Kitobni o'qish: «Лаура и король»

Часть 1. Глава 1

– Нет! – крик застрял в горле, когда я содрогнулась от очередного удара тяжелого кулака.

Вжавшись в стену, закрывшись руками в попытке защититься, я заставляла себя молчать, никак не реагируя на удары, потому что знала – от этого он озвереет еще больше.

– Получай, тварь! – очередной удар пришелся по рукам, которыми я закрывала голову, и сознание поплыло.

Не успела… Я совсем немного не успела. Каких-нибудь пару дней, и я была бы далеко отсюда и от него… своего мужа, который в последние месяцы стал агрессивным психопатом. Он мог вспылить из-за чего угодно – слова, взгляда, или даже моего молчаливого ухода в другую комнату в попытке избежать конфликта. Повода ему было не нужно. Увы, это я поняла слишком поздно. Снова и снова пыталась ему помочь, несмотря на все риски оставаться с таким человеком рядом, но все мои попытки ему оказались банально не нужны. Его все устраивало в своей жизни, кроме одного – меня…

Именно меня он видел самым главным раздражителем в ней, хотя и не мог объяснить, почему. Поэтому и отыгрывался часто и жестоко. Мою заботу воспринимал с издевательством, уговоры воспринимал в штыки, а искреннее переживание за него считал лицемерием зарвавшейся с…ки, которую наказывал физически после каждой выпитой бутылки. При моей миниатюрной комплекции противопоставить что-либо крепкому мужчине метр девяносто ростом я физически не могла.

Сначала было непонимание и обида – за что меня постоянно оскорбляют и смешивают с грязью? Что я такого сделала, в чем провинилась? Я искренне любила своего мужа, он был моим первым и единственным мужчиной, с которым я хотела бы прожить всю жизнь, но… Но видимо, не судьба. В конце концов я поняла, что так дальше продолжаться не может, и мне нужно уходить, и как можно быстрее. Любовь к нему уже даже не тлела, она умерла окончательно, оставив вместо себя лишь звенящую пустоту.

Я собрала небольшую спортивную сумку с вещами, в которую сложила лишь самое необходимое, и ждала зарплату, чтобы заплатить аванс за съемную квартиру на другом конце города, которую уже подыскала: крошечная, с кухонькой всего в четыре с половиной метра и старым ремонтом, на окраине – не бог весть что, но меня устраивало. Аванс должен был быть как раз на днях. И вот сегодня муж, придя с работы, стал методично напиваться, и уже через пару часов был в абсолютно невменяемом состоянии. Начал цепляться ко мне, потом стал оскорблять, кричать, а потом, видя мое молчание и нежелание идти на конфликт, ударил… А потом ударил снова и снова…

Все это пронеслось в мыслях, пока на меня сыпались новые удары. Руки, ноги, спина, голова, живот. Я уже смутно понимала, куда меня бьют и не слышала его разъяренных криков. Лишь яркие вспышки боли обозначали то, что тяжелые кулаки достигали свой цели.

Быстрее бы …все закончилось, не …могу …больше – это была последняя мысль, еще тлеющая крохотным огоньком в моем затуманенном болью сознании, а дальше пришла она… долгожданная темнота.

***

Сколько себя помню, мне всегда снились сны. Цветные, красивые, с сюжетами, они каждую ночь уносили меня в свои сказочные объятья, выпуская из них лишь под утро. И проснувшись, я помнила каждый свой сон. Окружающие говорили мне, что это невозможно – видеть цветные сны ненормально, а уж помнить их в деталях… Поэтому со временем я перестала делиться этой своей особенностью, просто приняв ее как данность. И все бы ничего, но были среди этих снов особенные. Те, что буквально въедались в мое сознание, и не отпускали ни спустя день, ни спустя годы. Проснувшись, я точно знала на каком-то интуитивном уровне, что сегодня увидела именно такой сон. Сон, не предвещающий, как правило, ничего хорошего…

