Kitobni o'qish: «Хрупкие танки», sahifa 2
Вдруг раздались аплодисменты и громкая маршеобразная музыка. На экранах показалось разрастающееся пламя. И голос из колонок проговорил:
– Сегодня у нас снова будет Большая игра. Кажется, за первым столом намечается битва неизвестного андроида с восемнадцатикратной чемпионкой клуба. Хотите посмотреть, чем окончится бой? – В ответ толпа загудела и завизжала. А у меня затряслись колени. – Что ж, – продолжал голос, – время делать ставки и переходить к нужному сектору или подключаться к трансляции. Иначе упустите возможность посмотреть на то, что вытворяет на площадке Огненная ведьма.
Оглушительный вопль толпы перекрикивал клип, начавшийся на экране: персонаж девушка бежала по крыше здания за Лесной чародейкой и меняла оружие с колоссальной скоростью. Техника кувырков была безупречной, ну а заключительным аккордом она одним взмахом огненного меча отрубила обессиленной волшебнице голову. Картинка растворилась, красивым курсивом стала выводиться надпись «Огненная ведьма», а затем приближалось фото игрока.
Я не сразу сфокусировался или не поверил увиденному, но не узнать девушку было невозможно. Это была Она. Та девушка, что некоторое время назад душила меня в салоне с жетонами. И вот она появилась в зале и шла по коридору, ведущему ко второму креслу. Я машинально вскочил и, поймав вопросительные взгляды, вновь приземлился на место.
Она меня заметила.
– Ты?
К моему облегчению, она спросила без прежней злости.
– Я.
Девушка кивнула и равнодушно заняла свою позицию. Управляющий принялся зачитывать инструктаж. Я не мог сосредоточиться, весь на нервах, а девушка была спокойна и вращала в руке свой жетон. Я был уже тогда уверен – Она убьет меня. Не задушила в реальности, так уничтожит в игре. Но меня это не беспокоило: я готов был умереть и в реальности, если так нужно, но и опозориться перед ней не хотел. Трудно будет подойти к ней с разговором, если слишком сильно облажаюсь.
– Надеть шлемы, – скомандовал голос.
После того как мой жетон звонко опустился в стоящую рядом серебряную коробку, я опустил карточки. Девушка нагнулась ко мне, протягивая игральную кость:
– Пусть местность выберет новичок.
На долю секунду мне даже показалось, что она улыбнулась.
Я кинул кубик, и он показал серую сторону. Стекло со стола исчезло, будто растворилось в воздухе, а черная поверхность оказалась глубокой дырой, откуда вдруг вырастал современный земной город. Вышки, небоскребы, ограды, мусорные баки, автомобили – все это в миниатюре возникало на игровой площадке.
– Индустриальный пейзаж, – объявили из колонок, и раздались аплодисменты.
Мгновенно на моей половине возникла крупная снежинка. В следующую же секунду она стала вращаться с воющим вихрем, пока не возник ледяной эльф. Мой боец встал прямо у самой большой вышки. Ее же огненная ведьма появилась миниатюрным взрывом. Вокруг нее вспыхивали и тут же гасли искры, в руке был факел. Она размахивала им так, что я боялся за стоящую рядом деревянную заброшку.
– Бой, – скомандовал голос.
И ведьма нанесла первый удар: ее факел за долю секунды преобразился в кистень с огненными шипами. Бегала она очень быстро: я не успел оглянуться, как ее оружие вращалось уже рядом с моей вышкой. Движения кистеня навели меня на решение. Я направил на врага морозный смерч. Шипы мгновенно погасли. Оружие стало неуправляемым, да и, к тому же, тяжелым. Эльф переместился на ее половину, и начался пятисекундный град. Волосы ведьмы намокли, она морщилась от колких льдинок. Затем в меня полетело горящее копье, и я умер. В толпе зашептались. Игра только началась, а я уже теряю жизни. Эльф встал и упал вновь. Копье на этот раз вонзилось с другой стороны. Свою следующую жизнь я берег гораздо сильнее, поэтому принял форму ветра и беспощадно кидался сюрикенами. Огненной ведьме они не пришлись по душе: они то и дело гасили пламя и пару раз остановили раскаленные ядра. Она сменила оружие на новое: кнут с каждым ударом мог брызгать лавой.
