Kitobni o'qish: «Nazad в никуда»

Мы часто стремимся в прошлое, в детство.

А так ли это нам нужно?

Так ли там было хорошо??

Часть первая

Лето! Жаркое лето! Вокруг все парит. От раскаленного асфальта исходит жар, который виден даже не вооруженным взглядом. Дышать было так тяжело, что казалось, тысячи маленьких пиявок, разрывают легкие в груди. Безумная жара терзала всех.

Николай ехал в машине, в сторону своей родной деревни. Ему позвонили вчера вечером с печальной новостью. Умерла его старенькая тетя, о которой он почти ничего не знал, но отдать последний долг он был обязан.

Выяснилось, что у неё ни кого, кроме него, не осталось. На войне погиб муж, детки ушли из жизни раньше неё, и только она, закаленная временем, всем на зло, жила!

– Эх, тетя Клава, тетя Клава. Я и не знал, что ты была жива.

С огорчением в голосе сказал Николай. У него так же ни кого не было. Сирота с детства, он был воспитан дядей. Вообще как то странно получилось, что ни кто не знал, что Клава жива. Все о ней забыли. На плечи Николая легли проводы одинокого дяди. Теперь вот, тетя. Он не думал о расходах. Он получил блестящее образование юриста. Работал в крупной компании в Москве. Дядя оставил старенькую квартирку в центре Санкт-Петербурга. В ней, Коля был лишь пару раз. Когда та, ещё была коммунальной. Бесконечный коридор с множеством дверей. Орущие дети, и визиг дерущихся кошек. Впечатление было диким, и он не особо радовался тому, что дядя сумел выкупить все комнаты. Говорил даже что сделал ремонт, но Николай был так занят, что не поехал смотреть.

Дядя Федя сам приезжал к нему. Жил подолгу, и умер у него на руках. Лишь просил не продавать его квартиру. Оставить внукам, он считал Колю родным сыном, и всячески это подчеркивал.

Теперь, не успев оплакать дядю, мужчина мчался вглубь Ленинградской области, в деревню, где жили, когда то, его родители. В деревню, из которой его забрал дядя, после гибели своей сестры.

Сестра, мама Николая, Мария, была младше всех. Когда она родилась, Федору было уже 30 лет! А Клаве и того больше. Поэтому все горячее оплакивали Марию и её мужа, Михаила сгоревших в собственном доме. Федор сразу забрал мальчика и обещал семье растить его как своего. Клава осталась в деревне.

Дорога начала петлять, напоминая серпантин. Это был верный признак приближения деревни. Николай знал, что здесь его земля, здесь жили его предки, но после смерти родителей он здесь не был. Сначала учёба, потом работа. Всё отнимало много времени. Даже в личной жизни был полный штиль. Хотя у Николая была яркая внешность. Черные волосы, густые черные брови огибали ровной дугой карие глаза. Он был высоким и сильным, ладно сложенным матушкой природой. К тому же он был очень умным и добрым, но главное его достоинство гибкость с людьми. Ни когда не рубил он с плеча, ни когда и ни кого не обвинял и не судил. Это и помогало быть отличным адвокатом.

Жара, казалось, усилилась, но в машине было прохладно и комфортно. Играла тихая музыка, создавая атмосферу уюта. Николай решил остановиться и отдохнуть. Выбрав тихое местечко, он съехал на обочину. Вне салона машины воздух обжигал. Он вдохнул полной грудью, и, казалось, спалил все тело внутри, но ему это нравилось.

Здесь, в глуши, на свежем воздухе, хоть и горячем, дышалось в сто раз лучше и легче чем в задымленной выхлопными газами Москве. Птицы пели, соревнуясь в звонкости и в виртуозности звучания голоса. Где то к ним присоединилась кукушка, а где-то вдалеке, был слышен стук дятла. Он эхом разносился по округе.

Лес был диким. Николай огляделся по сторонам, вокруг ни души. Даже дорога на многие километры пустая.

– Аууу!!!!!!!!! – не удержавшись, крикнул Николай.

Птицы на мгновение умолкли. Но это был только миг тишины. Вскоре они вновь защебетали с новой силой, затмевая соперника.

– Эгэгэй!!!!!!! – снова прокричал мужчина, наслаждаясь тем, что может по хулиганить.

