Kitobni o'qish: «Моя Весна»

Глава 1
POV Вела

Уже неделю я хотела, но не могла успокоиться. Проверяя в очередной раз приход и расход, понимала, что за кредит через неделю я должна предложить банку взять ещё и мою почку… Прибыль в моём маленьком магазинчике цветов была…маленькая, даже очень. И это не зависело от сезона.

Постоянные клиенты были, но их было настолько мало, что даже заходи они ко мне каждый день, мне всё равно это не поможет…Я уже более склонна верить, что это связано с тем, что мой магазинчик не совсем удачно расположен. Ровно на перекрёстке двух не самых главных дорог города и за многоэтажками спального района.

Спрашивается, зачем я здесь сижу? Могу же найти место поближе к центру и с большей проходимостью людей. Нет, тут вопрос будет поставлен по – другому, хочу, но не могу себе позволить. Зачем тогда брала здесь место, если прекрасно видела, что место практически глухое? Да всё снова просто! Его отдавали намного дешевле рыночной стоимости!

У предыдущих хозяев этого павильона три на три метра, был сын. Он что-то не поделил с местными братками. В итоге, от их столкновений, павильон горел три раза. Родителям это надоело, и они павильон восстанавливают и выставляют на продажу, а сына отправляют учиться куда – то…довольно далеко в общем.

Два года назад, мне, чтобы открыть свой магазин, пришлось взять кредит…А, так, как первоначального взноса у меня не было, но была бесконечная мечта заниматься цветами, я взяла его под свою скромную квартиру – студию, которое мне выдало государство, после выхода из детского дома.

До этого момента, я конечно работала. И продавцом в магазине, и фасовщицей, и даже несколько месяцев простояла в роли ростовой куклы медведя, для привлечения народа в кафе – мороженое. Итог один, ко мне везде приставали…Никому и никогда я не давала не то, что повода, а даже намёка…Но то были даже не коллеги, как может показаться, а были именно начальники, все женатые и уже в возрасте. Я выбирала всегда сторону отступления – писала заявление по собственному желанию, мне такие игры не нравились и были противны.

А любовь к цветам у меня была с самого детства. Мне всегда нравилось копаться на грядках, поливать, пропалывать. Когда на летних каникулах, детей отправляли в лагерь, закреплённый за нашим детским домом, мне нужно было только одно – чтобы там были цветы. Я всегда к ним тянулась больше, чем к товарищам. Мне сначала не давали копаться в земле, но, со временем, директор лагеря махнул на меня рукой и позволил помогать работникам с цветами. Потому что запрещать мне было бесполезно.

Когда я вспоминала время, проведённое в детском доме, мне становилось грустно. Потому что там было мало детей, таких, как я. До шести лет у меня была замечательная семья. Мама с папой во мне не чаяли души. Бабушек и дедушек у меня не было, поэтому я всегда была только с родителями. Мы всегда по выходным ходили вместе гулять в парк рядом с домом, кормили птичек крошками и зёрнами, а потом дома – пекли потрясающе вкусные булочки и домашний хлеб. Запах стоял на весь двор, и все соседи знали, что можно зайти к нам на чай, мы не откажем.

Первого марта, в первый день весны, мне исполнилось шесть. Моё имя Вели́ция, сокращённо Ве́ла. Мама говорила, что они с папой придумали то имя, чтобы я стала великой. В этот день светило такое яркое, и, местами тёплое солнце, что капель стучала до самой ночи. Родители мне подарили очень красивую куклу в лиловом платье, с небесно – голубыми глазами, а волосы у неё были почти до пят и заплетены в сложную косу. А ещё днём мы с мамой сходили в салон и сделали мне новую стрижку и прокололи уши. Я была безумно счастлива.

Трагедия произошла как раз после восьмого числа. Меня утром отвели как обычно в садик. За эти дни, погода не однократно менялась. Днём светит солнце и всё тает, а вечером и ночью подмораживало и было очень скользко. Родителям нужно было на день уехать в соседнюю область. Они обещали вернуться по раньше и сходить в моё любимое кафе. День прошёл, детей забирали, а меня нет. Я очень переживала и просила воспитательницу позвонить родителям, она говорила, что у неё нет денег на телефоне. И когда уже хлопнула входная дверь, я выбежала навстречу. Но это оказались не родители.