Она не нарочно продемонстрировала это на стоящем рядом грузовике. Бедная машина тут уже взорвалась, как в плохом человеческом кино. Я оценил длину кнута. Выход был один: набрать такую высоту, чтобы ведьма не могла меня достать. На одной из моих карточек, к счастью, был сноуборд «Вихрь». Судя по описанию, доска должна была неплохо летать. Мне это удалось: хоть удерживать персонажа в полете собственными мыслями трудно, это явно не так страшно, как оседлать аппарат. Ведьма растерялась всего на секунду. Стоило сверкнуть пламенному бумерангу в ее руке, я не стал ждать, когда он окажется в воздухе, и спустил дождь из ледяных глыб. Его можно было использовать всего раз, и, наверное, это был тот момент, когда он необходим. Она погибла, льдина попала прямо ведьме в голову. Дождь забрал у нее три жизни. Чтобы бой был честным, мне пришлось спуститься: судьи уже неодобрительно поглядывали на мой полет. Раньше сойти на землю я не мог: нужно было закончить одно дело. Я оказался внизу как раз тогда, когда ее оружие окончательно обледенело по истечению десяти секунд, я ударил по нему снежным молотом и отлетел на свою половину. Осколки с оглушительным звоном рассыпались по миниатюрной вертолетной площадке. Когда она бросила в меня горящим ядром, я накрылся куполом, он мгновенно раскрошился, это отняло у меня жизнь. Новый кнут не доставал до меня с того края поля, но ведьма не перемещалась, а экономила время. И не напрасно. Одним ударом кнут уронил вышку. Провода затрещали, и она упала в четырех сантиметрах от меня (это примерно полметра, будь игровая зона реальной). Стоило моргнуть, как ведьма уже стояла надо мной, занося огненный гарпун. На этот раз ледяной купол подействовал, а затем я использовал телепорт. Она увидела меня не сразу: я скрывался за заброшкой, тем самым выиграл время. Оттуда отлично получалось метать ножи ей в спину. Она умерла еще дважды.
– У нее осталось еще две, – шептали вокруг.
Я умер снова, когда она меня заметила: радость от ее смертей усыпила бдительность, и в грудь попало пламенное копье. Я уже уставал от этой игры. Какое-то время мы носились друг за другом без толку, пока я не потратил еще один телепорт на то, чтобы оказаться рядом и снести смерчем стоящий небоскреб. Ведьма успела отскочить, ну а в моего эльфа только попал большой осколок стекла. Теперь он не мог активно использовать левую руку. Очередной смерч запустился с двойной силой: уж очень мне не понравилась травма моего героя. И вот вокруг летали доски и фонари, воняло бензином. Я вызвал ледяной ветер, против которого ведьме было тяжело идти. Когда она запустила еще одно ядро, я отбил его куском какой-то ограды и попал в нее. Она снова потеряла жизнь и разозлилась не на шутку. С глазами, полными ярости, она двигалась прямо ко мне. Неизведанный ужас охватил меня. И я прыгнул в стоящую рядом машину, не осознавая, насколько это глупо. Однако она не спешила убивать меня простым взрывом. Ведьма буквально вытряхнула меня из машины, и в меня вонзились красные иглы. Эльф скорчился от боли. У него начались судороги. На лице выступили вены. Мое сердце бешено колотилось, а на мигание фонарика уже показывали андроиды из толпы.
Я не хотел идти этим путем, но мне пришлось. Щелкнув пальцами, я заморозил своего врага. У меня было всего пять секунд, но мой персонаж двигался ужасно медленно. Он еле поднялся на ноги, глазные яблоки стали совсем белыми, и трясущимися руками мой герой вонзил синий кинжал в сердце ведьмы. Над городом появилась крупная серая надпись «Игрок Огненная Ведъма погиб», и площадка вновь стала обыкновенным столом.
Повисла тишина. Я смотрел на Ее лицо. Она сверлила меня взглядом, и мне казалось, что я уменьшаюсь до молекулы. Наконец, управляющий объявил:
– Победитель – ледяной эльф.
Все стали аплодировать и лезть в мою сторону с рукопожатиями. Чемпионка прервала всеобщую радость. Она встала с кресла и одной рукой легким движением опрокинула игровой стол. Он с грохотом приземлился на пол, а через долю секунды Она уже вышла, хлопнув дверью.
* * *
L-309
Я понимал, что если мы расстанемся вот так, то так все и закончится. Может, это было наивно, но я отчего-то был уверен, что если смогу заставить ее улыбнуться, это принесет больше радости, чем сбитый аппарат. Пока она злилась на меня, но злилась как-то не так, не по-настоящему, будто и не на меня вовсе. Иначе зачем она улыбнулась тогда? Или мне все-таки показалось? А если нет, ее так задел мой выигрыш, что это была последняя улыбка, которую она подарила мне.
Я было стал задаваться вопросом, зачем я ее догоняю. Я ведь мог бы просто караулить ее у зала: туда-то она рано или поздно придет…
Но потом я понял, что это самая глупая мысль, которая могла прийти в голову. Если мне не удастся ее догнать, то ее обязательно догонит кто-то другой. И именно он заставит ее улыбнуться, а не я. Этого нельзя допустить.
«Если догоню ее, – думал я, – то должен объяснить, что это она победила меня сегодня. Победила, сразила наповал, и теперь я пребывал в плену».
Я позорно проиграл.
Мы так могли бежать вечно. Мне повезло, что она остановилась, прежде чем понадобилась зарядка. Девушка мгновенно развернулась лицом ко мне.
– Дальше бежать нельзя. Я не поведу тебя к своим вот так просто.
– Мне и не нужно. Только поговорить.
– Да? Ты бежал, потому что хочешь поговорить, при этом даже не подумал, что я могу и не хотеть этого?
Она была права, я ни о чем не думал и был будто одурманен волшебным зарядом. Что я мог ответить? Хоть люди устроены странно и смешно, мне пришлось кое-что перенять и из их поведения. А именно: когда не знаешь, что сказать, лучше сказать правду, то, что на душе.
– Не подумал. Но знаю, что вот так уйти нельзя. Ты пришла в зал не для того, чтобы тебе испортил настроение новичок вроде меня. Ты ведь чемпионка, а я никто. Но на самом деле это ты…
– Все нормально, – вдруг перебила она, – не переживай. Все в норме. Дело не в тебе, просто настроение бывает разное…
– Как у людей, значит?
Она взглянула на меня печальными хрустальными глазами и ненадолго замерла. А потом вздохнула и сказала:
– Да, как у них.
Она стала разглядывать меня, так что я решил молчать и не мешать. Она смотрела на мою форму, кисти рук, браслеты, фонари, вглядывалась в мои глаза. В какой-то момент я снова заметил лукавую улыбку. Она наклонила голову набок и спросила:
– Всех танков делают такими уродцами?
Хоть это явно не мой конек, я старался быть по возможности остроумным:
– Да, но надо мной постарались особенно. Ты еще не видела моих родинок.
– Как-нибудь покажешь, – сказала она и подмигнула.
Я боролся с тем, чтобы на лице не выступила глупая улыбка, но когда она потрогала рукой мои волосы, на это не было уже никакой надежды.
– На ощупь ужасные.
– Да, наверное.
– Но не ужаснее, чем твоя улыбка.
– Ну уж извини, – сказал я, не меняя выражения лица.
Она громко засмеялась. В кино так смеялись только дети.
– Ты уже не злишься? – спросил я.
– Нет, но все равно будь осторожен.
– Мы еще встретимся?
Она вдруг сделалась серьезной и отвела глаза в сторону.
– Ты мог бы сыграть со мной, если захочешь. Но дружить нам не нужно.
– Почему?
– Потому что я так сказала, – отрезала она, – потому что у нас нет права на такую роскошь. Нельзя тратить на это силы, которые можно вложить в предназначение, сам знаешь. У нас нет друзей. К тому же, откуда ты знаешь, что у тебя получится? Люди, и те не всегда умеют дружить. Мы можем тратить на это время и силы, а так и не образовать стоящий союз. Лучше быть просто железом.
– Не лучше!
Я понял, в чем было Ее «но». Она, так же как и я, боялась быть похожей на человека. Это не говорит ни о чем таком, что может разочаровать: наверное, у нее не было такого Владимира, который мог бы все разъяснить; и тогда, в салоне, с ней не случилось того же, что со мной: у нее в груди не было никакого кипятка, да и, может, она и вовсе искренне хотела задушить меня. Я не знал, с чего начать, но все, что она говорила, было не более чем тенью страха. Наверное, тем, кто всего боится, и вовсе нельзя к кому-то привязываться. Тот, у кого не хватает сил бороться со страхом для себя, не найдет в себе ничего, что можно бы дать другим. Выходит, дружба и вовсе не для трусливых. Не говоря уже о любви. Нет такого союза, где один спасает другого; каждый должен уметь спасти себя сам, а вместе двое должны суметь спасти и весь мир.
– Не лучше. Никому не хочется спасать мир, в котором нет ничего любимого. Героями становятся те, кто умеет любить. Те, кто не умеет, становятся уродами.
Она задумалась, глядя куда-то вниз. Я боялся пошевелиться и помешать Ей: ее взгляд был будто стеклянным, мне уже начало казаться, что она смотрит с ненавистью. Еще бы! Парень, имени которого она даже не знает, пытается перечеркнуть принципы новой теорией! И кем я себя возомнил?! Я продолжал что-то бормотать, глядя на нее. Должно быть, что-то бессмысленное, но каким-то образом демонстрирующее большое значение человеческих чувств и отношений. Она молчала и не шевелилась.
Я не вытерпел.
– Скажи что-нибудь!
Мне показалось, будто мой голос прозвучал как-то хрипло и жалко.
Девушка ожила от оцепенения и пожала плечами.
«То, что она не стала душить меня снова, – уже хорошо», – подумал я.
И тут она протянула руку.
– Аврора.
– Что?
– Меня зовут Аврора.
Мой мозг окончательно отключился, и снова замигал фонарик. Я должен быть пожать руку и сказать, что это лучшее имя из тех, что я слышал. Но вместо этого стоял как истукан до тех пор, пока ее взгляд не сменился на раздраженный и вопросительный.
Я коснулся ее ладони. Она была теплая и мягкая. В голове не умещалось то, что этой рукою Она может кинуть аппарат или задушить человека.
– Может, и у тебя имя есть? – усмехнулась Она.
– Мун.
Глава 2
* * *
s-1
В тот день я была не уверена, что хочу играть. После известии о перестрелке на той стороне я никак не могла успокоиться. Где-то было сражение в то время, как я, должно быть, была в режиме сохранения энергии. То есть просто дремала. Когда я вышла из корпуса на очередной заряд, чем ближе к краю я подходила, тем больше прохожих гудели о том, что какой-то парень из танков украл инопланетный аппарат. Я слышала, как s-8, которая родилась в тот же день, что и я, говорила, как умер тот пилот: танке давил его носом машины как семечку. Я с завистью подумала, что не смогла бы так. Вид крови меня все еще пугает. А когда я узнала, что андроид, убивший врага, можно сказать, только что родился, я разозлилась. Какая-то незнакомая горечь прожигала изнутри. Я здесь уже семь лет и только-только избавилась от беспокойного мигания фонарика. В первые пару лет стоило мне начать целиться для выстрела, как меня охватывал дикий ужас. А он просто взял и раздавил его, украл аппарат и даже не моргнул. Сколько бы я ни спрашивала, никто не знал его имени. Я не могла понять, завидовала ли я ему до боли или была в безумном восхищении. Скорее всего, он стал моим кумиром и врагом одновременно. Сколько, должно быть, в нем злости на весь мир.
Я думала, что когда я дорасту до жестокого убийства, позабочусь о том, чтобы мое имя знали все.
Аппараты были начищены и ослепительно блестели. Николас сказал подождать несколько минут, прежде чем s-203 вернет моего любимца на площадку. Я не любила седлать других. Красный аппарат под номером девять был особенным и очень удачливым.
Я села на скамью и уставилась в сторону Края. С каждым проносящимся андроидом холодные потоки воздуха трепали мои волосы.
Чья-то теплая рука опустилась мне на плечо. Запахло печеньем и клюквой.
«Человек», – подумала я. Я знала, зачем Чарли снова пришел. Чарли – дворецкий нашего создателя. Адольф хочет меня видеть.
Я еле переставляла ноги: так бывает, когда идешь куда – то без желания. Но в последнее время я старалась отключать сознание даже раньше, чем дойду до его кабинета, но сегодня мысли о новом герое из Танке не давали мне покоя. Я щелкнула по фонарику: он не любит, когда что – то мелькает и мешает его наслаждению. От того, что он выбрал меня, мне было мерзко и страшно. За семь лет я привыкла бояться и уже стала думать, что это нормально.
Я – ошибка. Служащий, что создал мой портрет и передал его инженерам, наверняка был вдохновлен портретом Адель: хоть я и не ее копия, но все же сходство неоспоримо. Художника отстранили от работы, никто так и не знает, куда он пропал. Адольф, должно быть, возненавидел его, как ненавидит всех, кто задерживает взгляд на этом портрете. Безумный и жестокий Создатель выделял меня сразу после рождения. Я объясняла это тем, как выкладываюсь на тренировках: мне никогда не жалко было своего заряда и времени. Потом я решила, что дело в большом количестве сбитых…
Помню, что как-то после своего «юбилейного» двадцатого аппарата я снова шла вот так по коридору за Чарли. И была уверена, что услышу слова гордости. Адольф сидел в своем жутком кресле. Стоило мне подойти ближе, он встал, подошел вплотную ко мне и коснулся моей щеки. От него пахло водкой и потом.
Дрожащим голосом я выдавила:
– Я сегодня сбила еще одну машину.
– Когда собьешь штук десять, куплю тебе индивидуальный аппарат, – сказал он и поцеловал меня в губы. Я отключилась и запустила автомат, как только почувствовала его язык.
И больше никогда не делилась своими успехами.
Помню, как мне было горько тогда. Я не могла понять, в чем причина того, что он выбрал меня. Если это из-за того, что я напоминаю ему бывшую, то люди еще глупее и злее, чем я представляла.
И сейчас все то же. Я шагала к Адольфу, стоило ему послать за мной.
Портрет Адель в его кабинете грустно смотрел со стены.
– О, вы уже пришли? – спросил Создатель.
Человеческие вопросы меня удивляют. Зачем спрашивать о том, что уже видишь своими глазами?
– Что нового?
Когда он начинал простой разговор, он никогда не смотрел на меня: его глаза беспокойно гуляли по комнате в то время как он переставлял стопки бумаг с места на место. Этот мини-спектакль я наблюдала, когда бы ни пришла.
– Говорят, кто-то из танков сегодня захватил аппарат.
– Угу.
А дальше выключилась.
Те несколько раз в начале моей жизни, в которые я сохраняла сосредоточенность с Адольфом, были тем, что люди называют душевной травмой. Каждая деталь тех воспоминаний пробуждает во мне леденящую дрожь. Запах сигарет, пористое красное лицо и то, как он трогал мою шею, сейчас вызывает рвотный рефлекс. А тогда во мне не было ничего, кроме ужаса. Никто не смеет притрагиваться к андроидам, когда они того не хотят. Никто, кроме него. Он – единственный, кому нельзя дать отпор. Страшно представить, как расправлялись бы с такими бунтарями. С одной стороны андроид – самое мощное, что изобрел человек, а с другой – наибольшая сила по-прежнему в деньгах и власти. Адольф несколько раз весьма ярко это доказывал.
* * *
s-1.
Тот ужасный день звучит в моей голове как вой сирены. Она гудела так истерично и так сильно, что стоять у Края было тяжело не только новособранным, но и нам: гул вибрации мощно дробил наши виски; огни машин слепили людей: стоящие рядом со мной Николас и Анна то и дело закрывали лицо руками. Наконец на электронной доске стали появляться имена. Стоило заметить букву «s», как я напрягла все имеющиеся шестьсот сорок пять мышц. S-2, s-8, s-15 и я, наконец. По сигнальному выстрелу я села на аппарат и пристегнулась. Это была, пожалуй, страшнейшая перестрелка на моей памяти.
Андроиды, которым не было еще и двух дней сидели у Края. Среди них был и U-23. До чего он был странным… Слишком сочувствующий и боязливый для новичка. Многие узнали о нем в тот же день, как он пришел к Краю. Парень был с браком… За один вечер он признался в любви нескольким андроидам. Его пытались игнорировать, а он плакал. Его ремонт был запланирован как раз на тот ужасный день.
Он сидел на скамье и беспокойно вертел головой, пока на Край не приземлился чужестранец. Инопланетный робот направил пушку на выстроившихся в ряд наших бойцов. Те, кто вооружен автоматами, включая меня, были вынуждены приземлиться, дабы защитить безоружных.
Я помню, как стояла ровно за его спиной и направляла оружие ему в затылок. Было страшно недооценить его реакцию. Мы не знали, успеет ли он убить пару из нас уже после того, как я выстрелю. Пара секунд длилась как вечность. Наконец он развернулся ко мне, и я успела его разглядеть: вместо глаз был прямоугольный экранчик, на котором возникла белая надпись на английском языке. Послание было о том, что им поручено забрать троих из нас, если перестрелка не прекратится. Получив пленников, они обещали сами прекратить стрельбу из любого оружия.
Я оглянулась. Бой отнюдь не близился к концу. Правильно ли будет жертвовать собой? Никого из нас не убедит бросить оружие даже команда сверху: ярость каждого андроида была на пределе.
Было достаточно тех десятков потерянных аппаратов и людей. Следовало положить этому конец.
И я сказала:
– Возьмете только одного. Но можете увезти меня вместе с машиной.
Снова пахло людской кровью и страхом. Каждый смотрел на меня так, будто я умираю. Удивительно: существуют моменты, в которые даже эти железки ведут себя как люди.
На экранчике инопланетыша снова возникла надпись.
«Только если они не будут стрелять». Он показал рукой за спину, где стояла сотня андроидов. Я посмотрела на них, и на меня напали сомнения: могу ли я ручаться, что они не откроют огонь? Я, пожалуй, даже была уверена, что пальбы было бы не избежать, если бы не риск, что робот убьет своего пленника.
– Они не будут стрелять, – наконец сказала я и села на колени. Я сомкнула руки перед собой, и он направил на меня голубой луч.
Он собрался в идеальный круг, который повис на уровне моих глаз, а затем заключил мои руки в светящиеся оковы. На его прямоугольнике вновь загорелась надпись: «Машина мне не нужна».
Я села на его аппарат. Полет был неприятный: машина отчего-то сильно шумела. К тому же, я сидела близко к носу, поэтому единственное, что удерживало меня, – руки робота, сидящего позади: он держал руль так, что я оказалась зажатой между ними.
И тут начался еще больший кошмар.
U-23 вскочил со своего места, подбежал к аппаратам и мгновенно взлетел на одном из них. У Края началась беготня. Десяток андроидов брали автоматы и садились на машины. Неисправный новособранный в небе, да и, к тому же, вряд ли он собирался беречь патроны.
Как же сильно он все усложнил… Все должно было быть не так: он думал, что спасает меня, но все было спланировано и на такой случай. Андроиды годами разрабатывали планы выкупов из плена или побега. Это было бы просто: я обещала, что никто не откроет огонь сейчас, но не обещала, что они никогда не выстрелят ради моего спасения. Нам был нужен только повод проникнуть к краю чужестранцев, только возможность посылать оттуда сигналы.
А теперь все возможности обмануть растворились в воздухе как дым.
Бездействовать было нельзя: U-23 находился довольно близко и уже начинал целиться.
Как бы я ни старалась, разделить руки было невозможно, но до рычагов я отлично доставала; резким движением я опустила их вниз до щелчков, и машина перевернулась. Раздались два выстрела, ядрышки просвистели над перевернутым аппаратом.
– Что за черт?! – крикнул робот за моей спиной, и я даже не успела удивиться, что у него есть голос.
Кивком головы я указала ему на U-23. В следующий же миг неисправный андроид выстрелил в моем направлении красным лучом. Я закрыла глаза. Как глупо умереть из-за его безумия.
Однако я недооценивала его меткость: лазер удивительно точно перерезал мои «наручники». Робот с ужасом посмотрел на мои руки. Я не успела моргнуть, как он приставил автомат в моей груди. Оружие было направлено точно в центр, где располагается аккумулятор.
Безумец U-23 остановился. Его глаза болезненно дрожали, фонарик мигал с пугающей скоростью, из ноздрей пошла кислота. Легкий для андроида автомат он сжимал с такой силой, что на руках выступили все мускулы, он дышал как человек-марафонец, беспокойно и часто. Я не видела раньше более грустного зрелища: не успел прожить и недели, как уже умирает.
– Если дернешься, застрелю твою подружку! – сказал чужак.
Но безумный будто не слышал. Он часто моргал и поглядывал на меня.
– Прошу, не надо, – шептала я, – прошу, остановись.
От тишины можно было сойти с ума. Но я слышала звук двигателя.
«Километров сорок», – только и успела подумать я. И ухватилась за ствол чужака.
– Убери руки, – забасил он.
Но слушаться его было нельзя.
Он повторил:
– Убери.
Я закрыла глаза. Думать надо было еще быстрее, чем действовать. Мысленно досчитала до трех и изо всех сил подняла и оттолкнула оружие влево. Но как я ни старалась, это было чудовищно медленно по сравнению с выстрелом: хоть он и не убил меня, зато про левое ухо можно было забыть. На его месте теперь плясали голубые искры.
Выбить автомат из его рук было не сложно: оказалось, что инопланетыш не отличался внимательностью. Зато дрался он превосходно. Настолько устойчиво находился на аппарате и наносил удары, будто и вовсе не боялся упасть. Я же, наоборот, после второго же удара в горло буквально висела на руле. Последнее, что мне удалось сделать: ударить его в грудь обеими ногами так, что он сам едва не соскользнул.
«Меньше километра», – подумала я.
И через пару секунд меня подхватил s-89 на своем аппарате. Я обхватила его как ребенок и почувствовала облегчение.
– Не спеши так, – усмехнулся он, – сейчас примешь управление.
Я было хотела объяснить, что из меня сейчас не лучший рулевой: из-за ранения в глазах темнело, а руки едва меня слушались. Но на капризы не было времени, поэтому я послушно кивнула.
Мы подлетали к Краю спина к спине: я вела машину, a s-89 стрелял в чужака. Мои руки отпустили рычаги, я была в полуобмороке, мы теряли высоту. Последнее, что я смогла позже вспомнить: s-89 положил свои руки поверх моих, громко прокричал: «Да, я его застрелил!» – и стал управлять сам.
Не менее страшный кошмар начался позже.
Я очнулась в отделении ремонта. Рядом со мной никого не было. Я посмотрела в зеркало напротив и обнаружила, что вместо моего прежнего уха стоит временный протез белого цвета. Я вскочила и направилась к выходу. Дверь оказалась закрыта, что так сильно меня разозлило, я выстрелила в нее. Раздался железный грохот, и стало понятно, что я слышу только правым ухом.
Выбить дверь было легко. Я шагала к Краю уверенно и быстро. Оттуда слышались шум и голос Адольфа.
– Вопиющий случай, – говорил он, – андроид нарушил договоренность, завалил подготовленную операцию… Это еще не говоря о том, что он и вовсе не должен был в ней участвовать. Новособранный!!! Будто это бракованное железо не знает правил. Так нет же. Бунт! Бунтари хуже чужаков. Разве это не очевидно?! Бунтари рушат систему своих команд. Бунтари – мусор! Металлолом. Особенно тогда, когда подвергают опасности бойцов. Лучших бойцов, которые каждую перестрелку приносили новые сбитые аппараты. А что сделал тот бунтарь для своих земель?!