Позади него раздался треск. Он оглянулся, но ни кого не заметил. Лукаво улыбнувшись, он снова захотел было закричать, и открыл уже рот, и набрал уже полную грудь воздуха… и…

– И чаго горланишь молодой шельмец?

В метре от него, позади машины, стоял дедок, с белой бородой и в косоворотке. Казалось, что ему лет сто уже, но глаза молодо сверкали и искрились улыбкой.

– Ой, – выдохнул Николай, – Извините, я думал, ни кого нет.

– Агась, лес то полон жителей! Почем тревожишь их? У них деточки маленькие. Тишина нужна.

Николай стоял и удивленно смотрел на старика. Он чувствовал себя виноватым и даже не смел возражать. Здесь свои законы и правила, а он, как дикарь, вломился и нахамил.

– Извините меня, я не подумал.

– Вот, вот, тяперича ни кто не думает!

Дедок обошел машину, и погладил её по капоту.

– Лети милок, тебя уже ждут.

И поковылял по дороге вперед.

– Дедушка, может подвести тебя?

– Ай?? Не. не надо. Коли я ездил бы, дожил бы я до сих пор? Я пешочком люблю.

– Ну как знаешь. Прощай.

– До встречи милый, увидимся ещё в Холмах.

Николай сел в машину и поехал в свою деревню, в Холмы.

Странно так, деревня далеко, а дедок пешком. Проезжая мимо деда он помахал ему рукой. Через сто метров он посмотрел в зеркало заднего вида и не увидел деда.

"Чудной, дедушка, какой", подумал Николай.

Деревня, казалось, вымерла. Бурьян овладел всеми полями и огородами. Дома стояли, покосившись, некоторые завалились на бок. Но, те, в которых жили люди, были обкошены и даже засеяны огороды. Небольшие куски земли, обработанные под картошку, смотрелись как одинокие пятна среди беспросветного бурьяна.

Николай подъехал к знакомому дому. Дорога была на удивление ровной. Её чистили огромным грейдером.

Он зашел в калитку и удивился, ожидая увидеть развалины, но дом стоял крепкий, красивый. Вокруг была скошена трава, и заборчик был новый. Вдоль тропинки, идущей к крыльцу, цвели какие-то цветы. По всему саду были разбиты клумбы и даже, стояла тепличка. Он не удержался, обошел дом и заглянул в тепличку. Там висели огромные помидоры. От такого чуда у него заурчало в животе. Он сорвал висевший у входа огромный плод и блаженно откусил. Запах настоящего, домашнего томата пьянил. Он понял, что забыл как пахнут помидоры. И о том, что они не глянцевые, а кожура слегка бархатистая от пыльцы.

– Это кто тут ворует, а? Руки!

За спиной раздался грозный и сердитый голос. Николай повернулся. Перед ним стояла женщина с ружьем, направленным прямо на него.

– Я племянник тети Клавы.

– А, явился, пока жила ни кому не нужна была, а как померла так сразу объявился наследничек.

– Не понял?

Николай ошарашено стоял и не понимал в чем его вина.

– Я приехал похоронить её. Мне позвонили. Я не знал о ней.

– Ну да, конечно, не знал. Все вы такие.

Женщина зло ворчала, убирая оружие.

– Мне ничего не нужно. У меня все есть. Я приехал проститься с ней. Дядя умер недавно, тоже. А родители сгорели вон там.

Николай показал в сторону заброшенного пепелища рядом с домом тетки.

– Так ты сын Михаила и Марии??

– Да, их.

– Ааа, ну тогда пошли в дом.

Женщина неохотно сменила гнев на милость. Все равно обиженная появлением наследника.

– Здесь она всю жизнь жила, это дом родителей её. То есть, твоих, деда и бабки. А сгорел дом Михаила. Всегда говорила, подлатай печку! Вот, угли выпали. Эх, жаль.

Николай шёл за женщиной, с томатом в руке, не слыша её и не в силах понять, что ему с ним делать: и съесть не в силах и выкинуть жаль. Он чувствовал себя так гадко, что хотелось провалиться сквозь землю. Увидев перила он положил его, подумав что так будет лучше.

