Kitobni o'qish: «Над синевой во мгле»
Делай, что можешь. С тем, что имеешь. Там, где ты есть»
От автора
Писатель наблюдает за жизненными ситуациями людей и результаты выкладывает на свои белые листы. Так, в переплетении с художественным вымыслом и философскими размышлениями, складываются страницы.
В моём произведении каждая глава имеет эпиграф – это я подглядела у А. С. Пушкина в его прозе.
В этой книге описывается путь самоотверженной Инги, твёрдо идущей по жизни, преодолевая преграды. На её пути встречаются и сильные личности, и трагические ситуации. Жизненные принципы Инги помогают ей вымостить свою дорогу и пройти свой путь. На страницах книги разворачиваются не поддающиеся человеческому представлению преодоления.
Неужели такое может быть? – Может!
Делай, что можешь.
С тем, что имеешь.
Там, где ты есть.
Теодор Рузвельт
Глава 1
…да на кой нужна такая жизнь, лучше конец, чем унижения без конца…
Инга стояла на мосту, и ей казалось, что в этот момент она в другом мире, на других параллелях… Ещё вчера она лежала в своей комнате и её взгляд бежал – по затёртым обоям, старым занавескам, по серой убогости… Она сама пришла в эту жизнь. Из родного дома уехала, когда ей исполнилось пятнадцать лет. Сшила себе рюкзак, потому что чемоданов в доме не было, и собралась в путь-дорожку. Со швейной машинкой она познакомилась ещё в три года, прошив себе указательный палец. К пяти годам она победила свою строптивую проказницу, а уж потом её умелица исполняла всё, что пожелает хозяйка. А хозяйка пожелала сшить себе рюкзак из плотной синей ткани, которую нашла у себя дома. Получился знатный рюкзачок с карманчиками и ремешками. Из остатка ткани начинающий пятнадцатилетний модельер сшила себе штаны-«трубы». К новым попсовым штанцам ей захотелось новый верх, и, найдя бабушкину старую кофту красного цвета, она сшила себе рубашку, а из отрезков смастерила яркую красную аппликацию на рюкзаке. Аппликация выражала огромные глаза, с удивлением разглядывающие Мир, и смеющийся бесстрашный красный рот. Смайлик на рюкзаке вызывал удивление. А дизайн комплекта – восхищение.
С этим багажом и тремя тысячами в кармане Инга села в поезд и отправилась в небольшой сибирский городок, поступать в училище на отделение «Кройки и моделирования одежды». Благодаря внутреннему настрою она была готова пройти «…и огонь и воду…» Она поступила. Училась хорошо, жила в общежитии. В группе Ингу любили и уважали. Она рисовала стенгазеты, танцевала, пела, писала сценарии для капустников. В общем – и писарь, и чтец, и в хоре певец.
Новая жизнь Инги подарила ей свободу. Свобода огромными глотками заманивала Ингу, одаривая её независимостью. Она упивалась самостоятельностью и поглощала её с юношеской жаждой.
И вдруг… монетка, брошенная на счастье, повернулась другой стороной, не ТОЙ, которая была загадана Ингой.
В шестнадцать лет она выходит замуж. В семнадцать на свет появляется сын.
И в жизни девушки стал раскрываться самый простой и затасканный сценарий.
Олегу – мужу Инги – на момент их совместной жизни было тоже шестнадцать лет. Но это не история «Ромео и Джульетты». Это совсем другая история. История соединения восторженности с тусклой не благополучностью. Как столкновение РОЗЫ с КАКТУСОМ.
Олег не успел пройти период мастурбации, как его потянуло на живое, горячее и волнующее. Он понял, что его жизнеутверждающий орган бодро и активно воспринимает игру гормонов. А результат «живого, горячего и волнующего» выдал «на-гора» – жену, ребёнка и ответственность. Жена и ребёнок – понятно! А что делать с ответственностью??? Это как гром и молния. Сначала заряд молнии – ярко и озаряюще. А следом – разряд грома! ЗАРЯД – РАЗРЯД! И когда раскаты грома раздирают небо, тогда и «…мужик крестится»… ВСЛЕД за событием, а НЕ опережая его.
