Kitobni o'qish: «Выбираю тебя»

Shrift:

Редактор серии Екатерина Дмитриева

Оформление серии Екатерины Петровой

Иллюстрация на переплете Полины Наумовой

* * *

Пролог

День клонится к закату. На город опускается теплая летняя ночь. Спасаясь от духоты, выхожу из переполненного банкетного зала на пустую террасу, увитую плющом и декоративным виноградом. Жадно вдыхаю полной грудью воздух, насыщенный ароматом цветущих кустарников и речной сырости, и запрокидываю голову, чтобы найти на небе первую звезду, которая зажглась на востоке. Моя лучшая подруга, увлеченная в последнее время астрологией, накануне сказала обязательно загадать на нее желание. И сейчас я, прикрыв глаза, шепчу про себя заветные слова, отпуская их во вселенную.

Впервые за долгое время на душе у меня легко и спокойно. Все же мама была права: та нервозность, которую я испытывала в последние дни, связана с окончанием школы, а не с какими-то тревожными событиями, которые должны произойти. А я себя так накрутила – вчера даже заснуть не смогла, до рассвета мучаясь предчувствием надвигающейся катастрофы. Хорошо, что сейчас все позади.

Облокотившись на мраморные перила, опоясывающие террасу, бесцельно всматриваюсь в сгущающиеся сумерки. Губы растягиваются в улыбке, стоит мне уловить приглушенные звуки живой музыки, доносящиеся из зала. Когда я выходила на улицу, на сцене готовилась к выступлению популярная кавер-группа, и уже по первым аккордам я слышу, что ребята начинают свою музыкальную программу с классической баллады, в моей душе тесно связанной с родителями и тридцатилетним юбилеем их свадьбы. Со дня того пышного праздника прошло уже несколько месяцев, а я до сих пор помню выражение лиц родителей, когда они кружились в танце, – влюбленное, счастливое, заставляющее меня мечтать о том, что однажды и я встречу человека, который будет смотреть на меня так, как папа смотрит на маму…

Погрузившись в приятные воспоминания, упускаю момент, когда на террасе появляется кто-то еще. Услышав за спиной приближающиеся шаги, оборачиваюсь, уверенная, что увижу кого-нибудь из школы, но темная широкоплечая фигура, которая движется по направлению ко мне, не имеет ничего общего ни с одним из моих одноклассников.

Растерявшись, настороженно слежу за тем, как приближается человек, который нарушил мое уединение, и поражаюсь собственным реакциям: тому, как перехватывает дыхание, как по рукам рассыпаются мурашки, а вдоль позвоночника пробегает холодок.

Опасность. Это та самая неясная опасность, которую я подсознательно ждала все последнее время. Она меня настигла. Вот и не верь после этого в предчувствие.

Под аккомпанемент лихорадочного стука сердца, которому вдруг стало тесно в груди, крепче стискиваю пальцами прохладные перила за спиной. В затуманенном шоком сознании мелькает мысль, что пара глотков шампанского, тайком пронесенного на вечеринку приятелем из параллельного класса, были лишними, но в следующий миг незнакомец вступает в треугольник света, исходящий от тусклого фонаря над террасой, и мне наконец удается как следует разглядеть его.

Невероятно.

Я шумно выдыхаю, затем судорожно хватаю ртом воздух, отчетливо понимая, что в моем состоянии алкоголь совершенно ни при чем, а тревога, все это время владевшая мной, абсолютно оправдана. Потому что в нескольких шагах от меня останавливается Александр Ди Анджело. Человек, которого я ненавижу, чтобы жить, и живу, чтобы ненавидеть.

Наши с ним пути не пересекались почти три года. И я бы предпочла не видеть его еще столько же – настолько болезненной была наша последняя встреча. Долгие месяцы после нее я, еще совсем девчонка, просыпалась в слезах. Ночь за ночью в кошмарных снах меня преследовало искаженное ненавистью лицо. И, несмотря на то что ярость этого человека никогда не была обращена на меня, всякий раз, когда воспоминания о том ужасном вечере проникали в мои сны, тело охватывал озноб, а сердце заходилось от страха.