Вот старенькая женщина сидит на тесной кухоньке, и грустно смотрит в окно, за которым застыли голые стволы деревьев и укрытая снежным саваном земля. Я знаю ее, это мама моей подруги, которую я видела лишь однажды, да и то, давно, когда мы заезжали к ней в гости. Я постеснялась беспокоить подругу звонком, а через неделю она позвонила сама и сказала, что мама умерла…

А вот мне снится мой кот, свернувшийся в клубочек и тихо посапывающий на своем любимом стуле у батареи. Он хоть и старенький, но держится бодрячком. Я смотрю на него во сне, и беззвучно плачу, зная, что он скоро покинет меня. Беги по радуге, малыш, мягких тебе облачков – плакала я в этом же месяце.

Вот темный старинный сад, в котором я вижу арку, увитую бордово-черными розами, а под ней огромное черное существо, чем-то похожее на волка, в ало-вишневых глазах которого начинают разгораться всполохи пламени. Картинка меняется, но я вижу все тот же сумеречный сад, и черные розы, увивающие арку. Меня обнимает высокий, сильный мужчина, чьи волосы цвета воронова крыла, а в глазах застыло само пламя. «Ты спасла меня», – говорит он, медленно наклоняясь и целуя… Этот сон так и остался без разгадки, мне было семнадцать или восемнадцать лет, когда я его увидела.

Я долго пыталась понять природу этих снов, а еще дольше – научиться ими как-то управлять, но у меня ничего не получилось. Пыталась отгородиться от них, не хотела их видеть, зная, что они ничего хорошего обычно не предвещают, но и этого не вышло. Я никак не могла повлиять на события, которые показывали мне сны, а потому старалась не думать о них, пока ко мне не приходил новый такой сон.

Вот и сейчас он пришел.

Я видела ночь. На бархатном чернильном небе не было луны, но я знала, что сейчас лето, август. Месяц звездопадов, в который я родилась. Подняв голову, увидела над собой мириады крошечных звезд. Золотых, серебряных, голубых… Маленькие сверкающие блестки были разбросаны по полотну необъятного небосвода, и я в полной мере ощутила всю мощь, всю силу вселенной, которую нам никогда не постичь.

– Шанссс.... шааанс.... – мне показалось, что тихий ветерок коснулся меня, что-то нашептывая.

–Тебе дан еще один шансс....помни....шанс......не ошибисььь......

Ветерок мягко обволакивал меня, шепча снова и снова, то приближаясь, то удаляясь. Я стояла, запрокинув голову к звездному небу, раскинув руки, всецело отдаваясь необъятному пространству, вбирая в себя окружающую меня силу, купаясь в ее шепчущем дыхании, обволакивающем меня с ног до головы.

А потом я проснулась.

Глава 2

– Монна Тереза, монна Тереза, скорее, она, кажется, очнулась! – голос, произносивший малопонятные мне слова, раздавался где-то совсем рядом, как будто его обладательница сидела около меня. Почему сидела? Потому что я буквально каждой клеточкой своего тела чувствовала, что нахожусь сейчас в горизонтальном положении. И мало того, это ощущение доставляло мне сущие мучения – тело, казалось, лежало на тысячах крошечных иголочек, что немилосердно впивались в меня. Схожие ощущения бывают, когда сильно отсидишь ногу, и потом в ней долго восстанавливается кровообращение. У меня же, казалось, в таком состоянии находилось все тело, от кончиков пальцев на ногах, до макушки. Впрочем… о чем это я, спасибо что вообще жива осталась после такого! Я ведь жива, да? Он не убил меня? Воспоминания о пережитом недавно кошмаре накатили с такой силой, что губы, помимо моей воли, задрожали.

– Все хорошо, девочка, все хорошо, все уже позади. – Я почувствовала, как на голову мне легла теплая ладонь, и стала гладить по волосам. Так приятно, так успокаивающе, что я почувствовала, как сознание вновь уплывает. И не было ни сил, не желания поразмыслить над странными фразами, которые я слышала рядом с собой.

Тьма ласково приняла меня в свои объятья, но теперь я знала, что она уже не опасна для меня. Я просто спала.

