? Ты одна! В окружении озверевших самцов! Все равно кто-нибудь тебя завалил бы! Это я сдерживал их! Или ты предпочитаешь, чтобы тебя разложили все? Сразу! Пропустили через строй! Ты этого хочешь? Скажи?!
– Почему я?! Что, не хватает шлюх в таверне? – чувствуя, как сдают нервы, выкрикнула Жданка.
– Они уже осточертели! Всем хочется свежего мяса! Мне, кстати, тоже! Я не железный! Когда рядом с тобой день изо дня такая женщина, невольно крышу сорвет! Потому и начал за тобой ухаживать! Думаю, и для тебя лучше, чтобы я был один, – успокаиваясь, уже без крика сказал Лукc. – Садись, тосты стынут.
Ее коробило от одной мысли, что все могло произойти именно так, как предрекал командир. Хотя умом она понимала: только чудо спасало ее от изнасилования все то время, которое она прожила бок обок с солдатами. Многие из них были попросту наемниками, убивавшими людей за деньги. Они слетались на запах крови со всего мира. Озлобленные, кровожадные, не гнушающиеся ничем. Лукc хотя бы внешне соблюдал некие приличия.
С той ночи Жданка перебралась к нему. И хотя время от времени приходилось делить с ним ложе, жизнь ее особенно не изменилась, все так же изо дня в день она уходила на «охоту», чтобы мстить за смерть близких.
Первая мина громыхнула неподалеку от заброшенного дома. Застучали по кирпичам осколки. Вторая разорвалась прямо на дороге, расколола выбитый асфальт, выплеснула адское пламя, выдавила остатки стекла из слухового окна. Жданка едва успела пригнуться, залетевший на чердак осколок вдребезги разнес термос с остатками кофе. Завывание следующей мины она услышала, когда кубарем скатывалась вниз, прижимая к себе винтовку. Близкий разрыв на секунду оглушил, заставил сжаться в комок, прислониться к стене, застыть на месте. Что бы она ни говорила, но вот так глупо погибать под минометным обстрелом совершенно не хотелось. Спустившись в подвал, Жданка пробралась к стене, выходящей на дорогу, и опустилась на рассохшийся бочонок. Здесь можно будет переждать обстрел. Взрывы тяжелых мин заставляли старый дом вздрагивать, словно в испуге. От каждого содрогания с потолка сыпался мусор. В воздухе повисла вековая пыль. Мучительно хотелось чихать. Жданка с силой потерла переносицу. Понимая, что сегодня уже не удастся продолжить работу, она неторопливо зачехлила винтовку. Времени на то, чтобы почистить оружие, было предостаточно, да только какой прок делать это в облаках невесомой пыли, которая тут же окажется на деталях затвора. Нет! Лучше сделать это в расположении, где едва ли не в стерильных условиях можно как следует позаботиться о верной СВУ.
Жданке показалось, что она задремала. Почему-то вспомнился Себастьян, его волнующие прикосновения, нежный ласкающий взгляд. Они сидели на пустынном ночном пляже. Полная, огромная луна повисла над Святым Стефаном, удивительным островом-отелем. Волны, как говорили здесь, Ядранско моря играли не то с крупным песком, не то с невероятно мелкой галькой. Теплая южная ночь очаровывала. Себастьян привез Жданку сюда, чтобы та несколько дней отдохнула у моря, которого раньше не видела. Милый старинный городок привел ее в восторг, весь вечер они бродили по узким кривым улочкам, заглядывали в многочисленные кафе и бары и только к ночи оказались на этом укромном пляже возле острова.
Жданка прилегла на теплый песок и, положив голову на колени мужа, слушала его рассказы. Негромкий голос убаюкивал. Сердце восторженно уносилось ввысь. Хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось.
– Так вот! Святой Стефан изначально был крепостью. Построили ее в 1442 году местные рыбаки, чтобы защитить семьи от набегов пиратов и турок. Острые как бритва скалы не позволяли неприятелю подойти к крепости, мощные орудия на стенах прикрывали единственный вход в бухту. Видишь, сейчас остров соединен с берегом дорогой, а тогда ее не было. Добраться до крепостных ворот можно было только на лодке. При малейшей угрозе лодки вытаскивались на берег острова и всякая связь с сушей прекращалась. Вон там, над воротами, небольшое здание – «правда». То есть суд по-нашему, по-сербски. В стародавние времена там разрешались все споры между горожанами. Несмотря на небольшие размеры острова, на нем сразу три церкви. Святого Стефана, Александра Невского и самая старая – Преображения.
– Постой! Как это Александра Невского? – удивилась Жданка. – Помнишь, у нас в городе храм на берегу реки? Ну тот, старинный. Говорят, в нем венчался с нашей княжной сам Невский! Что же получается? Мой родной город и этот – побратимы?
– Не совсем. Александр Невский причислен к лику святых, и храмы в его честь возведены во многих православных странах. А церковь у тебя на родине называется Благовещения! Ты что, этого не знала?
– Я никогда не придавала этому значения. Стоит и стоит, какая разница!
– Зря, историю своей родины нужно знать! – поучительно заметил Себастьян. – Благовещенская церковь, построенная в середине XII века, а точнее, в 1120 году была наиболее значительным памятником зодчества раннефеодальной эпохи. Это – тип шестистолпного, однокупольного, трехапсидного храма. Внутреннее пространство членилось на три нефа. Средний, наибольший, имел сводчатые перекрытия, боковые – крестовые. Как и у большинства древних храмов, архитектура его лаконична: стены оживляются лишь полуциркульными нишами и вертикальными лопатками. А вот рядом с ним недавно действительно заложена церковь Александра Невского!
