Kitobni o'qish: «Ангелина – принцесса сказок»
Посвящаю с любовью своей доченьке Ангелине…
В данной сказке рассказывается о заговоре магов против мира людей. Девочка и мальчик из простой сибирской деревни узнают, что, оказывается, для победы в этой вечной войне между магией и верой в Бога всего лишь хватает молитвы, сострадания, движения человеческого сердца. Надеемся, книга вызовет интерес не только у подростков, но и у их родителей.
Книга первая
Ангелина и магический заговор
Часть первая
Неожиданная встреча
1.
В стране сказок всё – как у людей. Такие же предрассудки, старинные обычаи, также молодёжь любит посмеяться над стариками. Есть в ней принцы и нищие, праведники и нечестивцы, мечтатели и ленивцы, горячие и каменные сердца. Есть в ней и отверженные души. Бывает, и в хорошем обществе человек падёт, а что уж и говорить о несчастной жизни маленького бесёнка!
– Уф, уф! – с большим трудом из-за матушки-печки выбиралось странное существо.
На своём тощем хвостике с кисточкой оно тащило кучу всякого мусора: золу, паутину, пыль, даже паучок и то прицепился к нему. Странное существо наконец-то выбралось, печальными глазами осмотрело большую светлую горницу и стало изо всех сил почёсывать свою мордочку, пытаясь задержать чёх. Мордочка его забавно сморщилась, грязь размазалась, и из поросячьего носика вырвалось громогласное:
– Апчхи!..
– Кто тут? – испуганно спросила девочка-подросток.
Существо задрожало, попятилось было назад, но, поняв, что оно раскрыто, робко представилось:
– Госпожа Ангелина, это я – маленький бесёнок Никтошка – 367.
– Никтошка – 367? – удивлённо переспросила девочка.
– Я самый ничтожный бесёнок в тёмном мире, – терпеливо пищал новый знакомый. – Никтошка – это не имя, это название моего подвида, а имя моё – порядковый номер «367». В нашем мире имена не положены – только индивидуальные номера. Есть у нас бесы со стажем, те имеют другую категорию, другой разряд, и относятся они к другому подвиду. А я принадлежу к самой низшей расе.
– Разве это правильно, что живое существо не имеет собственного имени?! – возмущённо воскликнула Ангелина.
– В тёмном мире – иные правила, и Никтошке их обсуждать не положено, – грустно вздохнул бесёнок.
– Разве тебе нравится такой мир, где нет даже имён?! – снова возмутилась юная леди.
– Нет, не нравится, но у меня нет иного выбора, я наказан за свой грех! – бесёнок сел на пол и жалостливо заскулил, как маленький щенок, которого злой хозяин выгнал из дома в ненастную погоду.
Девочке стало очень жаль это несчастное существо, она подошла к нему, присела на корточки и погладила его по жёсткой шерсти. Никтошка от чужого сострадания заплакал ещё громче.
– А тебе можно как-то помочь? – Ангелина участливо поинтересовалась.
– Мне может помочь только ребёнок с чистым сердцем. Раньше я был тоже ребёнком, простым мальчиком, но грех мой так велик, что я потерял человеческий облик. Но если меня назовут моим человеческим именем, грех мой будет прощён, и я снова стану мальчиком. Только никто уже не помнит моего настоящего имени: почти два тысячелетия я принадлежу миру зла.
– Бедный, бедный! – Ангелина грустно покачала головой. – И всё-таки я верю, что ты когда-нибудь искупишь свой грех.
– Ох, госпожа Ангелина!.. – сокрушённо вздохнул тяжкий грешник.
– А почему ты называешь меня госпожой? – с укором и одновременно с интересом спросила девочка.
– Потому что ты… – маленькое существо к чему-то испуганно прислушалось и, не договорив, юркнуло снова за печку.
2.
– Ах, красавица моя! – в горницу оживлённо вошла бабушка Надя. – Ты уже встала! И так рано! Полежала бы чуток ещё!
– Бабушка, я уже выспалась, – девочка светло улыбнулась, легко поднялась с пола и взяла из рук бабушки ведро с парным молоком. Она плавной походкой прошла к скамье и поставила на неё ведро.
Бабушка со вздохами – охами разулась, поставила валенки на печку сушиться, затем она неторопливо сняла с головы пуховый платок, вышла в сени и стряхнула растаявшие капли снега, и снова вернулась в горницу, повесила платок на верёвку над печкой.
– Ох, и метёт же в этом году! – Пожилая женщина сокрушённо покачала головой. – Хорошо, хоть в нашем хлеву тепло, вот и коровушка неплохо доится. Так же шибко мело семь лет назад, когда… – Бабушка замялась.