***

Следующее мое пробуждение случилось, видимо, через несколько часов. Я просто в какой-то момент распахнула глаза, и теперь лежала, пытаясь осознать себя в окружающем пространстве. Мысли текли вяло – настолько, что еще какое-то время я просто смотрела на темный потолок перед собой. Наконец, сознание стало потихоньку проясняться, а вместе с ним пришли и вопросы. Где я нахожусь? Что со мной? Глаза сами собой сместились вниз, обводя взглядом помещение, в котором я находилась. Очевидно, что это была комната, сейчас тонувшая в полумраке. Просторная, роскошно обставленная, насколько я могла видеть. Мебель из светлого дерева с резными узорами – шкаф, письменный стол, стулья. Напротив кровати, на которой я лежала, располагалось окно, сейчас приоткрытое, отчего легкие газовые шторы слегка колыхались от дуновения теплого ветерка.

Теплого? Но как же так? Ведь сейчас ранняя весна. Я все еще лежала, и смотрела на окно, за которым уже опустился вечер. Наконец, с трудом заставила себя пошевелиться. Каждое движение причиняло неимоверную боль, и в тело разом вернулись ощущения покалывания от тысяч иголочек, которые все сейчас решили сосредоточиться в моей руке, которую я пыталась хотя бы сдвинуть с места. Рука не слушалась, как будто не принадлежала мне. Ох, неужели меня парализовало? Я с отчаянием попыталась повторить попытку, пытаясь помочь себе другой рукой, но безуспешно – второй рукой я тоже не смогла пошевелить.

Легкий скрип открывшейся двери отвлек меня, заставив скосить глаза на дверной проем, в который вошла дородная женщина, облаченная в длинное платье и накрахмаленный белый передник. В руках у нее был небольшой таз, из которого поднимался легкий пар.

– Лаура, ты уже проснулась? Вот и славно, моя девочка, вот и славно. Давай-ка я помогу тебе. – Вошедшая поставила таз на прикроватный столик, и присев на краешек кровати, взяла меня за руку, участливо заглядывая в глаза:

– Ну как ты себя чувствуешь, моя пташечка? Что-нибудь болит? Может, хочешь попить? Или бульончику? Так старая нянюшка тебе сейчас все принесет, только скажи.

Я во все глаза глядела на «старую нянюшку». Женщине было лет пятьдесят-пятьдесят пять, не больше, и глядя на ее крепкое тело и здоровый румянец на круглых щеках, я бы точно не назвала ее старой. Видимо, мой мозг сейчас цеплялся за что угодно, только не за то, за что должен был. Только после разглядывания в упор той, что сидела передо мной, до меня дошел истинный смысл сказанного ею. Моя.. кто? Нянюшка?

Тем временем нянюшка времени даром не теряла. Откуда-то в ее руках появилась губка, которую она погрузила в таз с водой.

– Вот так, вот так, моя крошечка. Сейчас мы все сделаем. Умоем тебя, постельку перестелем… А потом покушаем, Росина сварила для тебя бульончик свежий, попьешь, силы и прибавятся, да?

Я, не в силах говорить, лишь молчала, следя глазами за умелыми действиями той, что сейчас ухаживала за мной. Судя по всему, они были для нее привычными, так ловко она со всем управлялась.

Уже позже, накормленная и переодетая в чистую ночную сорочку, нежно пахнущую какими-то цветами, я полулежала на кровати, опираясь спиной на подушки, заботливо подложенные Терезой. Той самой нянюшкой. Почему я не могу двигаться? Говорить? Что со мной?

Взгляд сам собой упал на руки, уложенные поверх светлого кремового покрывала. Худенькие, с изящными тонкими пальчиками. Красивые. Вот только совсем не мои.

