Kitobni o'qish: «Есть только я, или Шутка подсознания»

ГЛАВА 1.

В голове навязчиво звучала мелодия – сначала тихая, медленно-тягучая, едва слышная. Потом ритм ускорился, звуки стали громче, отчетливее… Бум, бум, бум… Музыка уже грохотала в висках, заполняя собой все вокруг. «There is only me…», – хрипел раздирающий душу мужской голос.

Инга сильно прижала ладони к ушам и медленно сползла по стене дома. Съежившись, она сидела на корточках, заткнув уши ладонями и зябко кутаясь в большую шаль с длинной бахромой, как будто тонкая материя могла укрыть ее от проливного дождя, защитить от бушующей стихии.

Сильные порывы ветра продолжали гнуть ветки деревьев в саду, внизу гудело бурлящее море, на горизонте черное небо разрывали молнии. Ливень все не прекращался – холодные сильные струи заливали уже почти всю террасу виллы, подбираясь к Инге все ближе. Но она ничего не чувствовала. «Где, когда я слышала эту мелодию? Где? Да, это было на той передаче, где эта мерзкая тетка… Ну, да. Это было тогда…»

***

И надо же было звукорежиссеру в тот единственный раз поставить под заставку передачи такую неподходящую мелодию. Обычно он выбирал что-то, то ли «медитативное», то ли «пугающее», а в тот раз, видимо, решил проявить оригинальность. Инге еще тогда показалось, что фантастическая музыка Роба Дугана никак не подходит для такой передачи, которую последние три года вела Инга Вольская.

You’re all I need: ты это – все, что мне нужно.

You’re all I’ve got: ты – это все, что у меня есть.

Till suddenly: когда вдруг

You’ll find he’s gone: ты обнаружишь, что он ушел,

And you'll turn around and see: ты оглянешься и увидишь,

There’s only me: есть только я.

И при чем здесь, скажите, передача? Совершенно не при чем.

Наверное, у звукорежиссера в тот день случилась что-то личное, или просто ему захотелось пошалить. В конце концов, звукорежиссеры – тоже люди.

Вообще, та запись была не совсем обычной, вернее, совсем необычной.

«Мистика и жизнь. Мистика в жизни». Она согласилась заняться этой темой в ответ на предложение директора программы с таким названием, хотя раньше ничем подобным не занималась. Два предыдущих года бездействия ее буквально вымотали, и она была рада и такому предложению.

Когда Инга, ведущая популярного политического ток-шоу, первый раз сказала в эфире то, что думала она сама, а не продюсер, ее простили, немного пожурив, когда второй раз она позволила себе лишнее, ей поставили ультиматум: или она играет по правилам, или игра дальше будет происходить без нее; но, когда она предоставила время в эфире тому, кому, с точки зрения руководства канала, категорически не следовало, ей прозрачно намекнули, что в ее услугах больше не нуждаются. Таким образом, с политической журналистикой было покончено навсегда. Тема «скандалов», которой она пробовала было заняться, то ли от обиды, то ли назло, непонятно кому, совсем ее не увлекла, и в момент очередного творческого кризиса ей показалось, что мистика (всякие гадалки, астрологи, экстрасенсы и колдуны) – это как раз то, что ей нужно, чтобы отдышаться, передохнуть и решить, что делать дальше. Конечно, для такого серьезного профессионала, каким считалась на телевидении Инга Леонтьевна Вольская, подобный крен в карьере мог выглядеть как понижение, явный шаг назад, но на то он и профессионал, чтобы профессионально подходить к любой работе. А работу свою Инга любила, очень любила. Это, пожалуй, было единственное, что она любила по-настоящему – верно и преданно. Поэтому Инга и относилась к этой передаче ответственно и творчески. И еще ей очень повезло с шеф-редактором. Кристина старалась сделать каждую передачу необычной и запоминающейся, и к выбору героев подходила очень тщательно. В передачу «Мистика и жизнь. Мистика в жизни» никогда не приглашались ни наглые тетки, которые за некоторую сумму готовы приворожить и отворожить кого угодно – хоть Васю Пупкина, хоть голливудский секс-символ, ни смешные бомжеватого вида дяденьки со своими «заряженными целительной энергией» деревяшками. Инга не знала, насколько Кристины герои обладали сверхъестественными способностями, но люди эти всегда были интересными, и с ними было, о чем поговорить на передаче.

