Kitobni o'qish: «Первый узбек: Героям быть!»

Основные персонажи исторического романа «Первый узбек»

Абдуллахан II и его окружение

Абдуллахан II. Годы жизни – 11 шавваль 940 – 2 раджаб 1006 (1534–1598 гг.). Создатель первого Узбекского государства в 991 г. х. (1583 году). Объединил народы Туркестана в единое государство, от Каспийского моря на западе до озера Иссык-Куль на востоке и от Аральского моря на севере до реки Мургаб на юге. Создал новую систему управления, провёл денежную реформу, под его руководством и по его приказу было построено более 1000 зданий и сооружений гражданского назначения.

Искандер-султан, отец Абдуллахана II. (918 г. х. (1512), умер в месяц джумада 991 г. х. (1583 году.) Номинальный правитель государства всех узбеков, первоначально правитель уделов Кермине и Мианкаль. Отличался набожностью, государственными делами не интересовался. С 1561 по 1583 год хан Бухары. Имел троих сыновей и одну дочь кроме Абдуллахана II

Братья Абдуллахана II:

Абу-л-Фатх Ибадулла-султан,

Абд ал – Куддус-султан,

Абд ал – Латиф-султан,

Зухра-беким, дочь Искандер-султана, выдана замуж за Джанибек-султана, сына Яр-Мухаммада, последнего правителя Хаджи-Тархана (Астраханского ханства). Родила троих сыновей – Дин-Мухаммада, Баки-Мухаммада и Вали-Мухаммада, средний из которых стал родоначальником династии Аштарханидов в Бухаре.

Братья Искандер-султана, дяди Абдуллахана II:

Дуст-Мухаммад-султан.

Кисти Кора-султан имел двоих сыновей Джал-Кора-султана и Клыч-Кора- султана, они двоюродные братья Абдуллахана II.

Сулейман-султан, его сын Пир-Мухаммад II – последний из династии Шейбанидов, правил государством с 1598 по 1601 год, имел второго сына Махмуд-султана.

Пир-Мухаммад-хан – во главе государства с 1556 по 1561 год, до этого времени правитель Балха. Имел троих сыновей: Дин-Мухаммад-султана, Падишах-Мухаммад-султана и Шах-Мухаммад-султана.

Махд-и Улйи-султаним, дочь султана Пайанда-Мухаммада ибн Дин-Мухаммада, правителя Мерва, жена Абдуллахана II.

Абдулмумин, годы жизни 1567–1598. Единственный сын и наследник Абдуллахана II. С 1582 года правитель Балха, под руководством аталыка Джаккельдиби, назначенного ханом. Убит заговорщиками после полугодового правления.

Кистин-кири, дочь Абдуллахана II, годы жизни неизвестны. Выдана замуж за Акбаршаха Великого, правителя Хиндустана, имеющего 22 жены.

Мухаммад Ислам шейх ходжа. Шейх из Джуйбары. Поддерживал Абдуллахана II и был шейх-уль-исламом государства Шейбанидов.

Абу-Бакр Саад ходжа, его сын, занимал должность шейх-уль-ислама после смерти своего отца в 1563 году. Умер в 1589 году.

Тадж ад-Дин ходжа (1572–1646), его сын, с 1589 года шейх-уль-ислам.

Ходжа Абдурахман, джуйбарский шейх, его брат, умер в 1628 году

Мухаммад Юсуф ходжа (1593–1651), сын и наследник Тадж ад-Дин ходжа

Эмир Тан Сайиди-бий джалаир, воспитатель и учитель Абдуллахана II, Низам ал-мулк Кулбаба и Зульфикара, назначенный Искандер-султаном.

Каусар-джалаир, аталык Абд ал – Куддус-султана.

Джобир-кунграт-бек, шивогул, глава службы приёма иностранных послов.

Сейид Хасан-ходжа Баха ад-дин Бухари. Придворный поэт Искандер-султана, составитель антологии поэтов второй половины XVI века.

Зульфикар-кукельдаш. Второй молочный брат Абдуллахана II и его сподвижник, погиб в последнем сражении с Таваккулом, казахским султаном в начале февраля 1598 года.

Низам ал-мулк Кулбаба кукельдаш. Кукельдаш – сердечный, искренний друг, как правило, молочный брат хана. В его обязанностях было искать врагов хана и пресекать любые действия, направленные против его здоровья и жизни.