***

Несколько дней пролетели, мало чем отличаясь друг от друга. Меня кормили, поили, осматривали целители, прописывая какие-то укрепляющие горькие настойки, которые я терпеливо глотала. Я чувствовала, что мне становится лучше. Уже могла шевелить руками и ногами, крутить головой, и даже говорить. Голос звучал хрипло и незнакомо – так, как будто я повредила голосовые связки. Язык не слушался, и, хотя старенький целитель уверял, что эту мышцу, как и другие, мне придется разрабатывать заново, слишком уж долго я пролежала в постели, не двигаясь и не говоря, я-то знала, что дело не в этом – каждое произнесенное мной слово было для меня чужим, незнакомым, как будто речевой аппарат никак не мог привыкнуть к этому странному языку, на котором я теперь говорила.

Вечером четвертого дня я почувствовала себя настолько хорошо, что, дождавшись, пока Тереза уйдет, пожелав мне спокойной ночи, решила в первый раз самостоятельно встать с постели. Пока еще слабой, дрожащей рукой, откинула легкое одеяло, которым была укрыта заботливой женщиной. Еще несколько минут заняли попытки придать телу вертикальное положение – подтянувшись к изголовью кровати и откинувшись на него спиной, я позволила себе отдохнуть.

Дальше было самое сложное – свесить ноги на пол и попытаться встать. Оперевшись на одну ногу, почувствовав ей пол, потом на другую, я попыталась приподняться с кровати, руками держась за один из столбиков, на которых крепился балдахин. Какое-то время стояла на дрожащих от слабости ногах, изо всех сил стараясь не упасть, а потом поняла, что явно переоценила свои силы. Руки сами собой разжались, ноги подкосились, и я осела рядом с кроватью, с отчаянием глядя в противоположный конец комнаты – туда, где стояло большое ростовое зеркало. Попыталась подняться на руках, чтобы заползти обратно на кровать, но не смогла – руки были слишком слабы, а ноги не слушались. Я лишь схватила покрывало, утянув его за собой на пол.

Вновь взглянула на зеркало, стоявшее от меня в каких-нибудь десяти метрах. Жалких метрах, которые для меня сейчас были непреодолимой преградой. Развернувшись к нему корпусом, я медленно, переставляя руки, поползла в его сторону, подтягивая ноги, пытаясь отталкиваться ими. Получалось скверно. Сколько я так ползла, делая периодические остановки, я не знаю. Да и зачем ползла – тоже. Наверное, убедиться в том, что и так уже было очевидно. Наконец, до зеркала осталось метра три, и я уже могла при желании видеть в нем себя. Но я, не поднимая головы, продолжала ползти, упорно, сантиметр за сантиметром, преодолевая оставшееся расстояние. И остановилась лишь тогда, когда поняла, что подползла к нему вплотную. Села поудобнее, согнув ноги и оперевшись на руку для баланса, и решительно подняла голову, разглядывая ту, что отразилась в зеркале. Не себя. Другую.

На меня из зеркала смотрела молоденькая девушка, на вид лет шестнадцати-семнадцати, не больше. Тоненькая, бледная, с осунувшимся личиком, которое, наверное, было бы миловидным, если бы она была здорова – темные вьющиеся от природы волосы, сейчас выглядящие не самым лучшим образом, большие глаза странного цвета, аккуратный прямой нос и пухлые губки, утратившие свой привычный цвет и мягкость и оттого похожие на поблекшие розовые лепестки. Худенькое тело с острыми ключицами, видневшимися из-под ворота ночной сорочки, говорило о том, что девочка долго болела. Какое-то время я рассматривала это отражение, пока оно вдруг стало нечетким. Не сразу поняла, что это из глаз потекли слезы. От горечи, от осознания того, что все-таки это был не сон. Я действительно умерла в своем мире. Чтобы воскреснуть здесь, уже в другом теле.

Глава 3

Год спустя…

– Лаура, солнышко мое, пора собираться. – Ко мне в покои заглянула Тереза, с любовью рассматривая меня.

– Я почти готова, сейчас спущусь вниз.

