Kitobni o'qish: «Призраки»
«Мне снилось, будто то, что я считал действительностью, есть сон, а сон есть действительность.»
А. П. Чехов
Дождь наклонился над городом. Опустошённый и одинокий, он ждал вдохновения. И вот появилась Она. Вошла тихо, на цыпочках, словно желая быть незамеченной. Расстегнула заколку. Волосы укрыли её плечи, как сияющая мантия. Она откинула голову назад, закрыла глаза и, подавшись вперёд всем телом, замерла, будто птица перед полётом. Тысячи поющих ручьёв понесли звуки в сердце дождя, превращаясь в океан. Разливающаяся стихия росла, набирала силу. Дождь понял: момент настал. Он протянул руку, и коснулся длинным чутким пальцем одной единственной клавиши. Это был золотистый кленовый лист. Он качнулся и запел высокой чистой нотой. В это мгновение тугая, распираемая гребнями зарождающихся волн, но пока недвижимая вселенная звуков в сердце дождя дрогнула. Он закрыл глаза и ещё ниже склонился над своим многоцветным живым роялем, словно в поклоне. Пальцы его заскользили по клавишам: по травинкам и листьям, по зонтикам и ладоням прохожих, по коже танцующей девушки. Она отзывалась на каждое прикосновение нотой жеста, движением чуткого тела: то рвалась вверх, то падала беззвучно, то металась над землёй, словно осенний лист. Её гибкие руки трепетали, как тонкие ветви дерева на ветру. Они то касались её лица, то скользили по телу, то гладили что-то невидимое вокруг.
Но вдруг резкий звук пронзил небо над нею, словно молния. Всё вдруг смешалось и закружилось в цветном стремительном вихре.
Я открыл глаза. За окном надрывно кричал автомобиль скорой помощи, сияло безоблачное утро. Пытаясь вернуться в сон, накрыл голову подушкой. Сегодня я мог себе это позволить: было воскресенье.
Глава 1
Так бывает, что, проведя в магазинах полдня, пытаясь отовариться на неделю, дабы не мучить себя каждодневным шоппингом, забудешь что-нибудь очень нужное именно сегодня. В этот день я забыл соль. Без неё мой долгожданный ужин грозил не сбыться, потому я вынужден был «взять себя в руки» и понести к ближайшему супермаркету. Выйдя из дому, пошёл знакомой дорогой вдоль проспекта, мимо магазинов модной одежды, многочисленных кафе, предвыборных агитационных плакатов, убеждающих одеваться, есть и думать правильно, испытывая привычное ощущение, что вижу то, что не важно, что видел много раз, а важное остаётся не замеченным. Наконец, преодолев при помощи светофора шумное городское шоссе, я, оглушённый, погрузился в пёстрые волны зацветающего осеннего парка. Зачирикали птицы, зашуршала листва под ногами, а тёплый октябрьский ветер принёс запах мокрой земли, можжевельника и марихуаны. Всё было, как всегда и потому казалось скучным. Я зевнул и вдруг споткнулся не помню, на какую ногу. Помню, что именно в этот момент в сердце моём шевельнулось что-то острое, тревожное, а потом ещё и ещё, не давая покоя. Я нахмурил брови в порыве понять причину произошедших во мне перемен. Мой взбудораженный рассудок принялся рисовать картины: кастрюлю на плите, извергающую содержимое на легко уязвимый огонь под ней; затем – моё жильё в тумане бытового газа.
– Стоп. – Сказал я себе. – Все кастрюли стоят немытые в раковине. Тогда что? Может, ещё что-нибудь забыл купить?