Пришла какая – то женщина, неопределённого возраста в коричневом костюме. Она представилась Ириной Антоновной из опеки, и сказала, что заберёт меня на сегодня, потому что родителей не будет. Не будет их ни сегодня, ни завтра, ни даже послезавтра. Этим утром, они попали в аварию и погибли. В этот момент, для меня пропали все звуки и пространство вытянулось куда – то вверх и пол заходил ходуном. Я не помнила, как кричала, что это не может быть правдой. Та женщина врёт, родители обещали, и они обязательно вернутся. Но меня всё же крепко за руку тащили по коридорам детского сада.

Я не помнила ни дороги, ни как меня привели в какую – то комнату, и другая женщина меня накормила супом и уже стылой картошкой с подливой. Уходя, она меня погладила по плечу и ничего не сказала. Ночь для меня в маленькой комнате с кроватью не запомнилась. Я металась в бреду, то засыпала и проваливалась в какой-то колодец, то путала реальность и сон. А на следующий день меня привели в морг. Рядом были какие – то люди, двое мужчин и женщина, я их не знала. И вот, меня заводят в ужасно пахнущее место, где стоят накрытые простынями железные столы на колёсах и подводят к двум рядом стоящим столам. Пока ничего не происходит, со мной рядом села та самая женщина и сказала: – Вела, не переживай. Здесь тебя никто не обидит. Здесь твои родители, тебе с ними нужно попрощаться. И она рукой указала на эти два стола. Я уже все свои эмоции выплакала в той комнате посреди ночи, потому была спокойной. Ровно до того момента, пока человек в белом халате не поднял белые простыни.

На железных бездушных каталках лежали мама с папой. Глаза их были закрыты, а лица спокойны. Я подошла и встала рядом. У мамы были небольшие царапины на руках и лице, у папы же, под глазом налился синяк. Прошло несколько минут, и я осознала, – что это конец. Не будет больше совместных походов ни в парк, ни кафе. И я больше никогда не услышу ласковых слов, что я их любимая и единственная…Мою истерику слышали, наверное, на соседней улице. Эта женщина, что просила меня быть спокойной, кинулась ко мне и стала гладить по голове и что-то шептать, но я её не слышала. Двое мужчин в форме полиции взяли меня под руки и вывели. Смешно, двое довольно крупных мужчин вели одну хрупкую и маленькую меня, а я вырывалась, кусалась и царапалась.

Так я и попала в свои шесть лет в детский дом. Целый год после трагедии, я почти ни с кем не разговаривала и нормально не ела. Меня держали в отдельной комнате. Ни с кем из товарищей по несчастью я не дружила и даже толком не говорила. Помогла прийти в себя, и принять уже случившееся маленькая девочка. Кате было четыре года и у неё тоже погибли родители. Она по ошибке пришла ко мне. Она не плакала, она просто тихонько сидела на моей кровати и что-то негромко рассказывала из своей прошлой жизни. И наши жизни настолько оказались похожи, что я постепенно прониклась к ней. И мы вместе ходили на занятия, когда она подросла, и гуляли вдвоём, и делились самыми большими секретиками, переживаниями и страхами.

Мне было уже десять, а Кате восемь, когда её удочерили и забрали в другую страну. Я была очень за неё рада, а вот за себя нет. Я осталась одна. Через два года я попала в первую приёмную семью. Женщину звали Анна, а мужчину Константин. Они были уже довольно взрослыми, но детей у них не было. Анна со мной очень много общалась, и мы вместе что-то делали. Я её помогала по дому, она меня учила делать хозяйственные дела. Они жили в небольшом, но уютном доме с газоном и клумбами. Анна увлекалась садоводством, и привлекла меня. Вот тогда – то я и влюбилась с цветы. Мне нравилось поливать, рыхлить и удобрять. А ещё очень любила смотреть, как они растут. Каждый день что-то менялось. А вот с Константином мы почти не общались. Он был скуп на эмоции, хоть и был вежлив со мной и с Анной.

Прошёл год, я уже привыкла к ним. Начала считать своей семьёй, когда в один пасмурный день, Константин пришёл домой пьяный. Я его никогда таким не видела. Они не употребляли спиртного, а тут почти в стельку. К вечеру, оклемавшись, он постучал в мою комнату и сообщил, что пока я была в школе, у Анны случился приступ перитонита. Спасти её не успели. И, опустив лицо в ладони мужчина глухо застонал сквозь зубы, завыл, как раненый зверь. От мужчины почти без эмоций видеть такое, это всё равно, что душу вывернуть на изнанку. Я его утешала, гладила по плечу, а он так сидел. Успокоившись, он посмотрел грустно на меня и почти прошептал: -Вела, ты не обижайся на меня. Я не смогу больше здесь жить, я уеду. Я готова была уехать с ним, но тут, он замялся. – И не смогу тебя забрать с собой… за год я не смог к тебе привыкнуть, и не могу считать своей дочерью. Анна хотела удочерить девочку, потому что у нас не случилось детей, я же её просто поддержал.