Кивнув, Тереза ушла, оставив меня одну за туалетным столиком, за которым я готовилась к выходу. Скромная прическа, маленькие изумрудные серьги, не более – в Храме всех богов роскошь не приветствовалась. Вздохнув, встала, еще раз окинув себя придирчивым взглядом – строгое темно-зеленое платье, накинутый сверху и украшенный аграфом (аграф – нарядная застежка плаща) длинный черный плащ с глубоким капюшоном, который убережет от чужих взглядов.

Пора было выходить, но как же не хочется! Я взяла со столика конверт из дорогой бумаги с золотым тиснением. Конверт, содержимое которого грозило разделить мою только-только устаканившуюся жизнь на «до» и «после». В нем от имени Его королевского величества сообщалась, что мне, графине Лауре Дель Мер, девице восемнадцати лет от роду, вступившей в пору брачного возраста, наряду с другими незамужними девушками благородных кровей возрастом от восемнадцати до двадцати пяти лет, надлежит явиться в главный Храм всех богов для того, чтобы определить направление и уровень магического дара.

Нет, я была не против подобной проверки на артефакте, наоборот, сама в ближайшее время намеревалась ее пройти, чтобы поступить в столичную Академию Магии этой же осенью.

Вот только король решил проверить нас совсем из иных соображений: те девицы, чей дар будет признан сильным, обязаны будут принять участие в королевском отборе невест, который должен был начаться в ближайший летний месяц. А это грозило перечеркнуть все мои планы.

Я небрежно сунула кусок ни в чем неповинной бумаги в сумочку, и быстрым шагом направилась вниз – туда, где меня ждала улыбчивая Тереза, человек, ставший мне за последний год по-настоящему близким и родным в этом мире.

Сидя в карете, уносившей нас в самое сердце столицы, я невольно вспоминала все то, что произошло со мной за прошедший год.

***

Я действительно попала в другой мир, в тело юной аристократки, Лауры Дель Мер. Лаура была единственной дочерью своих родителей, принадлежащих к знатному старинному роду. Увы, с ней и ее семьей произошел несчастный случай, в результате которого девочка не только лишилась родителей, но и сама пострадала настолько сильно, что целители не давали никакой гарантии, что она поправится. Несколько месяцев она пролежала, так и не приходя в сознание. Говорили, что виной тому был сильный удар головой при падении кареты с обрыва, и что, возможно, она никогда не очнется, или очнувшись, навсегда останется инвалидом. Лишь Тереза, няня девочки, заменившая ей позже служанку, ухаживала за маленькой хозяйкой, веря, что поставит ее на ноги.

И Лаура очнулась, вот только в теле ее теперь жила другая душа. Моя. Первое время к моим терзаниям о собственной участи прибавились еще и переживания о той, что подарила мне шанс на новую жизнь. Но увы, я понимала, что уже ничего не исправить. Прошло много недель, прежде чем я решилась раскрыть Терезе свою тайну. Сомневалась ли я? Боялась ли? Еще бы. Я ведь ничего не знала об этом мире, и тыкалась как слепой котенок, вдруг разом забывший все. Я понимала, что без Терезы мне не справиться, не выжить. И рискнула. В какой-то момент подумала, что зря. Тереза несколько дней не могла прийти в себя, не веря, что ее девочки больше нет. А потом, в один из летних вечеров, который я проводила в небольшом уютном саду, разбитом вокруг городской усадьбы графа Дель Мер, подошла ко мне и сказала:

– Птичка моя, прости старую Терезу. Наверное, боги знали, что делали. И для меня ты все равно была и останешься моей Лаурой, моей девочкой.

В тот момент я поняла, что нашла не только верную помощницу, а гораздо-гораздо больше. Ту, что приняла меня, как родную.

***

– Не бойся, Лаура, уверена, что все будет хорошо. – Тереза ободряюще мне улыбалась, как всегда, слишком остро чувствуя мое настроение. Вот и сейчас она поняла, что мысли в моей голове отнюдь не радостные. – Мы же и так собирались в храм, верно? Ну подумаешь, попадем туда не по собственной воле, а по велению короля, какая разница? Главное то итог.