Я знала, что после того случая Александр уехал из города, но долго не могла обрести покой. Я опасалась за жизнь брата, переживала за благополучие родителей, даже за себя мне было страшно, но дни шли за днями, недели складывались в месяцы, и, когда стало понятно, что Ди Анджело в обозримом будущем не вернется в наш город, тревога понемногу отошла на второй план, позволив мне жить и двигаться дальше. За эти годы я научилась не искать в интернете его фотографии, не следить за его социальными сетями и честно старалась выбросить любые воспоминания о нем из головы, но вскоре была вынуждена признать, что принцип «с глаз долой – из сердца вон» так и не сработал в отношении Александра Ди Анджело.

Где-то на уровне подсознания я всегда знала, что когда-нибудь увижу его снова. Боялась этого? Стыдно признаться, да. Но подготовить себя к возможной встрече так и не смогла, наивно полагая, что у меня в запасе еще есть время. И вот этот момент настал, Алекс снова рядом: такой же надменный, такой же опасный, такой же неотразимый, как я помнила. О, нет, он стал даже лучше, чем я помнила.

При мысли о том, насколько привлекательным я все еще нахожу этого человека, кровь стыдливо опаляет мои щеки, а ладошки предательски потеют. Немыслимо! Три года назад я была четырнадцатилетним ребенком, и Александр объяснимо внушал мне благоговение и страх, но я давно выросла. И много раз обещала себе, что, когда мы встретимся вновь, я не стану боятся. С этой мыслью я вздергиваю подбородок и, отбросив сомнения, бесстрашно встречаю его сверкающий в темноте взгляд.

– Ты заблудился? – бросаю дерзко, не дожидаясь, когда Ди Анджело начнет разговор.

– Вовсе нет. – Он сдержанно улыбается и делает еще один шаг навстречу.

– Я тебе не рада.

– А с чего ты взяла, что я здесь из-за тебя? – уточняет Алекс. Его улыбка становится чуть шире, а лицо, непроницаемое еще мгновение назад, приобретает насмешливое выражение.

Поделом мне, думаю я, проклиная свою несдержанность. Пусть я не могу найти ни одной разумной причины, почему Александр Ди Анджело оказался на выпускном вечере моего класса, это не значит, что ее нет. Как глупо с моей стороны, не разобравшись, принять его появление на свой счет и тем самым подставить себя под этот унизительный удар… Надо было сделать вид, что я его не узнала, и просто пройти мимо!

– Ты забавная, Лиля, – вдруг заявляет Алекс, усмехнувшись. – Разумеется, я пришел к тебе.

– Зачем? – уточняю настороженно.

– Не мог пропустить твое прощание с детством.

– С чего бы это?

– Банальное любопытство, – пожимает он плечами. – Ты больше не ребенок, а мне всегда было интересно, какой ты станешь, когда вырастешь. Могу сказать откровенно: увиденное меня не разочаровало.

Задохнувшись от возмущения, я делаю судорожную попытку разгадать скрытый подтекст в его словах. Он есть, я это чувствую, но совершенно исключено, что я правильно его уловила. Алекс мной интересуется? Это еще более невероятно, чем его появление здесь!

– Прости?

– Ты слышала, – отрезает он, явно не желая повторяться.

Что-то в его жестком тоне, приправленном бархатной модуляцией голоса, усиливает тревожность в моей душе, но вместе с тем находит совершенно неожиданный чувственный отклик в моем теле.

– Твой отец не научил тебя хорошим манерам? – срывающимся голосом произношу я, чтобы замаскировать собственную слабость. – Или в твоей семье принято вести себя по-хамски?

– Ди Анжело – потомки древнейшего итальянского рода, – напоминает Алекс, окинув меня высокомерным взглядом. – То, что мама из простой русской семьи, не меняет этого факта моей родословной.

– Мне приседать в реверансе всякий раз, как ты оказываешься на моем пути? – интересуюсь запальчиво.

На этот раз он не улыбается – он смеется, слегка запрокинув голову и обнажив ряд белых зубов с небольшими клыками по бокам, а потом вдруг протягивает руку и в мимолетном жесте касается моей щеки.

– Немного почтения бы не помешало, – заявляет неожиданно серьезным тоном, который никак не вяжется с улыбкой, все еще заметной на его лице.

– В твоих мечтах! – выкрикиваю я громче, чем следует.

Ничего не могу поделать: сейчас я абсолютно собой не владею, и для этого Алексу оказалось достаточно просто ко мне прикоснуться! И хотя его рука уже давно спрятана в кармане брюк, я все еще ощущаю покалывание в том месте, где его пальцы оставили незримый отпечаток на моей щеке.

– Красивое платье, – замечает Алекс, внезапно меняя тему беседы.

