Kitobni o'qish: «Месть легких денег»

Shrift:

Действующие лица и события романа вымышлены, и сходство их с реальными лицами и событиями абсолютно случайно.
От автора.

Осень…

К пряному аромату хризантем примешивалось сладкое послевкусие не успевшего засахариться варенья из крупных черешен и привкус домашнего ликёра из лепестков садовых роз. И всё потому, что осень только-только началась. Многие даже не успели поверить в то, что ещё вчера был август, а сегодня уже сентябрь.

Кто-то неведомый, но всесильный ровно в полночь перевернул ещё одну страницу в жизни каждого живущего в этом городе.

Глава 1

Утро, сменившее тёплую ночь, обещало быть добрым. Но не выполнило своего обещания. Жильцов окрестных домов разбудили громкие вопли. Они не сразу сообразили, что кричали двое – мужчина и женщина, сломя голову бежавшие со стороны дома, предназначенного к сносу.

Дом стоял в заброшенном виде уже больше года. Жильцы, населявшие его, давно выехали, снести дом должны были ещё в прошлом году. Но схлестнулись интересы двух строительных компаний. Компания, проигравшая тендер на снос, подала в суд на выигравшую, а заодно и на городничего, которого жители этого города категорически отказывались с недавних пор обзывать мэром.

Глава города, в свою очередь, не имел ничего против того, чтобы именоваться городничим. И пока суд да дело, заброшенный дом облюбовали бездомные. Так как они особо не беспокоили жильцов близлежащих домов, на них никто не жаловался и не требовал выгнать из занятых ими квартир.

И вот теперь двое из них подняли шум, который разбудил почти всех.

Первым на пути бездомных оказался старик Силантий Фёдорович Муравецкий. Его жена Ганна Филипповна выставила мужа из дома, когда ещё пяти утра не было. И всё из-за того, что вчера вечером их пёс Игнатий объелся варёной говядиной. Виноват в этом, конечно же, был Силантий Фёдорович, потому как не устоял перед умоляющим взглядом пса, и, несмотря на предупреждения жены, пошёл на поводу у собаки, скормив ему целых два лишних куска. И вот результат.

Спорить с женой Муравецкий не стал, взял пса и поспешил на улицу. А уж как спешил Игнатий, боясь нагадить на ступеньках лестницы в подъезде.

– Будет нам с тобою впредь наука, – бурчал старик, глядя вслед скрывшемуся в кустах псу.

И тут вопли! Крики! И два бегущих прямо на него человека.

Муравецкий, несмотря на преклонный возраст, обладал хорошим зрением, да и силу у него Бог на старости лет не отнял. Так что в кричавших он сразу опознал бездомного Гаврюшу и его верную подругу Марьяну.

Дед Силантий успел схватить пробегавшего Гаврюшу за шиворот. Марьяна остановилась сама.

Кричать оба бомжа не перестали, поэтому дед Силантий прицыкнул на них:

– Цыц! Кончай бузить и пугать народ.

– Там! Там! – Гаврюша обернулся назад и стал тыкать в ту сторону, откуда они бежали, пальцем.

Марьяна, подвывая, уцепилась за своего сердечного друга.

– Что там? – встряхнул старик бездомного.

Но тот только продолжал твердить:

– Там! Там!

– Вурдалак? – спросил старик сердито.

– Нет! – наконец сменил пластинку Гаврюша. – Хуже!

Дед не мог представить, что может быть хуже вурдалака, поэтому, почесав свободной рукой затылок, направился в сторону, в которую тыкал пальцем бомж, не выпуская при этом из рук Гаврюшу.

– Не хочу, – заныл бездомный.

– Тогда говори толком, что там?

– Там женщина! – не утерпела переставшая ныть Марьяна.

– Эка невидаль, – крякнул дед Силантий.

– Мёртвая! – снова завопила Марьяна.

– Цыц! За что вы её?

– Чего её? – вырвалось у Гаврюши.

– Убили?

– Мы не убивали! – в два голоса завопили бомжи.

– Так, может, она живая? – спросил Муравецкий.

– Нет, – покачал головой Гаврюша.

– Вы уверены?

Оба закивали.

Силантий Фёдорович достал было мобильник и хотел вызвать полицию, потом посмотрел на бездомных, и на его лице появилось выражение сомнения и некоторой нерешительности.

Можно ли верить Гаврюше и Марьяне? Кто их знает, может, они с вечера глаза залили, а утром им привиделся труп женщины.