Я лишь вздохнула. В другой момент я непременно согласилась бы с ней, но сейчас… С того момента, как мы получили с посыльным из дворца злополучный конверт, меня не покидало ощущение надвигающейся катастрофы. Как будто в сердце поселилась тревога, которая с каждым часом только росла. Боялась ли я проходить проверку магическим артефактом? Да, боялась. Я вообще не была уверена, что во мне были какие-то магические способности, по крайней мере за последний год я их никак в себе не ощущала. Даже привычные мне сны, и те перестали сниться. С другой стороны, оба родителя Лауры были магами. Правда, Тереза, по ее словам, была не в курсе, какой магией они обладали и каков был уровень их силы.

Что касалось самой Лауры, НАСТОЯЩЕЙ Лауры, то к моменту, когда с ней произошел несчастный случай, ее магия еще не раскрылась. Поэтому мне было очень волнительно и что уж сказать, немного страшно узнать, есть ли у меня магия, и если да, то какая. И, безусловно, ее уровень. Ведь если он будет ниже отметки пяти баллов, поступить в Академию Магии я, увы, не смогу. Туда брали студентов, чьи способности к магии были не ниже пяти единиц. Поговаривали, что у сильнейших магов страны уровень магии насчитывает и тридцать, и сорок баллов, но я в это не верила. Все маги, с кем мне довелось встречаться за этот год, в том числе и маги-целители, могли похвастаться уровнем магического дара не выше двадцати баллов.

Но нет, ощущение тревоги, что снедало меня, было связано с чем-то другим, с тем, чему я никак не могла найти объяснения. И это заставляло нервничать еще больше.

***

К Храму всех богов, величественному монументальному зданию с высокими, толстыми колоннами, венчающими треугольный свод, мы подъехали, когда ночь уже вступила в свои права. Таков был местный обычай – считалось, что любые магические ритуалы набирают полную силу в час после заката, когда на небе появляется ночное светило. Сегодня оно было особенно ярким, и его полная фаза заставила меня невольно передернуть плечами – слишком не похоже оно было на то, что я привыкла видеть там, своем прежнем мире. Здесь ночное светило звалось моан, и своими размерами оно превышало привычное мне в несколько раз. Яркое, серебристое, как будто сотканное из звездной пыли, оно будило в душе какое-то чувство смутной тревоги, особенно усиливающейся тогда, когда моан являлась во всей красе полного цикла, как этой ночью.

– Лаура, держись рядом со мной, – голос Терезы, успевшей выбраться из кареты первой, был непривычно серьезен, и я, поглубже опустив на лицо капюшон, с любопытством выглянула наружу. Боги! По высоким ступеням храма поднимались пару десятков девушек, сопровождаемых родителями. И это только те, кто прибыл одновременно с нами. А сколько же человек всего будут проходить проверку?

«Может, уехать, пока не поздно»? – подумала я, но тут же отвергла эту паническую мысль. Нет, увы, не получится. К сожалению, я по-прежнему находилась под патронажем короны, как сирота благородного происхождения, а значит, мое игнорирование королевского приказа будет сразу же замечено.

Выбравшись из кареты, кивнула Терезе, говоря таким образом, что со мной все в порядке, и вместе мы начали подъем наверх – туда, где темнел темный распахнутый зев старинного здания храма.

***

Изнутри храм, в котором я ни разу до этого не бывала, выглядел еще более впечатляющим. Огромные, уходящие ввысь колонны, поддерживали его своды, исчезая где-то высоко во тьме, на стенах, выложенных из гигантских каменных блоков светло-бежевого камня, ярко горели факелы. Храм был настолько огромен, что полностью его зал было не разглядеть. Лишь гулкое эхо многочисленных шагов, отдававшееся где-то впереди, говорило о том, что мы на правильном пути.

Наконец, миновав большую часть просторного помещения, мы подошли к тому, что являлось сердцем храма: в центре зала, на широком круглом пьедестале из бежевого мрамора, застыл странный белый камень, похожий на горный хрусталь. Вглядываясь в его тусклые грани, которые, казалось, поглощали свет, вместо того, чтобы его отдавать, я поняла, что наконец-то вижу перед собой то, что будет определять нашу силу – магический артефакт.