Не переставая улыбаться, он с нескрываемым интересом разглядывает меня. Его глаза с оскорбительной неспешностью скользят по моей фигуре, лениво, осторожно, будто уступая необходимости, которой он бы предпочел пренебречь. Вот взгляд задерживается на талии, потом поднимается к груди и медленно скользит вверх к шее, на которой отчаянно пульсирует голубая жилка. Так глупо, но я почти физически ощущаю на себе тяжесть этого взгляда. Становится трудно дышать. Грудь сдавливает, а сердце трепещет, как птица, пойманная в силки.

Инстинктивно делаю шаг назад, потом еще один, пока моя спина не оказывается прижатой к каменной стене, но Алекс не спешит приближаться. Он продолжает рассматривать меня с легкой полуулыбкой, которая может выражать что угодно: интерес, презрение, насмешку и даже абсолютное безразличие.

Я точно знаю, что хочу уйти, но ноги словно прирастают к полу. Наверное, именно так чувствует себя несчастный зверь, загипнотизированный светом фар на дороге. Все, что я могу, – разорвать зрительный контакт, но в конце концов и это оказывается ошибкой, потому что мой взгляд останавливается на его губах. Четко очерченных, чувственных, в меру пухлых… Мужчина просто не должен быть обладателем таких губ, потому что один взгляд на них провоцирует в воображении волну непристойностей, которые в данных обстоятельствах только усиливают мой страх и смущение.

Сбитая с толку направлением, которое приняли мои мысли, я не замечаю, как Алекс сокращает дистанцию, заключая меня в ловушку между стеной и своим телом. Наши взгляды встречаются, и в темных бездонных глазах я вижу отражение собственного лица. В попытке отстраниться поднимаю руки, но уже в следующий миг ощущаю, как ладони прижимаются к твердой мускулистой груди, обтянутой шелковой рубашкой. Рука Алекса обхватывает мой затылок, пальцы путаются в распущенных волосах, и я вдруг понимаю, что из этого тесного объятия мне не выбраться самостоятельно. Я все же делаю еще одну отчаянную попытку уклониться, но он только еще ниже опускает темноволосую голову. На выдохе с трудом произношу его имя. Слабый звук поглощают губы, оказавшиеся в опасной близости от моего рта.

А потом он целует меня.

Целует, да. Только на самом деле это не поцелуй. Меня целовали раньше, но этот… этот акт не имеет ничего общего с поцелуем, несмотря на то что наши губы встречаются, а его язык бесстыдно врывается в мой рот. То, что делает со мной Алекс, похоже на поглощение, на завоевание и покорение, но только не на банальный поцелуй.

Я настолько обескуражена, что мне даже в голову не приходит остановить его. Оттолкнуть его, закричать или позвать на помощь. Окружающий мир рассыпается в пепел. Земля соскакивает со своей оси, звезды гаснут. Ноги больше не держат меня, и только стена, к которой прижимается моя спина, и сильные пальцы, крепко сжимающие мой затылок, здесь и сейчас спасают меня от падения.

Неожиданно на террасе раздаются громкие голоса, слышится звук шагов и цокот каблуков по кафелю. Алекс глухо ругается и стремительно отстраняется от меня.

– Добро пожаловать во взрослый мир, – успевает шепнуть он в мои раскрытые губы, все еще хранящие вкус и тепло его поцелуя.

Стайка одноклассников проносится мимо и скрывается в укромном алькове на противоположной стороне террасы. Меня никто не видит, но в тот момент это не имеет никакого значения. Мои щеки горят от стыда и другого неясного чувства, будоражащего кровь, глаза наполнены слезами унижения и обиды, сердце неистовствует в груди.

– Я тебя ненавижу, – выдыхаю сипло и, оттолкнувшись от стены, бегу прочь, мысленно посылая во вселенную новую мечту – больше никогда не встречать Александра Ди Анджело на своем пути.

Глава 1

Три года спустя

В жизни есть события, с которыми невозможно смириться: смерть близких – одно из них. Сегодня утром на моих глазах похоронили маму и папу, но я так и не сумела осознать и принять того, что с ними произошло.

Так странно, лишь одно короткое мгновение отделяет жизнь от смерти. Доля секунды, в которую что-то может пойти иначе. Мелочь. Другой сигнал светофора. Предупреждающий знак на дороге. Неторопливый пешеход, которого пропускаешь на переходе. Секундная заминка – спасение. Но все идет согласно роковому плану: пьяный водитель выводит свой автомобиль на встречную полосу, чтобы произошла фатальная встреча со смертью. Столкновение, вспышка, конец. Криминалисты сказали, что родители погибли мгновенно, не успев ничего почувствовать. Наверное, вера в это – единственное, на чем я держусь.

Я почти не помню, как прожила несколько дней, прошедших с того злополучного звонка, разделившего жизнь на до и после. Знаю, что дядя занимался формальностями с похоронами, брат беспробудно пил, бабушка плакала, но и под пытками не смогу вспомнить, что делала в это время я. С того момента, как на пороге дома возникли полицейские, я словно провалилась в бездонную кроличью нору, из которой не могла выбраться до сих пор.

За церемонией прощания с самыми дорогими мне людьми я наблюдала с холодной отстраненностью, граничащей с безразличием. Словно все это было понарошку и происходило не со мной. Мой мозг отказывался признавать тот факт, что мама больше никогда не обнимет меня, а папа не ободрит в дни неудачи. Что никто из них уже никогда не протянет мне руку, чтобы утешить, не скажет строго, чтобы я взялась за ум, не взъерошит волосы, не улыбнется, не подарит тепло и любовь, безусловную и вечную. В тот последний раз, когда я держала их ладони в своих, они уже были чужими. Холодными. Безразличными. Не моими.

Больше всего на свете мне хочется заползти в какой-нибудь темный угол и забыть произошедшее, как страшный сон, но это невозможно. Люди, которые совсем скоро придут на проводы, должны увидеть наследников семьи Валиевых, даже в скорби сохраняющих свое достоинство. Поскольку я не уверена, что литры выпитого за последние дни спиртного не свалят моего единственного брата Кирилла с ног, я не могу позволить себе дать слабину. Ради памяти родителей я выдержу все, даже если это станет завершающим актом моей собственной жизни.

С трудом передвигая ноги, поднимаюсь по лестнице на второй этаж. Силы на исходе, но у меня есть пять драгоценных минут в уединении своей комнаты, чтобы сходить в туалет и собраться. Совсем скоро в дом потянутся люди, чтобы почтить память моих родителей. Встретить их – мой долг, пренебречь которым я не могу.

Бесшумно прикрываю за собой дверь и обессиленно прислоняюсь спиной к гладкой деревянной поверхности. Ощущение такое, будто за последние дни я постарела на сто лет. Приподняв руки, осторожно массирую ноющую шею и забитые мышцы плеч. Касаюсь ладонями щек. Они холодные и чуть шершавые от слез, которые давно высохли, оставив после себя лишь соленые дорожки на коже.

Через всю комнату смотрю на себя в зеркало. В отражении не я – там измученная незнакомка в черном, с потухшими глазами и серого цвета лицом. Приглаживаю ей волосы, стряхиваю невидимые пылинки с брюк и водолазки, делаю глубокий вдох и медленный выдох, как учила мама. В глазах предательски щиплет, но я не даю слезам пролиться. Вместо этого иду в туалет, долго брызгаю в лицо ледяной водой и заново накладываю тональный крем.

Когда я спускаюсь на первый этаж, дом заполнен людьми, многих из которых я вижу впервые. На последней ступеньке меня перехватывает дядя, бесцеремонно хватает за руку и куда-то тащит. Я не сопротивляюсь и не протестую, знаю, что ему тоже нелегко.

Следующие минуты, а может быть, и часы, чувствую себя как в тумане. Кто-то сунул мне в руки белый платок, и я бесцельно тереблю его пальцами, слушая однотипные соболезнования и вежливо кивая, как заводная кукла. Меня мутит. Сил как у новорожденного котенка. Я не помню, когда ела в последний раз, – знаю, что не сегодня. Мысль о еде вызывает отвращение, но я думаю, что если хочу пережить этот день, нужно сбежать на кухню и перекусить. Впрочем, может быть, дело вовсе не в еде, а порыв сбежать связан с Кириллом. Брат стоит рядом на шатающихся ногах, и от него до тошноты разит алкоголем.

Поток людей не заканчивается. Я мечтаю сесть в машину, нажать на газ и уехать куда глаза глядят. Может быть, я так и сделаю, когда этот день закончится.

Внезапно что-то привлекает мое внимание у входа. Мимолетное движение, мгновенное узнавание. Сейчас у двери никого нет, но мои глаза нервно сканируют зал, а внутри сокрушительной волной поднимается тревога. Не понимаю, откуда взялось это чувство, но воздух будто сгущается, как бывает в ожидании шторма. В животе возникает противное сосущее ощущение, которое напоминает мне, что лишь один человек на земле способен воздействовать на меня подобным образом. Только его появление в доме моих родителей совершенно невозможно.

Может быть, я ошиблась? Это все нервы. Нервы, бессонница, голод и…

В моей голове завывает предупреждающая сирена. Что-то в сердце болезненно екает. Еще до того, как толпа передо мной расступается, я точно знаю, что через несколько секунд увижу его. Александра Ди Анджело.

И это происходит: серые глаза, манящие и глубокие как бездна, впиваются в мои, широкоплечая фигура напрягается, а темноволосая голова слегка наклоняется в жалком подобии приветствия.

Значит, интуиция не подвела меня. Я видела его на похоронах! Тогда я подумала, что это лишь фантазии моего измученного переживаниями сознания, но сейчас ошибки быть не может – Алекс действительно имел наглость притащиться в наш дом.

Когда первое оцепенение, вызванное его появлением, проходит, я в ужасе перевожу взгляд на Кирилла. Если брат заметит нежданного гостя – быть беде. Его пьяная потасовка с одним из Ди Анджело – последнее, что мне сейчас нужно. К тому же при взгляде на высокую подтянутую фигуру Алекса, мощь которой подчеркивает идеально скроенный черный костюм, у меня не возникает ни малейшего сомнения в том, кто выйдет победителем из этого противостояния. Не Кирилл.

В попытке спасти безнадежную ситуацию отхожу от брата и быстро иду к Александру, на ходу испепеляя его взглядом. Мне нельзя медлить, потому что он тоже не стоит – размашистой походкой движется на нас, как несущий на Землю гибель астероид, а я просто не могу допустить, чтобы это столкновение произошло сегодня.

Под бешеный шум крови в ушах и каблуков по паркету дистанция между мной и незваным гостем стремительно сокращается, и когда нас разделяют считаные сантиметры, я хватаю его за руку и тащу за собой к выходу из зала. По пути оглядываюсь и облегченно вздыхаю, поняв, что в поле зрения Кирилла – официант с водкой, а не я с Ди Анджело.

– Как ты посмел прийти сюда? – Едва мы оказываемся на кухне, вдали от любопытных взглядов, я брезгливо отпускаю запястье Алекса и выплевываю вопрос, который вертится на языке с момента, когда наши глаза встретились.

Он долго не отвечает. В своей типичной раздражающей манере разглядывает меня, вызывая инстинктивное желание спрятаться. Невольно я думаю о том, что он видит: бледное лицо с заострившимися чертами, темные тени под глазами, обветренные губы, искусанные в кровь, потускневший взгляд.

Одергиваю себя – мне нет дела, что видит Александр Ди Анджело. Если он пришел сюда, чтобы посмеяться или запугать меня, ему это не удастся!

Вздергиваю подбородок и награждаю Алекса ледяным взглядом, но моя воинственность разлетается вдребезги от неподдельной теплоты, которой вспыхивают его глаза, когда он наконец произносит:

– Мне очень жаль, Лиля.

Его густой голос звучит низко и немного хрипло, и говорит он с едва уловимым итальянским акцентом, чуть растягивая слова. Как-то иначе, не так, как обычно. Будто волнуется, что, конечно, само по себе невероятно. За те годы, что я знаю Алекса, я едва ли хоть раз видела его неуверенным в себе, и пусть с нашей последней встречи прошло много лет, вряд ли он сильно изменился. Рожденный русской матерью от отца-итальянца, он всегда обладал аристократической надменностью и удивительным шармом, впитавшим лучшее от двух наций. Волнение – не для него, и нечего мне выдавать желаемое за действительное.

Открываю рот, чтобы сказать, куда он может засунуть свои соболезнования, но прежде чем успеваю произнести хоть слово, чувствую прикосновение его теплых пальцев к своим холодным ладоням.

– Никогда не слышал о личном пространстве? – выдыхаю я, шокированная этим бесцеремонным вторжением.

Прячу руки за спину, но не отступаю. Прикосновения Алекса – это табу, но много лет назад я хорошо усвоила урок – этому человеку нельзя демонстрировать даже малейшего намека на слабину, иначе он без всякого колебания использует ее против тебя же.

– Я не нуждаюсь в твоих соболезнованиях, – продолжаю неприязненно, потому что он молчит. – Полагаю, день смерти моих родителей станет для Ди Анджело семейным праздником.

В глазах Алекса недоумение. Желваки на скулах надуваются, густые брови сходятся на переносице, а губы складываются в ровную линию.

– Ты сама не веришь в то, что говоришь, – говорит он спокойно, контролируя свой голос, хотя я чувствую, что мое обвинение ему не понравилось. – Мы сочувствуем вашему горю.

Его слова звучат вполне искренне, но я знаю, просто знаю, что ему нельзя доверять. Ни ему, ни кому-то еще из его семьи. Мой отец имел когда-то неосторожность положиться на Вальтера Ди Анджело и потерял львиную часть бизнеса. А Кирилл считал Алекса другом, пока ему не пришлось три недели проваляться в больнице с сотрясением мозга и сломанной рукой. Инстинкт самосохранения подсказывает, что мне тоже нужно быть очень осторожной, но я никогда не была трусихой и сейчас тоже не буду.

Для того чтобы смело встретить взгляд Алекса, мне приходится задрать голову. Я почти забыла, какой он высокий. Я тоже не маленькая, но мне приходится смотреть на него снизу вверх, и это бесит. Но еще сильнее бесит то, что с нашей последней встречи он, кажется, стал еще более мужественным и привлекательным, хотя, казалось, куда уж больше? Темные волнистые волосы, как всегда, немного длиннее, чем положено, непослушная прядь, как и раньше, небрежно падает на глаза. Правильные черты лица, высокие скулы, прямой тонкий нос, упрямый подбородок, высокий лоб. Проницательные темно-серые глаза и чувственные губы. Губы, мечты о которых тревожили меня все эти годы, прошедшие с моего школьного выпускного…

О господи!

– Зачем ты на самом деле пришел? – спрашиваю я, отгоняя постыдные воспоминания.

Бесполезно пытаться понять, что у Ди Анджело на уме, поэтому я задаю прямой вопрос, на который хочу получить исчерпывающий ответ.

– Чтобы увидеть тебя, – отвечает Алекс. – И убедиться, что ты справляешься с этой ситуацией.

– Я справляюсь, – говорю резко, морщась от слова «ситуация», которое он подобрал для описания ужаса, в котором я живу уже несколько дней.

– Чем я могу помочь тебе?

Его вопрос вводит меня в замешательство. Я вдруг ощущаю себя на грани истерики – мне до нее остался крошечный шажок, а я уже неосмотрительно оторвала ногу от пола. Уму непостижимо! Я держалась четыре дня, а сейчас готова не то расхохотаться, не то разрыдаться перед единственным человеком, перед которым этого нельзя делать. Вот кто без единого сомнения использует мой срыв с выгодой для себя.

– Вернуть типографию, которую вы обманом купили месяц назад? – с сарказмом произношу я.

Графитовые глаза Алекса сужаются, выражение лица становится мрачным.

– Это бизнес, Лиля. Твой отец…

Закрываю уши ладонями и быстро мотаю головой.

– Не смей говорить о моем отце! – перебиваю я. – Не надо. Если ты действительно хочешь помочь – уходи, – прошу глухо, чувствуя, как на меня наваливается усталость. – Просто уходи, Алекс. Я не хочу, чтобы тебя здесь видели. Кирилл в зале. Еще одной сцены я не выдержу.

На мгновение его суровое лицо смягчается. В серых глазах вновь появляется теплота, в природу которой мне не хочется вдаваться.

– Мне действительно жаль, Лиля. Поверь мне.

Внезапно Алекс протягивает руку и легко касается моей щеки. Его пальцы теплые, немного шершавые, но очень нежные. И пусть он снова нахально нарушает границы моего личного пространства, я почему-то не делаю попытки отстраниться. Эти тепло и нежность – будто из давно забытого прошлого, когда я не была такой одинокой, как сейчас. Когда был кто-то, кому я была небезразлична…

На глазах закипают слезы, нервы взвинчены до предела, а рядом со мной Ди Анджело. Должно быть, я просто спятила.

Прикрываю веки, зная, что пора прекратить это безумие, но еще до того, как собираюсь с силами, Алекс убирает руку. Я слышу его тяжелый вздох. Шаги. Когда я открываю глаза, комната пуста. И только разлитый в воздухе древесно-пряный аромат мужского одеколона убеждает меня, что все случившееся мне не приснилось.