Я устремил затуманенный беспокойными мыслями взгляд на дорогу и тут забыл обо всём. Впереди, на расстоянии примерно метров двадцати от меня шла девушка. Вроде бы, обычное дело: девушка в парке. Сколько видел их, хорошеньких и просто красавиц. Меня трудно было удивить, но эта приковала внимание с первого взгляда. Сказать, что я увидел богиню Флору, сошедшую с пьедестала, было бы – не сказать ничего. Тело её являлось верхом изящества и грации, но и ни это покорило меня. Удивительна была её походка. Она не шла… Она творила каждый шаг, каждый миг своего бытия, не торопливо, слегка вытягивая носочки, ступая мягко, как будто боясь потревожить землю и мир вокруг. Голова её была приподнята, светлые волосы спускались сияющим дождём на хрупкие плечи, правая рука была отведена так, как будто придерживала край бального платья. Без сомнения это была походка балерины, но балерины не по роду занятий, а по призванию; когда полученные навыки легко переходят в мастерство и навсегда срастаются с телом и душой, становясь частью «Я», нежного, одухотворённого, хрупкого. Я ускорил шаг и уже спустя минуту с бьющимся сердцем, удивляясь собственной бесцеремонности, следовал за нею, как тень. Она представлялась мне в эти минуты нереальным и очень ранимым созданием, случайно попавшим в этот грубый мир. На лужайке справа зазвучал детский смех. Девушка повернула голову, и я в результате смог убедиться, что и лицо её было прекрасно. Неожиданно она остановилась, присела и что-то подняла с земли. Я был в метре от неё, потому, когда девушка поднялась, мне нетрудно было заглянуть в её ладони. Надеялся увидеть чудо, но увидел пару осколков от разбитой бутылки и окурок сигареты. Она сдунула с них дорожную пыль и изящными пальчиками бережно положила в нагрудный карман кофты. И тут я заметил, что руки девушки слегка дрожат, что она бледна. Вероятно, моё потрясение было так сильно, что содрогнулся воздух, или, быть может, моя душа, упав с небес, разбилась с оглушительным звоном. Не знаю. Однако, девушка вдруг повернулась в мою сторону. Взгляды наши встретились. Я не помню цвета её глаз. Помню, что они были особенными – лучистыми, светлыми, какие бывают лишь у детей и полевых цветов. Такие глаза смотрят насквозь. Она прочла мои мысли за несколько секунд. Губы её дрогнули, взгляд стал тусклым и холодным, черты лица заострились. Незнакомка развернулась, замерла на несколько мгновений, словно раздумывая или собираясь с силами, а затем, слегка наклонившись вперёд вдруг сорвалась с места и побежала, стремительно удаляясь от меня, как летящая птица. Я смотрел ей вслед, стараясь не выпустить из вида и выбирая между здравым смыслом, убеждающим меня идти своей дорогой, и каким-то бесшабашным желанием её догнать. Последнее и удивляло меня, и мучило. Наконец, когда я подчинился ему и сделал решительный шаг в направлении улетающей незнакомки, она вдруг исчезла. В том месте, где я видел её ещё секунду назад остановился плотный господин в спортивных трусах и майке. Судя по его экипировке, он должен был бежать или, как минимум идти в ритме спортивной ходьбы, но он будто застрял на этом месте. Голова его была запрокинута вверх как-то очень размашисто, будто прямо над ним было нечто, что привело его либо в восторг, либо в ужас.
Мысленно обругав господина, который возник так не вовремя, я направился к нему, сам не зная зачем. Примерно через минуту был рядом с ним. Ничего в его облике не изменилось. Он всё также стоял, как статуя, и не замечал меня. Я тоже поднял голову, пытаясь прицелится в ту же точку, которой любовался замороженный, но ничего ни восхитительного, ни ужасного не увидел. Пошарил глазами даже там, куда он не смотрел. Ничего. Ничего, кроме жидких перистых облаков, размазанных по небу, как сметана по голубому блюдцу.
– Надо же, какой впечатлительный. – Подумал и произнёс учтивым голосом, добавив в него немного восторженных нот. – Чудесное небо сегодня! Не правда ли?!
Спортсмен не шелохнулся. Я покашлял – никаких признаков жизни.