Науруз-бий мирзабаши. Начальник канцелярии.

Нариман, табиб, придворный врач, и его три помощника Дильшот, Нуриддин, Сардор.

Мухаммад-кули-бий кушчи, организатор ханского выезда на охоту. Занимался организацией подготовки ловчих птиц и натасканных на дичь собак.

Касым-шейх Азизан Карминаги 1500–1578–79 гг. – глава суфийского ордена Яссавийя, спас жизнь Абдуллахану II.

Ахмад-Касым-кунград, мастер-оружейник. Должность курбаши.

Рухи-мангут. Глава пушечного двора, отвечал за артиллерию в ходе многочисленных военных действий.

Назим-ад-дин, эмир Нигматулла по прозвище Халиф, занимал при дворе Абдуллахана II должность мухрдара, хранителя государственной печати.

Алонзо Альбертини, минцмейстер, уроженец Венеции.

Асмир-саид-оглы, глава рудачи Бухарского ханства.

Хазанчи Загит ибн Ильдус, казначей при дворе Абдуллахана.

Азамат и Байрам, братья, рудачи.

Фатхулла-оглы. Бакавулбаши. Главный повар ханской кухни. Шавкат, помощник бакавулбаши.

Дастурханчи Абдул-Кадыр, Аббас и их помощники. Кравчий, лицо, наблюдающее за убранством ханского стола и подаваемым угощением

Придворные, сардары, охрана, воины, жители Бухары и некоторые другие безимянные действующие лица.

Али в Афарикенте

Семья

Халил 900–961 г. х. (1495–1554) Сын Мурада и Мунисы, отец Али-зодчего. Имел двух жён и десятерых оставшихся в живых детей.

Зумрад. 903–958 г. х. (1498–1551). Старшая жена Халила, вышивальщица, дочь десятника Гайрата и вышивальщицы Альфии из Кермине. Вырастила семерых детей.

Карим – резчик по дереву. Женат на Гульшан 920–980 г. х. (1515–1575), дочери Хамида-кукольника и Максуды, первая кормилица ханзаде Абдулла-султана. Имел троих детей – Зульфикара, Ахмада и Интизору.

Саид. 920–988 г. х. (1515–1583). Второй сын Халила и Зумрад, плотник и резчик. Имел двух жён – Бодам 926–991 г. х. (1521–1586), дочь Хайдара-каменотёса и Бахмал, родила трёх девочек – Саиду, Салиму и Юлдуз. Вторая жена Саида Нигора 935–998 г. х. (1530–1593), дочь Абдулхамида-тандырщика и Зейнаб, родила троих мальчиков – Нуриддина, Сардора и Саидалима.

Гульчехра. 921–985 г. х. (1516–1580). Дочь Халила и Зумрад. Выдана замуж за Замира, сына Сунната-гончара и Озоды-повитухи, переняли искусство свекрови. Родила троих детей Турсуна, Самиру и Фархада.

Ситора. 923–993 г. х. (1518–1588). Вторая дочь Халила и Зумрад, выдана замуж за Ильхома, сына чайханщика Насруллы и Наргис. Родила и воспитала четверых детей – Наримана, Шерзода, Шавката и Гули.

Айгуль. 925–997 г. х. (1520–1592). Третья дочь Халила и Зумрад. Выдана замуж за Бахтиёра, сына купца Одыла и Мирхабо. Родила троих детей Дильбар, Килича и Бахор.

Ойниса. 928–981 г. х. (1523–1576). Четвёртая дочь Халила и Зумрад, очень красивая девушка. Выдана замуж второй женой за караванбаши Анвара в Афарикенте, родила шестерых детей, трёх девочек и троих мальчиков: Бахор, Акмаля, Саида, Шахло, Тургуна, Мамеда.

Умида. 932–1007 г. х. (1527–1602). Пятая дочь Халила и Зумрад, выучена на отин-ойи. Выдана замуж за Хаджима, сына муллы соборной мечети в Афарикенте Аброра и его жены Динары. Родила двоих сыновей – Шавката и Джасура.

Лайло. 922–? г. х. (1517–?). Вторая жена Халила, дочь Мусульманкула и Зиёды, умерших от морового поветрия в Афарикенте в 934 г. х. Её удочерили Халил и Зумрад, но впоследствии Халил женился на ней. Родила троих детей – Али, Зураба, Лолу, воспитала Ульмаса, главных героев повествования.