Сплошная дрянь. Безумен и глуп. Он – большая ошибка. Прилюдно извлечь аккумулятор и перерезать провод памяти – единственный выход, который я вижу. Затем предателя отправят на свалку.
Я вздрогнула.
U-23 сидел рядом в стеклянном ящике и напоминал аквариумную рыбу. Он не дрожал и не плакал: только беззвучно уставил в пол. Должно быть, его охватило болезненное отчаяние.
– Но он же неисправный, – послышался мужской голос из толпы.
Адольф яростно завопил:
– Кто это сказал?
– Я.
Николас вышел вперед.
– Человек?!
Злости Создателя не было предела. Он был настолько разгневан, что на лбу выступила вена, а глаз дергался как сумасшедший.
– Что ты хочешь этим сказать?
Все мигом посмотрели на Николаса. Еще бы! Нам было за него страшно.
А вот он сам напуганным вовсе не выглядел. Он глубоко вздохнул и стал говорить:
– Я хочу сказать, что U-23 не виноват во всем, что вы сказали. Виной всему, должно быть, какая-то техническая ошибка на производстве. Он не делал бы ничего из этого, если бы на вашей фабрике не случился какой-то сбой.
– Что ты говоришь?! – орал Адольф.
– То, в чем вы сами боитесь признаться.
По Краю протекло эхо безумного смеха Создателя.
– И кого же мне бояться, щенок? Не тебя ли?
Николас улыбнулся и ответил:
– Чужих сомнений в вашей системе. Боитесь, что U-23 – только начало, да? Поэтому избавляетесь от него как от хлама? Ни один андроид такого не заслуживает.
Николас был прав. Мы сильные, прекрасные и самые умные изобретения человека. Хоть безумец и отличался от нас, он стремился быть героем ради тех же людей, которые хотят от него избавиться. К тому же, он подвергался ремонту…
– Защищаешь железяку как родного брата?! – сквозь злобный смех проговорил Адольф. – Может, ты хочешь быть на его месте? Хочешь пережить его наказание, да?
Раздался выстрел, которого никто не ожидал. Создатель стрелял в U-23 цепкими пулями. Боль от них безумная, а стоит убрать их с тела, как от раны не останется и следа. Андроид душераздирающе завопил.
– Давай же, отстоишь все за него.
– И что это докажет?
– То, что ты сейчас откажешься! То, что ты бунтарь. А бунтари часто смелы только на словах. А на деле трусливые крысы. При малейшей опасности такие твари бегут с тонущего корабля. Давай же, – и он выстрелил в Николаса, тот упал на колени и скрючился от боли, – можешь доказать, что ты другой.
Он продолжал стрелять. Никому не пожелаю наблюдать картину. Одно только воспоминание о том, как он отвернулся в позе эмбриона, и раздавался режущий крик, когда он принимал пули в спину. В конце концов он лег на живот и отключился: его тело мгновенно побледнело, пальцы рук стали темно-фиолетовыми.
– Разбудить, – скомандовал Адольф.
Несколько андроидов, включая меня, подбежали к Николасу. Мы перевернули его, поили водой и били по щекам, s-8 применила все загруженные знания первой помощи. Он открыл глаза и с болью и усталостью посмотрела на Создателя.
Тот дико, по-бесовски засмеялся:
– Может, тебе и удалось переубедить меня. Может, не стоит его выбрасывать, если человек, – он иронично выделил последнее слово, – чуть было по глупости не умер от боли ради него.
U-23 разобрали и выбросили через два дня…
* * *
s-1. Настоящее время
Я шла оттуда с гневом и горечью. Когда-то я думала, что если буду усердно трудиться, то забуду обо всем человеческом во мне, что мешает жить: обиды, горечь, жажда славы и похвалы; но чем больше я выкладывалась, чем сильнее изводила батарею, тем больше во мне было злости оттого, что судьба не сделала мне никакого подарка. По правде говоря, я не знала, чего бы сама хотела, но меня всегда преследовало ощущение, будто то, что мы делаем, – не настоящее, и однажды наступит другая жизнь: та, в которой нам тоже будет за что бороться.