– Может, столбняк? – Стал размышлять я вслух, оглядываясь по сторонам и ища в глазах прохожих признаки сочувствия к остолбеневшему господину.
– Стоит вот уже пять минут. – Обратился я к седоволосой даме в соломенной шляпе, кивая на замёрзшего. – На вопросы не отвечает. Дама остановилась и с любопытством посмотрела на спортсмена снизу вверх.
– Крепкий такой. На больного не похож. Может, глухой? – Тихо, почти шёпотом произнесла она. – Надо бы погромче. Попробуйте. – Обратилась она ко мне. Я замялся.
– Неудобно как-то.
Дама пожала плечами, сделала шажок по направлению к господину, приподнялась на цыпочках и, сделав глубокий вдох, выкрикнула.
– Как вы себя чувствуете?
Я вздрогнул, потрясённый возможностью человеческих голосовых связок. Вероятно, то же самое испытали и двое молодых людей, уже прошедших мимо нас большими быстрыми шагами. После возгласа дамы они дружно развернулись в нашу сторону и вскоре уже осматривали спортсмена. Один из них, высокий, в широких чёрных джинсах и майке без рукавов, с надписью на левом плече «Люблю пиво» заглянул с высоты своего почти двухметрового роста в глаза обследуемого и решительно произнёс.
– Травки нанюхался пацан, от того и завис.
– Не похож он на космонавта, Славик. Посмотри, сколько в нём крови с молоком. Килограммов сто, не меньше. – Мягко возразил второй, в коротких голубых шортах с бахромой по краю и светлой блузке, манерно растягивая слова. – Может, он медитирует на солнце, как эти… Куру? Пуру? Забыл.
– Гуру. – Поправила его дама в шляпе. – Проповедники просветления через медитацию. Однако, он выбрал странное место. Просветляться лучше в уединении. Я делаю это дома по тридцать пять минут два раза в день за час до еды.
– Какие сложности. – Славик ухмыльнулся. – Три бутылочки Heineken или чего-нибудь покрепче и до, и после еды! Просветление высшего качества!
– Верно. – Поддержал его напарник, затем наклонился, сорвал на газоне травинку и, хихикнув, засунул её в ноздрю замёрзшему.
– Дура! – Воскликнул «Люблю пиво», названный Славиком. На его широком загорелом лице отразился испуг. И в этот момент замёрзший вдруг оттаял. Он опустил голову и обвёл присутствующих мутным неспокойным взглядом, словно только что очнулся от страшного сна.
– Опс. – Шепнул молодой человек, названный дурой, и спрятался за спину Славика.
– Улетел. – Прошептал спортсмен.
– Кто? – Спросил Славик.
– Не знаю. Всё как-то нечётко было. Вот так. – Спортсмен подпрыгнул и взмахнул руками, вероятно пытаясь изобразить увиденное.
Все почему-то посмотрели на меня.
– Не видел я ничего летающего. – Категорическим тоном заявил я, но почему-то покраснел.
Дама в шляпе взяла руку спортсмена, обхватила его запястье пальцами так, как это обычно делают, желая посчитать пульс, замерла, шевеля губами, и через несколько секунд выдохнула. – Переутомился! Со мной тоже такое бывает. Вам, голубчик, отдохнуть надо. На газончике полежать или на скамеечке посидеть.
– Ничего такого мне не нужно! – Обиженно пробурчал тот и, ни с кем не простившись, потрусил по тропинке, не проявляя ни малейших признаков слабости.
Дама помрачнела. – Если не переутомился, то плохи его дела. Не к добру это, когда призраки видятся. – Последнее предложение она произнесла каким-то зловещим голосом и так же, как спортсмен, не простившись, покинула место происшествия не по годам стремительной походкой.
Двое оставшихся свидетелей переглянулись.
– Я же говорил «нанюхался»! А ты; не космонавт, не космонавт. – Передразнил Славик.