Али. 938–?г.х. (1533–?гг.). Старший сын Халила и Лайло, четырнадцатилетний шагирд мастера Санджара.

Ульмас. 938–? г. х. (1533–?). Сын Ильяса и Зарины. Троюродный братишка Али.

Одыл. 897–964 г. х. (1492–1557). Дядя Лайло. Купец. Двое детей, сын Бахтиёр и дочь Нафиса

Гончар Суннат, кукольник Хамид, тандырщик Абдухамид, чайханщик Насрулла, мулла Аброр, караван-баши Анвар, Хайдар-каменотёс— кудолари* Халила-плотника.

Окружение

Санджар – мастер-строитель, у которого обучались Али и Ульмас в течение пяти лет.

Джура, ткач. Подрядил Санджара-устода и его учеников на строительство нового дома.

Хафиза Хараши казий в Афарикенте.

Анвара Ханбобо – секретарь Хафиза Хараши.

Ядгар, восьмилетний ученик Ульмаса, сын Анвара Ханбобо.

Мухаммад Азим, табиб в Афарикенте.

Зия-бобо, кипчак, работник на участке Халила-плотника. Хасан и Арслан – батраки-наёмники.

Али в Бухаре

Мастер Уткир

Севара, его жена.

Амин, их единственный сын.

Лобар, Адлия, Альфия – их дочери.

Мулла Суннатали смотритель кладбища Науканда и мавзолея Исмаила Самани.

Хайрулла-бек, хаким Бухары в период правления Абдулазизхана.

Достан, Алтынбек – друзья и сокурсники Закира по медресе Намазгох

Шерали-сапожник и его семья. Сосед. Мать, жена Латифа, брат Машхур с женой Зайнаб и четверо сыновей.

Бекзод-гончар и его семья. Сосед. Сагиза, его жена, сыновья Эргаш и Нариман, их жёны Гулдастан и Диёра. Три дочери и два внука.

Хайруддин-домла, старший брат Анвара-караван-баши, мужа Ойнисы.

Али в Арча-муле

Шавкат – десятник в войсках Ахмад-хана, расквартированный в бухарском доме Закира.

Шухрат – начальник стражи каравана в сторону Хиндустана, с которым братья покинули Бухару.

Расул – стражник Бахтиёра, оставленный им с братьями в Арча-муле.

Зилол ака, староста в селении Арча-мула. Его семья – два внука, Дильшод и Мурад, сноха Кимсаной и три внучки.

Селим-бек, владелец Арча-мулы.

Самир-чайханщик, один из аксакалов Арча-мулы.

Усман, гончар.

Жасур, плотник. Его сын Надир.

Юсуф, арбакеш. Лутфия, его мать.

Шавкат-кузнец. Его жена Сурайё.

Хасан и Хусан – братья-близнецы, перепелятники.

Азиз, ткач.

Таджихон, его дочь, ковровщица.

Али в Хиндустане

Садхир-певец или Ярымуз.

Маджула, его тётушка.

Прободхан, учитель Садхира в игре на ситаре.

Дхавал, ученик Садхира.

Шанти, молодая вдова.

Девданлал Бходру производитель работ в Лахоре из касты вайшья.

Вазант, Двадан, Кистан, Нахил и другие – рабочие со стройки.

Каришма, пожилая хозяйка дома в Дели, её муж сын и дети.

Остальные – игроки в кости, рабочие со стройки, погонщики верблюдов, жители Лахора и Дели.

Глава 1. Нелёгкая жизнь шагирда

Уши Али были похожи на два ярко-красных яблока после сокрушительной трёпки, полученной от отца. На этот раз ата* был несправедлив. Ничего не слушая и не разобравшись в бессвязных выкриках сына, Халил решил, что мастер Санджар, спозаранку прибежавший в его дом во всём прав. Тот с головы до ног был вымазан в жидкой глине. Устод орал на всю махаллю*, что его дети шайтаны*, безмозглые шакалы и что они его чуть не убили. Он немедленно отправляется к казию с жалобой. Халил за всё ответит!

– Аллах лишил меня разума, когда я взял твоих недоумков в шагирды*! Ты мне заплатишь за унижение и побои! – Санджар долго брызгал слюной, понося не только Али и Ульмаса, но самого Халила, его взрослых детей, внуков и предков до седьмого колена.