Но в той самой передаче все было не так, как всегда: начиная с «Есть только я» Роба Дугана и заканчивая приглашенной героиней. Инга отчетливо вспомнила, как, сидя в гримерке перед записью передачи, болтала со своим редактором, так, ни о чем.

– Ну что, Криська, кто у тебя там сегодня?

Кристина закинула ногу на ногу, от чего коротенькая и без того маечка задралась так, что наружу выкатился мягкий шарик упитанного живота, с наслаждением затянулась сигаретой, хитрые глазки блеснули торжеством:

– Ты обалдеешь! Такая тетка прикольная! В общем, говорит, вроде, ерунду какую-то. Но видит не события там всякие, не болезни, или, кто, с кем чего, а суть вещей. Вот не конкретно, а самую суть, которую никто, кроме нее не понимает, но это самая суть и есть.

Инга прыснула, едва ни уронив чашку с горячим кофе:

– Ну, ты даешь! Ты сама-то поняла, что сказала? Это как?

– Ну, она смотрит на тебя, смотрит, а потом говорит, кто ты и, типа, зачем пришел в этот мир.

– Что, прямо так и говорит? – Инга продолжала хихикать, – понятно, в общем, у тебя, совсем неважно с героями. Что-то мне последнее время все это перестало нравиться. Все эти астрологи, уфологии, хироманты и иже с ними. Сегодня что-то совсем. Если так пойдет – передачу закроют, и придется нам с тобой, дорогая, в эротическое ток-шоу идти. Только меня туда по возрасту не возьмут, смотри, какая поросль взошла, молодые, да ранние.

Она кивнула на двух вычурно одетых девушек, которые курили в углу и о чем-то шептались, украдкой поглядывая на «знаменитость» и ее шеф-редактора. Поймав брошенный на нее взгляд, одна из девушек, старательно изобразила вежливость:

– Здрасьте, Инга Леонтьевна! Доброе утро, Кристина!

– Здрасьте, здрасьте, Молодое Дарование! – насмешливо прищурилась Инга.

– Привет, привет, – бросила в сторону девушки Кристина и, обращаясь к Инге, продолжила:

– Не, прикольная тетка. Сейчас сама увидишь.

Женщина, сидевшая напротив Инги в кресле гостя передачи, была из тех, про которых говорят, что они ничем не выделяются из толпы: лет сорока, гладко зачесанные, собранные на затылке в низкий хвост волосы, слегка тронутые сединой, никакой косметики, спокойный взгляд светлых глаз, свободная кофта поверх длинной черной юбки, тонкие запястья, ногти без лака. Вот такая героиня.

– Добрый вечер, дорогие любители всего необычного, всего того, что нельзя понять человеческим разумом, – привычно начала Инга «загадочным» вкрадчивым голосом, – хотим мы этого или нет, верим в это или нет, но оно, это необъяснимое и загадочное присутствует в нашей жизни.

Вот опять наступила ночь пятницы, и в эфире вновь передача «МИСТИКА И ЖИЗНЬ. МИСТИКА В ЖИЗНИ».

Сегодня у нас особенная гостья, необычная даже для нашей программы, где ничего обычного – Инга сделала многозначительную паузу и продолжила «мистическим» полушепотом – не бывает…

Нашу героиню зовут Сатьяма Прашна. Сатьяма не называет себя ни экстрасенсом, ни гадалкой, ни ведуньей. Во всяком случае, в том смысле, как мы привыкли понимать эти слова. Она утверждает, что знает то, чего нет в проявленном мире, но оно, тем не менее, оказывает огромное влияние на наши судьбы. Знанию, которым обладает Сатьяма – Инга чуть было не запнулась на этом дурацком имени – нет определения, потому что выразить его словами невозможно. – Произнеся это, Инга мысленно пожелала редакторам «всего самого хорошего», но, слава Богу, ее приветственный монолог уже заканчивался.

– Лучше (фуф, наконец-то) дадим слово нашей сегодняшней героине. Она расскажет о своем опыте сама, – и уже обращаясь к женщине напротив, – Сатьяма, мне и нашим телезрителям, нам всем хотелось бы знать, откуда у вас такое необычное имя. Оно что-то означает?

Женщина помолчала несколько секунд, а потом без всякого выражения сказала:

– Вопрошающий истину найдет ее.

Инга на мгновение почувствовала себя психиатром на обходе в больнице, но уже в следующую секунду взяла себя в руки (такое ли бывало на ее прежних политических шоу!):

– Очевидно, вы не хотите раскрывать все свои тайны. Что ж, вы имеете на это право. Тогда расскажите нашим телезрителям, кто к вам обычно обращается, с какими проблемами к вам приходят люди, как вы помогаете им решать свои проблемы.

– Проблемы решать не надо, – голос спокойный, чуть усталый, – их надо видеть. Посмотрите на свою проблему внимательно, просто понаблюдайте за ней. Не за тем, что происходит вокруг вас, не за другими людьми, их словами и поступками, как мы привыкли это делать. Уделите ваше внимание вашей проблеме, то есть именно себе, своему ощущению, своему внутреннему «Я», Не оценивайте, не осуждайте, не пытайтесь все быстро решить. Просто посмотрите на свою проблему. Смотрите внутрь себя. Так, как вы смотрите на море, на горы, на снег за окном. Дайте своей проблеме хоть немного вашего истинного внимания, и увидите, как она растает, пропадет, исчезнет сама собой, как исчезает капля воды под лучами жаркого солнца.

Почти не вникая в слова собеседницы, Инга продолжала вести передачу:

– Весьма необычный взгляд на вещи, но, как же люди? Множество разных людей приходит к вам для того, чтобы вы помогли каждому из них решить именно его задачу. Человек не пойдет к специалисту, если у него все хорошо. Вы же не пойдете к стоматологу, если у вас не болит зуб? Мы не станем тратить свое время, силы, деньги, в конце концов, просто так. Вряд ли человека, у которого что-то случилось, или, вообще, все плохо – хронически преследуют неудачи, нет денег, произошел тяжелый разрыв, и, мало ли, что еще, вообще ничего не получается, – устроит предложение заглянуть внутрь себя и понаблюдать за своей проблемой. Я думаю, что в жизни каждого из нас бывают периоды, когда мы сами не справляемся. Зачем люди вообще ходят к специалистам, – Инга изобразила задумчивость, – вашей (сказать «профессии» как-то не получилось), хм, с вашими возможностями? Наверное, чтобы обрести что-то, чего у них нет, но очень хочется иметь? Хочется быть удачливым, здоровым, если не богатым, то, хотя бы, состоятельным. Счастливым, в конце концов!

Собеседница молчала. Десять секунд, двадцать… Инга исподтишка бросила на стоявшую за операторам Криську уничтожающий взгляд. Та в ответ сделала смешную рожицу.

Наконец Сатьяма посмотрела на ведущую и произнесла монотонно и быстро:

– Счастье и несчастье – это одно и то же, горе и радость – это одно и то же, бедность и богатство – это одно и то же. Жизнь и смерть – это одно и то же. Только мы думаем, что это все разные вещи. Это две стороны одной медали. Тот, кто это понимает, начинает жить по-настоящему. Жить, – странная женщина сделала паузу, – а не хотеть получить, хотеть иметь что-то или кого-то. Жить. Жить, а не разговаривать о жизни – она опять на несколько секунд замолчала, – и откуда человек может знать, что ему действительно нужно, если он не привык смотреть в себя? Если не умеет, не хочет, не понимает… Вот вы – внезапно Сатьяма в упор посмотрела на Ингу, и той стало не по себе, – вы знаете, чего хотите? Уверены, что понимаете, что вам действительно нужно?

Инга Вольская вовсе не собиралась отвечать на вопросы собеседницы. Она давно привыкла отстраняться во время эфиров: это только работа. Но на этот раз уверенность, с которой говорила героиня, и ее, как показалось Инге, напор, почему-то странно разозлили. В конце концов, она покажет этой Сатьяме, кто здесь хозяйка:

– Давайте зададим этот вопрос зрителям в студии? – и, обращаясь к зрителям, – кто может ответить на этот вопрос? Кто уверен, что знает, что ему действительно нужно, поднимите, пожалуйста, руки!

За годы работы в журналистике она неплохо изучила человеческую природу, поэтому была совершенно уверенна в результате. И не ошиблась: больше половины зрителей подняли руки.

Видите, Сатьяма, большинство людей знает, чего хочет. Наш эксперимент это только что убедительно доказал.

Колдунья подняла свои стальные глаза на Ингу и спокойно сказала:

– Ваш (она сделала ударение на этом слове) эксперимент показал только то, что ситуация именно такая, как я вам только что сказала.

Сатьяма продолжала что-то говорить, но Инга как будто выключилась – ей стало трудно удерживать нить разговора, она почувствовала, что взгляд ее стекленеет, в голове пронеслись обрывки неясных мыслей, какие-то смутно знакомые или давно забытые образы. С трудом она вернулась к действительности и услышала последние слова Сатьямы:

– Пока не отпустишь – не получишь. Пока не потеряешь – не обретешь. Пока не умрешь – не оживешь. В этом все дело.

Инга опять почему-то разозлилась на свою гостью, но на это раз быстро справиться с ненужными эмоциями ей помог привычный монолог:

– Спасибо вам большое, Сатьяма, а передача «Мистика и жизнь. Мистика в жизни» и я, ее ведущая, Инга Вольская, прощаемся с вами до следующей пятницы. Итак, до встречи в пятницу ночью.

Зрители стали расходиться, и Инга подошла к героине, чтобы попрощаться:

– Еще раз большое спасибо. Было, правда, очень интересно. Если вы не против, наши редакторы с вами еще свяжутся. Всего вам хорошего. До свидания.

Инга уже собиралась отвернуться и уйти, но «ведьма» (как уже мысленно окрестила ее Инга) вдруг пристально на нее посмотрела и пробормотала скороговоркой:

– Жизнь – великий учитель и смерть – великий учитель.

Помолчала секунду и продолжила:

– За твоей спиной стоит смерть, чтобы научить тебя жить.

Потом отвернулась и, не прощаясь, быстро пошла к выходу из студии.

Инга осталась одна. Она не могла сдвинуться с места еще несколько секунд. Наваждение прошло, и она потопала в гримерку.

По дороге из Останкина Инга попала в пробку. Движения почти не было, и, как она не буравила взглядом стоящие впереди машины, никто не двигался с места. Перед глазами у нее опять всплыла студия, конец передачи и колдунья:

«Жизнь – великий учитель и смерть – великий учитель. За твоей спиной смерть, чтобы научить тебя жить».

«Вот чертова тетка! – подумала Инга, – и имечко себе выдумала! Это же надо додуматься! Сатьяма Прашна! Или, как там ее. А, впрочем, все суета…».

Машины, неожиданно тронулись с места, Инга нажала педаль газа и увеличила громкость магнитолы.

 ***

Все это пронеслось перед глазами за несколько секунд. Инга с трудом выпрямилась. Посмотрела вдаль: шторм на море по-прежнему не успокаивался. Преодолевая порывы ветра, она вошла с террасы в свою просторную гостиную и поискала глазами телефон. Он нашелся на кофейном столике. Инга некоторое время смотрела на него, как будто решаясь на что-то, потом, все-таки, взяла и набрала знакомый номер. Номер не отвечал… Она нажимала кнопку повтора еще и еще. По-прежнему, длинные гудки… Опять гудки… Когда она уже отчаялась дозвониться, в телефоне что-то щелкнуло, и диктор поставленным голосом произнес: «В данный момент телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Липкий ужас стал медленно вползать в мозг, потом переместился к горлу и, наконец, мертвой хваткой сжал трахею так, что женщине стало нечем дышать.

ГЛАВА 2.

Давно, еще со времени учебы в университете ей хотелось жить на море и писать книги. Она не знала точно, какие, но то, что ей очень хочется быть писателем и писать книги именно на море, она знала точно. Профессия журналиста, в которой Инга Вольская чувствовала себя спокойно и уверенно, тоже давала ей много радости и счастья творчества, но в ней не было того, к чему всю жизнь так стремилась Инга, не было главного – свободы.

Примерно за год до той памятной передачи Инга решилась.

Казалось, все их друзья и знакомые уже имели квартиры или даже виллы на теплых морях: большинство в Болгарии и Черногории, некоторые в Испании и Греции, а кое-кто в Таиланде и на Гоа. Ее ближайшей подруге Юле новый муж Микеле в качестве свадебного подарка преподнес дом на Неаполитанском заливе, больше похожий на скромненький дворец.

Юля познакомилась с ним случайно. После развода с нудным, вечно ноющим, всем недовольным неудачником Игорем, за которого она вышла замуж сразу после университета, «по случаю», как, смеясь, говорила сама Юля, она решила, что замуж больше не выйдет никогда.

Но на концерте камерной музыки в посольстве Италии, куда ее пригласила знакомая виолончелистка, Юля увидела симпатичного итальянца, который трогательно прикладывал белоснежный платок к влажным глазам каждый раз, когда музыкальный пассаж казался ему особенно удачным. После концерта они оказались рядом на фуршете. Общая любовь к музыке сделал свое дело, и уже через месяц Юля в подвенечном платье стояла в соборе Святого Януария на Виа Дуомо в Неаполе.

На свадьбу Инга вырвалась, но на следующий же день, по причине своей вечно занятости, заторопилась в Москву, и посетить новые Юлькины хоромы не смогла.

Новоиспеченная синьора Да Камино настойчиво звала подругу в гости. Инге, конечно, хотелось посмотреть, как живут итальянские аристократы, и за подругу она была рада, но что-то все мешало, и долететь до Юлькиного дворца никак не получалось.

В общем, пора было реализовывать свою мечту.

И она решилась.

Сначала они с Артемом долго выбирали страну, потом место, потом долго решали, что лучше: дом на самом берегу, чтобы можно было рано утром схватить полотенце и выбежать прямо на пляж или высоко на горе, чтобы можно было потягивать на террасе апельсиновый сок и видеть внизу огромное море до самого горизонта.

– Решай сама, все равно у меня работа. Мне и жить-то там будет некогда, – в конце концов, сказал муж, который привык считаться с творческой Ингиной натурой – лишь бы тебе было хорошо! «Ну вот, ему опять все равно. И что у него на уме?», – с обидой подумала Инга, – «да ладно, в конце концов, это моя мечта, а не его».

За двадцать лет вполне счастливого брака Инга, кажется, до конца так и не узнала своего почти всегда спокойного, вальяжного и чуть-чуть медлительного мужа.

«Просто я мудрый», – говорил он в ответ на все ее нетерпеливые вопросы и упреки в равнодушии, и в глубине его иронично-прищуренных темных глаз таилось что-то неуловимо мягкое и понимающее.

По московской привычке, выбор дома решили доверить профессионалам, но все, что предлагали агенты по недвижимости в славном теплом городе и его окрестностях, было каким-то туристическим, стандартным, лубочным. Аккуратненькие однотипные домики на набережной, круглогодично заполненной толпами туристов, никак не походили на дом Ингиной мечты. Тогда они взяли напрокат машину и стали методично объезжать поселок за поселком вдоль всей береговой линии. С тем же результатом. Потом купили местную газету и внимательно изучили все предложения о покупке домов. Не то, не то. Сайты, на разных языках предлагающие массу «потрясающих вариантов», хотели только одного – чтобы Инга куда-то вложила деньги сейчас, а получила нереальную прибыль когда-то потом. И, хотя ее совсем не привлекали «выгодные инвестиции в уникальную недвижимость на теплом море», она уже отчаялась и была согласна почти на все, лишь бы все это, наконец, закончилось и как-то устаканилось. Артем утешал:

– Потерпи. Найдется. Наш дом от нас не уйдет. Наверное, он сейчас стоит где-то на горе и смотрит, как мы мечемся туда, сюда по трассе внизу. Стоит и спокойно ждет, когда мы, наконец, успокоимся и придем к нему.

Спокойно-ироничный голос мужа всегда действовал на Ингу как теплый расслабляющий душ. С ним она всегда чувствовала себя защищено и уютно.

Дом мечты обнаружился случайно.

Поселок сразу понравился Инге: двухэтажные дома с балконами и террасами в цветах, большие сады с дорожками, выложенными разноцветной плиткой, фонтанчик с ангелом посередине и старинная церковь на площади. И еще кресты. Два больших каменных креста – на въезде в поселок и на выезде. На постаментах цветы.

«Это местная традиция, ставить кресты на своем пути, – объяснил приезжим хозяин маленького магазинчика, – так Бог благословляет наших жителей, а они Ему в благодарность приносят цветы».

Тот же хозяин магазина, отвечая на вопрос Артема, сказал, что, если подняться по «серпантину» вверх, недалеко, не больше километра, можно увидеть хороший дом. Продавец, знакомый хозяина магазина, построил дом для своего сына, но тот уехал на заработки в Германию, да так там и остался. Отец, овдовев, тоже собрался перебираться к сыну, вот дом и продает.

– Так что, – уверял их новый знакомый, – дом отличный, но в нем никогда никто не жил.

Едва увидев виллу, Инга поняла, что это и есть он, дом ее мечты, как будто, специально для нее созданный. Да, это он. Если его чуть-чуть переделать, будет совсем хорошо.

Дом довольно быстро «довели до ума», и стало совсем хорошо.

Так хорошо, как давно не было Инге Вольской. С огромной террасы были видны горы, поселок внизу, церковь, порт вдалеке и море, огромное синее море. И еще, как венец нереального мира, как апофеоз сбывшейся мечты, совсем недалеко от дома шумел водопад.

«Вот оно, счастье, – блаженно думала Инга, глядя, как солнечный диск медленно сползает за море, – счастье и покой!»

 ***

Лана всегда исполняла роль неотразимой красавицы, сердцеедки с длинными ногами, походкой от бедра и всем прочим, что традиционно прилагается к этой роли. Нет, на самом деле она таковой не являлась. Инга испытывала к подруге странное чувство: смесь жалости, снисхождения и теплой привязанности. При этом сама «неотразимая сердцеедка» была абсолютно уверенна, что ни одно существо мужского пола не может оставаться равнодушным, когда она дефилирует мимо, слегка виляя бедрами, сверкая белозубой улыбкой и всем своим видом изображая полное равнодушие к несчастной поверженной жертве. Инга ей обычно подыгрывала. Ведь ей, Инге, в общем-то, ничего не стоило сделать восхищенные глаза при виде очередной мини юбки, и, правда, аппетитно облегающей предмет гордости подруги и «родить» пару-тройку удачных комплиментов. Почему бы не порадовать приятного человека, если тебе это ничего не стоит? Вот, если бы стоило, тогда – другое дело, тогда Инга Вольская с ее вечной зацикленностью на собственном душевном комфорте и изощренным высокомерием никогда бы «не снизошла». Лана, в свою очередь, считала подругу существом «не от мира сего» – то ли, чересчур, даже для творческой личности, взбалмошным, то ли не в меру эгоистичным – но, несомненно, как-то очень сложно устроенным и, по этой причине требующим покровительства приспособленной к жизни и по-житейски мудрой подруги.

Вот такая у них была дружба.

Мечтательная, свободолюбивая Инга и немного «приземленная», но всегда позитивная Лана.

Они познакомились пять лет назад на светской тусовке. Спонсором радиостанции, день рождения которой праздновался, был небольшой банк. Представителем спонсора на мероприятии выступал его вице-президент, приятель Инги, Рауль Гургенян. Профессор кафедры экологии Артем Вольский читал лекции где-то в Калифорнии, и Инга прибилась к Раулю и его жене, с которой в тот день и познакомилась. Женщины сразу понравились друг другу. Можно сказать, что это была любовь с первого взгляда. Они почти сразу нашли общие темы для разговора, и уже через пятнадцать минут сбежали из парадного зала и уютно расположились в баре, оставив Рауля скучать в одиночестве. Лана оказалась настолько легким и симпатичным человеком, что Ингу, вопреки ее обычному циничному скептицизму, не раздражали ни блестящая, похожая по размеру на пояс, юбка, ни агрессивные носы туфель на двенадцатисантиметровых шпильках, ни яркий макияж.

Они сразу же обменялись телефонами и стали созваниваться почти каждый день и видеться, как только у Инги находилось свободное время.

Что могло быть общего у занятой двадцать четыре часа в сутки журналистки с «рублевской» домохозяйкой? Но бывает же, что между совсем разными людьми возникает какое-то странное притяжение, глубинное и необъяснимое. Видимо, это и был их случай.

Когда-то восторженная студентка филфака Инуся Николаева верила, что все в жизни случается не просто так, что каждое событие – звено какой-то цепи. Просто мы не всегда и не сразу можем увидеть эту цепь, эту причинно-следственную связь.

Инга Вольская уже давно ни во что не верила, и задумываться над такой бессмыслицей, как «зачем в ее жизни появилась Лана Гургенян», она точно не собиралась. Просто ей было с приятельницей весело и комфортно. Инге, человеку почти без привязанностей, этого было вполне достаточно. Если бы она могла, хотя бы на минуту, остановиться и задуматься… Тогда, возможно, все было бы по-другому, все… Но… все случилось так, как случилось…

В то время, когда Артем и Инга выбирали «дом своей мечты», в жизни Ланы происходили весьма неприятные события. Вечно занятый и спокойный, как скала, несмотря на свою южную фамилию, Рауль пришел домой раньше обычного (Лана потом, смеясь сквозь слезы, говорила Инге: «Как в анекдоте, ну, прямо, как в анекдоте») и … нет, он не застал любовника, но услышал обрывки телефонного разговора.