– Да, хоть психонавт. Пойдём, пупсик. – Пропел молодой человек в шортах и погладил левое плечо Славика. – Пивко ждёт. – Он игриво подмигнул мне накрашенным глазом, и через пару минут любители пива уже бодрым шагом удалялись от меня.
Оставшись один, я огляделся и поймал себя на мысли, что сделал это лишь с единственной целью: найти скрывшуюся от меня девушку. Всё увиденное в этот раз показалось каким-то раздражающим, лишним: деревья, газоны, люди, собаки. Забыв про соль, я побрёл по дорожке парка, вращая головой и слушая извечный диалог двух половин меня.
– Знакомиться с девушкой на улице – бессмысленная затея. Кто знает, может быть, ты герцог, сбривший синюю бороду? – Громко заявила о себе первая. Слушая её, я обычно представлял плотный комок мозговых извилин. Он имел хорошо поставленный голос и в своих репликах всегда был убедителен и твёрд. Ему трудно было возразить, потому я окрестил его Лоб.
– Между прочим, твои родители познакомились в автобусе. А ты напугал девушку и должен извиниться. – Возразила вторая. Тот, кого когда-то грызла совесть, поймёт, каким я видел эту часть себя: этакий упрямый мышь. У него не было ни голоса, ни доводов, но он почти всегда брал верх, так как был чрезвычайно настойчив и имел поразительный нюх на то, что мне хотелось сделать, но на что я без его поддержки не решился бы. Я называл его Грыз.
– Твой отец знал, как себя вести с девушками, однако, как видно, яблоко от яблони иногда падает очень далеко. – Сказал Лоб, как отрезал, а затем отрезал ещё раз. – К тому же у тебя уже есть дама сердца.
– Да? – Мой внутренний мышь поднял торчащие редкой щетиной брови, демонстрируя недоумение. – Как это я не заметил её?
– А кто с Анной бродил меж сосен и кипарисов и два часа рассказывал о зоопсихологии, душах осьминогов, львов, собак и прочей живности?!
Грыз вздохнул. – Неудачная тема, согласен. О маринованных кальмарах Анне было бы интереснее.
– А кто на её бюст заглядывался? А? – Не унимался Лоб.
– Всё! Стоп! – Приказал я им обоим, испытывая почему-то страшную неловкость и жар в краснеющих ушах, хотя помнил, что смотрел на Анну так, как было принято смотреть на девушек в кругу моих сверстников: уверенным, оценивающим взглядом бывалого оценщика. Такой взгляд, по моему убеждению, ничего не значил и не мог налагать никаких обязательств. Во мне давно жила уверенность, появившаяся не известно откуда, что где-то есть девушка, предназначенная только мне, увидев которую, я сразу узнаю, и с ней всё будет иначе.
– Сейчас куплю соль и сотворю себе омлет с грибами по итальянски! – Скомандовал я себе, стараясь настроить голову, как приёмник, сбившийся с привычной волны, после чего попытался представить этакий золотистый курган на тарелке, сияющий под лучами моего испепеляющего голода. Однако, моё сознание нарисовало другие картины. Я снова увидел Её, шаг за шагом до скоропостижно замёрзшего спортсмена и тут же остановился, осознав, что исчезновение девушки в этом моменте моих воспоминаний не имеет никаких объяснений.
«Он улетел!» – Вдруг вспомнил я слова замороженного.
– Чушь какая-то. – Сказал я себе. Слишком много Стивена Кинга на ночь.
Затормозивший неподалёку на стоянке машин бордовый Rolls-Royce прервал мои размышления. Я обрадовался увиденному необычайно: оно было ярко, понятно и вполне реально, а значит, могло помочь мне вернуться в потерянное несколько минут назад состояние равновесия. Я постарался как можно отчётливее представить себя, летящего в университетский гараж за рулём этого суперкара, в окружении восхищённых зрителей.
Что-то шевельнулось во мне, требуя большего пространства.
– Здорово! Однако, тебе, будущему преподавателю биологии, к сожалению, это не светит. Менеджер высшего звена, стоматолог, вот на кого стоит учиться! – Услышал я голос Лба.