Мужчина вошел в дом и застыл на пороге. Это дом его предков. Старинный. С резьбой на окнах и с резными ступеньками и крыльцом. Все здесь веяло стариной. На деревянном полу, лежали плетеные коврики из лоскутков, как цветные ленты. На стенах были приклеены обои в цветочек. Очень нежные. На окнах простые занавески, вышитые по краю причудливыми орнаментами. Вокруг была такая чистота, даже печь была белая, словно выбеленная только вчера. В центре стоял длинный стол. На столе стоял гроб. На нем не было крышки, но самой тетки видно не было. Она была прикрыта кружевной накидкой. Из-под кружева виднелся силуэт пожилой женщины, последнего родного человека.

– А можно посмотреть на неё?

– А что она картина шоб на неё глазюкать? Иди поцалуй в лоб тетку, попрощайся с родимой.

Женщина приоткрыла лицо старушки и тут же жалобно простонала.

– На кого же ты нас оставила? Ты ж добрая была.

Она плакала и причитала, поглаживая покойницу по лбу.

Николай подошёл к гробу и взглянув на старушку. Для своих, очень многих лет, она выглядела необычно молодой. Это сразу бросилось в глаза. Ей от силы можно было дать лет сорок. Он удивленно разглядывал некогда красивое лицо. Густые аккуратные брови окаймляли ровный овал глаз. Лицо было узким и губы, не смотря на старость, были пухлыми и розовыми, с легким синеватым оттенком. "Поцелуй смерти и смерть ей к лицу", – подумалось молодому мужчине. Морщины на лице были скорее приятными, а полуулыбка очень доброй.

– Она очень красивая, – заметил Николай.

– Да, она была первой красавицей в юности и в старости. Всем помогала. Во время войны прятала партизан. А вот горюшка хлебнула больше всех. Мужа любила, убили. На детей молилась – погибли. Тебя часто вспоминала. Говорила: "Приедет Коленька, отдайте ему все, что есть у меня. Особенно шкатулку с орденами. Там все, и деда и мужа". Мы, конечно, обещали, но не думали что приедешь. Дом то, наверное, продашь?

Женщина с ухмылкой посмотрела на мужчину. И укоризненно продолжала.

– Конечно, вам, молодым, ничего не надо, все бы продали. За свои доллары. Это нам. старикам, все надо. Все копим, собираем, для внуков, а они вон как поступают.

– Ну зачем же вы так? Даже не познакомились ещё, а уже выговариваете. Вы же меня совсем не знаете.

– А что тебя знать? Надежда я, соседка. В последнее время жила с Клавой. Пошли я тебе отдам документы и шкатулку. Там ещё письма есть.

– Спасибо вам, тетя Надя. А почему вы здесь живете? Клавдия болела?

– Нет! Она была здорова до самой смерти, и не жаловалась. Просто ей было скучно одной. А мой дом старый. Да и топить один дом дешевле, чем два. Вот мы и жили вдвоем не тужили. Эх хорошо было.

– Знаете, я здесь совсем не долго, но уже понял, что дом мне нравится. И я не только его не продам, но и с удовольствием поживу здесь.

Женщина тут же разочаровалась, ведь она то думала, что подруга могла бы и оставить ей этот дом. Её то покосился, а здесь только печь наладили. Теперь все отдать. Она грустно оглядела свои коврики, салфеточки, вазочки. Такой уют сделали они себе с подружкой, на зависть всем. Ну да ладно, дом то все равно не её.

Они поднялись на второй этаж и женщина уже смирилась и обреченно молвила доставая со шкафа шкатулку:

– Вот, документы на дом, письма тут, и золото. Она сняла его давно, больше 5 лет назад. Зря пылиться. Может, продашь?

Мужчина взял огромную шкатулку из рук женщины, заметив как она изменилась.

– Что с вами? Вам плохо?

Разница в настроении была очевидна. И ему сразу стало жаль старушку.

– А можно вас попросить остаться здесь? Ведь дом пустой, а вам здесь будет удобнее чем в старом? Я буду вам денежку высылать на содержание и ремонт.

Женщина опешила от такой щедрости. Она ни как не ожидала, что Николай может попросить жить здесь да ещё и деньги давать. Наверное он и правда не знал о Клаве. Иначе он точно помогал бы ей.

– Я не знала как просить тебя не продавать дом. Конечно, я согласна! Завтра похороны и очень хорошо, что ты приехал. Увидишь где могилки твоих родителей.

– А сегодня мы ночевать будем тут?

