Kitobni o'qish: «Туфелька для призрака»
Действующие лица и события романа вымышлены, и сходство их с реальными лицами и событиями абсолютно случайно.
Автор
По ночам на небе сияли яркие звезды, месяц напоминал рог изобилия, и даже взрослым хотелось верить в сказку.
Приближался один из самых чудесных праздников – Новый год… Трудно найти человека, который бы не любил его и не ждал.
И где-то совсем рядом мерцала огнями тихая рождественская ночь… Морис мечтал провести ее наедине с Мирославой, как семейный праздник… Хотя, конечно, назвать их семьей можно было только в его мечтах.
На католическое Рождество он летал домой и встретил его с родителями.
Когда Миндаугас просил у Мирославы недельный отпуск, она дала ему целых две недели и выдала такую крупную сумму отпускных, что он не удержался и спросил:
– Наше агентство так успешно?
– Вполне. Бери, ты заработал.
И он взял, так как работал действительно на совесть. Накупил подарков родителям, друзьям.
Прилететь обратно в город на Волге он планировал утром 31 декабря, но не выдержал и был в агентстве уже 30.
Мирослава ему искренне обрадовалась. А как он обрадовался ее радости ему! И почему-то крепко расцеловал попавшегося под руку кота.
– Ты чего так рано? – спросила Мирослава, улыбаясь.
– Подумал, что без меня вы ничего на праздник и не приготовите.
– Какой ты догадливый! – рассмеялась она.
Морис летал точно на крыльях, помогал украшать дом, ездил за продуктами, прихватив с собой Мирославу, выбирал те, что понадобятся, забыв спросить, согласна ли она с его выбором, она и не возражала, оплатила покупки, всю готовку Морис, как всегда, взял на себя.
А потом они наряжали небольшую елку во дворе, которую было хорошо видно из окон гостиной.
– Может, нам надо было ее нарядить, как в Простоквашино, старыми вещами? – спросила Мирослава, оглядывая ель.
– А что, у нас есть старые вещи? – поинтересовался он?
– Ну…
– Тогда нарядим игрушками и гирляндами.
– Уговорил, – рассмеялась Волгина.
Наступило 31 декабря. Уставшие от приготовлений, они проспали аж до десяти часов. Да и то спасибо коту, разбудил.
Постепенно ближе к вечеру начали собираться многочисленные друзья. Праздновали шумно, со всей щедростью российской души.
В первом, во втором и третьем часу ночи подтягивались новые гости, которые встретили Новый год по местному времени с родителями и детьми. А потом, уложив их спать или оставив у телевизора, поспешили за город, в коттеджный поселок.
В основном это были опера, следователь, фотограф, все те, кого объединяла работа, на которой они и проводили большую часть своей жизни.
Миндаугас высоко оценил красоту начальника убойного отдела Василисы Никитичны Воеводиной, удивился, что она приехала одна, и спросил у Шуры шепотом:
– А Василиса Никитична не замужем?
– Нет, – ответил Шура, – выйдешь тут с нашей работой замуж, – и тут же произнес подозрительно: – А ты чего интересуешься?
– Так, – беззаботно отозвался Морис, – красивая она.
– Да. Васька у нас красавица, – согласился Наполеонов, – но ты не очень-то засматривайся на нее.
– Почему? – простодушно поинтересовался Морис.
– Потому! – сердито ответил Шура и поискал глазами Мирославу. Нашел и нахмурился еще сильнее. Мирослава кружилась в вальсе с длинноногим красавцем Легкоступовым. Они умудрялись еще и о чем-то шептаться.
– Нет, – проворчал Наполеонов, – пора Валерку сплавлять в модельное агентство.
Пока он наблюдал за этой парой, сменилась музыка, и начался новый танец. Морис подошел к сидящей в кресле Василисе и пригласил ее на танец. Она охотно согласилась.
Наполеонов аж ногой топнул с досады, но тут к нему подошла Оксана Незовибатько и пригласила танцевать.
Наполеонов чуть не ляпнул: «Так не белый же танец», но вовремя опомнился и обхватил Оксану за талию. Носом он уткнулся в ее грудь.
Оксана Незовибатько была под стать своему мужу Афанасию Гавриловичу, женщиной высокой и в теле. Все было при ней. И характер она имела веселый, компанейский.
Многие даже слегка завидовали везучести криминалиста в семейной жизни. Афанасий и с тещей жил душа в душу. Как тут не позавидуешь?
Жена Рината Ахметова Гузель тоже была хороша собой. Но иной, восточной красотой. Тонкая, стройная, фигура, как рюмочка. Слегка золотистая кожа, точно светится, карие глаза вообще сияют, а черные волосы, собранные на затылке заколкой, стекают на спину волнующим водопадом, колышущимся от малейшего движения или колебания воздуха.
Старший лейтенант Любава Залесская кружилась в объятиях оперативника Дмитрия Славина. Ее большие глаза счастливо сияли, а на губах, ярких, как спелые черешни, была тихая умиротворенная улыбка.
У Наполеонова уже давно имелись подозрения насчет того, что гарна дивчина неравнодушна к этому блондину с глазами цвета лесного ореха.
И это при том при всем, что Диму не раз видели в компании местной художницы Лидии Заречной.
Недавно вон и выставка ее открылась в галерее, которой владеет Славин старший.
А Любава Залесская хороша! Слов нет. И опер она превосходный, не только исполнительный, но и дотошный, когда надо, и инициативу проявить не побоится.
– Голубчик, вы не уснули? – донесся до Наполеонова голос Оксаны.
– Что? А?
– Танец закончился, а вы, Александр Романович, как улеглись на мою грудь, как на лебяжью подушку, так и затихли. Видать, пригрелись? – тихо засмеялась Оксана.
– Задумался я, – виновато похлопав глазами, принялся оправдываться Шура.
– Бывает, – согласилась Оксана, – я сама иногда так задумаюсь, что Афанасий меня тормошит, тормошит, а я как спящая красавица.
– Ой, Оксаночка, – раздался рядом голос Мирославы, – можно у вас Шурочку похитить?
– Конечно, конечно, – отозвалась Незовибатько, подмигнула Шуре и уплыла прочь.
– Чего тебе? – сердито спросил Наполеонов свою подругу детства.
– Хочу потанцевать с тобой!
– Еще чего, – начал отнекиваться он.
– Идем, идем, мой маленький! – расхохоталась она и потащила его за собой.
– Отстань! Почему ты с Морисом не танцуешь?!
– Танцевала два танца.
– И все? – прошипел Наполеонов.
– А ты сам почему с ним не танцуешь? – засмеялась она.
– Чего?!
Мирослава вытащила Шуру на середину зала и принялась крутить.
Он еле-еле вырвался и забился в угол, где Аветик Григорян сосредоточенно разгадывал очередной кроссворд, а судмедэксперт Илинханов не менее старательно пытался ему помочь.
– Вы чего не танцуете? – спросил Наполеонов.
– У нас ноги короткие, – отмахнулся Илинханов.
Шура смерил обоих взглядом, и тому и другому грех было жаловаться на рост и длину ног.
– Так бы и сказали, отстань, – пробурчал он.
– Нам воспитание не позволяет, – хмыкнул Илинханов.
Шура вздохнул, пробрался к выходу и на цыпочках добрался до кухни. Закрыл дверь, открыл холодильник, достал поднос со своим любимым «Наполеоном», отрезал приличный кусок, налил чаю в большую чашку с маками и принялся получать удовольствие.
Здесь ему так долго никто не мешал, что через некоторое время он стал чувствовать себя Винни-Пухом, которому ни за что не вылезти из норы кролика. Но он нашел в себе силы выбраться из-за стола и улечься на угловом диванчике. Где его впоследствии и обнаружил мирно посапывающим Морис.
Рядом с Шурой растянулся Дон и тоже дремал. Но услышав шаги Мориса, кот сразу приоткрыл глаза.
– Охраняешь? – спросил Миндаугас.
– Мр, – ответил кот и снова задремал.
Морис старался поменьше пить, с удовольствием отмечая, что Мирослава не пьет ничего, кроме шампанского и минеральной воды. Пьяных, тем более женщин, Миндаугас не любил.
Конечно, его не радовало то, что Мирослава слишком много танцует с Валерьяном Легкоступовым, но и не так, чтобы очень огорчало…
То, что Валерьян влюблен, становилось заметным, стоило лишь приглядеться к тому, какие взгляды парень бросает на Мирославу и как старается предугадать малейшие ее желания. Но Волгина никак особо не выделяла фотографа среди других гостей. А танцевать ей с ним нравилось, скорее всего, потому, что Валерьян был легок и грациозен.