– Здорово. – Передразнил Лба Грыз. – Каждому лбу свои звёзды! В древнем Китае, например, особо выдающиеся члены общества подчёркивали свою значимость, малюя на груди вывеску «Белый Орёл», а богатые римские центурионы подчёркивали свою элитность ношением колец в сосцах.
– А причём тут сосцы? – Возмутился Лоб.
– А при чём тут Rolls-Royce? – Улыбнулся Грыз, сверкнув острыми, как иглы, зубками.
Коварный мышь знал, куда укусить, и всегда делал это грамотно: больно, но не смертельно, щадяще ровно на столько, на сколько достаточно было возбудить во мне страстное желание избегать его зубов. После его укусов меня обычно посещал необычайный энтузиазм, потребность доказать ему, что я не кусок сыра и в состоянии сам принимать правильные решения. Сейчас я почувствовал необходимость обдумать всё произошедшее со мной. Последний раз оглядев окрестности и потеряв последнюю надежду увидеть девушку, побрёл в направлении супермаркета.
Глава 2.
Сегодня был седьмой день моего первого в жизни подвига самостоятельной заботы о себе самом. Родители уехали навестить бабушку, оставив мне небольшой капитал и большой список наставлений и кулинарных рецептов. Первые три дня я почти голодал: стоило мне выбрать из рецептурного справочника что-нибудь многообещающее, как оказывалось, что половины ингредиентов не хватает. Причём, чем меньше у меня было шансов осуществить намеченное, тем сильнее становился голод. В результате поход в магазин с целью исправить ситуацию становился для меня, теряющего последние силы, практически невозможен, и мне приходилось закидывать в бездушный, терзающий меня желудок всё, что можно было закинуть без угрозы для жизни. В итоге спустя два дня я уже не мог даже думать о сырых морковке и капусте, шпинате и петрушке, хлебе с сыром и без. Разумный человек не поймёт моих страданий и будет удивлён, почему я не обратился к услугам общепита. Почему? О, это долгая история, но я попытаюсь изложить её коротко, насколько это возможно. Дело в том, что мои родители всегда были сторонниками здорового образа жизни и, как следствие, здорового питания. О калориях я услышал раньше, чем о бабе яге и сером волке. А слово «полезно» было вторым произнесённым мною слове после слова «мама». На одной из стен нашей кухни висит деревянный щит средних размеров, служащий доской объявлений. К нему мама прикалывает канцелярскими кнопками вырезки из газет и журналов о преимуществах здорового образа жизни и опасностях нездорового. Моя мама – врач диетолог. Она презирает лекарства. По её убеждению, настоящий врач должен уметь лечить словом и в запущенных случаях – скальпелем. Как говорит папа, по профессии преподаватель биологии, слава маме, что до скальпеля в нашей семье ещё никто не докатился.
Итак, три дня я был голоден, а сегодня седьмой. Это значит, что начиная с четвёртого я взял ситуацию под контроль и планировал всё заранее. Теперь у меня было меню на неделю вперёд и отоваривался я в супермаркетах с учётом моих далекоидущих планов. В этих планах сегодняшний день был выделен особо, красным маркером. Напомню, что он был седьмым, а значит, в определённом смысле – юбилейным. Я решил устроить по этому поводу банкет в маленькой компании самого себя и Стива, моего однополчанина по институту. Сейчас было пять часов десять минут. Он обещал подойти к семи со своим ужином. Почему со своим? Потому что Стив не был сторонником здорового образа жизни.
– Самоубийца, – думал я о нём, нарезая кольцами и кубиками всякую всячину и заглядывая на страницу кулинарной книги. С её помощью я должен был сотворить салат по гречески и спагетти по итальянски. – Гулять, так гулять!
Пройдя все ступени рецептурной лесенки, я, наконец, добрался до самой ответственной – «Попробовать на соль, сахар, специи.» Я попробовал на соль и остался доволен; затем попробовал на сахар и поставил себе «отлично»; после – на специи и испытал такой восторг, что не смог не попробовать ещё не раз на всё сразу (на соль, сахар и специи). В итоге, к приходу Стива я был сыт.
– Смотри, что я тебе принёс! – Воскликнул он своим густым, совсем не юношеским басом, кивая на два объёмных пакета, которые он бережно сжимал в своих объятьях.
Я снисходительно улыбнулся. – Отдай это всё своему врагу. У меня для тебя сегодня – Греческий салат! Ты помнишь Геракла? Говорят, он ел его три раза в день.
– Геракл для меня не авторитет. – Стив подошёл к столу, брезгливо сморщившись, отодвинул всё, чем я так гордился, и выложил из пакетов две порции картошки фри и два бургера, размером с мои кроссовки.
– Горячие, по моему индивидуальному заказу. Качество гарантирую!
Тут надобно сообщить, что в течение всей нашей со Стивом дружбы каждый из нас пытался обратить другого, так сказать, в свою веру. Однако, любые попытки разделить с другом его трапезу, были сопряжены с риском для здоровья. Не так давно, на званном обеде по случаю моих именин подвиг самопожертвования совершил Стив. Он не смог отказать моей маме, уговаривающей его попробовать любимое блюда Юлия Цезаря. Как позже утверждал потерпевший, всю ночь в страшных снах выше названный политический деятель и полководец преследовал его с копьём на перевес. Сегодня была моя очередь рисковать здоровьем, и мой друг напомнил мне об этом. Я сделал отчаянную попытку спастись.
– Стива, – сказал я заискивающим голосом, – у тебя же отлично по биологии. Ты же лучше меня знаешь, что человеку для жизни нужно не так уж много.
Стив наклонил голову над тарелкой с бургером и шумно вдохнул, а потом выдохнул. – Класс! Я не инфузория туфелька, чтобы хлебать белки с углеводами и жирами. Я – человек, а это, как известно, звучит гордо. Человек интересен для меня не только потому, что он умеет взвешивать «за» и «против», но прежде всего потому, что всё в жизни для него имеет вкус. Чем бы разумный не занимался – едой, сексом, игрой в «кошки – мышки», он старается это всё сделать вкуснее, но о вкусах, как гласит народная мудрость, культурные люди не спорят. Потому хватит демагогию разводить, давай пробовать жизнь на вкус. – Стив распахнул рот, с хрустом лишил бургера одной трети его естества и в перерывах между жеванием заговорил. – Поздравляю! Семь дней свободы пошли тебе на пользу. Ты даже выше ростом стал, шире в плечах.
– Не ври. – Возразил я. – Больше килограмма потерял. Кухня не моё призвание.
– Нет, что ни говори, а запах свободы сладок! Я счастливчик. Моим предкам – не до меня. Папан занят бизнесом, маман – собой. Потому я продегустировал к своим двадцати почти все земные радости. Только свобода, друг, дарит полноту ощущений. – Стив пододвинул ко мне бургер и фри. Ешь! И не вздумай критиковать! Даренному коню по зубам не дают.
– Свобода, на мой взгляд, хороша лишь в определённых количествах, как сахар, к примеру. – Ответил я с опаской поглядывая на подарки.
– Опять количество! Граммы, килограммы, калории! Ты что всю жизнь будешь их считать?
– А что в этом плохого? Ведь в природе всё рассчитано, всё взвешено даже не с ювелирной, с фантастической точностью! – Я отметил восторженной улыбкой последний миг жизни башмакообразного бургера в зубах Стива. Он улыбнулся мне в ответ и с воодушевлением стал развивать контраргументы.
– Человек это не всё. У него – особая шкала ценностей. Особая и у человека, как биологического вида, и у человека, как индивидуума. Если я не буду есть бургеры, я не буду Стив. Если Анна, на которую ты пялишься, не будет покупать дорогие шмотки и менять их по сто раз на день, это будет не Анна.