Наконец он решился:

– Пойдёмте, вместе посмотрим.

– Мы не пойдём! – заупрямились бомжи.

– Где лежит женщина?

– Так прямо в первой квартире и лежит!

Муравецкий уже хотел было силой тащить с собой Гаврюшу. Марьяна-то сама пойдёт за ним, как привязанная. Но тут к его ногам подбежал Игнатий. Вид у пса был радостный.

– Облегчился? – спросил его хозяин.

Пёс завилял хвостом.

– Тогда вот тебе задание, – велел он псу, – стереги этих двоих, пока я не приду. Попытаются бежать, рви на части.

Игнатий посмотрел на Гаврюшу и Марьяну и, оскалив зубы, угрожающе зарычал.

– Мы никуда не убежим, – испуганно сказала Марьяна, – только скажите ему, чтобы он не кусался.

– Он не будет, – заверил их дед, – если вы будете вести себя смирно, – и, пройдя несколько метров, вошёл в чернеющий провал подъезда заброшенного дома.

Бомжи прижались друг к другу и стали ждать его возвращения.

Муравецкий отсутствовал не более пяти минут, которые Гаврюше и Марьяне показались вечностью.

Наконец, к великому облегчению бездомных, Силантий Фёдорович вышел из подъезда. На мужчине не было лица, и бомжи догадались, что старику тоже стало не по себе.

– Убита, – пробормотал он, – зарублена топором.

– А мы что говорили! – закричала Марьяна.

Но Гаврюша торопливо закрыл ей рот грязной ладонью, и она, всхлипнув, прислонилась к плечу своего сожителя.

Муравецкий тем временем достал мобильник и вызвал «Скорую» и полицию. Дед точно знал, что нужно делать при обнаружении трупа. Не зря бабка Ганна каждый вечер смотрела криминальные сериалы, и дед смотрел вместе с ней. А куда ему было деваться? Второго телевизора у них не было. А биться с Ганной за пульт управления – себе дороже.

Поэтому дед терпеливо ждал, когда супругу сморит сон, и уже после этого вытаскивал пульт из её ослабевших пальцев и, переключившись на другой канал, смотрел спортивные передачи, обезопасив себя от внезапного пробуждения Ганны наушниками.

«Скорая» и полиция подъехали почти что одновременно.

Правда, врач «Скорой» успел первым нырнуть в подъезд и войти в квартиру, указанную Маровецким. За ним последовали сотрудники полиции. После того как доктор со «Скорой» склонился над жертвой и почти тут же распрямился, безнадёжно махнув рукой, убитой женщиной занялся судмедэксперт.

Пожилой следователь, не спеша выбравшийся из автомобиля, задержался возле подъезда, чтобы поговорить с предполагаемыми свидетелями.

Он представился как Самуил Яковлевич Коршунов и, выделив Муравецкого из троицы, развернул перед ним удостоверение.

– Силантий Фёдорович Муравецкий, – представился в свою очередь старик.

– Вы обнаружили труп? – спросил следователь.

Силантий Фёдорович покачал головой:

– Нет, её нашли Гаврюша и Марьяна.

– Бомжи? – догадался следователь.

– Они самые, – ответил Муравецкий и быстро добавил: – Безобиднейшие существа.

– Они могут только казаться такими, – заметил следователь.

– Да нет! – махнул рукой старик. – Если вы думаете, что они могли приложить руку к убийству, то выбросьте это из головы. Они, увидев труп, перепугались, как дети. Если бы вы слышали, как они вопили! Весь район на ноги подняли.

Следователь заметил людей, толкущихся рядом, но тем не менее ответил:

– При всём уважении к вам, я не имею права сбрасывать со счетов ни одной версии.

– Оно, конечно, наверное, так, – нерешительно переступил с одной ноги на другую Силантий Фёдорович, – но всё-таки будьте с ними поделикатнее. Иначе вы от них и слова вразумительного не добьётесь.

– Я учту ваш совет, – ответил следователь и спросил: – А сами вы, Силантий Фёдорович, как узнали о трупе в заброшенном доме?

– Так от Гаврюши с Марьяной и узнал! Мы вышли погулять, а они бегут.

– Вы всегда так рано гуляете? – спросил следователь.

«Вот дотошный», – подумал Муравецкий и ответил:

– Не всегда. Но тут Игнатию приспичило.

– Игнатию? – озадаченно переспросил следователь.

– Да! Это наша собака.

– Теперь понял, – кивнул следователь и уточнил: – Вы вышли из дома вдвоём с собакой? А эти, – он кивнул на небольшую толпу собравшихся жильцов, которых уже оттеснили полицейские, – сбежались на крики бомжей?

– Так оно и было, – ответил Силантий Фёдорович.

– Вы сразу же поверили сообщению Гаврюши и Марьяны и вызвали полицию?

– Не сразу, – ответил Муравецкий, подумав про себя о следователе: «Молодец, несмотря на возраст, имена бомжей запомнил», – я засомневался и решил проверить, в смысле, посмотреть сам, правду ли они говорят.

– Проверили?

– Проверил и вызвал вас.

– Вы, Силантий Фёдорович, хорошо рассмотрели убитую?

– Не так чтобы, – признался Муравецкий, – но достаточно для того, чтобы утверждать, что раньше я её никогда здесь не видел.

– А где-нибудь в другом месте видели? – не отставал следователь.

– Нигде не видел, – уверенно ответил мужчина.

– И у вас нет предположений, кто бы мог её убить?

– Помилуйте, – всплеснул руками Силантий Фёдорович, – конечно, нет.

Следователь попросил Муравецкого расписаться в протоколе и отпустил его, предупредив, что, возможно, им позже придётся встретиться ещё раз.

– Придётся так придётся, – ответил старик, – не первый год на свете живу, разве ж я не понимаю.

– Ну вот и хорошо, – удовлетворённо отозвался следователь и переключил внимание сначала на подошедших к нему оперативников, которые сообщили, что при потерпевшей не обнаружено ни документов, ни телефона.

– Может, это ограбление? – произнёс вслух следователь.

– Не похоже, – отозвался кто-то из оперативников, – дорогие украшения остались на ней, и потом, в сумочке довольно крупная сумма денег.

– Что ещё в сумочке?

– Обычные женские принадлежности – помада, пудра, духи, платочки…

– Карты, визиток нет?

– Нет. Хотя похоже на то, что убитая не была обычной домохозяйкой.

– И шмотки на ней дорогие, – добавил другой оперативник.

– Надеюсь, по ним мы сможем выяснить личность убитой, – предположил следователь.

– Там ещё краской на стене написано: «Процентщица!»

– Интересно. Это что, род её деятельности?

Никто из оперативников ничего не ответил следователю, и он продолжил недоумевать:

– В таком случае зачем было изымать паспорт и телефон?

– Паспорт она могла оставить дома, – заметил кто-то.

– Допустим, – согласился следователь, – но уж мобильник сейчас никто дома не оставляет.

– Если не хочет скрыть того, куда он отправляется.

– Что ж, возможно, вы и правы. Но не думаю, что убитой нужно было что-то скрывать. Хотя сейчас и трудно судить по одежде о порядочности того, кто её носит.

– У порядочных женщин нет денег на дорогие наряды, – не удержавшись, высказал своё мнение немолодой участковый.

Следователь был склонен согласиться с ним, но вслух высказываться не стал.

Судмедэксперт заявил, что женщина была зарублена одним ударом топора в районе часа ночи, плюс-минус полчаса. Хотя скорее плюс.

– Остальное после вскрытия? – невесело усмехнулся следователь.

Судмедэксперт неопределённо пожал плечами.

Следователь ни на чём не стал настаивать, так как прекрасно знал, что не ему вести это дело. Потому как сам он ровно через две недели уходил на заслуженный отдых и был чрезвычайно рад этому. В его воображении уже явственно вырисовывались рыбалка, дачные хлопоты, походы в лес за ягодами и грибами.

Однако свою работу он выполнял на совесть даже в последние трудовые будни. Поэтому, опросив ещё несколько зевак, которые не смогли сказать ему ничего нового, он лично осмотрел не только квартиру, где обнаружили убитую женщину, но и другие квартиры в подъезде. Криминалисты заверили его, что собрали все возможные улики и отпечатки.

Гаврюшу и Марьяну он решил временно задержать, бездомные – народ ненадёжный и могут, несмотря на все свои заверения, удрать. И потом их с собаками не разыщешь. Так что пусть посидят. А следователь, которому поручат расследование этого дела, сам решит, что с ними делать.

Силантий Фёдорович, которого следователь попросил не распространяться об увиденном, был человеком старой закалки и честно держал язык за зубами. Жене и соседям он сказал, что, со слов бомжей, знает только то, что в квартире заброшенного дома убили какую-то женщину; кто убил, как и зачем, ему неизвестно.

– Врёшь ты, как сивый мерин! – негодовала супруга, пытаясь вытащить из мужа хоть какие-нибудь подробности.

Но Муравецкий стоял на своём. И Ганне Филипповне пришлось оставить мужа в покое.

Глава 2

День подходил к своему завершению. Молодой перспективный следователь Александр Романович Наполеонов пребывал в отличном настроении. Час назад он закрыл одно из самых трудных дел из тех, с которыми ему пришлось столкнуться за время своей работы в следственных органах. На его расследование ушло более полугода. И вот теперь оно отправляется в суд.

Особенно Наполеонов гордился тем, что раскрыл его сам, без чьей-либо помощи. Даже Мирославе Волгиной, сыщице и подруге его детства, не пришлось прикладывать к нему руку.

«Кстати о Мирославе, – промелькнуло в его голове, – не поехать ли прямо сейчас к ней?»

Время ещё не позднее, заночевать он может, как нередко случалось, в её коттедже, а утром поедет на работу. Дождя синоптики не обещали, так что дорога отличная.

Перспектива показалась следователю заманчивой, особенно когда он вспомнил об ужине, приготовленном неизменным помощником Мирославы Морисом Миндаугасом.

Наполеонов невольно проглотил слюну.

Но тут он вспомнил, что не предупреждал сыщиков о своём визите, а это может означать только одно: Морис приготовит на ужин что-то лёгкое, малосъедобное, с точки зрения Наполеонова. Типа овощного рагу и рыбы на гриле, а ещё ужасней – на пару!

Следователь вздохнул и решил ехать домой. Уж у мамы для сына всегда найдётся что-то вкусненькое.

И спустя каких-то полтора часа Шура уже сидел на родной кухне и уплетал дымящийся борщ, а мама, Софья Марковна, сидела за столом напротив него. Её локти упирались в столешницу, а голову она поддерживала ладонями и не сводила любящих глаз с сына.

– Мам, ты чего не ешь? – спросил Шура Наполеонов.

– А ты на часы смотрел? – улыбнулась женщина.

– Нет, – ответил он, – чего мне на них смотреть, на них узоров нет.

– Зато стрелки показывают девятый час. И я не думала, что ты сегодня соизволишь дома ночевать. Поэтому давно поела.

– А, – протянул он. – Мам, ты помнишь о коте, которого завела Славкина тётя?

– Виктория Петровна?

– Ага.

– Ты сто раз рассказывал мне о нём, – улыбнулась Софья Марковна.

– Так ты же её большая поклонница, – поддел Шура мать, – вот я и стараюсь ради тебя!

– Не отвлекайся, – делано строго сказала она. – Вообще-то я поклонница писательницы Виктории Волгиной, а не её кота.

– А, – отмахнулся Наполеонов.

– Так что там с котом? – женское любопытство взяло верх.

– Ничего, – пожал плечами Шура, – только он и не кот вовсе…

– То есть? – удивилась Софья Марковна.

– Нет, выглядит-то он, как кот, – решил слегка успокоить мать Шура, – но кусается и лижется, как щенок. Ходит за Викторией по пятам. Если она сядет где, он тут же брякается возле её ног. Если она закрывается в своём кабинете, то он лежит около двери и никого туда не пускает. Даже Игоря. Представляешь, мужа к жене не пускает! Короче, «Живёт моя отрада в высоком терему. И в терем тот высокий нет хода никому».

– Я не знала, что бывают такие коты, – призналась Софья Марковна.

– Так и никто не знал! – почему-то обрадовался Наполеонов.

– И как же они его назвали?

– Я им говорил, что нужно назвать его котёнок Гав! Так они не захотели. Игорь предложил назвать его Верный. Но Виктория назвала его Ланселотом. А в итоге его стали звать Лансик. – Шура смешно просюсюкал: – Лансик. Но и это не конец истории!

– Не конец? – растерянно переспросила мать.

– Нет! Звать его стали Феликсом!

– Почему Феликсом? – искренне удивилась Софья Марковна.

– Потому что он точная копия кота с рекламы этого корма. Только тётин кот питается разнообразно. Он, например, ест яблоки, груши, хурму, сырую морковь и тыкву!

– Не может быть! – воскликнула Софья Марковна.

– Мать! Не буду же я тебе врать! – возмутился Шура. – Сам видел!

– Чего только на свете не бывает, – проговорила Софья Марковна.

– И не говори, – улыбнулся Шура и вспомнил цитату из трагедии Шекспира «Гамлет»: – «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам», – и вдруг неожиданно спросил: – Ма, может, нам тоже какую-нибудь живность завести?

– Я даже и не знаю, – растерялась Софья Марковна.

– Как это не знаешь? Вот кого бы ты хотела?

– Вообще-то я бы хотела внуков, – вздохнула Софья Марковна.

– Я совсем не это имел в виду! А что-нибудь небольшое!

– Так ребёнок тоже сначала небольшой, – продолжила осторожно Софья Марковна.

– Он быстро растёт! – рявкнул Шура. – К тому же к нему прилагается нагрузка!

– Какая нагрузка? – растерялась женщина.

– Его мать! А оно мне надо?! – Наполеонов смешно насупил брови.

– Шура! Но ведь без жены не может быть ребёнка.

– Вообще-то, может. – Наполеонов почесал свой острый, как у лиса, нос.

– Шура! Ты говоришь неприличные вещи, – укорила его мать.

– Ничего неприличного! Теперь становится модным быть отцом-одиночкой.

Софья Марковна хотела что-то сказать, но Шура опередил её:

– Но я и к этому не готов!

– Я тоже, – сказала Софья Марковна.

– Наконец-то в кои-то веки мы достигли с тобой консенсуса, – обрадовался сын, чмокнул мать в щёку и сказал: – Я почитаю и спать. Ты не возражаешь?

– Иди уж, – махнула она на него рукой.

– Нет, если ты хочешь, я могу с тобой ещё о чём-нибудь поговорить. – Шура сделал вид, что хочет снова опуститься на табурет.

– Иди уже! – шутливо прикрикнула на него мать, и Шура с радостным видом скрылся в своей комнате.

Сначала он решил ознакомиться с новостями и даже включил ноутбук, но тотчас передумал, решив, что вместо просмотра современных новостей лучше пожевать ветку полыни. Горечь будет примерно та же, но полынь можно выплюнуть и прополоскать рот, а новости так скоро из головы не выбросишь, и состояние эмоциональной горечи продлится не один час.

Поэтому Шура постелил постель, раскрыл книгу и принялся за чтение. Спустя полчаса он уже крепко спал.

На следующее утро Шура проснулся, на пять минут опередив звонок будильника.

– Что-то ты долго спишь, брат, – подмигнул он часовому механизму и, почувствовав прилив бодрости во всём теле, поспешил под душ.

– Когда тебя сегодня ждать? – привычно спросила после завтрака Софья Марковна.

Он ответил ей, не нарушая заведённую традицию:

– Откуда же я знаю, мам?

И как в воду глядел. Едва Наполеонов дотронулся до ручки своего кабинета, как сзади к нему подбежала секретарь Элла Русакова.

– Ой, Александр Романович! А я звоню вам, звоню! А вы не отвечаете!

– Разреши напомнить тебе, Эллочка, что рабочий день ещё не начался.

– А, – отмахнулась она, – я сама на пятнадцать минут раньше пришла, а Фёдор Поликарпович уже рвёт и мечет.

– Чёрную или красную? – лениво поинтересовался Наполеонов.

– В смысле – чёрную или красную? – опешила Элла.

– В смысле, икру! – сделал смешную мину Наполеонов.

– Ага, вы вот идите к Солодовникову и у него лично спросите об этом.

Наполеонов хихикнул, представив себе вытянувшееся лицо Фёдора Поликарповича Солодовникова, своего непосредственного начальника, если он осмелится задать ему такой вопрос.

Так и не открыв свой кабинет, Наполеонов сразу отправился к начальству.

«Взрослый мужик, – подумала Элла, глядя ему вслед, – а всё ещё детство в одном месте играет. Правильно мама говорит, что все мужчины – дети».

Открыв дверь кабинета начальника, Наполеонов спросил:

– Звали, Фёдор Поликарпович?

– Ага, звали к тёще на блины, – пробурчал Солодовников, – заходи, садись.

– И что на этот раз?

– На этот раз старуха-процентщица.

– И что с ней?

– А то ты не знаешь! Топором зарубили!

– Шутите? – не поверил Наполеонов.

– Тут не до шуток! Нашли зарубленную топором женщину. На стене надпись: «Процентщица».

– Так, может, какой-то псих, – предположил следователь, – начитался Достоевского и решил проверить «не тварь ли он дрожащая» и имеет ли право.

– Вот и выясни это. Ты у нас парень начитанный, тебе и карты в руки.

– Кто выезжал на место преступления?

– Самуил Яковлевич Коршунов. А он у нас, сам знаешь, не то что без пяти минут, а уже без одной минуты пенсионер. Вот тебе все бумажные носители, – при слове «бумажные» Солодовников усмехнулся и пододвинул к Наполеонову папку. – Кстати, надпись на стене может и не быть связана с убитой. Документов и телефона при ней не обнаружено. Да и на звание старухи она не тянет.

– Молодая? – спросил Наполеонов.

– Коршунов сказал, что дама зрелая, но не старая. Сходи к судмедэксперту, он, может, тебе чего поподробнее подбросит.

– Схожу, – со вздохом пообещал Наполеонов. – А фотографии?

– В деле есть. Обнаружили её в заброшенном доме под снос.

– Кто обнаружил?

– Бомжи. Коршунов их на всякий случай задержал до выяснения… Сам понимаешь, – поморщился начальник.

– Понимаю.

– Перепугавшись, бездомные выбежали из дома, стали вопить, разбудили жильцов из соседних домов. Они вызвали полицию. Дальше копать тебе. Иди и работай.

Что Наполеонов и сделал. Для начала он решил переговорить с судмедэкспертом. А потом лично наведаться на место преступления.

Просматривая протоколы, аккуратно заполненные Коршуновым, Наполеонов не смог скрыть своего удовлетворения. Самуил Яковлевич, даже дорабатывая последние дни перед уходом на заслуженный отдых, всё делал чётко и ясно.

«Что значит следователь старой закалки, – подумал о Коршунове молодой следователь, – есть на кого равняться».

Из протоколов ему стало понятно, что полицию на место преступления вызвал некто Силантий Фёдорович Муравецкий, выгуливавший в столь ранний час свою собаку.

«Ему и быть моим первым собеседником», – решил Наполеонов.

Но для начала, как и запланировал, отправился к судмедэксперту.

– Так это дело тебе поручили?! – «порадовался» за Наполеонова Шахназаров.

– Кому же ещё, – притворно вздохнул следователь, – но ты, Руслан Каримович, напрасно радуешься.

– Это ещё почему? – удивился Шахназаров.

– Потому что я теперь с живого с тебя не слезу.

– Это ты можешь, – кивнул судмедэксперт, – но и мы тут не лыком шиты. Так что где сядешь, там и слезешь.

– Ладно, – примирительно проговорил Наполеонов, – давай дружить.

– Надеюсь, не домами, – хмыкнул Шахназаров.

– Да уж, перспектива тесной дружбы с твоими постояльцами мне не кажется заманчивой. Так что расскажи мне о трупе женщины из дома под снос…

– Понял-понял, можешь не продолжать, – перебил его Шахназаров. – Только сообщить мне тебе особо нечего.

– Говори что есть.

– Я уже сказал Коршунову, что убита она в час ночи, плюс-минус полчаса.

– Он отметил в протоколе, что скорее плюс.

– Старому служаке виднее, – хмыкнул судмедэксперт, – причина смерти – глубокая рана, нанесённая топором. Череп разрубили буквально как арбуз.

– Ну и сравнения у тебя, Руслан Каримович, – поморщился следователь.

– Говорю как есть, – пожал плечами Шахназаров.

– А что ты можешь сказать про топор?

– Только то, что он острый и что на нём осталось мозговое вещество, которое принадлежит убитой. Так что ничего неожиданного. Сейчас топор у Незовибатько, иди к нему.

– Спасибо, – вздохнул Наполеонов.

– Пожалуйста, – хмыкнул Шахназаров, – если что, заходи ещё.

– Куда же я от тебя денусь?! – пробормотал Наполеонов.

К эксперту следователь решил пока не спешить. Он был уверен, что отпечатков пальцев и других материалов для исследований из квартиры, в которой не один день обитали все кому не лень, у Незовибатько предостаточно. И большая часть собранного с места преступления материала к самому преступлению, скорее всего, не имеет никакого отношения. Это он уже знал из опыта своей работы.

Дав задание оперативникам выяснить, кто жил в квартире, где был найден труп пока неопознанной женщины, до того, как дом расселили, следователь отправился на место преступления.