Новогодняя ночь воссияла и разлетелась опавшими звездами фейерверков.
Глава 1
И вот наконец к полудню первого числа их дом опустел, гости разъехались. Второго они занимались уборкой, потому как Клавдию Ивановну Рукавишникову, которая чаще всего и следила за чистотой в доме, Мирослава отпустила на две недели, как она сказала – на каникулы.
Клавдия Ивановна жила с мужем и внучкой в этом же поселке, только подальше от особняков, там, где располагались дома обычных жителей, выстроенные в советскую и послесоветскую пору.
Приведя дом в порядок, Морис и Мирослава облегченно вздохнули. Им было хорошо вдвоем. Вернее, втроем, так как кот Дон постоянно ходил за ними следом.
Наступило третье января. За окном второй день бушевала метель, заметая все пути и дороги.
Детективы с удовольствием наслаждались выпавшим им отдыхом. Они втроем лежали на ковре у камина, смотрели на сказочный танец огня или читали вслух по очереди. Развалившийся рядом Дон, казалось, внимательно слушал. По крайней мере, его ушки на макушке постоянно шевелились.
Рядом стоял грейпфрутовый сок, минеральная вода и ваза с фруктами. Что еще нужно людям, чтобы отдохнуть от бурно проведенного праздника?
И неожиданно в эту идиллию ворвался звонок в дверь. Они переглянулись, недоумевая, кто решил нарушить их покой, даже не позвонив предварительно.
– Я пойду открою? – спросил Морис, нехотя поднимаясь с ковра.
– Может, не надо? – лениво проговорила Мирослава.
Но звонок прозвенел снова, и более решительно.
– Лучше открою.
Морис вернулся довольно быстро, сообщил, что прибыл клиент по срочному делу.
– Почему ты не послал его к черту?! – рассердилась Мирослава.
Морис не ответил, выжидающе глядя на Волгину.
Мирослава поднялась и последовала за ним. В гостиной она увидела мужчину лет сорока пяти с каким-то странным взглядом.
Увидев Мирославу, он вскочил со стула.
– Я Андрей Петрович Лукин!
– Мирослава Волгина. Не могу сказать, чтобы наше знакомство доставило мне удовольствие, – сухо произнесла она.
– Да, я понимаю. В такое время и без звонка, – пробормотал он и, прижав руки к груди, воскликнул: – Но у меня нет выхода! Я, кажется, схожу с ума!
– Тогда это тем более не к нам.
– Нет, нет, к вам! Умоляю вас, выслушайте меня!
– Хорошо, сядьте.
Он послушно опустился на стул.
– Я вас слушаю.
– Понимаете, моя сестра устроила новогоднюю вечеринку, – торопливо заговорил посетитель, – и на ней я встретил девушку, которую знал в молодости.
– И что?
Лукин вытащил из-за пазухи белую ажурную туфельку, поставил на стол.
– Вот! Найдите ее!
– Кого?
– Ту, которая потеряла эту туфельку. – Он торопливо порылся в карманах и выложил на стол объемную пачку евро.
Мирослава посмотрела на посетителя как на завсегдатая сумасшедшего дома и фыркнула:
– Вы ошиблись адресом, милейший, наше агентство не занимается розысками Золушек.
– Вы не понимаете! Это вопрос жизни и смерти! – воскликнул посетитель.
– Морис, проводи господина.
– Лукин! – воскликнул мужчина и вперил в Мирославу испуганный взгляд. – Я Лукин Андрей Петрович!
– Очень приятно и до свидания.
– Нет, умоляю вас! Вы не так меня поняли. Пожалуйста, выслушайте!
В голосе посетителя было столько отчаяния и мольбы, что Морис невольно ему посочувствовал и, бросив взгляд на скучающую Мирославу, произнес:
– Почему бы и нет, ведь это нас ни к чему не обязывает.
– Да, да, конечно, – закивал Андрей Петрович, – хотя бы выслушайте!
– Хорошо, – Мирослава села напротив, – только коротко.
И посетитель поведал довольно странную историю.
Много лет назад, когда его невеста уехала к родственникам, он от скуки отправился на вечеринку к своей сестре. Там он познакомился с девушкой Зиной, увлекся ею и провел с ней ночь.
– Я сам не знаю, что на меня нашло, – оправдывался Лукин, – я очень любил Лиду! Лида – это моя невеста. А тут просто бес попутал! – Он в отчаянии схватился за голову.
– Наверное, просто перепили, – обронила Мирослава.
– Да, наверное, – согласился Андрей Петрович, опустив руки, но тотчас засомневался, – я вроде бы и не так много выпил…
– Бывает. Что дальше?
– Дальше? – растерянно переспросил он и тотчас опомнился: – Да, дальше. Дальше я забыл о Зине и о ночи, проведенной с ней. У меня же на носу была свадьба! Я был тогда так счастлив! – Он глубоко вздохнул и замолчал.
Мирославе начала надоедать эта сентиментальная история, и она недовольно посмотрела на незваного посетителя.
Он встрепенулся и заговорил снова:
– Прошло два месяца, и вдруг раздался звонок. Я спросил: кто это? Она ответила – Зина.
– Какая Зина?
– Та самая. У меня будет ребенок.
Меня как кипятком ошпарило! Я все вспомнил! Но боже мой! Какой ребенок! Зачем ребенок?! Я предложил ей деньги на аборт, но Зина бросила трубку.
Лукин снова погрузился в молчание.
– И это все? – спросила Мирослава.
– Я тогда пережил личную трагедию! – выдохнул Андрей Петрович.
– Вы хотите сказать, что личную трагедию пережила Зина, оставшись с ребенком на руках? – попыталась уточнить Волгина.
– Нет, я! – перебил детектива посетитель.
– Какую же?
– Меня бросила Лида! Накануне свадьбы! Ничего не объяснив!
– Возможно, она узнала о ваших шашнях с Зиной, – проговорила Мирослава.
Морис бросил на нее укоризненный взгляд, но Лукин, казалось, даже не заметил грубости детектива.
– Не знаю, – ответил он, – я пытался выяснить причину, но Лида наотрез отказалась общаться со мной.
– И вы отступились?
– А что мне было делать?!
Мирослава пожала плечами.
– Расставание с Лидией мне далось очень тяжело, – проговорил Лукин, – я был на грани нервного срыва. И в это время еще погиб мой старший брат вместе с супругой. Остались дети.
– Понимаю.
– Мы с Бэллой взяли их к себе.
– Бэла это кто?
– Бэлла Петровна Лукина – моя сестра.
– А что произошло с Зиной?
– Я больше ничего о ней не слышал. До тех пор пока лет десять назад сестра, когда мы рассматривали старые фотографии, не обмолвилась, что Нина сказала ей, будто бы Зина умерла при родах.
– А ребенок?
– И ребенок.
– Печально.
– Да, – согласился Лукин, – но вчера на вечеринке я увидел ее!
– Кого?
– Зинаиду!
– Но она же умерла?
– Да. Я уточнил у сестры сегодня утром.
– Следовательно, вы не могли ее видеть.
– Но я видел! Это точно была она!
– Вы хотите сказать, ее призрак? – Мирослава уже не прятала раздражения. История начинала ей надоедать. Тратить праздники, даже за большие деньги, на странного клиента ей не хотелось.
– Это был не призрак! Я окликнул ее, и она обернулась, так странно на меня посмотрела, а потом побежала. Я догнал ее на лестнице, пытался удержать, но она оттолкнула меня, я упал, а когда поднялся, то увидел туфельку. Вот эту. – Он кивнул на стол. Найдите ее! Умоляю вас!
– Я уже сказала, что мы не разыскиваем сбежавших девушек. Простите. До свидания. – Мирослава встала, давая понять, что аудиенция окончена.
Мужчина взял туфельку, сунул ее за пазуху и, шатаясь, направился к двери.
– Вы забыли деньги.
Андрей Петрович не обратил на слова Мирославы никакого внимания, точно не услышал их.
Морис взял пачку евро, догнал несостоявшегося клиента и, положив деньги ему в карман, проводил Лукина до машины.
Видя, что состояние мужчины оставляет желать лучшего, Миндаугас спросил:
– Может быть, вызвать такси, а машину вам доставят потом?
– Нет, спасибо, не беспокойтесь, я доберусь сам.
Все оставшееся время суток продолжал идти снег, шел он и вечером, и ночью, и на следующий день.
– Мне не дает покоя мысль о нашем вчерашнем посетителе, – сказал за завтраком Морис.
– Ты все еще помнишь о нем? – удивилась Мирослава.
– Да, и удивляюсь тому, что вас перестали интересовать загадки.
– Загадки? – фыркнула она, – человек хорошо отметил праздник, вот и вся загадка.
– А туфелька?
– Симпатичная.
– И всё?
– И всё. К тому же мне никогда не нравилась Золушка, – добавила она.
– Почему? – удивился Морис.
– Мне не нравятся безропотные особы в принципе.
– А что бы вы делали на месте Золушки? – неожиданно заинтересовался он.
– Выгнала бы из отцовского дома мачеху и ее дочерей в лес.
– Но там их могли бы съесть волки.
– Сомневаюсь.
– Но тогда бы вам и принц не достался, – привел Морис последний оставшийся у него аргумент.
– А на кой он мне сдался?! – искренне удивилась Мирослава.
– Но принц это так романтично!
– Но не практично, – парировала Мирослава серьезно.
Морис весело рассмеялся, вспомнив рассказ Шуры, что любимым героем Мирославы в детстве был работник на все руки Балда.
– Ничего смешного, – сказала Мирослава, – и вообще, давай уберем со стола и пойдем покатаемся на лыжах.
Идея ему понравилась, и они отправились кататься в лес, который располагался в нескольких километрах от коттеджного поселка.
Глава 2
На рождественский сочельник Мирослава категорически отказалась оставлять Дона одного дома. И они, поужинав, гуляли втроем ночью по заснеженному саду. Было удивительно тихо, тепло и светло от серебристого лунного света.
– Посмотри, – прошептала она, – точно кто-то застилает землю тончайшим серебристым шелком.
– Лунным шелком, – выдохнул тихо Морис.
Потом они улеглись спать и проспали почти до одиннадцати утра. Дон пытался протестовать. Кот находил, что спать почти до полудня возмутительно. Но хозяева вместо того, чтобы проснуться по его требованию и приготовить завтрак, просто переворачивались на другой бок.
А днем детективы поехали в гости к Шуре. Софья Марковна накануне звонила сама и настаивала на их визите. Отказаться было просто невозможно.
На столе был гусь с яблоками, рождественский пирог и сладкий ликер темно-вишневого цвета.
А за столом – подруги Софьи Марковны. Почти все они были причастны к музыке, театру и другим сферам искусства.
Мирослава с улыбкой подумала:
«Бедный Шура! Как он выживает в этом лебедином озере или парке грез?»
Но глядя на Шуру, нельзя было сказать, что ему приходилось туго. Он легко общался с подругами матери, галантно ухаживал, делал комплименты. И всё это «барышни» принимали весьма благосклонно.
«Интересно, есть у кого-то из них мужья, любовники», – гадала Мирослава.
И конечно, разговор зашел о музыке. Самое интересное, что Морис легко вписался в это общество и активно участвовал в разговоре.
Мирослава же лишь слушала вполуха, кивала и мысленно отвлекалась от обсуждаемых за столом тем.
Нет, она, конечно, знала большинство великих композиторов, слушала оперы, хотя предпочитала оперетты и была далека от истинной высокой музыки.
Заставить ее прослушать трехчасовой концерт какого-нибудь гения прошлого или настоящего было практически невозможно, при этом она охотно ссылалась на медведя, который наступил ей на оба уха сразу и еще потоптался на них с превеликим удовольствием.
Она услышала голос Мориса:
– Разрушение любого государства начинается именно с разрушения его музыки. Не имеющий чистой и светлой музыки народ обречен на вырождение, еще в глубокой древности говорил Конфуций. И добавлял: народ будет таким, какое у него культивируется искусство.
Дамы буквально зааплодировали ему.
– Шур, идем, посидим на кухне, – шепнула Мирослава Наполеонову, но тот фыркнул и покачал головой.
– Ма обидится, – добавил он шепотом.
Мирослава тихо вздохнула.
– Давайте выпьем за Вивальди! – предложила приятная рыжая дама в бирюзовом костюме.
Все ее поддержали.
Потом заговорила высокая тонкая блондинка с очень красивыми руками, унизанными серебряными кольцами.
– Не так давно ученые-биологи провели исследования и выяснили, что не только чувствительные сердца людей, но даже растения и животные неравнодушны к гармоничной музыке. Конечно, они предпочитают классику! И касательно сельского хозяйства тоже очень важно – коровы, которым дают регулярно слушать музыку Моцарта, Вивальди, Чайковского, пребывают в отличном настроении и у них повышаются надои, а овощи и зерновые быстрее растут.
Мирослава едва сдержалась, чтобы не расхохотаться. И тут же невольно вспомнила, что, когда Морис ставит пластинки с музыкой Баха, Моцарта или Шопена на старенький проигрыватель, Дон подбирается поближе и лежит там до тех пор, пока не заканчивается звучание.
«Пожалуй, мой кот смыслит в музыке больше, чем я», – подумала она с тихой улыбкой.
И тут кто-то дотронулся до ее локтя. Это был Шура.
– Идем, – сказал он.
И они, набросив куртки, вышли на лоджию.
А дамы тем временем усадили Мориса за рояль, и он играл им одну мелодию за другой. На лоджию доносились восторженные вскрики, вздохи и возгласы: божественно! Великолепно! Гениально!
– Надеюсь, что они его не замузыкалят, – вздохнул Шура жалостливо.
– Нет, – отозвалась Мирослава, – по-моему, он счастлив.
Когда Морис и Мирослава возвращались домой по дороге, на которой почти не было машин, она поняла по просветленному выражению его лица, что он очень доволен тем, как провел Рождество у Наполеоновых.
* * *
Новогодние праздники были похожи на лениво потягивающегося кота. Они тянулись и… погружали в состояние умиротворения.
Правда, порой это умиротворение нарушалось неожиданными визитами незваных гостей.
В один из таких обещавших быть спокойным дней заявилась без звонка Люся, или Люси, как звали ее друзья, – подруга Мирославы.
Морис терпел Люсю с трудом. Но куда деваться, если она подруга Волгиной и Наполеонова.
Люся же дышала к Морису неровно, она даже выпросила у Мирославы разрешение поухаживать за ним. И когда та со смехом разрешила, с азартом принялась за дело.
Но Морис, вместо того, чтобы растаять от ее внимания, демонстрировал холодность альпийских ледников, что, в свою очередь, нервировало Люсю.
Вот и в этот раз она чуть ли не с порога принялась оказывать ему знаки внимания.
Морис вздохнул, накрыл стол для чая и сел подальше от девушки.
– Как поживает ваша тетушка? – весело спросила Люси.
– Какая еще тетушка? – отозвался он недовольно.
– Как какая?! Снежная королева. – Люся расхохоталась.
– Тетушка живет хорошо, – отчетливо произнес Морис и отвернулся.
– Не злись, красавчик. Это я любя.
– Разве я просил меня любить? – усмехнулся он холодно.
– Но ведь сердцу не прикажешь. – Она простодушно захлопала ресницами.
– Ладно, не ссорьтесь, – сказала Мирослава и спросила: – Ты Рождество встречала с родителями?
– Нет, – помотала головой подруга, – они захотели отдохнуть от меня и сплавили меня из дома.
– Чему ты была несказанно рада, – поддела ее Мирослава.
Люся засмеялась:
– Точно. Так что мы тусили с компанией в клубе. Но вы ведь домоседы и не любите вечеринок!
– Ага, – отозвалась Мирослава.
– Но вы куда-то все-таки ездили?
– Да, были у Наполеоновых на Рождество.
– Представляю, какая скука! – закатила глаза Люся.
– Неправда, – возразил Морис, – мы прекрасно провели у них время.
– Особенно весело было Славе, – расхохоталась Люся.
– Разве вам там было скучно? – встревожился Морис.
– Нет, конечно, – успокоила его Мирослава.
– Она ни в жизнь не признается, – подлила масла в огонь Людмила.
– Не обращай внимания. – Мирослава легко коснулась руки Мориса.
– Да, кстати, я чего приехала, – всплеснула руками Стефанович.
– Привезла нам подарки, – улыбнулась Мирослава.
– Точно! – Люся сорвалась с места, сбегала за своей сумкой и принялась выкладывать на диван коробки конфет, пушистый шарф, носки, книги и прочее.
– Вот, – сказала она, – потом разберете, что здесь кому.
– Мы тоже тебе кое-что приготовили, – произнесла Мирослава, вышла ненадолго и вернулась назад с маленькой коробочкой в руках.
Люся тотчас открыла ее и ахнула:
– Ой, Славка! Какая прелесть! – Она кинулась на шею подруге и принялась ее целовать.
Потом бросилась к зеркалу, вынула из ушей свои серьги и вставила бриллиантовые розочки, что вручила ей Мирослава.
Они сияли, казалось, всеми цветами радуги.
– Спасибо, ребята! – воскликнула она.
Морис собрался сказать, что он не имеет никакого отношения к этому подарку, но Мирослава приложила к своим губам указательный палец, и он, смирившись, промолчал.
Восьмого января поехали в гости к Стефановичам. Люся, прощаясь, настаивала на ответном визите и уверяла, что родители будут ждать и обидятся, если ожидание окажется напрасным.
Мирослава сказала, что нужно ехать. Морис вздохнул и согласился.
Отца Люси Павла Степановича, крепкого добродушного мужчину с пшеничными усами, Морис уже знал хорошо и относился к нему с уважением и симпатией. А с мамой Анной Федоровной, симпатичной полноватой блондинкой, был почти не знаком.
Но встретили их тепло, как родных, собственно, Мирославу родители Люси, наверное, на самом деле считали родным человеком, а Морис был при ней.
К тому же визит был непродолжительным, и Морис выдержал испытание с честью.
* * *
Старый Новый год встречали у тети Виктории.
Морис уговаривал себя: праздники уже скоро закончатся.
К счастью, гостей в доме Мирославиной тетки было немного и практически все они были уже знакомы Морису.
На столе к их приходу почти все было расставлено, кроме блюда под названием «Селедка под шубой».
Его Виктория почему-то всегда готовила сама. И вот наступил торжественный момент…
– Шовинизму и упадку – бойкот и анафема! – торжественно произнесла Виктория, внося блюдо с селедкой под шубой.
Некоторые из присутствующих недоуменно переглянулись. На этот раз хозяйка придумала что-то новенькое?
Заметив растерянность на лицах гостей, Виктория весело проговорила:
– Ну как же, дорогие мои! Ведь селедка-то под шубой – блюдо революционное и придумано трактирщиком Анастасом Богомиловым в тысяча девятьсот восемнадцатом году, вернее, в его конце, накануне девятнадцатого года.
Вот он и назвал его на волне революционного энтузиазма – ШУБА, что означало – «Шовинизму и упадку – бойкот и анафема».
Но так как революции больше не предвиделось, гости вздохнули облегченно, уселись за стол и подняли бокалы с шампанским за проводы старого-старого Нового года.
Через какое-то время старый Новый год был благополучно встречен.
Мирослава называла молодого мужа тети дядей и дядюшкой. Так называемый дядя был старше племянницы на три года… или чуточку больше.
Морис называл его, естественно, по имени и знал, что Игорь младше жены на 16 лет. Из этого никто не делал тайны.
– Дядя, почему у вас под елкой нет Снегурочки? Или хотя бы снеговика? – спросила Мирослава.
– Хм, – хмыкнул Коломейцев, – в этом заслуга твоей тетушки.
– То есть? – удивилась Мирослава.
– Про елочные игрушки я вообще молчу. Но в кондитерском отделе я предлагаю ей: дорогая, давай купим снегурочку? А она заявляет:
– Никаких баб в моем доме!
– Но она же шоколадная!
– Вот именно!
– Что ты этим хочешь сказать?
– То, что сказала. Никаких дам в шоколаде!
– Ну, тогда давай возьмем снеговика!
– Нет!
– Чем тебе не угодил снеговик?
– Потому, что это не снеговик, а снежная баба!
– Но тут же написано – снеговик!
– Мало ли что тут написано! Она маскируется! Или ориентацию сменила.
Игорь развел руками, а Мирослава весело расхохоталась.
– О чем это вы там шепчетесь? – спросила Виктория.
– Мирослава интересуется, почему у нас нет Снегурочки, – отозвался Игорь.
– И ты ей, конечно, объяснил? – Виктория хитро посмотрела на мужа.
– Естественно, – отозвался он невозмутимо.
– Тетя! Что у тебя за ручка такая?! – Мирослава кивнула на простую шариковую ручку, лежащую поверх блокнота. – Три копейки при советской власти заплачено!
– Ничего, – проговорила Виктория, – Бальзак писал вороньими перьями…
– О! Я думала, гусиными.
– Гусиными – Пушкин.
После этого разговор зашел о том, что Виктория начала писать новую книгу.
– Историческую, – добавил Игорь.
– А какой период истории? – поинтересовался кто-то.
– Средние века, набеги печенегов.
– Шура, ты знаешь, кто такие печенеги? – подмигнула другу Мирослава.
– А то! – отозвался тот, дожевывая кусочек пирога с ежевичным вареньем.
– Ну и кто же?
– Это такие люди, которые всю жизнь на печи нежатся, – и добавил со вздохом: – Но их теперь почти не осталось.
– Почему?
– Потому, что даже в деревнях газ, батареи и никаких печей.
– Интересно…
– Так что скоро будут батаренеги, – заключил Наполеонов.
Все рассмеялись. А Виктория только покачала головой.
За столом долго засиживаться не стали. Гости разбрелись кто куда.
Шура с Игорем отправились в сад.
А Мирослава о чем-то тихо переговаривалась со своей второй теткой – тетей Зоей, или Заей, как звали ее в семье.
На этот раз тетя Зая была в настроении и говорила, что Витя, ее сын и двоюродный брат Мирославы, обещал скоро приехать.
Морису была симпатична эта строгая элегантная женщина.
Она, несмотря на предложения младшей сестры и племянницы купить ей другую машину упорно ездила на «Ниве».
С младшей сестрой внешне они были и похожи и не похожи одновременно. Вроде бы одни черты лица, глаза, волосы, но в то же время неуловимо отличаются. Виктория яркая, эмоциональная, а Зоя строгая и спокойная.
Примерно через час все снова собрались вместе, хозяин дома объявил танцы, и Морис потанцевал и с Викторией, и с Зоей.
Когда они возвращались домой, он, блаженно улыбаясь, выдохнул:
– Ура! Праздники закончились!
– Рано радуешься, – осадила его Мирослава, – впереди еще Крещение!
– Что?!
– На дорогу смотри, а то мы в сугроб въедем, – хмыкнула Мирослава и, сжалившись над ним, добавила: – Да ладно, не бойся. В прорубь нырять не будем.
– Обещаете?
– Обещаю.
Прошел месяц. Наступил второй месяц зимы – февраль. Не холодный, но снежный. Во второй декаде почти каждый день шел снег.
Дон внимательно следил за тем, как Морис чистит дорожки, и нисколько не обижался, когда рядом с ним, взметая снежный фонтан, падал снежок. Только отскакивал в сторону и отряхивал свою черную шелковистую шубку.
В один из таких снежных дней в агентство позвонила женщина и стала умолять принять ее по очень важному делу.
Морис попросил звонившую представиться.
– Бэлла Петровна Лукина, – проговорила она в трубку, словно бы с трудом.
Морису фамилия показалась знакомой, и через миг он вспомнил странного январского посетителя с женской туфелькой.
– Андрей Петрович Лукин ваш родственник? – спросил он.
– Да, мой родной брат. Его арестовали, – голос женщины задрожал, – пожалуйста!
– Минуточку, оставайтесь на связи.
К облегчению Мориса, Мирослава согласилась принять Лукину, и ей была назначена встреча на два часа дня. Но потом, подумав, Волгина добавила:
– Пусть приезжает, как сможет. Сейчас, наверное, везде заносы.
Сестра Лукина прибыла даже раньше назначенного срока. Она с благодарностью кивнула Морису, который помог ей выйти из автомобиля и проводил до кабинета Мирославы.
В первое мгновение женщины внимательно оглядели друг друга.
– Я Бэлла Петровна Лукина, – представилась посетительница, – сестра Андрея Петровича Лукина.
– Мирослава Волгина. Чем могу быть полезной?
– Моего брата вчера арестовали по обвинению в убийстве.
– Тогда вам нужен адвокат.
– Нет, вы не поняли. Андрей не виновен! Его подставили. Я хочу, чтобы вы нашли настоящего убийцу.