– Ты меня поражаешь своими знаниями! Когда ты все успел разузнать о моем городе? У тебя же то учеба, то ординатура, то я! – рассмеялась Жданка.
– Чему ты удивляешься? Когда просиживаешь в библиотеке часами, невольно хочется передохнуть. Вот я и копался в исторических хрониках! А Александр действительно женился на княжне Александре Брячеславне в 1239 году. Так что вполне возможно, что венчался он именно в храме Благовещения.
– А мы с тобой обвенчаемся? – спросила вдруг Жданка.
– Обязательно! Но сначала мы с тобой должны заключить особый союз. Знаешь, что здесь, в городе, когда-то давным-давно жил молодой скульптор, Марко Митров? У него были золотые руки – что видит, то и высекает из камня. Да всегда лучше, чем в жизни! Крылатые львы, рыбы, птицы – как живые! Далеко разнеслась молва о нем, каждому знатному человеку украшал он дом. И вот однажды увидел Марко Елену, дочь самого богатого человека в городе. Вспыхнула между ними такая любовь, что ни минуты не могли они провести порознь. Да только не суждено было им быть вместе! Тайно любили они друг друга, пока родители Елены не решили выдать ее замуж в другой город. От горя влюбленные бросились с крепостной стены в море. Но когда их тела коснулись воды, произошло чудо! Они превратились в удивительных рыб, а голос с неба вдруг сказал: «Как одно, пусть будут два! Будут два…» С тех пор и повелось название Будва! А в доме Марко люди на следующий день нашли дивный барельеф. Две рыбы невиданные, сплетенные вместе. Накануне высек его Марко, будто знал о своей судьбе. Дом Марко Митрова стоит до сих пор. Стоит там и барельеф. И каждый, кто коснется его вместе со своей возлюбленной, будет одарен любовью – твердой как камень!
– Мы с тобой завтра же пойдем туда! – сказала, немного подумав, Жданка.
– Если ты готова к этому! – предупредил ее Себастьян.
Жданка очнулась от тишины. Обстрел прекратился. Некоторое время она прислушивалась, старалась разобраться в ситуации. Наконец приняла решение, стала выбираться из подвала. Едва Жданка поднялась в комнату, рев двигателей донесся снаружи. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять – она вляпалась! По разбитому шоссе к селению двигалась колонна бронетранспортеров! С винтовкой тут нечего делать. Нужно срочно уходить. Первый бронетранспортер замер на секунду прямо напротив дома. Башня развернулась, ствол тяжелого пулемета изрыгнул оранжевое пламя. Крупнокалиберные пули в щепки разнесли дверь. Несколько секунд спустя взорвалась установленная для пущей безопасности растяжка. Пулемет продолжал извергать пламя. Огромные, с палец размером пули с грохотом крошили кирпичи. Жданка юркнула в заднюю комнату. Проползла вдоль стены к разбитому окну. Перемахнула через щербатый подоконник, опустилась на толстый сук стоящего рядом с домом дуба. Балансируя зачехленной винтовкой, добралась до ствола. Белкой спустилась на каменистую землю. Здесь, под прикрытием старого дома, она чувствовала себя в относительной безопасности. По крайней мере, от пулеметного огня.
Скрываясь в зарослях, Жданка пробралась до склона и по едва заметной тропинке начала подниматься вверх, туда, где в двухстах метрах от дороги должна была находиться позиция артиллеристов. Карабкаясь на скалу, она не понимала, почему пушки молчат?
Внизу на дороге грохотали бронетранспортеры. Пыль клубилась над долиной. Скрежетали гусеницы, круша выщербленный асфальт. На обложенной бетонными блоками площадке, задрав в небо стволы, сиротливо застыли три противотанковые пушки. Вся орудийная прислуга, все расчеты лежали вповалку на обагренной кровью земле. Вырезали всех, без единого выстрела. Очевидно, вскоре после того, как Жданка пробралась на позицию. Рано утром, на рассвете, с ней еще шутил молоденький командир батареи. Сейчас он с перерезанным горлом лежал у колеса крайнего орудия, остывший и равнодушный.
Жданке оставалось одно: каким-то образом пробираться в расположение, спастись от двинувшихся в наступление хорватов. До Бихача она добралась только к утру, но здесь ее ожидало полное разочарование. В городе уже хозяйничали враги.
Спрятавшись за каменной оградой, Жданка наблюдала, как по улице чередой шли грузовики с пьяными солдатами вражеской армии. Вдруг жесткая рука зажала ей рот. Жданка попыталась дернуться, но знакомый голос прямо в ухо прошептал:
– Тихо! Уходим. Я боялся, что ты уже не вернешься!
Скосив глаза, она увидела грязное, закопченное, суровое лицо Лукса.
Война закончилась неожиданно. Остатки разгромленной армии стягивались к границе Сербии. Налеты имперской авиации не прекращались ни днем ни ночью. В октябре Лукса зацепило осколком, Жданка, надрываясь, тащила истекающего кровью командира в укрытие. Следующая бомба разорвалась слишком близко. Она помнила, как ее оторвало от земли и с размаху швырнуло куда-то. Дальше была только боль.
Боль. Тупая, тянущая. Она наполняла каждую клеточку истерзанного тела. Иногда Жданка видела белые пятна и снова проваливалась в мучительную темноту. Первое более или менее ясное воспоминание – чужое мужское лицо, непонятный разговор. Язык был совершенно незнаком. Чем-то отдаленно напоминал итальянский, но в то же время был абсолютно чужим. Что-то кольнуло в руку. Жданка провалилась в небытие.