Олег не знал и не осознавал, что ему делать с ответственностью? Ситуация для него вырисовывалась квадратно-тупиковой, как холодильник с бородой. И почему холодильник? И при чём тут борода? А при том, что Олег не понимал серьёзности произошедшего. Он не понимал, что ответственность – это ОТВЕТ за свои действия.
А «Ответ» Олега, опорой которому были хилые пластилиновые ноги, с горем пополам продержался три года.
А потом…
Гормоны молодости – заплясали, заиграли, заискрились. И ответственность перед семьёй не давала развернуться и выпрямиться, клонила к земле, как горб, и была для Олега помехой.
А в семье рос сын и жена училась и подрабатывала шитьём. Денег катастрофически не хватало.
Олег изо дня в день тешил себя весельем и развлечениями, мечтал вытащить козырного туза из колоды или найти клад Карабаса Барабаса. Он жил по принципу – СЕЙЧАС и СЕГОДНЯ! А что будет ЗАВТРА – он был не способен продумывать свои шаги: «Для этого надо ногу поднять, удержать и поставить на правильное место…» Олег не понимал, что, возможно, ЗАВТРА уже не хватит сил перетасовать карты чтобы вытащить козырную масть. Поднять ногу – поставить в нужное место и в нужное время. Это его не напрягало! «…а жизнь уходит между тем, частично или насовсем…»
Главное – НЕ опоздать!
Олег жил с уверенностью, что ОН-то не опоздает. Так думают самонадеянные глупцы, и, к сожалению, Олег был не исключением. Он решил, что проблемы можно отодвинуть. Он хорошо перетасует колоду, вытащит долгожданный джокер, поместит его в кувшин, и джокер, как старик Хоттабыч, будет выполнять все его желания. Олегу было невдомёк, что любой сосуд сначала надо наполнить и беречь, как хрупкую амфору. Не уронить и не разбить. От целого к осколкам – путь известен, от осколков к целому – обратного пути нет!
Но он не хотел верить – ни в амфору семьи, ни в разбитые осколки, он ждал своего старика Хоттабыча.
Инга как могла поддерживала угасающий огонёк их семьи, она ждала, надеялась, строила замки… а неокрепшие замки – то воздушные, то песочные – рушились один за другим…
В один из дней, который по воле судьбы оказался переломным, её муж Олег вернулся домой после очередного утешения своей несостоятельности и в пьяном угаре стал изображать из себя героя мыльного момента. «Герой» зашёл в дом, а перед ним на передний план выплыли неуютный дом, жена в халате, с кастрюлями и тряпками для шитья. Не то что та, с которой он пил на брудершафт. И ни выпить, и ни закусить. Олег решил всё и сразу выплеснуть на Ингу. Он устроил скандал с дешёвыми придирками, переходящими в буйство. Самый подходящий случай найти виноватого.
Слабак никогда не будет считать себя виноватым, он найдёт кому передать эту эстафетную палочку. У Олега виноватой всегда была Инга. И он не признавал, что сам-то он, как муж, – очень неудачное приобретение.
Замахнувшись на жену в состоянии пьяного одурманивания, он забыл, что Ингу не остановит и не испугает взмах мыльного героя.
Инга никогда не повышала голос, но у неё в руках всегда была наготове невидимая дубинка.
– Только попробуй! – с металлом в голосе и взглядом разъярённой тигрицы, она резко остановила взмах руки, нацеленный на неё. Мгновенно схватила железный молоток для отбивания мяса, висевший на стене, и от Инги полетели огненные волны, как в наковальне, где каждый удар выбрасывает веер горящих искр. Инга превращалась в Кали – богиню ужаса и страха. Решительность жены была Олегу хорошо знакома, и он не стал рисковать. А как ему хотелось утвердиться в позиции «сильного», унизив «слабого». В понимании Олега: чтобы возвыситься самому, надо унизить и опустить другого.
Ударить бы секирой по его возвышающейся башке, чтобы устранить ЭТУ разницу: между порядочным униженным и подлым возвышенным.
Гнев – жёлтый, сумасшедший, безумный – обуревал Ингу.