Чтобы скрыть неловкое ощущение в душе она отвернулась спиной к внучке и стала бойко подбрасывать дрова в печь.
– Бабушка, не переживай так, – девочка подошла и ласково обняла старушку сзади. – Маму уже теперь не вернёшь.
– Не вернёшь, – баба Надя утёрла покрасневшие от невольных слёз глаза концом ситцевого платка на голове.
Больше всего на свете баба Надя боялась умереть, нет, не потому что ей хотелось вечно жить: она переживала за свою маленькую внучку – сироту. Ангелине не так давно исполнилось четырнадцать лет, постепенно она из угловатого, немного нескладного ребёнка превратилась в стройную, миловидную девушку. Внешность у Ангелины была самая обыкновенная: карие глаза, волнистые каштановые волосы, носик с греческой горбинкой, свидетельствующей о твёрдом характере своей владелицы – словом, почти легионер, только в юбке. Правда, было что-то особенное в этой юной особе. Это особенное проявлялось не сразу, а во время общения: у девочки были удивительно живые, весёлые глаза и сияющая улыбка. И все окружающие тоже светились от общения с девушкой. Светлова Ангелина Афанасьевна училась в восьмом классе сельской школы. Места, где жила девочка, были северные, таёжные, зато и люди здесь рождались особые, с характером: их было не переломить ни лютыми предрождественскими морозами, ни дикими зверями, ни жизненными скорбями.
У Ангелины начались зимние каникулы, многие её одноклассники уехали отдыхать к родным в город, а девочке ехать было некуда, ведь она была круглой сиротой, из родных людей на этом свете осталась только баба Надя, да и той уже 80 лет стукнуло в этом году. Но Ангелина не привыкла горевать, наоборот, она радовалась, что сможет помочь своей бабушке по хозяйству. Её вовсе не печалило, что только в городе дети видят ёлки в праздничных разноцветных огнях.
«Зато они никогда не увидят многовековых таёжных елей, а я каждый день вижу почти первозданную красоту леса!» – думала Ангелина, старательно прибираясь в хлеву. Коровушка радостно мычала от одного присутствия девочки и целовала своими влажными губами тёплые, мягкие руки своей юной хозяюшки. Только одна мысль не давала труженице покоя: как помочь Никтошке? Нет, молиться за него нельзя, ведь он проклят. Тогда кто же ему поможет? И всё-таки раз есть пророчество, значит, прощение будет. Интересно, а как его звали в жизни? И что он совершил?
Перед сном Ангелина старательно помолилась Боженьке, полюбовалась на далёкие чудесные звёзды, нежно поцеловала фотографию своей матери:
– Спокойной ночи, мамочка!
В эту ночь Ангелине приснился чудесный сон.
3.
– Распни Его, пусть будет распят! – кричала озверевшая толпа.
– Какое же зло сделал Он? – величественно спросил римский правитель в Иудее Понтий Пилат, царственно указывая перстом с дорогим перстнем на пленника. – Я ничего достойного смерти не нашёл в Нём. Я хочу Его отпустить!
– Распни Его, да будет распят! – ещё громче кричала взбесившаяся масса.
– Бейте Его, – приказал Понтий Пилат своим воинам. – Бейте до тех пор, пока не вызовете жалости к Нему в иудейском народе.
И воины стали избивать Его. А толпа – с радостью улюлюкать:
– Так Ему, так Ему, насытимся Его кровью! – человеческих лиц вокруг вообще не было видно, это были обезображенные, беззубые тени с пустыми глазами. И эти тени упивались своей победой: наконец-то, Он будет повержен!
Воины надели на несчастного багряницу – красную одежду, сплели венец из колючего тёрна, возложили Ему на голову, и дали в правую руку трость вместо царского скипетра, а затем стали насмехаться над Ним. Они становились на колена, кланялись Ему и говорили: «Радуйся, Царь Иудейский». Они плевали в Него и, взяв из Его рук трость, били по голове и по лицу пленника.
И снова Пилат повелительно указал на Него и обратился к толпе:
– Вот человек! Посмотрите, как Он измучен и поруган! Разве вам не жаль несчастного, ведь Он ни в чём не виноват!
– Распни, распни Его! Мы хотим Его крови! – по-прежнему рычали тени. – Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божиим!
– Разве можно казнить невинного?! – в сердцах воскликнул Пилат.
– Мы хотим хлеба и зрелищ, хлеба и зрелищ! – кричали беззубые рты. – Если отпустишь Его, то ты не друг кесарю! Казни Его – и не будешь в царской немилости!
Тогда Пилат сел на судное место и сказал иудеям:
– Вот царь Ваш!
– Нет у нас царя, кроме кесаря! Распни самозванца! – лютовали тени.
Раб принёс Пилату таз с водой, и римский правитель умыл свои руки со словами:
– Неповинен я в пролитии крови этого Праведника, пусть эта вина падёт на вас.
– Кровь Его на нас и на детях наших! – смеялись тени в предвкушении зрелища.
И снова воины стали зверски избивать пленника. А толпа, довольная, ликовала. Затем осуждённому положили на плечи Его крест и повели на место казни, на холм. И великое множество народа шло за Иисусом Христом. Женщины сочувственно плакали, протягивая страдальцу кувшины с водой, мужчины старались помочь нести крест, но их безжалостно отгоняли воины, дети бежали тут же, не веря, что страшная казнь всё-таки произойдёт. Простолюдины надеялись, что опомнятся те, кто жаждет крови, но тени упивались своей властью. Они кричали всякие гадости:
– Если Ты Бог, то спаси Себя сам!
– Эй, разрушающий и созидающий храмы, покажи нам Свою силу и власть!
– Что же Ты едва идёшь, разве может быть для Бога тяжёлым крест?
И насмешники с упоением кидали в несчастного камни. И тогда шаловливые мальчишки из подражания взрослым тоже кидали камни. И один маленький мальчик схватил камень, бросил его и засмеялся.
– Петенька, что же ты делаешь! – заплакала женщина. – Разве в Праведника кидают камнями? Ведь не мы, бедняки, жаждем Его крови, а наши властители, это им не даёт покоя любовь простого еврейского народа к Иисусу Христу! А мы такие же жертвы, как и этот пленник.
Бедные, больные, измождённые тяжёлой жизнью люди протягивали свои руки к Нему, и Он им отвечал рукопожатием и взглядом, полным любви к каждому человеку на земле. Женщины рыдали. И тогда Он с горечью изрёк:
– Дочери иерусалимские! Не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших. Потому что скоро придут дни, когда будут говорить: счастливы те жёны, у которых нет детей!
А силы уходили, добровольный пленник падал под тяжестью креста. И крестьянин Симон к сочувствием смотрел на приговорённого. Тогда воины схватили Симона и заставили нести крест Христов…
И вот Спаситель – на кресте. И тьма спустилась на мир. Тогда впервые по-настоящему испугались палачи.
– Свершилось. Отче! В руки Твои предаю дух Мой! – с этими словами Он предал дух.
И началось землетрясение, земля разверзлась, и многие усопшие святые воскресли и, войдя в Иерусалим, явились многим.
– Истинно, человек этот был Сын Божий! – в диком страхе стал расходиться народ.
И вот Ангелина увидела, как чёрная бездна стала поглощать нечестивцев – тех, кто жаждал хлеба и зрелищ. Она увидела, как маленький Петя потерял свой человеческий образ.
– Мамочка, – заплакал он, но был уже в ином мире.
– Сыночек, Петенька. – Звала несчастная мать. – Где ты?
Но она не слышала стоны своего сына.
А потом она умерла. Её измученная скорбями душа подошла к райским воротам, но ворота не открылись.
– Уходи отсюда, тебе – иной жребий! – строго сказали два Ангела у дверей в рай. – На тебе лежит страшный грех: ты не смогла из своего ребёнка воспитать христианина!
Мать скорбно закрыла лицо руками и смирилась со своей жестокой участью.
– Сыночек, что же ты наделал! – только и произнесла она горестно.
Так каждый родитель отвечает за воспитание своих детей, а грех неразумного ребёнка может пасть проклятием на родителей. «Всё в этом мире взаимосвязано», – поняла Ангелина.
4.
Когда девочка проснулась, холодное зимнее солнышко светило уже вовсю.
– Какой удивительный сон я сегодня видела! – сказала Ангелина, сладко позёвывая и потягиваясь в своей кроватке. Солнечные зайчики весело запрыгали у неё на длинных каштановых волосах.
За печкой раздалось шуршание, забавная мордочка высунулась и с интересом спросила:
– Какой?
– Я не помню, какой именно, просто ощущение от сна осталось удивительное, – ответила Ангелина и бойко вылезла из-под тёплого одеяла. В доме было очень тепло: баба Надя уже давно встала и растопила печь. Ангелина посмотрела на огонь, весело пляшущий на дровах, и ей самой стало весело. Но потом она вгляделась в алые языки пламени – и вспомнила свой ночной сон: землетрясение, огненная бездна, несчастная мать. И девочка горько заплакала навзрыд.
– Почему ты плачешь? – удивился бесёнок.
– Что ты наделал! – с горечью, сквозь всхлипы произнесла девочка.
Никтошка заплакал тоже:
– Простите меня, госпожа Ангелина!
– Не мне прощать тебя! Ты совершил самый страшный грех – ты предал Бога! Ты предал свою несчастную матушку! – упрекала девочка. – Как ты такое смог сделать?
– Пощади меня, госпожа! Я самый несчастный из всех существ иного мира! – голосило существо.
– Нет, Никтошка, самая несчастная душа – это душа твоей матери. Опять ты жалеешь только себя! – глаза Ангелины были полны сияющих слёз сострадания.
– О, госпожа Ангелина, если бы я стал человеком, то смог бы исповедоваться и причаститься! Тогда грех мой будет смыт кровью Иисуса Христа. Тогда и матушка моя перестанет страдать! – мечтательно проговорил бесёнок. – Если бы Вы знали моё человеческое имя!
– Тебя звали Петей! Тебя так долго искала твоя мама! Её горе было так велико! – Ангелина страдала не меньше своего нового знакомого.
– Я спасён! – радостно закричал Никтошка. Вдруг мохнатая шерсть стала рваться и из неё показалось человеческое тело. Перед поражённой девочкой стоял маленький темноволосый мальчик лет семи. Он был одет в старинную крестьянскую робу. Мальчик низко поклонился Ангелине и произнёс:
– Госпожа Ангелина, вы меня спасли, и теперь я ваш вечный раб!
– Нет, Петя, – девочка укоризненно покачала головой. – Во-первых, я к твоему спасению не имею никакого отношения: спас тебя Господь. Во-вторых, ты снова стал человеком, поэтому стремись стать Божиим рабом. Баба Надя мне часто говорит, что господ много, а рабов Божиих – поищи. А в-третьих, я тебе никакая не госпожа. Я – простая русская девочка Ангелина Светлова, ученица 8 класса и жительница сибирского села Лесная Сказка.
– Нет, вы – принцесса сказок! – уважительно произнёс мальчик.
– Глупенький, никакая я не принцесса! – звонко рассмеялась девочка.
– Вы, госпожа Ангелина, ещё сами себя как следует не знаете, – возражал Петя. – Вы обладаете великим даром – даром страдающего сердца.
– Даром страдающего сердца? – удивилась юная особа.
– Этот дар по-другому называют милосердием… Вы не представляете, сколько несчастных душ на свете! И всем им нужно сострадание чистого сердца! А сейчас так мало людей с чистыми сердцами. Все стали поклоняться магии, золоту, власти, компьютеру, гению человеческой мысли. Все хотят творить чудеса, и мало кто – пострадать за другого, – Петя говорил скороговоркой, с великим убеждением детской души. – Есть много душ, которые ещё не окончательно умерли. Я очень хочу искупить и свой грех, ведь мне Господь дал ещё один шанс! Это моё новое тело – тело семилетнего мальчика, а на самом деле я страдал двадцать веков! Сколько я мечтал о сегодняшнем дне! Двадцать веков душевных мук!
– Петя, а какие самые страшные муки? Адский огонь? – робко спросила Ангелина.
– Нет, одиночество. Бездонное одиночество. Человек рождён жить вместе с другими людьми, а тут – чёрная бездна. И ты абсолютно один. Без Бога, без людей. Но мой процесс очеловечивания, принцесса, обратим. Пока я не причастился, меня могут снова превратить в то ужасное создание, каким я был, лишь назвав моё бесовское имя. А мир зла меня не захочет просто так отпустить! Только вы мне можете помочь, принцесса! – Петя упал на колени перед девочкой.
Лина с жалостью подняла его с колен:
– Не надо, Петя, не преклоняйся передо мной. Я обычная русская девочка. И чем смогу, тем помогу.
Девочка подошла к окну и стала зачарованно смотреть на падающие снежинки. Мальчик молчал, а она грустно заговорила. И это была почти исповедь:
– Петя, это, наверное, искуситель выдумал, что человек в этот мир рождается для счастья. Вот люди с тех пор и ищут не известно что. Семь лет назад мы с бабой Надей ездили в город, в больницу, где умирала моя мамочка. Вдруг мы резко осиротели: я осталась без мамы, а моя бабушка – без дочери. Мне было очень тяжело. Очень. И вот недалеко от вокзала мы увидели настоящее горе: старушка сидела на снегу и перебирала свои скудные пожитки. У неё никого и ничего не было! Не было дома, не было родных людей! Никого! Ты представляешь, Петя, никого? У меня была бабушка Надежда и дом, была вечная память о матушке. А у неё – никого!
