Kitobni o'qish: «Осень грохочет»
«Станция "Щелковская". Конечная. Поезд дальше не идёт. Просьба освободить вагоны».
Привычный голос диктора произнес всем знакомую фразу. Последние ночные пассажиры покинули вагоны. Машинисты сменили друг друга.
Через несколько секунд прогремела серия небольших взрывов…
– А вы помните что-то ещё? – молодая журналистка тихим и спокойным голосом спросила мужчину, сидевшего в пол оборота к ней. На лице его были грусть и скорбь.
– Я… Тогда потерял товарища. Мы… Моя смена закончилась. Он зашёл… И. В общем. Первый взрыв был в первом вагоне возле ближайшего к машинисту входа… – Мужчина тяжело вздохнул. Его сбивчивая речь напрягала, но и торопить его не хотелось.
– Может вам принести воды? – я старалась хотя бы так облегчить боль тех событий.
– Нет… Да. Спасибо. Извините.
Молчание длилось несколько минут. Последние лучи солнца, пробивающиеся из окна сквозь занавески, падали на его темные волосы с небольшой сединой. глаза были такие же темные, как и волосы. Было видно, что события тех дней нанесли сильную травму. Не скатившиеся слезы застыли в глазах. Мужчина тяжело вздохнул, выпил воду одним глотком, плавно повернулся ко мне.
– Простите, это очень тяжело. Я почти и не думал о том дне.
– Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить, что тогда произошло, – я небольшим усилием смягчила голос, чтобы не пугать. Это был первый человек, с которым мне удалось договориться о встрече и записать историю.
– Мне кажется, часть событий описана в газетах и по телевизору. Позвольте, я прочту, – на столе возле кровати лежала газета, вышедшая в прошлом месяце, – Вот, смотрите.
В центре первой страницы заголовок гласил:
«Серия микровзрывов на станции Щелковская.
В ночь с воскресенья на понедельник на конечной станции Арбатско-Покровской линии прогремели взрывы…
Как сообщают малочисленные очевидцы, в каждом вагоне был небольшой взрыв. Повреждены двери вагонов и сидения рядом с ними…
Из пострадавших только один человек – машинист Виталий Петренко…».
– Виталий… Парень, по моложе меня, несколько лет уже работает машинистом. Он должен был отвозить в депо поезд. Мы так договорились. Начальство дало добро…
– Вы куда-то спешили в ту ночь?
– Да, мне надо было к супруге. Мы уже давно планировали это событие. Извините, это личное. Не хочу рассказывать. Да это и не важно.
– Ваше право. Лучше скажите, вы застали взрывы?
– В газете написано, что около полуночи это было. А я ушел примерно в 11 часов. То есть уже нет.
– Вы не должны были проверить вагоны перед уходом?
– Я и работник станции должны были это сделать. Но… я думал, он и без меня справится. Поэтому быстро собрался. Честно говоря, мне кажется, что устройства были настолько маленькие, что быстрым взглядом их и не заметить. Я плохо разбираюсь во взрывчатке и бомбах, но думаю, что уже существуют такие маленькие.
– Размеры с пуговицу, думаете?
– Думаю, да.
– Теперь вам могут выписать штраф за халатность к рабочим обязанностям?
– … не только я виноват, – мужчина грозно посмотрел мне в глаза, – послушайте. Я могу себя винить в случившемся. Ведь я чувствую вину за своего товарища. А вы… Вы не можете. Вы всего лишь журналистка.
– Прошу прощения.
– Уходите. Если еще что-то вспомню, сообщу вам…
– Вам оставить визитку? – хоть меня и выгнали, я старалась быть вежливой и милой. Уже на выходе, вспомнив о визитке, я положила ее у зеркала в прихожей.
Что ж. Это уже что-то. Чуть больше информации, чем в газетах. Человеческие эмоции не раскрыть в новостных строках. Их нужно видеть, прочувствовать, запомнить. А лучше записать. Мужчина сорока лет, женат. Его строгий вид внушает и пугает. Но за товарища он в ответе. Этот груз на его плечах… С похорон уже, наверное, не прошло сорока дней.