– Я сегодня видел девушку в парке. – Не знаю почему и зачем вдруг сказал я и начал энергично мешать ложкой в своей чашке с остатками чая.
– Да, ну? – Стив поднял брови так, что они исчезли под его белобрысой, напоминающей маленький стог сена, чёлкой. – А я и не знал, что в наших парках водятся девушки. Расскажи! – Он откинулся на спинку стула. Вероятно, что-то в моём лице удивило его, и гримаса ехидства сменилась выражением искреннего интереса.
– Мне кажется, у неё проблемы. – Сказал я и залпом опустошил свою чашку.
Во взгляде Стива появилась тревога. – Проблемы? А у кого их нет? У тебя, что нет проблем? У меня – воз. Грядущий зачёт по социологии, к примеру. Это даже не проблема. Это – бедствие, конец Света! Ты же знаешь, у меня аллергия на общественные науки. Я от них если не сплю, то чешусь.
– Она собирала сигаретные окурки и бутылочные стёкла на дороге. – Перебил я его.
– Да? – Стив сдвинул брови и, помолчав в таком виде секунд пять, добавил неуверенно. – А может быть, она их коллекционирует. – Он опять пристально посмотрел на меня. – Да ты не злись. Допустим, что её проблемы серьёзнее твоих, но сколько их, таких проблемных. Всем не поможешь. Согласно официальной статистике, к примеру, только наркозависимых сейчас около шести процентов населения планеты, но это, так сказать, зарегистрированные пользователи. Прибавь сюда тех, кто пока не решился заявить о себе во всеуслышание, и тех, кто периодически нюхает, курит, колет, колесит, и тех, кто сидит на транквилизаторах, антидепрессантах, назначаемых в так называемых медицинских целях. Получится все пятьдесят процентов! Поверь мне, я знаю, о чём говорю из собственного опыта. Наркота сейчас – приправа и к бесшабашным кутежам, и к интеллектуальным беседам.
– Но почему? – В недоумении спросил я. – Почему при таком обилии информации о вреде наркотиков, количество принимающих их не уменьшается, а растёт? Ведь факты, которые ты привёл, общедоступны. Это реальность.
Стив посмотрел на меня так, как, вероятно, старший брат смотрит на младшего, когда тот задаёт ему вопросы типа «Что делает солнце ночью?», или «Почему у кролика длинные уши?». Я знал этот взгляд, он был одной из достопримечательностей его образа, которая никогда не обижала меня. Я всегда хотел иметь старшего брата и чувствовал, что моему другу, вероятно, всегда не хватало младшего. Мы оба были единственными детьми в наших семьях. Итак, он посмотрел на меня, снисходительно улыбаясь, и изрёк.
– Большинству людей реальность не интересна, и у каждого страуса свой песок.
– У каждого страуса. – Сказал я, сделав акцент на слове «страус».
– Не задавайся, друг мой. – Изрёк Стив. Лицо его приняло серьёзное выражение. – Я тоже кое-что попробовал. Начал с Экстази, прочитав в иннете, что в любой момент смогу сбросить в кювет, когда надоест. Добровольно подставил как-то свою шею под её задницу. Однако, очень скоро понял: та ещё штучка. Рай обещает, голову крутит всякой чепухой, но «в седле» крепко держится и в мозг «шпоры» вонзает очень грамотно, прямо «в яблочко» системы удовольствия, закрепляя своё положение сверху. Как-то на дискотеке в ночном клубе посмотрел я на своих коллег по кайфу и решил: пора завязывать. Отдал все оставшиеся колёса одной длинноногой козе, что прыгала рядом. Имя у неё какое-то редкое было. – Стив насупил брови, вероятно, силясь вспомнить. – Саша? Нет. Не Саша. Даша! Точно. Даша.
– Зачем? – Спросил я.
– Что, зачем? – Стив посмотрел на меня удивлённо.