– Конечно, А ты что, Клаву боишься? Так постелю тебе в сарае.

Николай улыбнулся сжимая шкатулку в руках.

– А можно я тут посижу?

– Конечно, это бывшая спальня Клавы, но в последнее время мы жили вместе в соседней. Там она и умерла. Уснула и всё. Тихо так, незаметно.

Женщина задумчиво покачала головой.

– Нет, она точно была святой. Ты увидишь сколько людей придут сказать ей спасибо.

– Хорошо. а денег то сколько нужно? Я привез с собой.

– Ой милок, она накопила на все.

Тут же, ласково залепетала женщина, думая о том что теперь, может тратить свои похоронные. ведь теперь у неё есть ради кого тратить.

Николай ей сразу не понравился, но теперь казался уже родным. Его добрая душа растопила её одинокое сердце.

– Хорошо, тогда, если нужно, я оставлю на комоде, берите, сколько нужно будет. Я хочу, что бы было много цветов. Есть где купить розы?

Женщина на минуту потеряла дар речи. Но быстро оправилась и ответила.

– Пошлю Егорку в центр. Там у нас живет один фермер, так его жена разводит розы и гвоздики.

– Может, я отвезу его? И сам куплю?

– Добре… Схожу поговорю с Егоркой.

Женщина вышла, что-то побурчала внизу покойнице. Видимо расхваливая нового родственника, и ушла из дома.

Николай остался один. Он оглядел комнату, в ней жили дед и бабка. Такая просторная, светлая – на стене висел, протрет деда, а рядом висела рама, а в ней все родные. Маленькие фотографии ютились в одной большой раме. Он заметил и свое фото сделанное ещё в детстве. Рядом стояли мама и папа. Машинально Николай погладил изображения пальцем. Аккуратно, бережно, боясь повредить стекло, но с непреодолимым желанием все же, прикоснуться к ним. В голове стали всплывать разные обрывки воспоминаний. Детские качели в цветущем саду, улыбка мамы. Их так мало. Хотелось вернуться в детство и подсмотреть свою жизнь. Посмотреть на маму и отца.

Мужчина открыл шкатулку и начал разглядывать пожелтевшие листы писем, фотографий. В платочке были бережно завернуты медали деда и дяди, рядом лежали документы на ордена, пожелтевшие от времени книжечки.

Его мало интересовали эти сокровища, он знал, что не достоин их и считал, что награды нужно было похоронить вместе с героями, Но чаще медали и ордена приходили уже после смерти героев, когда похоронить с ними уже не было возможности. Он тут же подумал, что нужно передать эти сокровища в музей военной славы, что бы о героях помнили потомки. Что бы ни какой коллекционер не получил ордена героев войны.

С этими мыслями он отложил их на комод и стал дальше изучать историю своей семьи. Вот он наткнулся на очень старую фотографию девушки. На обороте надпись уж размылась. Кто она такая уже не узнать. Затем он увидел ещё один платочек. Развернув его, увидел золотые украшения. Простые, но элегантные. Было видно, что старинные были перемешаны с современными. Золото отличалось по цвету. Старинное золото было ярче, насыщеннее. Среди украшений он нашел цепочку с большим крестом. Повертев в руках, он одел его, и тяжесть металла ударила по груди. Посмотрев на него, снял. Как то было неудобно с ним, он же чужой. Затем он увидел среди драгоценностей, огромный перстень с алым рубином. Тут он все же не удержался, примерил его и оставил на руке. Ему понравилось, как он блестит. Перебирая дальше сокровища, он понял, что выглядит глупо, и не достойно. Снял перстень, положил его на место. Свернул украшения назад в платок, так как было, оставил только крест, и сунул вглубь шкатулки. Его внимание привлек свежий конверт без адреса. Была лишь пометка – Николаю.

Он с любопытством вскрыл письмо. Казалось что оно для него. Так и было, это он понял с первых слов.

"Здравствуй, дорогой Коленька. Знаю что живешь ты далеко и даже не знаешь что я живая ещё. То не твоя вина, а брата моего. За могилками родителей твоих слежу, убираюсь. Дом, правда, не стали ремонтировать, но человек без своего дома, что птица без гнезда. Как бы не сложилась твоя судьба, знай, что ты не сирота, у тебя есть семья… Мы все тебя любим и молимся за тебя. Каждый по-своему. Дядя, я надеюсь, хорошо тебя воспитал, да и иначе быть не может.