Из учебников истории я знала, что этот камень очень древний, гораздо древнее храма, который более тысячи лет назад возвели вокруг него. Происхождение его никто не знал, и считалось, что камень был подарком богов, которые, уйдя из этого мира, оставили его своим детям. Впрочем, была и альтернативная версия – что этот камень когда-то давным-давно был создан сильнейшими архимагами этого мира, но с тех пор прошли многие века, и знания, доступные им, были полностью утрачены, и лишь камень напоминал о былом величии магов далекого прошлого.

Рядом с камнем, с обоих сторон, застыли служители храма – худощавые, в длинных темных балахонах с капюшонами, с непроницаемыми выражениями лиц, на которых читалось спокойствие и отрешенность. Вокруг же, окружив постамент плотным кольцом, стояли девушки, прибывшие, как и я, на проверку своих магических способностей. Сейчас они выглядели взволнованными и тихо переговаривались со своими сопровождающими. Сколько же их? Народу в храме было так много, что оценить точное количество испытуемых не представлялось возможным. Но, навскидку, их было не менее сотни.

Наконец, один из служителей поднял руку, призывая собравшихся к молчанию.

– Мы рады приветствовать вас в Храме всех богов, – раздался его громкий голос, многократно усиленный особой акустикой, что была в этом помещении. – Сегодня тем из вас, кто получил приказ от Его королевского величества, надлежит пройти проверку своих магических способностей. В ночь, когда моан полна, вы узреете свою истинную сущность. И да пребудут с вами боги!

По толпе пробежал тихий гул голосов, и я почувствовала, что Тереза ободряюще сжала мою руку.

Тем временем служители храма, положив руки на артефакт, читали какие-то древние заклинания, сути которых было не разобрать. Их голоса вторили друг другу в унисон, и в какой-то момент постамент над камнем стал светиться, разгораясь все ярче, пока вдруг, откуда-то снизу, прямо из камня, не вырвались высокие золотистые лучи, заключая артефакт и служителей, что продолжали стоять рядом с ним на широком постаменте, в подобие солнечного цилиндра. Сейчас, за яркими лучами, бившими прямо вверх, я с трудом угадывала силуэты людей, стоящих внутри.

Но вот служители закончили чтение заклинания и вышли из светового круга, пройдя прямо сквозь его лучи.

– Просим девушек, что будут проходить испытание, встать друг за другом, чтобы подходить к артефакту по очереди. Их сопровождающие могут подождать с другой стороны, – служители начали упорядочивать толпу, которая безропотно подчинилась их требованиям.

Наконец, порядок был наведен, и я, в числе десятков других девушек, стала ждать своей очереди пройти проверку, специально став в самый ее хвост, откуда было удобнее всего наблюдать, оставаясь незамеченной. От стоящих сейчас передо мной, я отличалась…всем. Своим нежеланием участвовать в королевском отборе, который грозил разрушить все мои чаяния по поступлению в Академию, своим опасением раскрыть перед собравшимися мое иномирное происхождение, о котором никто, кроме Терезы, не знал. Все потому, что я понятия не имела, как отреагирует на меня артефакт и что он мне скажет. Именно поэтому мы с Терезой планировали приехать в храм тогда, когда здесь никого, кроме служителей, не будет.

А сейчас… сейчас у меня будут десятки свидетелей. Капюшон на голове, к слову, у единственной из присутствующих, уже вызывал удивленные взгляды, которые я на себе ощущала и прекрасно видела, несмотря на то, что он скрывал всю верхнюю половину лица, оставляя видимыми только губы. Все дело было в особых свойствах ткани, из которой был пошит плащ, и за которую я заплатила модистке приличную сумму – выглядящая, как обычный тяжелый шелк, из которого делались местные плащи, изнутри она позволяла разглядеть все окружающее пространство так, как если бы на моем лице не было ничего.