Вдоволь накричавшись и собрав возле ворот Халила кучку любопытных соседей, он умчался. Надо думать, к казию*.

Халил не сомневался: именно Али виноват в том, что немного погодя Ульмас пришёл домой, еле переставляя ноги. Отец поверил Санджару и, не выслушав сына, стал яростно выкручивать ему уши…

А всё началось с того, что их устод* Санджар-ака, проснувшись на рассвете, испытал великое недовольство от дурно проведённой ночи. У него разболелась голова от бесконечно сверкающих молний, раскатов грома и шума дождя. А тут ещё дом, почти возведённый под крышу, перекосился от незначительного землетрясения. Мастер понимал, что ещё одного ливня или подземного толчка дом не выдержит. Глядя на скособоченные стены, начали хихикать не только подмастерья-строители, даже сыновья незадачливого строителя. Но громче всех смеялся Ульмас. Он давно предупреждал мастера, что дом может рухнуть. Площадка под него не была выровнена.

Устод, не помня себя от гнева, слыша злорадный смех и кляня больную голову, набросился на Ульмаса. Али привык, что мастер ругал братишку по делу и без дела, требовал от того непосильной работы. Отвешивал подзатыльники и затрещины так часто, как только мог дотянуться, или когда удавалось замахнуться. В этот раз он ударил братишку палкой по голове. Ульмас упал на землю и затих без движений в нелепой позе. Али бросился к брату и постарался привести в чувство. Если устод и испугался, то вида не подал. А мальчик похолодел от страха, особенно после того, как Ульмаса вырвало прямо на покосившуюся стену недостроенного дома. Мальчик знал, что если у кого-то выворачивает желудок и вся пища выходит наружу после ушиба головы, то это очень плохо. Человек может на всю жизнь остаться слабоумным, не способным снять штаны в нужнике.

Братья терпели от мастера не только грубые слова и ругань, они вынуждены были терпеть его тычки, оплеухи и тумаки. Ребят дома наказывали лишь за серьёзные проступки. Они не могли понять, как битьём можно чему-либо научить? Отец велел терпеть и не собирался слушать никаких жалоб на мастера-строителя. В Афарикенте были другие устоды, но Санджар был какой-то дальний-предальний родственник. Поэтому братьев отдали в обучение этому злыдню.

Но не это было самым плохим в их обучении. Мальчишки с детства привыкли, что главным способом вдалбливания любой науки становятся подтверждающий удар или шлепок. Непонятным было то, почему мастер ничему их не учил. Его нельзя было спрашивать, почему раствор, замешанный для новой кладки густой. Почему в другой раз в раствор, используемый для такой же работы, мастер приказывает положить больше песка? Сколько надо засыпать глины и извести в корыто, чтобы можно было замесить хороший раствор для изготовления кирпичей? Почему он использует битые кирпичи, а заказчику говорит, что кирпич использовал цельный и самый наилучший?

Последней каплей, переполнившей чашу терпения зловредного старика, были слова Ульмаса, что площадка, выбранная мастером под новый дом неровная. Мальчик к месту и не к месту сетовал на то, что если её вначале не разровнять, то строящийся дом не простоит и года. За свой бесконечный бубнёж Ульмас получил пять ударов палкой по мягкому месту. Али ничего не мог поделать. Он стоял рядом, смотрел на вздрагивающую от ударов оголённую спину братишки и кусал от злости губы. Часто ему хотелось схватить палку, которой мастер избивал Ульмаса, от души отходить того по бокам и жирной спине. Да так, чтобы тот не мог сесть за дастархан целую неделю! Отлупить мастера так же, как доставалось его несчастному брату.

Но когда недостроенный дом от очередного, едва заметного землетрясения перекосился, мастер рассвирепел. Дом, ожидаемо для братьев, грозил рухнуть, а мастер увидел в этом происки того же Ульмаса. Хохот окружающих стал для Санджара несмываемым унижением. Устод, не помня себя от гнева, ударил мальчика палкой по голове. В негодовании и бешеном неуправляемом порыве Али вспомнил уроки мастера Дэй Зэна. Мальчик подскочил и двумя ногами нанёс удар в жирную грудь мастера Санджара. От неожиданного удара тот сначала согнулся в три погибели, беззвучно хватая открытым ртом воздух. Потом ноги его подкосились, и устод скатился в овраг. Там он извозился в грязи до макушки.

Выбравшись, мастер громко ругался грязными словами. Услышав ругательства, Али сжался в комок и горько раскаивался о своём поступке. Но взглянув на брата, тупо мотающего головой, перестал сожалеть. Санджар, сверкая глазами и сквернословя на всю улицу, хотел продолжить «учёбу». Али зыркнул на него взглядом затравленного волчонка и поволок Ульмаса в сторону своей махалли. У мастера пропала всякая охота хоть как-то наказать строптивца. Он только кричал вслед тринадцатилетним подросткам, что пожалуется казию* и тот возьмёт с их отца такой огромный штраф, от которого у них волосы встанут дыбом. Они долго будут жалеть о том, что появились на свет!

До своего дома ребята добирались не скоро. Ульмаса время от времени мутило. Он беспомощно цеплялся руками то за Али, то за стены дувала. Потом его начинало рвать тягучей зелёной слюной, он шатался и ничего не соображал. Остекленевшие глаза подростка бессмысленно шарили по грязной мокрой дороге, по корявым изгородям, ни на мгновение не останавливаясь ни на чём. Короткий путь показался Али бесконечно длинным. Он не мог взвалить Ульмаса себе на плечи, как когда-то в детстве – руки братишки были ватными и не смогли бы держать его за шею. Он мог только поддерживать шатающегося брата и надеяться, что этот скорбный путь когда-нибудь закончится.

Оказалось, что пока мальчики брели домой, мастер уже пробежался по их махалле и нажаловался Халилу, ругаясь, на чём свет стоит. Доказательством непослушания шагирдов* был испорченный халат. Он так вопил, что на шум сбежались соседи. Теперь они пёстрой говорливой ватагой стояли возле ворот и ждали продолжения событий, словно с утра в их домах не было работы. Такое развлечение подвалило! Среди них Али увидел дедушку Одыла. Его братья любили не меньше отца. Особенно им нравились рассказы о дальних странах.

Увидев шатающегося Ульмаса, дед всплеснул руками, стремглав подскочил к нему на своих кривых коротеньких ножках и с трудом поднял на руки. Али понуро плёлся сзади, ожидая очередного наказания. Отец тут же принялся выкручивать его уши, не обращая внимания ни на крики Али, и странную ношу в руках своего кудо. Лишь возглас Одыла: «Халил, твой сын умирает!» вернули отцу способность здраво рассуждать.

– Как умирает? Почему? Мастер сказал, что мальчишки его совсем не слушаются и что из-за них покосился на сторону почти готовый дом! – Халил только сейчас разглядел мертвенно-бледное лицо Ульмаса. На бритой голове растекалось большое кровавое пятно. – Вай дод*, что же Санджар сотворил с моим ребёнком? Да я ему сам руки переломаю!

На крики давно сбежались женщины, причитая и пытаясь облегчить страдания ребёнка.

– Батюшка! – наконец смог вставить слово Али. – Надо Ульмаса положить в комнате и постараться, чтобы он не шевелился. Если этого не сделать, то случится ужасное! Рану надо промыть чистой водой, присыпать золой и туго перевязать. Его всё время тошнит и рвёт. Мы по дороге домой много раз останавливались, а нести его на руках я не мог. Он не в силах был даже держать меня за шею. Это мастер Санджар, чтобы ему сгореть, всё время бил Ульмаса, а теперь совсем захотел убить.

– Это за что же он захотел убить твоего брата? Неужели Ульмас стал такой же непослушный, как ты? Неужели он всё время спорил с мастером и говорил наперекор его умным советам? – Халил не мог себе представить, чтобы мастер размахивал кулаками без всякого повода и веской причины. Сам он редко наказывал учеников, лишь ругал, и то нечасто. Да в учениках у него были сыновья и внуки, шагирдов из чужих семей мастер Халил не брал.

– Батюшка, мы не хотели вам говорить, но мастер Санджар вовсе не такой хороший, как вы думаете. Ульмас намного умнее его. Когда брат сказал, что площадка под строительство нового дома ткачу Джуре неровная и дом может обрушиться от перекоса, мастер вместо того, чтобы выровнять площадку его сильно побил. Но сегодня, после землетрясения, дом всё-таки завалился, а устод решил, что это Ульмас наколдовал.– Али потирал свои горящие жаром свекольно-красные уши и с жалостью смотрел на Ульмаса, лежащего на курпачах. Бледнее могла быть сама смерть.