– Мне это знакомо, госпожа Ангелина, – Петя тяжело вздохнул и всхлипнул.
Девочка внимательно смотрела на незваного гостя:
– Счастье невозможно, пока есть страдание людей вокруг! На фоне этого мирового страдания мои собственные беды кажутся ничтожными, не заслуживающими чужого внимания! Я думаю и Он, увидев это страдание, уже не мог отказаться от своей Чаши! И Он наполнил эту Чашу Своей искупительной кровью! И взвалил на Себя всю мировую скорбь, чтобы хоть немного облегчить нашу участь. Облегчить – но Он ничего не говорил о земном счастье!
Ангелина вспомнила о Петином горе и спохватилась:
– Я думаю: надо нам спешить в церковь на литургию. Боюсь, что отец Иоанн уже давно всех причастил, но я его попробую уговорить нам помочь.
Девочка полезла в старый сундук бабушки, вытащила оттуда свои старенькие валенки, которые ей были малы. Пете они, к счастью, оказались впору. На дне сундука нашлись брюки её покойного дедушки. Брюки для Пети были очень велики, Лина наскоро подшила каждую брючину. Бабушкин свитер оказался немного великоватым, но зато очень тёплым и удобным. Там же в сундуке лежала шапка-ушанка, которая ещё принадлежала прадедушке Ангелины, отцу бабы Нади. Шапка была велика, она забавно сползала с головы Пети, пришлось шапку укрепить резинкой. Лина отошла подальше и окинула оценивающим взглядом Петю, а потом звонко рассмеялась:
– Нет, ты не Петя, ты – Хвилипок!
Петя обиделся, забавно надул губки и с упрёком пробурчал:
– Сама меня в чучело вырядила, а потом смеёшься!
Ангелина тогда постаралась сдержать смех и примиряюще сказала:
– Петя, ну не сердись! Ты пойми: на улице – зима. Не могу же я тебя в твоей робе на мороз выгнать!
Лина сама стала поспешно собираться. Она заметила, что Петя как-то с опаской мнётся в дверях.
– Что с тобой, Петя?
– Страшно мне: жду я какой-то беды. И тебя за собой боюсь потянуть. Оставайся ты лучше дома – я пойду один, ведь я мужчина.
– Нет, Петя, ты ещё маленький, я тебя одного не пущу. Да и потом – ты же не знаешь, где в нашем селе находится церковь святых Апостолов Петра и Павла! И отца Иоанна ты не знаешь!
И дети вышли из дома на мороз. Был солнечный день. Щёки и нос немного пощипывало. Дети взялись за руки и отправились в храм. Дорога была не очень близкой: храм располагался в минутах тридцати ходьбы, за сельским кладбищем, на лесной поляне. Дорога шла через таёжный лес. Лина с Петей благополучно миновали крестьянские дворы, крестьянский колодец с журавлём, домик лесничего – управляющего местными лесными угодьями:
– У нас в селе в основном древесный промысел, – объясняла девочка Пете. – Люди рубят лес и дрова везут в город. Есть и местные умельцы – резчики по дереву. Они и посуду из дерева делают, и игрушки детские. А в том году всем селом деревянную церковь поставили, маковки на ней резные – просто французские кружева.
Так за разговорами дети не заметили, как вошли в таёжное царство. Вдруг внезапно началась метель. Тысячи маленьких бесов летели на снежинках и кусали лицо девочки.
– Вернись в наше братство, Петя, вернись, – звали они. – Или пожалеешь.
– Нет, никогда, – плакал Петя.
– Брось его, Лина, иначе сама погибнешь, – пищали нечистые.
– Нет, его душа и так много страдала! – твёрдо отвечала храбрая девочка.
Метель завыла с дикой силой. Небо и земля слились в один ком. Руки Лины и Пети случайно разжались. Вихрь закружил Петю и унёс. Лина же упала в снег без чувств.
Только через час люди обнаружили девочку. Она лежала без сознания. Литургия кончилась, верующие возвращались из храма, с ними была баба Надя.
– Господи, внученька, моя родненькая, – заголосила бабушка.
Девочку добрые мужчины принесли в дом, уложили в постель. Женщины же остались с несчастной бабушкой: делить её горе вместе. Они поили её тёплым малиновым чаем, утешали, как могли.
– Баба Надя, Лина обязательно проснется! – уверяли все старушку.
– Дай Бог, дай Бог! – сокрушённо говорила бабушка и шла молиться за дорогую внучку перед старинными родовыми иконами в красном углу.