Вздохнув, заставила себя сосредоточиться на происходящем – первая девушка, высокая стройная блондинка, облаченная в шелковое платье голубого цвета, уже вступила на постамент, и теперь медлила, явно опасаясь проходить сквозь лучи света, окружающие артефакт.

– Смелее, донна (*донна – незамужняя молодая девушка), не бойтесь, – служитель смотрел на девушку, и на его лице не было абсолютно никаких эмоций.

Бросив по сторонам испуганный взгляд, она все же заставила себя сделать шаг, и вошла внутрь круга. Толпа замерла. Пять секунд…десять… тридцать…

Девушка вышла обратно, растерянная и дезориентированная, и к ней тут же кинулась дородная дама, облаченная в богатое платье, беря ту под руку, и утягивая за собой.

Настала очередь следующей девушки, взошедшей на пьедестал уже более спокойно, со взглядом, полным превосходства. Теперь очередь двигалась на удивление быстро. Те, кто уже прошел проверку, не задерживаясь, покидали храм, из чего я сделала вывод, что они узнали все, что хотели, и помощь служителей им больше не требовалась. Бросила взгляд на Терезу – та застыла возле одной из колонн, прямая, напряженная, сжимающая костяшками пальцев полы плаща. «Волнуется», – с теплом подумала я.

Наконец, очередь поредела настолько, что в храме осталось всего несколько человек, включая нас с Терезой и служителей. Передо мной в очереди стояла девушка, которая явно нервничала. Я видела это по тому, какой напряженной была ее спина, затянутая в чересчур плотную ткань темного платья, несмотря на то, что на дворе стояло теплое лето. На голове у нее была шляпка с опущенной вуалью, поэтому лица было не разобрать, как и цвета волос, что были убраны под темную сетку, и отчего-то мне подумалось, что ей, как и мне, есть что скрывать. Интересно, что? Природное любопытство подняло остренькую мордочку, внимательно вглядываясь в ту, что стояла передо мной. Вот из светового круга вышла предыдущая испытуемая, поспешив к поджидающим ее родным, и вперед вышла та, кто меня заинтересовала. Прошла к пьедесталу, на секунду застыла перед ним, как будто решаясь, а затем уверенно вошла внутрь. Я невольно замерла, снова отсчитывая секунды. Десять…двадцать…сорок…

Девушки не было ровно две минуты, и я видела, что служители переглядываются, из чего сделала вывод, что что-то не так. Но что? Слишком долго отсутствует? Мысль развить не успела – девушка наконец вышла, причем с противоположной стороны от нас, и я увидела, как она стремительно покидает храм. Совершенно одна, без сопровождающих. «Как странно, – подумалось мне, – молодой девушке ее положения не положено ходить без компаньонки или родных». Впрочем, думать об этом было просто-напросто некогда, служители уже смотрели на меня – последнюю из оставшихся претенденток. Качнувшись вперед на задеревеневших ногах, я заставила сделать себя шаг…еще один…еще…И вот уже стою вплотную к световым лучам, не в силах сделать последний.

– Заходите внутрь круга, – раздался голос служителя, недовольного моим промедлением.

Шаг – и я оказалась внутри солнечного цилиндра.

***

Здесь было…спокойно. Как будто все тревоги, что грызли меня последние часы, растаяли как дым, не оставив после себя ни следа. Рядом с артефактом, что мягко светился нежно-золотым светом, было настолько комфортно, что мне захотелось остаться тут подольше, зарядившись этой умиротворяющей энергией.

– Сними капюшон, дитя, здесь тебе нечего бояться, – раздался в пространстве мягкий голос. Кому он принадлежал, мужчине? Женщине? Откуда шел? Я затруднялась ответить. Но послушно откинула капюшон назад, оглядываясь вокруг.

– Сложно…Очень сложно… – мне показалось, голос стал задумчив. – Ты пришла в этот мир с благой миссией, но по силам ли она тебе? – теперь в голосе звучали сомнения, но меня волновало другое – получается, он, или оно, знает, что я из другого мира. Как будто в ответ на мои мысли, раздалось: