Kitobni o'qish: «Две стороны жемчужины»

Глава 1

Арина крепко сжимала в руке букет астр, она не позволила маме нести и полупустой ранец, ей хотелось выглядеть настоящей ученицей. От новой колючей кофточки немного чесалась спина и руки, но Арина терпела, главное, она идёт в школу: всё лето только об этом и мечтала. Там у неё обязательно появится много друзей и больше не придётся одной играть на детской площадке во дворе. Она ощущала себя нарядной и красивой, не подозревая, что дешёвая юбка и кофточка из полиэстера на её тощей фигурке топорщатся и выглядят жалко, а букетик астр увял и подрастерял часть лепестков. Но в больших серых глазах на узком худом лице Арины светилась такая радость, что это заставляло встречных прохожих улыбаться и стыдливо отводить повлажневшие глаза. Она поторапливала мать, ей казалось: они опоздают, и праздник пройдёт без неё.

– Прекрати так мчаться. – Елена Назаровна, тяжело дыша, схватила Арину за руку. – Успеем. – Бледное лицо женщины усыпали мелкие капли пота, голубые глаза давно потускнели, выцвели, белки стали жёлтыми, а лицо покрыла сеть красных прожилок. Она облизнула сизые губы. – Не дала принять лекарство, мне б сейчас было лучше.

Арина замотала головой, капроновые банты на концах коротких тяжёлых кос зашуршали по ткани кофточки. Удивительно, но девочка, похожая на голенастого недокормленного цыплёнка, обладала роскошными густыми волосами цвета тёмного шоколада. Собственно, косы и глаза являлись единственными украшениями этого нескладного ребёнка. Острый носик, рот в засохших болячках, розовый шрам на лбу, бесцветная кожа не красили Арину. Она совершенно не походила на милого ангелочка, какими обычно нам представляются девочки первоклассницы.

– Мамочка, тогда бы от тебя плохо пахло, потерпи немного, – умоляюще пролепетала Арина.

– Ничего бы не пахло, – пробурчала мать, голова у неё мучительно болела, глаза от слепящего солнца слезились. – Уже большая могла бы и сама дойти. Я с пяти утра вкалывала, мне отдохнуть надо.

Их обгоняли дети и взрослые, слышался смех и шутки. У Арины, так переполненной счастьем, настроение поднялось до небес. В школьном дворе играла музыка, здание украшенное плакатами и шарами, подмигивало ученикам ослепительно чистыми окнами, в которых отражалось пусть и осеннее, но ещё жгучее южное солнце.

– Вон твой класс, – мать подтолкнула Арину к учительнице, стоящей с табличкой первый «Б». – Дальше сама.

Арина оглянулась, но мать уже скрылась в толпе. Она робко осмотрелась – столько ярких красок не видела давно, разве что на Первое мая. Огромные букеты в руках малышей смотрелись трогательно и немного смешно. Арина бросила взгляд на свой простенький букетик и спрятала его за спину.

– Детки, подходим ко мне ближе, строимся, – скомандовала учительница.

Арина вспомнила, её зовут Римма Михайловна, она познакомилась с ней, когда приходила с мамой записываться в школу.

– Девочка, ты в «Б»? – обратилась к ней учительница.

Арина кивнула.

– Тогда становись сюда. Что это у тебя? – Римма Михайловна покосилась на увядшие понурые астры. – Саша, у тебя два букета. Поделись одним с … – учительница замешкалась, она не помнила ни имени, ни фамилии девочки, которую определили в её класс буквально в последний момент, – этой девочкой.

Саша Фламер с радостью протянул Арине один из букетов, он бы и второй отдал. Ему изрядно надоело таскать тяжёлые герберы, упакованные в прозрачную бумагу.

Торжественная линейка для Арины прошла сплошным калейдоскопом из песен, веселья и насыщенных красок. Она ещё никогда не чувствовала себя более счастливой.

В классе дети сами расселись за парты, но Рима Михайловна стала пересаживать учеников.

– Я не буду сидеть с ней, – заявила прехорошенькая черноглазая девочка, косясь на Арину.

– Нина, что за капризы!? – возмутилась учительница.

Пышные белые банты, когда Нина повела головой, заколыхались на её макушке, будто паруса корабля под лёгким бризом.

– Мама запретила общаться с ней, чтобы я не набралась дурных манер.

Ребёнок явно повторял слова взрослого. Римма Михайловна на пару секунд растерялась, потом решив, не устраивать на первом же уроке разборки, посадила Арину к тихому, спокойному Серёже Волкову. Тот, несмотря на хищную фамилию, отличался флегматичностью и некоторой заторможенностью. Нина Садовская с победным видом устроилась рядом с подругой Мариной Вершининой. Арина облегчённо выдохнула, ей самой не хотелось сидеть с Ниной. Про небольшой конфликт в классе она сразу же забыла, её праздник продолжался.

Домой Арина отправилась одна. В небольшом курортном городке Анапа, известном на всю страну, имелось всего семь школ и пара-тройка гимназий, но мать из упрямства отдала её в эту, располагающуюся довольно далеко от дома, в пяти кварталах, не подумав, что встречать девочку некому. Чуть завистливым взглядом Арина проводила одноклассников, которых забирали родители. Мимо неё прошествовала Нина с матерью. Женщина бросила неодобрительный взгляд на неприятную для неё девочку – уголки губ дёрнулись в презрительной ухмылке. Арина опустила голову, она ненавидела эту женщину всей душой. Год назад исполнилась её мечта: на день рождения мама подарила «Сабрину». Эта кукла пылилась шесть месяцев в углу витрины крохотного магазинчика игрушек. Арина почти каждый день ходила смотреть на свою любимицу, боясь, что её купят. Заполучив Сабрину, девочка, переполненная счастьем, будто воздушный шарик воздухом, вынесла куклу во двор. На детской площадке, под грибком, сидели девочки. Арина знала их по именам, но они не принимали её в свои игры. Решив, что теперь уж с такой-то куклой обязательно примут, приблизилась к ним.

– Привет.

Девочки дружно подняли головы.

– Давайте вместе играть, – предложила Арина и великодушно протянула драгоценную куклу Нине. – Можешь подержать.

Нина взяла куклу, с пренебрежением оглядела и наконец благосклонно кивнула.

– Мы собираем принцесс на бал, можешь нам помочь?

Арина взяла из коробки кукольное платье, покосилась на Сабрину, небрежно брошенную Ниной на скамейку.

– Эй! Сейчас же отойди от них, – закричала мать Нины, оторвавшись от разговора по телефону.

Арина недоумённо посмотрела на элегантную женщину. Её красивое ухоженное лицо покраснело от злости и негодования.

– Ты что, глухая? – женщина уставилась в растерянное лицо девочки. – Встала и ушла. И больше не смей к ним приближаться.

– Почему мне нельзя играть с ними? – пробормотала Арина. – Я вот куклу принесла.

– Пусть сначала родители хотя бы умоют тебя и вшей выведут, – зло бросила мать Нины. – Не хватало ещё подхватить от тебя заразу.

Губы Арины задрожали, она не могла тронуться с места.

– Чего застыла? Забирай свою дешёвку и уходи.

Но Арина не двигалась и стояла соляным столбом. Женщина схватила игрушку и швырнула на пешеходную дорожку. Она не собиралась навредить, тем более не желала нанести какого-либо урона кукле, но Сабрину сделали из дешёвого тонкого пластика. Упав на асфальт, голова и ноги куклы отскочили от туловища. Арина сорвалась с места. У её мечты вместо лица теперь была вмятина. Девочка собрала части Сабрины, прижала к себе.

– Ты б…., ты дура! – крикнула она обидчице, дрожа от злости.

Женщина не ожидала, что кукла расколется и уже хотела предложить девочке, поменять её недорогую игрушку на любую другую куклу дочери, их у Нины имелось предостаточно. Но услышав из уст маленькой замарашки грязное ругательство, возмутилась:

– Да как ты смеешь так разговаривать со мной!

Слёзы градом катились по щекам Арины, оставляя влажные дорожки, но она упрямо твердила:

– Ты дура, ты убила мою Сабрину.

Женщина повернулась к дочери и её подружке.

– Слышите, что она говорит? Видите, какая это невоспитанная девочка. Никогда больше не общайтесь с ней.

Арина, глотая слёзы, поплелась домой. В квартире родители и брат вовсю отмечали день её рождения. Все трое уже находились в той стадии подпития, когда ещё не ссорятся, но миролюбивый настрой уже исчез.

Арина показала сломанную куклу брату.

– Её можно починить?

Юрий осмотрел куски пластмассы.

– Нет. Только в мусорку. Быстро же ты с ней расправилась сестрёнка? – он погладил Арину по плечу и пьяно хихикнул: – В следующий раз выбирай подарок из железа.

Юрий хоть и был старше сестры на четырнадцать лет, понятия не имел, как обращаться с маленькими девочками. К Арине он относился с теплом, но иногда воспринимал её, как досадную приставучую помеху. Дома он появлялся редко, составлял компанию родителям нечасто, собственно, Юрий почти не пил, но сегодня ему захотелось расслабиться. Старший брат прислал письмо с просьбой о посылке, поэтому он решил стрясти с родителей немного денег, в конце концов они тоже обязаны помогать. Дмитрий уже пятый год отбывал срок за разбой и кражу, организованную группой лиц. Звучало это угрожающе, но на самом деле четверо молодых идиотов забрали небольшую выручку из трёх киосков, прихватив несколько коробок конфет, сигареты и вино. Самым старшим из весёлой четвёрки оказался Дмитрий, ему исполнилось восемнадцать, по глупости всю вину он взял на себя, а местные пинкертоны довесили ему ещё парочку нераскрытых краж. Дмитрий уже бы вышел из тюрьмы, но когда оставалось лишь полгода до конца срока, зачем-то совершил побег, оказавшийся неудачным, и этим добавил себе ещё.

Николай Ильич с трудом сфокусировал взгляд на том, что недавно было куклой, поднял пустую бутылку, поболтал ею в воздухе.

– А я говорил, нечего тратить деньги на всякую дрянь. А ты заладила, – он покосился на жену, – Арина мечтает об этой игрушке. Довольна теперь! – Стукнув кулаком по столу, начал себя распалять. – Она же не ценит, что для неё родители делают. Пашем с утра до ночи ради неблагодарной доченьки.

Мать пошатнулась, но уцепившись за стол, приподнялась и погрозила Арине пальцем.

– А он прав. Ты не ценишь добро. Больше ничего не проси, раз ломаешь.

Юрий усмехнулся: молчали б лучше, пашут они, копейки зарабатывают.

Арина на горьком опыте знала: оправдываться бессмысленно, можно лишь нарваться на оплеухи. Она нашла в прихожей коробку, сложила в неё кусочки куклы, укрыла новым носовым платком. Во дворе, отыскав укромное место, игрушечной лопаткой выкопала ямку и похоронила в ней свою Сабрину. Над маленьким холмиком установила крестик из палочек, перевязав их резинкой для волос. В палисаднике, за которым ухаживала бабушка Маша, и где Арина никогда раньше не рвала цветы, сломала жёлтый шар декоративного подсолнечника и украсила им могилку куклы. Она долго сидела над ней и плакала, пока не заболела голова, и не захотелось спать.

Сердце Арины сжалось при воспоминании о потере куклы. Она не понимала, что тогда оплакала вовсе не кусок пластмассы, а утраченную мечту и потерю капельки радости. Дома, как и ожидала девочка, семья отмечала её поступление в школу. К огромному облегчению Арины родители находились в радостной стадии расслабления. За короткую жизнь она, словно опытный зверёк, приспособилась к условиям существования, созданным в семье. Чётко знала, когда спрятаться и не попадаться на глаза, а когда безбоязненно бродить по квартире, подбирая со стола остатки пиршества. Вот сейчас папа находился в благодушном настроении, а мама ещё не начала плакать о своей загубленной жизни.

– О, дочь! – поприветствовал её родитель. – Смотри мать, какая красавица выросла. А всё мои гены, – Николай Ильич гордо приосанился, попытка выпятить впалую грудь выглядела довольно жалко. Он смахнул со лба сальные жидкие волосы, икнул. – Учись дочура на одни пятёрки. Станешь бульгальтером, будешь папку в старости кормить.

Мать, Елена Назаровна, хмыкнула и поправила мужа.

– Бухгалтером.

Николай Ильич захихикал, серо-жёлтое лицо скривилось, стало похожим на печёное яблоко, в опухших серых глазах появились весёлые искорки.

– Это мы с тобой бух-бух-галтеры.

Елена Назаровна, поддерживая рукой отяжелевшую голову, согласно кивнула.

– Точно бух-бух. А кто виноват? – вдруг резко повысила она голос.

Арина, сразу узнав в этом вопросе вечный диалог матери с младшей сестрой, поторопилась рассказать о школе.

– Мамочка, у нас очень красивый класс, много цветов. Меня посадили за одну парту с Сережей Волковым, на перемене он угостил меня шоколадкой, а ещё один мальчик отдал свой букет.

– Мальчики, мальчики, – злобно произнесла, будто выплюнула мать. – Слишком рано ты стала о них думать. Учиться надо, – наставительно добавила она, – а не об этих гадах мечтать. Посмотри, до чего довели меня мечты о мальчиках.

Арина сообразила, что немного неправильно истолковала стадию опьянения матери, поставив ранец на пол, схватила со стола кусок хлеба, пластинку варёной колбасы и стала быстро запихивать их в рот.

– Заткнись, Ленка! – Николай Ильич вяло махнул рукой с зажатым в ней стаканом. – Задолбала. Каждый раз одно и то же.

– Разве я не права? Вы, мужики, виноваты в том, что такой стала, – она всхлипнула: – А какой была красавицей, не то, что эта мымра Галька.

Тетя Галя приходилась младшей сестрой Елене Назаровне, и самым главным врагом в её жизни. Арина много раз слышала проклятия в адрес тётки, но в чём та провинилась перед матерью, не понимала. А родители, даже будучи совершенно пьяными, так до конца и не рассказывали, что произошло, и почему насмерть поссорились сёстры. Две недели назад мать, взяв её с собой, отправилась к Галине с требованием помочь собрать в школу Арину. Она тогда впервые побывала в доме родственников и познакомилась с двоюродной сестрой Настей. Тётя Галя провела племянницу в комнату дочери.

– Настя, посиди с этой девочкой, пока мы побеседуем с её матерью.

Арина удивилась, что тётя не назвала её по имени, не сказала дочери, кто она. Осмотрев уютную красивую комнату, Арина вздохнула, ей хотелось бы такую же. У неё не имелось постоянного места для сна, если в общей с братом комнате допоздна засиживались его друзья, а родители были слишком пьяны и оставались в зале, она ночевала в их спальне. В общем, спала там, где находилось место.

– Я скоро в школу пойду, – похвасталась Настя.

Сестра была крупнее и выше Арины. Чёрные, будто угольки, глаза тонули в пухлых щеках, горящих румянцем. Она напоминала свежую булочку, покрытую гладкой корочкой.

– Я тоже, – Арина обрадовалась, что у неё с этой красивой девочкой нашлось что-то общее.

Из кухни послышались крики и ругань. Арина непроизвольно втянула голову в плечи. Настя насторожила уши.

– Мама сказала: вы нищеброды, и она не считает вас за родственников.

Арина не совсем поняла, что такое нищеброды, но отказ тётки от родства её расстроил. Она успела в мыслях помечтать о дружбе с Настей. Ей хотелось бывать в этом доме, пахнущем ванилью и апельсинами.

– А моя мама говорит: ты двоюродная сестра мне.

– Может быть, но мама не хочет, чтобы я с тобой дружила.

Арина вздохнула. Насте стало жалко эту худую, в застиранных футболке и шортах девочку.

– Хочешь, я подарю тебе книжку? Я её уже прочитала, – Настя достала с полки красочно иллюстрированные сказки Пушкина.

– Спасибо, – Арина, не веря своим глазам, прижала скользкую, глянцевую книжку к груди.

– Ты читать-то умеешь?

– Умею. Спасибо, Настя.

– Пошли отсюда, – в комнату зашла Елена Назаровна, покосилась на Настю. – Привет, племяшка, вырастешь, не будь такой стервой, как твоя мамашка.

– Ещё вопрос кто тут стерва, – процедила за её спиной ГАрину Назаровна. – Получила деньги. Идите с Богом.

– Пошли дочь. Ничего, выльются кошке мышкины слёзки, – Елена Назаровна схватила дочь за руку и поволокла прочь из комнаты.

– Я тебе водку в рот не заливала, – крикнула им вслед тётя Галя. – Не пила бы на пару с муженьком, жили бы нормально, как все люди. И не приходи больше, не дам денег. Забудь сюда дорогу. Нет у меня ни сестры, ни племянников.

– Да пошла ты, – Елена Назаровна плюнула на чистый пол, чем вызвала гневный вопль сестры. – Умирать буду, не попрошу. А ты ещё ответишь за свои грехи, не надейся на том свете отмазаться.

Елена Назаровна так сильно сжала пальцы Арины, что та едва терпела боль. Выскочив на улицу, поволокла дочь за собой.

– Сволочь недобитая!

– Мама, а почему тётя нас не любит? – робко поинтересовалась Арина.

Ей понравилось, как выглядит тётя Галя. Вся какая-то круглая и уютная. И стрижка у неё красивая: светлые волосы уложены в высокую причёску. А губы розовые, не синие, как у мамы. Даже кухонный передник нарядный, в ромашку, да ещё с кружевами. Правда, светло-голубые глаза за стёклами очков смотрели недобро, но к таким взглядам Арина уже привыкла.

– Это я её не люблю, – вспыхнула мать. – Больше скажу – ненавижу. Она мне жизнь угробила. Чувствует сволочь, чьё сало съела.

Арина представила, как тётя ест мамино сало и скривилась. Она терпеть не могла этот продукт: родители часто закусывали им спиртное. Сама бы отдала тёте сало, не пожалела бы.

– А почему? – хотела уточнить Арина, но мать её перебила.

– Хватит вопросов! Не твоё сопливое дело, чего мы не поделили. Она заявила: мы ей не родня. Вот и помни: у тебя кроме нас никого нет. Сейчас купим форму, пойдёшь в школу не хуже других.

В киоске Елена Назаровна приобрела лекарство: бутылочку пива. Подлечившись, в хорошем настроении принялась бродить по рынку, прицениваясь к вещам. Арина невольно сравнила мать и тётю, но кроме цвета глаз не нашла ничего общего. Мама рядом с тётей Галей выглядела старухой, хотя была не намного старше.

– Завтра запишу тебя в ту же школу, в которую Галька определила Настю, – пробурчала Елена Назаровна. – Сделаю сестричке сюрприз. – Она потрепала дочь по голове. – А хочешь, тортик купим?

Арина радостно закивала: намечался настоящий праздник.

***

Арина проснулась от стрекотанья ворон на тополе за окном: солнце уже поднялось высоко. Она в ужасе отыскала глазами часы – девять. Как же так! Почему её не разбудили в школу? Вчера родители допоздна засиделись за столом, пели песни, пока рассерженные соседи не пригрозили вызвать полицию. Потом отец долго не мог угомониться, требовал, чтобы Арина внимательно выслушала его мнение о политике и президенте страны. До половины двенадцатого она, сонная и едва держащая голову от усталости, ждала, когда он наконец отпустит её спать. Мать, свесив с комковатой подушки тонкие руки в синих венах, булькая, храпела на диване.

Арина вскочила с кровати. В доме стояла тишина, родители, видимо, ушли, забыв её разбудить. В каком бы состоянии они ни находились, в шесть утра брели убирать свой участок. Дворником числилась лишь мать, отец ей помогал. Выполнив работу, они дружно отправлялись в магазин за очередной порцией горячительного. Арина надела колкую кофточку, мятую юбку, захватила ранец и помчалась в школу. Она так волновалась, что её не пустят в класс, что вспотела от переживания.

Добравшись до своего класса, какое-то время постояла под дверью, потом робко просунула голову в щель.

– Римма Михайловна, можно войти?

Учительница обернулась.

– Входи. Потом объяснишь, почему опоздала?

Арина обрадовалась, что ей разрешено войти, бочком протиснулась к своему столу.

– Извините.

Не по-осеннему яркое солнце светило в большие окна класса, нагревая его до состояния парной, не помогали и распахнутые настежь форточки. Римма Михайловна обмахивалась журналом, ученики, сопя, писали в прописях палочки и загогулины. Все уже умели читать по слогам, а кое-кто довольно бойко писал, но учебный план предписывал тренировать руку, и они тренировали. Учительница помнила время, когда первоклассники приходили к ней, не зная алфавита, но сейчас всё по-другому: изменили программу, втиснули новые предметы. Она, будучи приверженцем старой школы, считала нынешнюю торопливость в обучении пагубной, но кто станет слушать учителей, вышедших в тираж, хорошо хоть не выгоняют на пенсию по старости. Римма Михайловна прошлась по классу, мягко поправила Марину Вершинину.

– Не зажимай так крепко ручку, держи пальчики более расслабленно.

Она со вздохом подумала: учебный год на юге надо начинать в октябре, вон курортники до сих пор в море купаются. Откинула взмокшую чёлку со лба. Невыносимо! Хоть бы кондиционеры поставили. Взгляд упал на опоздавшую девочку, та свободной рукой яростно чесала спину, потом принялась за шею под толстыми косами.

– Э-э-э… – учительница, чертыхнулась про себя, удивительно, но ей никак не удавалось запомнить имя и фамилию этой ученицы. Она заглянула в школьный журнал. – Арина Рудакова, подойди ко мне.

Арина кинула на неё встревоженный взгляд, провела ногтями по коже, горящей огнём, и приблизилась к преподавателю.

– Почему ты чешешься? – Римма Михайловна старалась говорить тише, но хорошо поставленный голос донёсся до самого дальнего уголка класса.

– У неё, наверно, вши, – предположила Нина. – Теперь она нас всех заразит.

Ученики прекратили писать и с любопытством уставились на Арину.

Учительница заметила: все открытые участки тела Рудаковой покрыты ярко-красными пятнами.

– Сидите тихо, как мыши. Я отведу Арину к медсестре, – она положила руку на плечо девочки. – Возьми свои вещи.

В кабинете медсестра оглядела голову Арины. Та насупилась и негромко сказала:

– У меня нет вшей, мама помыла мне голову керосином.

– Ну и варварство! – возмутилась медсестра, совсем молоденькая девушка, в прошлом году закончившая медицинское училище. На её стройной фигурке белый халат смотрелся идеально. Для солидности Варя носила очки без диоптрий и закалывала светлые волосы в плотную гульку. Но круглое гладкое лицо и весёлые карие глаза выдавали возраст. Она ещё хорошо помнила школу, здесь ей было неинтересно и скучно. – В аптеке полно препаратов от педикулёза. Римма Михайловна, голова у девочки чистая, вшей нет, – она подняла кофточку Арины. Взору Вари открылось худенькое тело, сплошь покрытое алыми пятнами. – У неё аллергия. Я не могу сказать на что. Нужно обратиться к специалисту. Может, даже на этот материал. Видите самое большое раздражение там, где кофточка прикасается к коже.

Медсестра вымыла руки и посмотрела на Арину с брезгливостью и немного с жалостью. В глубине души она понимала, что несправедлива к ребёнку, но Варю отталкивала явная неухоженность и неопрятность девочки. Под наполовину обкусанными ногтями имелась траурная каёмка, от волос пахло пылью и почему-то мышами, отвращали и засохшие, чуть воспалённые болячки вокруг рта. Не придавал привлекательности Арине и настороженный взгляд, будто она каждый миг ожидала нападения или подвоха. Да и вообще смахивала на зверюшку, способную внезапно укусить. Варя не была злой или бесчувственной, просто в ней ещё не проснулся материнский инстинкт, пока большинство детей лишь раздражали.

Римма Михайловна глядя на ученицу, подумала: мы легко проявляем доброту и нежность к существам, выглядящим красиво и трогательно, будь то котёнок, щенок или ребёнок. Кто пройдёт мимо голодного симпатичного котика, сердце зайдётся от жалости, его либо накормят, либо заберут домой. Но как часто мы стыдливо пробегаем, замечая истощённое шелудивое животное. Боимся не того, что придётся его лечить и выхаживать, просто не хотим иметь дома некрасивое, уродливое создание. Всегда приятнее любить красоту. Отчего-то пригожим людям легко приписываем хороший характер, и моментально подозреваем в дурном нраве тех, кто выглядит неприглядно. Мы забываем, что и те, и другие чувствуют одинаково: им так же больно, печально или радостно. Обладателя восхитительной внешности часто наделяем лучшими качествами души, будто красота – залог добродетели.

Римма Михайловна, чувствуя уколы совести, тем не менее, не могла подавить в себе некоторое отвращение к Арине. В конце концов это обязанность её родителей следить за здоровьем и чистотой девочки. А у неё своих проблем хватает, на попечении престарелый отец и великовозрастные дети, не желающие работать. К тому же соцзащита должна знать о неблагополучных семьях, а эта ученица явно из такой семьи, вот пусть каждый и занимается своим делом.

Варя дала Арине таблетку от аллергии. После того как та её выпила, тщательно вымыла стакан с моющим раствором.

– Девочку нужно отправить домой, – заявила медсестра Римме Михайловне и, покосившись на Арину, добавила: – А ты не надевай больше эти вещи, носи что-то другое. Так маме и скажи.

– Родители могут забрать тебя? – поинтересовалась учительница. – Одну отпускать не положено.

– Я хочу завтра придти в школу, – всхлипнула Арина, боясь, что теперь это не разрешат.

– Конечно, – успокоила девочку Рима Михайловна и неловко провела ладонью по её макушке. – Тебе же объяснили, эти вещи лучше снять и посетить врача, чтобы он назначил лекарство.

– Я всегда хожу домой одна, – заявила Арина.

– У тебя есть телефон?

Арина покачала головой.

Римма Михайловна задумалась.

– Мне нужно вернуться в класс, а вам, Варя, придётся найти провожатого для ученицы.

Медсестра хотела возмутиться, но не стала спорить. Когда преподаватель ушла, она спросила Арину.

– Ты хоть адрес свой знаешь?

Получив утвердительный ответ, показала на дверь.

– Пошли что ли, горе луковое.

Арина редко ездила на маршрутке и теперь, довольная поездкой, поглядывала в окно на мелькающие дома.

– Выходим, – Варя подтолкнула девочку к выходу.

В палисаднике возле дома возилась бабушка Маша, завидев Арину, конвоируемую незнакомой девушкой, охнула.

– Что-то случилось?

– А вы кто? – не слишком вежливо отреагировала на её вопрос медсестра, чувствуя себя неловко рядом с этим ребёнком. Всю дорогу пока ехали, она одёргивала Арину, не позволяя расчёсывать воспалённую кожу.

– Я соседка Рудаковых. – Это не было правдой. Мария Алексеевна жила на первом этаже, а квартира Арины находилась на пятом.

– Не знаете, её родители дома?

Мария Алексеевна видела: Рудаковы десять минут назад, отягощённые бутылками с пивом, прошествовали мимо неё, но что-то ей подсказывало, говорить этого девушке не стоит.

– На работе. Оставляйте девочку со мной, я за ней присмотрю.

– Передайте её матери, у Арины аллергия. Я дала ей лекарство, но всё равно нужно отвести ребёнка к врачу, – Варя, обрадовавшись, что удалось быстро сбросить обузу, пошагала к остановке маршрутного такси.

Бабушка Маша выбралась из палисадника, присела на скамейку.

– Рассказывай.

Арина опустилась рядом.

– Мне стало жарко и я начала чесаться, но сейчас прошло. Вот.

Мария Алексеевна посмотрела на шею девочки в бледно-розовых пятнах, приподняла кофточку.

– Уже лучше. Чешется, когда ты в ней?

– Ага, – всхлипнула Арина. – Тётя доктор сказала больше её не надевать, но у меня другой нет. Я что, теперь в школу не пойду?

Бабушка Маша улыбнулась.

– Глупенькая, мы сейчас что-нибудь придумаем, – она набрала номер лучшей подруги Полины. – Поль, помнишь, твоя дочка детские вещи хотела отдать. Она уже от них избавилась?

– Нет. У меня лежат. Устроили из моей квартиры склад, у себя прибираются, а ко мне всю ерунду стаскивают.

– Мы сейчас поднимемся к тебе.

Мария Алексеевна посмотрела на Арину, глаза у той горели любопытством. Удивительно, этот ребёнок с раннего детства, не видевший нормальной жизни, умел радоваться самой малости. Она помнила, как впервые обратила внимания на девочку.

Как-то от просмотра телепередачи её оторвал щенячий скулёж, раздающийся с улицы.

– Вот заразы! Опять щенка подбросили.

Мария Алексеевна ухаживала за клумбой под окнами квартиры и вечно ссорилась с подростками, рвущими цветы, с мужиками, бросающими сигареты в розы, с неугомонной ребятнёй, попадающей мячом в хрупкие лилии. Сначала она никого не заметила, но потом пошла на звук и обнаружила за кустом жасмина девочку лет шести. Та сидела над маленьким холмиком и заливалась горькими слезами.

– Вот ещё! – вспыхнула Мария Алексеевна от злости. – Теперь и питомцев своих вздумали у меня на клумбе хоронить.

Девочка подняла на неё огромные несчастные глаза, выглядевшие сонными и усталыми.

– Тут самое красивое место. Моей Сабрине нравится, – пролепетал ребёнок голосом, осипшим от плача.

Мария Алексеевна узнала в девочке Арину. Дочка пьющих родителей обычно одна-одинёшенька, когда не ходила в садик, слонялась по детской площадке. Мамаши, озабоченные тем, чтобы эта малышка дурно не влияла на их чад, не позволяли ей к ним приближаться. Арину без присмотра отпускали во двор с трёх лет, обычно она ковырялась в песочнице, лепила куличи, что-то строила, или долго качалась на качели. Иногда во двор, окружённый четырьмя панельными пятиэтажками, приходили сердобольные бабушки, они разрешали девочке общаться с их внуками.

Дома заселялись разными организациями, люди не были знакомы – случалось так, что соседи по лестничной клетке не знали друг друга. Мария Алексеевна нередко видела непутёвых родителей этой неприкаянной девочки, их часто обсуждали на посиделках старушки. Все давно привыкли, что ребёнок бродит один, и перестали обращать на это внимание.

– Кто такая Сабрина? Котёнок? – сердце Марии Алексеевны дрогнуло, ей захотелось прижать девочку к себе.

– Не котёнок, моя кукла. У меня сегодня день рождения. Мама подарила Сабрину, а тётя бросила её на землю, и она умерла.

Мария Алексеевна недоумённо посмотрела на могилку с крестиком.

– Ты похоронила здесь куклу?

– Да. У неё оторвались ручки и ножки, – девочка пошатнулась.

Мария Алексеевна вздохнула и приказала себе не связываться с этим ребёнком: обычно такие дети привязчивые, потом от них не отделаешься. Да и где гарантия, что она не малолетняя воровка. Говорят: старший сын Рудаковых сидит в тюрьме, да и второй не лучше – отпетый хулиган и бабник. Но руки уже тянулись к Арине. Мария Алексеевна легко подняла худенькое тельце девочки, от неё пахло несвежим бельём, застоявшейся вонью от спиртного и сигарет, от неё пахло – бедой.

– Твою куклу сломали, хочешь, я подарю тебе другую? У моей внучки их много, она отчего-то не играет с куклами.

Арина покачала головой.

– Больше не хочу кукол. Ничего не хочу.

В этом признании прозвучало столько боли, что душа Марии Алексеевны сочувственно потянулась к этой малышке. Удивило и то, как доверчиво она прижалась к ней, точно брошенный и забытый всеми котёнок.

– Ладно. Раз у тебя день рождения, нужно задуть торт со свечками. Хочешь? – Внутренний голос буквально требовал: не лезть в чужую жизнь! Но сердце шептало: никто не должен плакать в свой день рождения, особенно маленькие девочки.

Мария Алексеевна занесла Арину в квартиру.

– Раз у тебя праздник, ты должна выглядеть соответственно.

Налив в ванну тёплой воды, посадила гостью отмокать, а сама отыскала розовое нарядное платье внучки. Роксана, будучи выше и крупнее Арины, выросла из него, но рука не поднялась выбросить хорошую вещь, вот и пригодилась теперь. Вымыв Арину, Мария Алексеевна высушила ей волосы и заплела косы. У девочки оказались удивительно красивые, густые и шелковистые волосы, на порозовевших щеках появился лёгкий румянец. Платье оказалось немного великоватым, но Арина ощущала себя в нём принцессой. Потом они ели заказанную Марией Алексеевной пиццу, именинница задувала свечи на торте, привезённом посыльным. Девочка заснула прямо за столом с куском торта в руке. Мария Алексеевна перенесла малышку на диван, сняла платье, вытерла влажными салфетками лицо и руки, накрыла спящую одеялом. Подумав, что родители будут волноваться, решила подняться в квартиру Рудаковых. На звонок никто не вышел. Она толкнула дверь, та со скрипом распахнулась. Осторожно ступая в тёмное помещение, шторы на окнах оказались плотно задёрнутыми, вошла в зал. Какое-то время глаза привыкали к сумраку, потом вырисовался силуэт женщины, лежащей на диване, и мужчины, спящего за столом. Мария Алексеевна поняла: никто не думал об Арине, а тем более не волновался за неё. Закрыв дверь, она спустилась к себе. О дочери Рудаковы вспомнили утром, когда собирались на работу. Не обнаружив в квартире ни Арины, ни Юрия, решили, что она с братом. Мария Алексеевна, переживавшая всю ночь, поджидала Рудаковых во дворе.