– Кто видел, что мастер ударил твоего брата палкой по голове? – угрюмо спросил Халил, уныло понимая, что наказал сына несправедливо.

– Все видели. И ткач Джура видел, он в это время утреннюю еду принёс. Он так расстроился… – перемена настроения отца показала, что наказания больше не будет, и Али решил подлить масла в очаг: – Ата, а что бывает устоду за то, что он убил своего шагирда? Не приведи Аллах, если Ульмас не очнётся. Но работать он ещё долго не сможет! Посмотрите, он же не шевелиться, и его опять тошнит!

Халил в ужасе смотрел на своего приёмного сына и с тоской представлял, что находящаяся в садах Аллаха Зарина, давшая Ульмасу жизнь взамен своей, задушит нерадивого отца своими руками. И отправит того прямиком в ад. Но если с Ульмасом случится непоправимое, Халил сам наложит наказание, равнозначно его преступному попустительству в отношении мастера Санджара.

– Одыл, ты пойдёшь со мной к казию? Этого щайтана* Санджара надо наказать. Если его не остановить, сколько ребят ещё пострадает от его дурного поведения. – Халил в душе ругал себя последними словами, но вслух ничего не говорил. Он знал, что если наказал сына, то надо это наказание как-то оправдать. Если не перед собой, то хотя бы перед ребёнком. И не думал он о других учениках, Аллах с ними. Он больше беспокоился об Ульмасе. Может, всё обойдётся, но судя по виду мальчика, надежды на это мало.

– Конечно, пойду, а до этого пошлю кого-нибудь к ткачу Джуре. Пусть он будет свидетелем неблаговидного и преступного поведения этого Санджара. Халил, а ты с ним договор подписывал, или на словах сговорились? – Одыл пользовался в их махалле непререкаемым авторитетом. Когда он три года назад перестал ходить с караванами и окончательно обосновался в Афарикенте, не было человека более влиятельного и авторитетного во всей округе. Одыл без лишних слов понимал, кто говорит правду, а кто выдумывает небылицы. Видимо купеческая жизнь научила разбираться в людях.

Халил вспомнил старый ларец, больше похожий на ящик. В нём хранились все важнейшие документы, когда-либо подписанные мужчинами семьи. Первым свитком была купчая на танаб* земли. Её, больше ста лет назад, подписали тогдашний хаким Афарикента Байрам-Али ибн Гирей и прадед Тахир. Незамысловатый ящик изготовил сам Тахир, простой плотник, не резчик и не выдающийся умелец. Сейчас сыновья могли бы вырезать расчудесную шкатулку из дорого дерева. Но Халил не хотел терять связь со своими прародителями. Этот скромный ларец был доказательством древности их семьи. Не всякий бек может похвастать тем, что знает своих предков до пятого колена.

Плотник встал и отправился в гостиную, где в нише стоял примитивный ящик. Никто до него не дотрагивался. Даже Али с Ульмасом знали, что трогать ларец нельзя, там лежат важные документы. Лишь Карим знал их содержание. Но прочитал их только после того, как Ахмаду, его сыну сделали обрезание. Таково было завещание Тахира: с бумагами знаком лишь старший сын, имеющий наследника

Халил отыскал нужный документ в куче свитков. Их было девятнадцать штук. Не очень-то много за сто лет, но и немало! Он отыскал в договоре нужное место.

– Слушай, Одыл, что здесь написано среди прочего. «Мастер вправе отказаться от ученика за его непослушание или неспособность овладения ремеслом строителя. Халил ибн Мурад имеет право забрать своих детей от мастера и отказаться от оплаты обучения, если не будет удовлетворён качеством учёбы». Хорошо, что я об этом подумал. – Одыл возразил:

– А вот здесь написано, что мастер может наказывать шагирда по своему усмотрению.

– Наказывать, но не убивать!– Халил вздрогнул от своего предположения.

Скатав свиток, он завернул его в чистый поясной платок. Удручающие мысли роем зловонных мух бились в голове «За что? За что этот безотказный и добрый мальчик должен умирать? Я накажу Санджара, и не посмотрю, что он родственник!»