– Зачем таблетки ей отдал? Лучше бы выбросил.
Стив пожал плечами. – Я видел, она их покупала у тамошних дилеров, решил её деньги сэкономить. К тому же… – Он бросил на меня многозначительный взгляд. – Даша эта была прехорошенькая! Хотел её расположение завоевать, ну, и всё такое. Она мне даже номер телефона дала, но потом её после моих «конфет» так развезло… – Стив замолчал, будто вспомнив что-то, но через несколько секунд в глазах его снова зажглись весёлые огни. – Я усадил её в кресло у столика, и помахал рукой!
– Зря. – Сказал я, тщетно пытаясь скрыть потрясение. – Отчего раньше мне не рассказал?
– Я никому не говорил об этом. Как говорит мой папан, «Прикрывай то, что не радует общественный глаз.» У меня были неприятности, и я решил отвлечься. Ты удивлён? Я тоже. Это было рискованное решение. Однако, вывод, который я в результате сделал прост, как всё гениальное. Ученье – свет! Забрасывать невод в океан интернета или житейский опыт случайных знакомых на вечеринке опасно для жизни. Надо знать, где и как «рыбачить». Достоверную информацию надо добывать прицельно и начинать с физиологии человека, с биохимии его. Когда понимаешь, что добровольно впускаешь агрессора в себя самого, что он атакует, бомбит твои коммуникационные системы, оккупирует рецепторы и топит тебя в лаже, не испытать священный гнев невозможно.
– Ты бы сказал это той девушке вместо того, чтобы ей таблетки отдавать. – Перебил я его.
– Что я проповедник, что ли? – Возмутился Стив. – Да, и не послушала бы она меня! Ладно. – Он взял бургер и вложил его в мою ладонь. – Мужчина, переживающий из-за женщины, подобен машине с пробитым бензобаком. Ему нужен срочный ремонт. Ешь. Это поможет непременно. Знаю по собственному опыту.
Опыт Стива был на сто восемьдесят градусов иной, чем мой, и это, как мне кажется, было главным связующим звеном в нашей с ним дружбе. Его могучее тело атлета являлось для меня путеводной звездой в моих мечтах о физическом совершенстве. Однако, то, что давалось мне с большим трудом, ценой ежедневных изнуряющих тренировок, было дано ему от рождения, и он играл с гирями, как ребёнок с игрушками, ради забавы. Родители его были чрезвычайно богаты, и Стив не то, чтобы сорил деньгами, но не мог представить, как можно жить на меньшие доходы. В этом отношении моя семья была для него объектом неугасаемого интереса. Он часто бывал в нашем доме в то время, как я в его – всего один раз. Его родовое гнездо располагалось в одном из лучших районов пригорода и занимало по меньшей мере гектаров двадцать. Грандиозное трёхэтажное здание в викторианском стиле, нафаршированное произведениями искусства, начиная от мебели до холодного и огнестрельного оружия, окружённое парком с зелёными газонами, клумбами, беседками, искусственными водопадами, скульптурами богов и богинь, атлантов и кариатид. Я много раз пытался после этого визита вспомнить лицо его мамы и не мог. Лишь шелест длинного платья и бряцание больших, сверкающих серёжек в ушах, проступающие из концентрированного раствора красок, звуков, театральных изгибов тел, любезных улыбок многочисленной прислуги. Помнилось также и то, что мне всё время приходилось быть начеку и следить за нижней челюстью, которая то и дело теряла связь с верхней. Я не испытывал зависти, но величайшее изумление, как ребёнок, увидевший себя однажды в сказке среди молочных рек и кисельных берегов, невольно примерял его богатства, и всякий раз при этих мыслях голова моя кружилась от грандиозных планов на то, без чего в реальной жизни я легко обходился. Именно поэтому в будущем я тактично отклонял приглашения Стива, его дом отдалял нас друг от друга. Он, вероятно, чувствовал это и вскоре его замок был исключен из списка мест наших с ним встреч.