Я тогда впервые готова была выпрыгнуть из окна. Со мной такого не было даже после смерти родителей. Но, я собрала всю себя в кучу и просто кивнула, что понимаю. На следующий день я молча вернулась в детский дом, а в душе бушевала такая гроза с тайфуном из жалости к себе, горечи и обиды. Со временем, эмоции постепенно сошли на нет, но горечь от предательства никуда не делась. Она сидела тихо в уголке моей души, до момента, когда не станет грустно и одиноко.

Спустя два года меня снова забрали в семью. На этот раз, семья была большая и шумная. Помимо матери Клавдии и отца Анатолия были трое детей. Виталик семи лет, Андрей десяти и Ира тринадцати лет. Родители торговали на рынке мясом и поэтому держали хозяйство, козы, овцы, свиньи. Мы, дети, должны были помогать по хозяйству. Я честно пыталась подружиться со всеми. Мальчики часто со мной играли, и как-то даже тянулись ко мне. А вот Ира ко мне сразу отнеслась с прохладой и недоверием. Она старалась меня везде подставить перед Клавдией и Анатолием, хотя иногда выходило наоборот, что это я что-то делаю, а она нет. Я её прикрывала, но благодарности от не было. С каждым разом, Ира всё больше распалялась и искала способ мне напакостить. И в конце – концов у неё это получилось.

Я шла спуститься с лестницы, чтобы идти в огород и не видела, как Ира меня хочет дёрнуть за косу. Она потянула меня, но я развернулась в другую сторону и просто, чтобы не упасть потянула её на себя. В этот момент она всё- таки меня толкнула, но не удержалась сама и упала с лестницы. Клавдия с Анатолием увезли её в больницу. Ира сломала неудачно руку и теперь после операции будет ходить со спицами. Меня несколько дней никто не трогал, пока она не приехала домой. Стояли такие вопли и угрозы, с её стороны в мою. Она меня обвиняла во всём, что смогла придумать. Клавдия с Анатолием сомневались в моей причастности к случившемуся, но дальше развивать конфликт не стали и выбрали родную дочь. А когда угрозы не подействовали, она заявила родителям, или они выбирают её или она выпрыгнет уже из окна, а зная её характер, это были не пустые угрозы.

Через неделю меня вернули снова, и я уже прожила в детском доме до выпуска.

От грустных мыслей меня отвлёк светильник на потолке. Над входом, чуть слева. Он начал моргать уже давно, я просила посмотреть знакомого электрика, но Сергей пока так и не зашёл. Я вздохнула и пошла в маленькую подсобку в самом углу павильона за стремянкой.

Я ни разу не электрик, но спустя, наверное, полчаса смогла приспособиться и вытащить несколько ламп. Девать мне их было некуда, и я, держала все лампы в одной руке, а другой цеплялась за стремянку.

– И вот надо было в этот момент кому-то зайти в мой магазин! – промелькнула мысль, когда я, падала всем весом вниз, да ещё и назад себя.

С громким грохотом, лампы полетели на пол и начали разбиваться, обдавая фонтаном осколков всё на своём пути. Меня поймали чьи – то очень накаченные руки и развернули в сторону двери от осколков.

Когда хлопки и звон стекла прекратился меня развернули и бережно поставили на пол. И тут я смогла рассмотреть моего спасителя (или виновника?). Первое, что я заметила, маленькую царапинку на левой щеке и большие, цвета изумруда глаза. Они смотрели с нескрываемым любопытством. Потом уже получилось рассмотреть и всё остальное: рост больше метра восьмидесяти, просто гора плеч и мускулов, слегка вьющиеся волосы до плеч, чёрные, как смола. Очерченные чуть пухлые губы, нос с небольшой горбинкой. И этот образчик мужской красоты был упакован в довольно дорогую, но стильную обёртку. Белая футболка, серые джинсы и кроссовки, казалось бы, простая одежда, но пошив, строчки и запах парфюма просто громко сообщали, что это очень дорогие вещи.