Она поняла, что жизнь, в которую пришла, не её жизнь. Жизнь, заманившая её, – пронзённая отравленной стрелой.
Петля времени кромсала матрицу личности Инги и утягивала вниз с силой воронки.
Она сидела на полу в ванной, и ей хотелось крикнуть: «Я не хочу такую жизнь, я не хочу ТАК быть замужем. НЕ ХОЧУ. Не хочу удерживать камень, тянущий меня ко дну».
Инга с грустью поднялась с пола и увидела деньги, выпавшие из кармана. Это был её заработок на шляпках. Инга собирала старые, перекошенные, «больные» шляпки и реанимировала их. Но как? Она их перенатягивала и украшала. А украшения делала из порванных старых колготок! Этого добра было в избытке у всех её подружек. Получались цветы, украшения и аксессуары из колготок, оживших в руках Инги. Пятна и потёртости прикрывались творениями из разного цвета колготок, «припудренных» стеклярусом, бисером или просто цветными нитками. Дамы держали в руках работы автора и искренне восторгались великолепием неизвестного бренда!!!
Её талант преодолевал непреодолимые барьеры. И не только колготки создавали «изумительность» в изделиях, но и мешковина. Пройдя процесс кипячения, мешковина расставалась со своей грубошёркостью, становилась мягкой и податливой. Инга прореживала нити и превращала мешок из-под картошки в экстрамодные изделия. А что она творила из трикотажных ползунков в сочетании с батистом!
Любой кутюрье от изобретательности Инги мог бы впасть в творческую кому.
Инга окончила училище с красным дипломом. В её жизни НЕ всё соответствовало статусу «красного диплома», и это нормально – от отличников в больших дозах немного подташнивает. Но что касается творчества, то её статус обретал не красный, а бордовый цвет экстраординарности. Её умение творить и работать помогало им выживать без долгов и кредитов, но всё равно денег хватало на очень серенький уровень, правда, иногда со светлыми оттенками. Но серый – он и есть серый, хоть с оттенками, хоть без.
Выйдя из ванной комнаты и обвиняя во всём только себя, Инга приготовила кофе и разместилась на диване. Дома никого не было. Сын Павел у бабушки, а муж после неудавшегося завершения истерики самолюбия пошёл геройствовать, утешать своё эго, легко и без борьбы.
«Серая жизнь не вокруг, а внутри меня – это вирус. Я убью ЭТОТ вирус. И не позволю залить мои жизненные цвета коварным серым. Восстать над серостью – это борьба, ломка сознания, прорыв к свету. Хотя, чтобы заставить играть другие тона, их надо сравнить с серым, с тёмным. Другие тона заиграют на фоне тёмного восторгом покорения. Это игра СВЕТА и ТЕНИ – непобедимый контраст жизни! При подмешивании ярких цветов серость исчезает и появляется яркость. Важно знать и чувствовать: какие мазки изменят восприятие серости? В противном случае от застоявшегося серого появляются вкрапления чёрного».
Мысли Инги ещё бежали бы и бежали, но её взгляд остановился на ярком пятне. Это был отблеск от хрустальной статуэтки, которую когда-то ей подарила мама, на счастье. И этот яркий комочек света оказался не шариком и не кружочком… Она смотрела на мерцающее пятно как загипнотизированная. И вдруг поняла – это точка! Точка! Она поставит точку в конце этого этапа серости и вырвет из своей жизни отравленную стрелу.
Затянув в тугой узел свои проблемы, Инга оставила записку с целью исключить поиски по поводу её исчезновения. Она собрала вещи и уже на следующий день, прихватив с собой статуэтку, неслась в плацкартном вагоне поезда в Новосибирск. Своё нижнее место Инга уступила довольно пожилой женщине. Женщина сдержанно, не очень радостно поблагодарила Ингу, что странно и необычно. Нижнее место для пожилых – это прямо бизнес-класс. А пожилая и грузная дама не очень-то оценила уступку попутчицы, но, взяв её руку, глядя Инге в глаза, завораживающе сказала:
– Не переживай, всё у тебя будет хорошо. Не сразу. Придётся потерпеть и перетерпеть. От мужа сбежала? Ну ничего… встретишь ты своего единственного.
На предсказания о хорошем и единственном Инга не обратила внимания, восприняла как благодарность за место и быстро вспорхнула на вторую полку. А вот «терпеть и перетерпеть» на неё подействовали. Эти слова, как жало, вонзились резко и с пронизывающей болью.
«Опять терпеть?» И тёмная тень воспоминаний стала медленно наползать на неё, зависая в этом маленьком пространстве – между лежащей на верхней полке Ингой и гладким потолком плацкартного вагона. И протиснулась же эта темень – плохое протиснется и в щёлку, и в щёлочку. Мрачные мысли чуть было не затянули Ингу, но монотонный стук колёс убаюкал её. Инга уснула.
Ранним утром, с ощущением бодрости и прилива сил, как после выпитой чашечки ароматного кофе, без чувства тревоги и мрачности, Инга покинула вагон поезда, прибывшего в Новосибирск. Она вышла на перрон и сразу окунулась в муравьиное царство – все куда-то спешили: догоняли, обгоняли, тащили и перетаскивали, как муравьи. У этих маленьких тружеников своя цель, своя задача, свой путь. Оживлённость движения вывела Ингу из состояния дремоты. Не дремоты после раннего пробуждения, а дремоты, в которой она пребывала в далёком провинциальном сибирском городке. Инга вышла на платформу другой для неё жизни. С ощущением новизны происходящего она почувствовала себя счастливой – не потерявшейся и растерявшейся, а счастливой. Инга обрадовалась своему состоянию, которое уже очень давно не навещало её.
Она зашла в камеру хранения, чтобы оставить чемодан с вещами и швейную машинку. Со швейной машинкой, которую ей подарила бабушка, Инга не расставалась. Эта волшебница, служила ей и головой, и руками, и ногами, была её квантом – неделимой величиной её энергии, её света и её настроения.
Сдав вещи в хранилище, Инга покинула вокзал и направилась в центр города.
Над городом вскипало утро, подогреваемое солнцем. И ранние блики утопили город в восхитительную розовость ранней свежести.
Наблюдая красоту просыпания природы, Инга, очарованная какой-то необъяснимой неуловимостью, поднялась на мост, выросший перед ней, как могучий страж, и с первой минуты восприятия мост заявил о своей силе и своём величии. Она почувствовала себя лилипутом, с уверенностью карабкаясь по телу к открытой ладони Гулливера. А на ладони – город-миллионер! Город распахнул свои объятия, гостеприимно зазывая Ингу в свои владения. Странное чувство сказочной лёгкости сопровождало её. Дойдя до середины моста, она остановилась. На мосту никого не было. Город ещё спал. Инга, убедившись, что она наедине со своей судьбой, под защитой большого Гулливера, открыла сумочку, достала ключи и, как хирург, удаляя больное, ненужное, не раздумывая, бросила ключи в реку, в Обь.
Путь падения ключей, от моста до воды, показался Инге долгим и волнующим, наконец она услышала звук соприкосновения ключей с мощной толщей реки. Обь заглотнула прошлое Инги, оставив в памяти момент соприкосновения её прошлого с её настоящим. Девушка развела руки и громким, надрывным шёпотом, как это бывает, когда чего-то очень ждёшь и очень надеешься, почти закричала:
– Город, прими меня!
И над будущим Инги восходило раннее утреннее солнце! Но она об этом ещё ничего не знала.
Глава 2
Человек, по-настоящему мыслящий, черпает из своих ошибок не меньше познания, чем из своих успехов.
Джон Дьюи
Покидая мост, Инга осторожно, дабы не нарушить покой города, стала входить в него, разрезая покров спящего, безмолвного, но живого обитания большого пространства.
Она шла по незнакомым улицам, ещё сохранявшим, в столь ранний час, свежесть весеннего воздуха, а навстречу ей стремительно нёсся поток цивилизации – многоэтажные дома с красивыми фасадами, тротуары с оформленными клумбами цветов, рекламные щиты по обеим сторонам широких дорог, автобусы в гамме ярких цветов, и каждая смена картинок – со своим лицом благополучия и власти. Это бесконечное царство коробочек с антеннами и трубами, башнями из стекла и камня захватывало пространство. Но Инга не замечала этого архитектурного наслоения, она смотрела на панораму города, а её взгляд был направлен внутрь себя, блуждая по лабиринтам восприятия.
После небольшого городишки с размытыми, грязными дорогами, десятком магазинов типа «Сельпо», проржавелым транспортом и ещё много чем, не выдерживающим конкуренции, Инга попала в царство благосостояния.
Для кого-то благосостояние, а для кого-то – внушительный стресс. Оказаться в большом городе – без друзей и родных, без кредитных карт и каких-либо финансовых возможностей, с суммой, которой даже не хватит оплатить суточный номер в гостинице, – это стресс! Но Инга обладала непобедимой силой оптимизма и жизнелюбия. Она и в куче навоза найдёт свою играющую радостью бусинку. Её труды и её работа шли рука об руку с пословицей «…из говна – конфетку». Это точно про Ингу, и здесь смыслообразующие оба слова – и говна, и конфетку.
Инга срослась со своим воззрением, создавая свои изделия, она их конструировала и видела разницу между простым пошивом и интеллектуальным: простое изделие шьётся, а эксклюзив – конструируется, как «Лего» из кубиков, квадратиков и кружочков складывается в форму, в конструкцию.
Оказавшись, в положении внушительного стресса, она принялась конструировать своё решение исходя из «места и времени».
Пробежав по своим плюсам и минусам, Инга приняла решение остановиться не в гостинице, а в общежитии, желательно студенческом. Она определилась в адресах общежитий трёх-четырёх университетов и направилась к ближайшему. А ближайшим оказалось общежитие Новосибирского государственного университета, НГУ, с важной пометкой: общежитие предоставляется только студентам. Ну не беда! Договориться можно везде и обо всём. По крайней мере, это вариант. Спасательная цель, к которой направилась Инга, оказалась недалеко от метро «Октябрьская».
«Отлично! Только бы повезло с “главнокомандующим”, то бишь с вахтёршей», – думала Инга, подходя к общежитию. Здание в девять этажей, обложенное светлой плиткой, показалось Инге очень даже приветливым. Перед входом в общежитие она притормозила, сделала три глубоких вдоха и… вошла. Войдя в холл и не успев ещё закрыть хорошо дверь, увидела внушительный стол 70-х… И восседателя! С начёсом на крашеных волосах цвета «бешеной морковки» и длинными ногтями ярко-бордового цвета. Облик «главнокомандующего» завершала стена с ключами за спиной дамы неопределённого возраста. Возраст неопределённый. Но вид! С абсолютно определённым синдромом начальника – сообщал: «Я всё знаю, и я всё решаю».
Этот типаж женщин был знаком Инге: сколько она прошла проходных, продавая свои изделия по организациям. Сама Инга очень легко сходилась с людьми, в ней не было ничего бабьего, того, что отталкивает, проникает во взгляд, мимику, отражается в ответных репликах…
В жизни очень важно уметь обыграть ситуацию, минуя острые углы. Умение балансировать определяет успех. Не зря Вито Корлеоне (Крёстный отец) ценил искусство вести переговоры выше, чем физическую силу и опыт.
«Никогда не сердись. Никогда не угрожай и не унижай. Умей договориться». Корлеоне оценил бы умение Инги говорить, договариваться и сообщать лицу приятное выражение.
Преткновения в общении у неё вызывали равнодушные люди, которые не выражали ни злости, ни доброты, и этим отсутствием ВСЕГО они рождали недоверие и насторожённость.
Аполлинария Макаровна, так звать-величать даму со взглядом «самой наисамейшей и самой наиглавнейшей», восседала на своём стуле, как на троне. Хотя какая разница? Что на стуле, что на троне сидеть приходится на своей пятой точке, то бишь на заднице. И это место, на которое опиралась Аполлинария Макаровна, было очень выразительным.
– Здравствуйте! – с улыбкой произнесла Инга.
В ответ Аполлинария поприветствовала гостью кивком головы, и её взгляд с поднятием бровей молча спрашивал: «Вы кто?»
– Что Вам угодно? – поставленным, как у театралов, голосом спросила Аполлинария.
Вид вахтёрши, сидевшей по ту сторону стола, не испугал и не встревожил Ингу, и она как можно спокойнее ответила:
– Вы бы не могли мне помочь остановиться у Вас? Для меня гостиница дорого, а в городе я никого не знаю, – неожиданно для себя, откровенно и просто выложила Инга.
Спокойный голос Инги и обращение «к НЕЙ, к Аполлинарии Макаровне!» изменили настроение вахтёрши. Перед ней стоял человек, просящий о помощи ЕЁ – Аполлинарию, и от НЕЁ, от Аполлинарии, зависит: «как будет направлен шар: в лузу или мимо».
– Вы приехали работать или учиться? – строгим, но уже не высокомерным тоном спросила Аполлинария.
«Сказать, что уехала от мужа, – значит, разведёнка, да ещё молодая. Это может оказаться красной тряпкой для дамы не первой молодости», – подумала Инга.
– Ну что молчишь? Учиться приехала? – настойчиво продолжала Макаровна.
– Нет, работать.
– Работать? А чему ты обучена, что умеешь? – с откровенной насмешкой спросила Аполлинария Макаровна.
Услышав этот вопрос, на который Аполлинария ждала провальный ответ, Инга обрадовалась. Она очень боялась, что разговор с «королевой вахты» не дойдёт до этого долгожданного момента. Вместо ответа она открыла сумочку и достала одну из пяти шляпок. Это был стратегический запас Инги на случай выживания.
На стол Аполлинарии легло что-то необычное, в гофрированном из фольги футляре, выполненном Ингой по собственному дизайну.
Этот ОБЫЧНЫЙ, на первый взгляд, предмет вызвал НЕОБЫЧНЫЙ интерес Аполлинарии.
– Что это?
– А Вы взгляните! – ещё не зная, как будут разворачиваться события дальше, но что Аполлинария получит вполне исчерпывающий ответ на вопрос «А что ты умеешь?», Инга не сомневалась.
По мере открывания футляра глаза Аполлинарии медленно принимали шарообразность, и восхищение собралось в одном возгласе: «Боже мой, какое чудо!»
Инга переждала момент восторга и предложила примерить шляпку. Хотя понимала, что с обликом Аполлинарии Макаровны может справиться только шапка-ушанка – боХатая, мЭховая. Аполлинария, напялив на себя эту красоту, уже ни за что не хотела расставаться с ней. И, к удивлению Инги, шляпка ей оказалась очень даже к лицу. При всей казарменной выразительности Аполлинарии, лицо её по типу соответствовало шляпным лицам, и, надев шедевр Инги на себя, она преобразилась до неузнаваемости.
И пусть хоть кто-нибудь позволит себе не согласиться, что не одежда красит человека.
Тёмно-серый кадр в ту же минуту преобразился в насыщенно-цветной.
– Это что, ТЫ делаешь, САМА??? – с нескрываемым удивлением спросила Ингу Аполлинария.
– Да, – спокойно ответила Инга.
– Ты модельер?
Инга удивилась вопросу «Модельер?», все её обзывали швеёй. Ну, видно, с перепугу в голову Макаровны влетело это красивое определение.
«– Да, я шью», – сказала Инга и достала кофту из комбинированных кусочков льна и бязи, которую она собрала из старых вещей. К её отрезной талии Инга пришила два висячих кармана из плотного тюля, выкрашенного в цвет кофты. Этим же тюлем, и тоже накрахмаленным, и выкрашенным, была покрыта шляпа, и с кофтой смотрелся комплект, будто взятый с подиума показа моделей.
Аполлинария, увидев ещё и кофту, что-то кудахча, невнятно запричитала и, схватив изделия, побежала вглубь коридора.
Минут через десять она вернулась с дамой очень привлекательной внешности, которая представилась Ниной Андриановной.
– Это Ваши работы? – спросила она и, получив утвердительный ответ, взяла с доски ключ и протянула Инге: – Ваша комната 505, располагайтесь, я через час зайду к Вам, обговорить некоторые формальности, – и ушла.
Инга чуть не захлебнулась от прилива нахлынувших чувств и не могла сдвинуться с места, будто подошва туфель приклеилась к полу.
– Ну что стоишь, иди, – голос Макаровны вернул её в себя.
Инга поднялась на пятый этаж, открыла комнату № 505 и остолбенела. В комнате стояли кровать, кресло, письменный стол и круглый стол со стульями. Мебель была довольно приличная, комната чистая и уютная. Туалетная комната – общая на блок, в блоке две комнаты, одна из них уже принадлежала Инге.
Инга села в кресло с чувством несказанного везения. Девушка почувствовала себя избранной! Каких-то три часа назад она шла по городу без крова, без денег, в полном одиночестве. И голос из глубины её состояния передавал: «Твоё время – здесь и сейчас, всё, что было, – забудь, к тому, что будет, – иди!»
В дверь постучали. Это была Нина Андриановна, её стройная фигура подчёркнута брючным костюмом цвета тёмного шоколада. Правильные линии её фигуры придавали костюму ещё более выигрышный вид. Русые волосы, затянутые в узел на голове, подчёркивали правильную пропорцию черт лица, не нагруженного косметикой. Тёмно-карие бархатные глаза отражали глубину взгляда на фоне светло-кофейной губной помады. Инга сразу определила, как элегантно тонко были продуманы наряд и макияж будничного дня.
– Как обустроились, всё в порядке? – добродушно спросила Нина Андриановна.
Инга сразу и не сообразила, с чего начать благодарить, что-то выпалила несуразное и впопыхах стала вытряхивать свои работы.
– Вот! Взгляните!
Нина Андриановна развернула платье из мешковины и не смогла сдержать восторга.
– Это Вам! – поспешила Инга выразить благодарность своей спасительнице с чувством удовлетворения. К платью присоединилась шляпка, и Нина Андриановна растворилась в состоянии, которое испытывает женщина, видя себя в очень привлекательном облике.
– А можно посмотреть все вещи? – как-то робко спросила она.
Инга выложила всё на стол. Взгляд Нины Андриановны выдавал и удивление, и восхищение. Всё просмотрев, она произнесла одну фразу:
– Я забираю всё, в счёт оплаты первого месяца, – и, положив две тысячи на стол, добавила: – И это тоже, – указывая на деньги, и после паузы спросила: – Это нормально, тебя устраивает?
Инга замахала и головой, и руками, подтверждая полное согласие.
С этого момента жизнь Инги побежала как горный ручеёк – чистый и бодрящий. Она подписала договор на коммерческой основе с ежемесячной оплатой в 8000 рублей и отправилась на вокзал забрать вещи. Сначала она привезла швейную машинку, а потом поехала за чемоданом с вещами. Можно было бы по-барски, на такси, но позволить себе расточительство, даже при столь удачно сложившихся обстоятельствах, она пока не могла. А осилить и чемодан, и машинку сразу, при росте 165 см и весе 50 кг, было для Инги тяжело. Посему второй рейс с чемоданом завершился довольно поздно.
Переступив порог СВОЕЙ комнаты и позволив себе чашку чая с бубликом, она утонула в чистой постели, погрузившись в состояние счастливого спокойствия.
Всё плохое, что было связано с мужем, она могла сравнить со старой лестницей, скрипучие ступени и шаткие перила которой напоминали ей прогнивший паром, челноком ходивший от одного берега к другому и оставлявший устойчивый шлейф затхлости и убогости. Время от времени, то поднимаясь, то спускаясь по этой старой лестнице – все фибры её души – бунтовали и противились дышать заболевшим и прогнившим.
Ей надоело – терпеть, прощать, надеяться. На что надеяться? На пустоту – тёмную, как бездна, сжирающая всё на своём пути. Нет! «Уж лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас» – эта излюбленная фраза её мамы всегда была в голове Инги, и она её вдохновляла вступить в поединок с предстоящей неизвестностью. Как в сказке «Конёк-горбунок», с головой да в кипящие котлы. В кипяток! В молоко! В студёную воду!