Храни тебя Господь Родной”

А внизу уже была приписка другой ручкой.

"Коля, скорее всего, если ты читаешь это письмо, я мертва. Видела во сне твоих родителей, звали они меня с собой, зря не пошла. Устала я жить. Прошу не бросай Ниночку, она как я одна. В доме есть комната, куда ни кто не входил со смерти деда твоего Феопента. Ключ висит над дверной рамой. Ни кто не знает что там, и я тоже. Женщинам было запрещено туда входить, даже убираться. В крышке шкатулки есть завещание деда. Открывать двери только пра правнуку Николаю. Что бы это значило, ни кто не знал. Завещание я нашла уже после смерти твоих родителей, поэтому тебе эта честь открыть её!

Удачи тебе дорогой мой. Будь Благословен Господом.»

Николай прочитал последние строчки и опешил. Ключ, завещание. В советское то время, какие там суеверия, а они верили. Будучи скептиком, он сложил письмо и убрал назад, в легком недоумении.

Он убрал шкатулку и встал. Оглянулся. Ему здесь нравилось. И дедушка Феопент мило улыбался с портрета. Коля взял крест на цепочке. Он повертел его в руке и, разглядывая, спустился вниз к покойнице. Наклонившись к ней, он почти шёпотом сказал:

– Спасибо тебе за все. Я сделаю так, как ты написала. Хоть и не верю в суеверия. Прошу меня простить.

Мужчина поцеловал покойницу в лоб, не ощущая ни страха, ни брезгливости. Будто она живая, родная душа. Аккуратно расцепив её руки, сложенные по обычаю на груди, он вложил в них золотой крест и зажал его в её ладонях.

– Спи крепко и спокойно Клавдия.

Ему это понравилось, и он решил, что правильно поступил. Затем оглядев комнату, ещё раз направился на мансардный этаж. Туда вела маленькая узенькая лестничка. Он с трудом проходил в тесном проёме, казалось дом его раздавит. Поднявшись на последнюю лестничку он дернул за ручку. Дверь была закрыта. Он похлопал ладонью по наличникам и услышал, что правый прибит не плотно. Слегка подковырнув его, он увидел под ним ключ, висевший на маленькой веревочке. Николай открыл двери. Ничего особенного он не увидел. Лишь нагромождение старых вещей. В маленькое окошко, которое он не видел снаружи, пробивался свет, тоненькими лучиками освещавшее темное пространство, и создавая ощущение сказочности момента. Он вошел вовнутрь, вокруг было пыльно. Машинально он провел пальцем по старому сундуку, потирая его от пыли привычным движением. Почему только он мог сюда войти? Он не понимал…

Часть вторая

Ромашковое поле. Как много в нем нежности. Как много романтичности и покоя. Каждый хоть раз в жизни его видел. В детстве или потом, но оно всегда оставляет в памяти незабываемые впечатления и нежные воспоминания.

При легком дуновении ветерка, ромашки синхронно наклонялись, покачиваясь в такт с ним, повторяли его движение. Музыка ветра, озвученная движением, вот на что это похоже.

Над белоснежными цветами кружили шмели, бабочки и стрекозы, рядом с ним явно была река или водоем. Слышно было как где-то шумела вода. Покой и тишина завораживали даже этот самый день. Казалось, он застыл в очаровании и время остановилось.

На краю поля, окруженная ромашками, сидела молодая девушка. Ей от силы было на вид лет двадцать пять. Русые, слегка вьющиеся, волосы окаймляли упругие скулы, но лицо излучало нежность. Голубые глаза были такими голубыми и внимательными, что вызывали восторг. Девушка улыбалась сама себе. Она мурлыкала себе под нос какую то мелодию и плела венок. Для него она набрала не только ромашки, но и нашла васильки и колокольчики и иван-чай. Вплетая по очереди разноцветные цветочки, не забывала вплести и травинку. Она с таким усердием плела венок, что не замечала ни кого вокруг.

У неё сегодня выходной, и она решила провести его в одиночестве. Сенокос шел полным ходом. Трактора только успевали возить готовые тюки. Те, кто косил в ручную, для себя, складывали сено в вешала на просушку. Что бы потом, собрать уже готовое, сухое и ароматное сено. Жизнь шла своим чередом.

Селяне привыкли так жить. Рано вставать, поздно ложиться. Работать на износ и отдыхать на полную катушку.

Тяжкими условиями для жизни их было не испугать. Многие даже мысли не допускали уехать в город. Тяга к земле и свободным пространствам леса были сильнее городского комфорта. Ирина сидела вся увлеченная в свое занятие, наслаждаясь покоем. Она вот уже третий год как вернулась из Москвы в родную деревню. Девушка закончила сельскохозяйственную академию и работала главным агрономом в своей деревне. Бывший колхоз имени Кирова давно разорился и местные активисты, с недавних пор, решили возродить хозяйство. Вернувшись из городов друзья взялись за управление нищим колхозом. Выкупили все что можно было. Отстроили новые ангары и коровники. Закупили трактора и комбайны. Нашли всю молодёжь, разбежавшуюся по городам, и попросили вернуться пообещав достойную зарплату и новые дома в течении пяти лет.

Конечно не все вернулись, но большинство не пожалело. За три года что Ирина помогала поднимать хозяйство, отстроили целый новый поселок. Дома строили всем миром. И получали их в собственность на условии работы в новом хозяйстве. Конечно не все так гладко шло в начале. Все поля были запущены. Селяне беспробудно пили и многие разъехались. Детей некуда было водить учиться. Но сейчас, Ирина гордилась тем, что они отстроили не только детский садик, но и школу. В результате директор хозяйства и владелец стали самыми уважаемыми людьми в районе. Они вложили все свои деньги в развитие и набрали кредитов, но дружба и желание восстановить родной край, оказались сильнее всех страхов и проблем. Они стали ещё богаче, а селяне, наконец, почувствовали хозяйскую руку.

Как то Ирина предложила восстановить звероферму, находящуюся в соседней деревне. Она стояла пустой с 1995 года и за пятнадцать лет полностью разрушился, но самое ценное, кормовая кухня, осталась нетронутой. Она была запечатана столькими замками и заборами, что местные, в шутку, говорили, что там запечатаны эксперименты над людьми или страшные болезни. Поэтому здание вызывало суеверный страх и это помогло ему сохранится нетронутыми.

Сергей Александрович обещал подумать. Ведь нужно где то закупать зверей на племя. И искать специалистов. Но где же их взять, когда даже бывшие звероводы стояли на рынках, торгуя петрушкой. Обещая подумать, он забыл о разговоре, пока не наткнулся на объявление о банкротстве зверофермы в Московском районе. Заинтересовался и решил выкупить племенных зверей.

Ирина улыбалась тому что скоро они начнут новую страницу в истории села. Она откинулась на спину и лежа в ромашках сама себе сказала.

– Эх дорогая, ты ж везучая! Какая молодец! Ай да я.

Венок лежал рядом, готовый, и казалось даже улыбался ей.

– Вы Ирина Михайловна сами с собой разговариваете?

Прозвучал рядом голос мужчины.

– Кто здесь?

Ира подняла голову и увидела Сергея Александровича. Он широко улыбался, стоя на тропинке.

– А это вы, да, сама с собой.

– Не жалеете, что покинули город?

– О нет, ведь здесь рай.

– Согласен.

Мужчина подошёл к ней и сел рядом.

– Ирина, как думаете, сможете возглавить звероферму? Ведь это ваша идея, а толковых руководителей у меня ни кого нет.

– Я? – удивилась девушка.

Она не ожидала. Что ей предложат такую ответственную должность. Нет, она не боялась трудностей, но тут спасовала.

– Нет, я наверное, не справлюсь, я агроном, о зверях ни чего не знаю.

– Я подумал об этом и пригласил главного бригадира с разваливающегося зверохозяйства. Он толковый мужчина. Активный, думаю, вы вместе справитесь.

Девушка опустила голову, разглядывая свои руки.

Она и безумно хотела этого, но и страшно боялась.

– А можно я подумаю?

– Нет, не можно, а нужно до вечера. Завтра принимать зверей. Пара шэдов сохранились, туда пока и поселим племенных. А сегодня там ставят новый забор. За лето поднимем все постройки. Материалы уже есть. А Аркадий завтра уже начнет ухаживать за зверьми и искать рабочих.

– Да? Так скоро?!

– А чего ждать? Другого случая не предвидится!

Девушка нервно пожала плечами, дернула травинку, растущую рядом, и ответила твердым голосом.

– Хорошо, раз такое дело, я согласна.

Мужчина просиял.

– Ну вот и славно! Лучшей кандидатуры мне все равно не найти! Спасибо тебе. Если что проси что все что тебе нужно. Даже на курсы в Москву отправлю!

– Сергей Александрович, я с звероводством немного знакома. С потока зоотехников у меня подруга была по общежитию. Я за неё рефераты писала.

Девушка лукаво улыбнулась.

– Ну вот. И где ты, а где она?!

Она нормально, работает в министерстве.

Девушка гордо парировала на выпад начальника.

– Ах вот как. Ну что ж, свои люди у власти нам не помешают.

Мужчина так это сказал, словно уже придумал, для чего ему понадобится однокурсница Ирины. Девушка это подметила и улыбнулась. Хороший все-таки человек её начальник. Умный хозяин, умелый предприниматель. Холостой, плюс не пьёт, не курит. Просто клад!

Смутившись от своих мыслей покраснела.

– Вы это чего? Ирина?

– Да так, подумалось.

А ну ка рассказывай.

– О это не прилично.

Девушка смутилась и покраснела ещё сильнее. Мужчине нравилась эта юная женщина. Такая натуральная, чистая, свежая. Почему она одна?

– Говорите, мне теперь жуть как любопытно!

– Вы не обидитесь?

Ни сколечко, ну же не томите!

– Почему вы один живете? Вы такой хороший человек.

– Ну это сложно, а почему вы живете одна?

– Я? – удивилась девушка.

– Да, да, вы!

– Это же очевидно, не нашла подходящего человека.

– Вот и я, Ирина, не нашёл. Всем нужны мои деньги. А я сам – ни кому.

Что вы Сергей Александрович. Вы всем здесь нужны! И мне тоже. Девушка вдруг поняла, что её фразу можно трактовать двусмысленно, и опустила глаза.

– Вы хороший добрый человек, не наговаривайте на себя.

– Спасибо Иришка. Вы – чудо!

Мужчина обнял её одной рукой за плечи, и прижимая, сказал.

– Вот отстроим с тобой ферму, и будет время подумать обо всем.

– Это точно.

Ирина улыбнулась ему широко и по детски наивно. Как старому другу или брату.

– Ну ладно Ирина, отдыхай, набирайся сил. Теперь мы * ты*. А я пошёл, еще дел много.

Хорошо Сергей Александрович. Завтра с утра я у вас.

– Добро.

Мужчина встал, отряхнул джинсы, оглядел все вокруг.

– Хорошо все-таки у нас здесь!

– Согласна!

– Ну, я ушёл.

– До завтра.

Сергей Александрович неспешным шагом пошёл в сторону деревни. Он был доволен собой и ощущал себя хозяином. А девушка осталась сидеть на полянке. Ей было приятно ощущение нужности и важности.

Ей здесь все нравилось, и только одиночество тревожило её сердце. Неужели она ни кому не нужна? Она хотела семью, детей, но время шло. И с каждым днем она все острее ощущала чувство глубокой неудовлетворенности от жизни. Она чувствовала себя ненужным сорняком. Пустоцветом. Это её раздражало, и смиряло. Выше головы не прыгнешь, или время ещё не пришло.

Солнце жарило невыносимо. Ирина встала, и потянувшись, оглядела все вокруг.

Хорошо дома! Воспоминания детства мелькали в памяти. Вот тут она свалилась с дерева, а там с подружками загорали. Как же хорошо было в детстве. Мало надо было и мало было, но от этого ощущение счастья не уменьшалось. Сейчас она тоже ощущала счастье, но чем больше она находилась дома тем слабее становилась та радость что охватила её в первые дни возвращения. Она размышляла о том, что если бы она не уехала, то и жила бы спокойно без эмоций и воспоминаний. Её подружки жили в домах своих родителей. Многие ни когда, ни куда не выезжали, дальше поликлиники и почты. Они влачили свое существование, не развиваясь, но оставаясь в таком же спокойном состоянии как и в юности. Задавая себе вопрос, девушка сама себе и отвечала. Мы в дали от родного дома часто приукрашиваем то что помним. И чем сильнее приукрашиваем, тем сильнее и глубже разочарование.