После весьма напряженной ночной беседы на кухне Лана торжественно обещала мужу: «Никогда! Больше никогда!».

– Вот и не вздумай! – увещевала подругу Инга, – тебе еще повезло, что он не знает всех подробностей. На этот раз тебе удалось его уболтать – сделай выводы и ни-ког-да! Ты даже скрыть ничего толком не смогла! Говорят, не умеешь – не берись. Подумай, с чем ты останешься, если он, не дай Бог, решит с тобой развестись.

– Ой, никуда он не денется, – Лана изящным жестом вытащила двумя длинными ноготками из пачки сигаретку, – он меня любит, понимаешь, лю-бит! И еще он порядочный. Двоих детей не бросит. Ну, разве что, сцену мне устроит со смертоубийством, – Лана сделала страшные глаза.

– Твой муж, подруга, не из тех, кто стреляет в неверных жен и стреляется сам. Он просто лишит тебя всего. Ты на пятьдесят процентов после развода не рассчитывай. Наймет целую армию адвокатов, и останешься ты в двухкомнатной квартире с детьми и родителями, а не в этих хоромах – для большей наглядности Инга указала пальцем поочередно на каждое экзотическое растение в зимнем саду, где сидели женщины, – или сам уйдет, а тебе и детям оставит все это. Все это, – Инга сделала многозначительную паузу, – только совсем без средств, к которым ты привыкла. Ты и содержать-то это не сможешь! В общем, мое дело предупредить, решать тебе. Хотя бы осторожность какую-никакую соблюдала!

Конечно, Лана, в принципе, согласилась с Ингой, конечно, обещала, что впредь будет более осмотрительной, и, конечно, обещания своего не сдержала.

Развязка с последующим уходом Рауля из дома, о которой предупреждала приятельницу Инга, и, которую даже в страшном сне не могла себе представить Лана, все-таки, наступила. И именно так, как предсказывала Инга. Рауль ушел. Лане и детям он оставил дом на Рублевке, но почти лишил материальной поддержки. Вся его забота теперь выражалась в пакетах с продуктами, которые раз в неделю привозил шофер и минимальных алиментах, которые поддерживали существование бывшей семьи, но никак не давали Лане возможности жить на широкую ногу.

– Главное, знаешь, что обидно? – Лана вытирала салфеткой опухший нос и красные от слез глаза, – было бы, за что! Из-за какой-то идиотской истории с мальчишкой, который на десять лет меня моложе. Это случайность, чистая случайность! Можно сказать, разовая акция! Ведь все, что было серьезного, я правда завязала. Напрочь. В крепкий узел. А тут ерунда полная, – всхлипывала Лана.

«Серьезным» роковая красавица называла двухлетнюю связь с женатым мужчиной, с которым она встречалась раза два в месяц, как говорила, «для здоровья». Инга никак не могла взять толк, как можно, вообще, связаться с женатым, да еще, когда у тебя такой славный муж, каким был ее (Ингин) друг. Не то, чтобы она считала связь с чужим мужем аморальной, просто – это так хлопотно. Во-первых, надо все время подстраиваться под его обстоятельства, что совсем не удобно. Во-вторых, надо все время придумывать дома какие-то правдоподобные предлоги для своих отлучек, а это напрягает. В-третьих, и это самое главное, надо смириться с тем, что ты – номер два и всегда будешь номером два, а это для самолюбивой и гордой Инги, вообще, неприемлемо. Но Лана относилась ко всему на удивление легко: Рауль всегда был очень занят и часто отсутствовал, любовник, наоборот, был человеком какой-то свободной профессии, и сам распоряжался своим временем, наличие жены ей вообще не мешало – особых чувств к этому парню у нее не было. Видимо, поэтому она легко прекратила все отношения с ним, и на некоторое время успокоилась. Если не считать кратковременного романа с каким-то ни то философом, ни то сектантом – Лана не любила грузить себя лишними подробностями.

– Ничего себе разница, – смеялась Инга, – так он, все-таки, философ или сектант? Ты понимаешь разницу?

– Он тихий такой, правильный весь. О дружбе говорит, о высоких отношениях, а сам смотрит на меня глазами побитой собаки и облизывается, как кот.