Оглядевшись вокруг, Халил скомандовал:

– Ахмад, Зураб, бегом к гончару Суннату, потом к кукольнику Хамиду, от него не задерживаясь ни на мгновение к каменотёсу Хайдару. Пусть немедля идут ко мне в дом! Да, и по дороге заверните к тандырщику* Абдухамиду. – Халил с трудом привыкал к новому родственнику, кудо* Абдухамиду, тихому безотказному мужчине, отцу его снохи Нигоры. Одыл согласно закивал – чем больше будет народу, а тем более родственников, даже не кровных, а кудолари, тем лучше. – Каменотёсу Хайдар-аке расскажете обо всём подробно. Пусть он идёт не к нам домой, а прямо на площадь, к дому судьи Хафиза Хараши. Мы тоже туда пойдём. Чайханщика Нусруллу и муллу Аброра извещать не нужно. Я уверен – они сами уже всё знают и без извещения будут на площади.

– Халил, а если известить караван-баши* Анвар-ака, он пойдёт к судье или не захочет вмешиваться в спорное дело? Вроде бы он хорошо относится и к вам, и к Ульмасу. Сможет ли он помочь своим присутствием или наоборот разозлит судью и Санджара?

Халил мельком взглянул на своего родственника и друга Одыла, подумав, отрицательно покачал головой. Не стоит с самого начала вытаскивать самый большой камень из-за пазухи, но известить его надо! Ахмад и Зураб терпеливо ждали, когда мужчины переговорят. Они даже не переминались с ноги на ногу, а застыли маленькими неподвижными изваяниями.

– К караван-баши* Анвар-ака тоже зайдёте после того, как посетите Хайдар-ака. Скажете ему, что случилось, но не просите приходить на площадь, а передайте, что если понадобиться его помощь, мы его обязательно попросим. Да что я разговорился… – Халил достал небольшой лист бумаги, калам, бронзовую чернильницу и быстро написал письмо, применяя самые уважительные и красивые обороты речи. – Письмо передадите, а на словах скажете всё то, о чём я уже говорил.

Накинув поверх нательных рубашек халаты, и сунув ноги в воловьи чорики*, мальчишки кинулись со двора.

Возле Ульмаса хлопотала Лайло, всхлипывая и смахивая слёзы, вытирала его голову чистой тряпицей, смоченной в тёплой воде. Ей помогали Гульшан и Лола. Когда с мальчика сняли рубашку, то отец и все остальные увидели, что всё тело сына в синяках и ссадинах. Некоторые заживали, а другие были совсем свежие. Халил заскрипел зубами. Ульмаса он никогда и пальцем не трогал. Убитый горем отец поднял глаза на Али и шелестящим тихим голосом спросил:

– Али, почему ты мне ничего не говорил, что мастер издевается над Ульмасом? У тебя тоже есть синяки? – в его голосе было столько ярости и злости, что Али думать забыл про свои многострадальные уши и так же тихо ответил – Есть, дада*, но намного меньше, чем у Ульмаса. Меня мастер часто не бил. А после того, как я искупал его сегодня в грязи, он меня далеко обходить будет! А не говорил я вам ничего потому, что вы сами сказали мастеру пять лет тому назад – мясо ваше – кости наши. Мы думали, что так надо. Мастер Ульмаса ненавидел за то, что мой брат знает намного больше него. Вот он и злился. Стыдно же мастеру быть глупее своего ученика. – Здесь Али не удержался и съязвил, потому что мастера он не просто не любил, а ненавидел за грубость, за спесь и неистребимое самомнение, истоков которого не понимал.

Халил строго посмотрел на сына:

– А вот это тебя не касается, ты должен был слушаться мастера во всём, а не потакать брату в его гордыне.– Одыл недовольно заворчал:

– Брат, здесь ты неправ! Я никогда при детях ничего не говорил против тебя. Ты лучше меня знаешь, как воспитывать детей покорными и послушными. Но ты посмотри на синяки и ссадины на теле своего сына и ответь честно: разве есть ребёнок более кроткий, чем Ульмас? Разве он не слушается не то что слова, а одного взгляда или движения бровей? За что он лежит на курпаче с разбитой головой? Вот то-то! Я верю Али, он непокорный, но справедливый и никогда не обманывает. Он лучше примет на свою спину десять ударов палки, чем соврёт! И такой мастер, как Санджар, не имеет права брать учеников!

Во дворе, за открытыми дверями комнаты, где на курпачах* лежал избитый до беспамятства Ульмас, стояла вся семья. Было ясно, что они все, как один поддерживают старшего родственника. Ульмаса в семье любили за покладистый характер, за желание всегда помочь, за весёлый нрав и исключительную способность не помнить зла. Кроме этого, он никогда не гордился своими знаниями математики, считал, что это обычное дело. Мальчик безотказно помогал младшим постичь все премудрости арифметики и геометрии.

В комнату украдкой пробрался соседский мальчишка, восьмилетний Ядгар, младший сын писца Анвара Ханбобо. С давних пор Анвар работал у казия. С сыном писца Ульмас иногда занимался арифметикой. Кроме как «домла»* малец к Ульмасу не обращался. Или дома научили, или сам понял, что старший товарищ много знает и на многое способен. Он тихонько подобрался к месту, где лежал Ульмас, почти беззвучно охнул и заскулил побитым щенком:

– Ой-бой, домла-ака, кто же вас так обидел, у кого поднялась рука на моего учителя? Скажите, кто это сделал, я возьму самую большую палку, какую только найду, толстую и суковатую, и изобью вашего обидчика! Вы только скажите, не молчите, а то я подумаю, что вы уже на пути к садам Аллаха! – он размазывал слёзы по щекам и с недоумением смотрел на своего такого любимого и знающего учителя, лежащего с закрытыми глазами.

– Бола*, не надо тревожить своего учителя, ему сейчас нужен покой. Чем меньше он будет шевелиться и разговаривать, тем лучше для него. – Али понимал, что только неподвижность при сотрясении мозга лучшее и единственное лекарство. Он знал, что лежать Ульмасу придётся не меньше двух недель, совсем как тогда, когда братишка сломал ногу. Но тогда они стали жертвой собственной шалости, а теперь пострадали от учителя, пышущего злобой к беззащитному мальчишке. Но отец с дедушкой Одылом смогут наказать его так, что этот зверь надолго запомнит.

Халил понимал, что такого преступления нельзя прощать. Пусть в своё время он слёзно уговаривал Санджара взять его детей в ученики, но он не просил бить тех смертным боем. Если Халил и сказал присказку, которую произносят все, кто отдаёт своих детей в ремесло, так это просто поговорка.

Он вспомнил, как в детстве, играя с друзьями и прыгая с невысокого обрыва в Акдарью ради удали, один из его товарищей упал на притопленное дерево, принесённое рекой с верховьев. После этого случая Болта очень сильно изменился, он стал как дервиш*. Всё время что-то кричал, мог нагадить посреди улицы, не обращая внимания на прохожих. Мог закидать камнями или калом любого человека, даже муллу. Его родители истратили на табиба* много денег, но ни травы, ни припарки, ни молитвы не приносили облегчения. Поэтому Болту часто держали в доме со связанными руками и ногами, чтобы тот ничего не натворил. Только смерть несчастного спасла семью от разорения, а его самого от позора и вечных приставаний и придирок мальчишек на улице.

Халил от ужаса, что с его любимым сыном может приключиться такое же несчастье, поник головой и уже собрался заплакать от безысходности. Но Али легонько тронул его за рукав халата.

– Ата-джан, с Ульмасом всё будет хорошо. Но ему нельзя вставать даже в нужник, ему нельзя шевелиться. Еда должна быть лёгкая, овощная или куриная жидкая похлёбка. Побольше молочного, творога, сузьмы и катыка. Овощи и фрукты тоже хорошо, ну и мятно-лимонный чай. – Тут Али улыбнулся, внутренняя убеждённость в правоте сквозила в его глазах и этой белозубой улыбке.

У Халила отлегло от сердца. После кровопускания, сделанного Али и возвратившего его к жизни несколько лет назад, он доверял в лекарских делах сыну настолько, что в дом давно перестали приглашать табиба. Но тот приходил якобы в гости, до бесконечности читал драгоценную книгу. Братья втихомолку посмеивались и, заглянув на ту страницу, которую читал табиб Мухаммад Азим, переглядываясь, начинали пересказывать её наизусть, чем приводили единственного на всю махаллю врача в изрядное огорчение.