Kitobni o'qish: «Иероглиф «Любовь»»

Посвящается всем тем, кто и в наше время ищет любовь. Или хотя бы верит в ее существование

Дорога появляется, когда ее протопчут люди.

Чжуан-цзы

Глава первая
У дворцовых врат

 
В Яшмовой Империи не плачут,
Ибо нет там повода для плача.
В Яшмовой Империи к живущим
Издревле благоволит удача.
 
 
Каждого там охраняет Небо,
Берегут Дракон и Феникс ярый.
Жителей Империи обходят
Голод, наводненья и пожары.
 
 
Император Яшмовый подобен
В мудрости – Создателю Вселенной.
Оттого благополучье царства
Твердо, бесконечно, неизменно.
 
 
Здесь не ищут выгоды, не мучат
В тюрьмах и судах людей невинных.
Лотосу Империя подобна
В царствие владыки Жоа-дина.
 

… Яшмовая Империя (также называемая в летописях, поэмах и официальных свитках Империей Белой Яшмы, Пренебесным Селением и Сверкающим Садом) прекрасна в любое время года. Ее величавые горы, холмы и плато, священные реки, лиственничные и кедровые леса, бамбуковые рощи и заросли ароматного лавра подобны россыпи драгоценных украшений – то на белоснежном шелку снегов, то на парче летней зелени, то на пурпурном и золотом бархате осенних дней… Но тот, кто мечтает узреть Яшмовую Империю во всем блеске ее неповторимой красоты, должен посетить ее весной – благословенной весной, когда кажется, что сами небожители сходят с горних высот на просторы этой страны и наделяют ее красотой, негой и радостью жизни.

О, любезный читатель! Простите меня за столь длинное предисловие. Я знаю, что вы, драгоценный читатель мой, предпочтение отдаете приключениям, происходящим в книге, описание же прелестей природы почитаете делом пустым и никчемным. Что ж, любезный читатель, посему я провожу завершающую черту под иероглифом «шань-шуй», означающим изображение красот пейзажа, откладываю в сторону кисть-цзыхао, незаменимую в создании благородного литературного стиля и беру обычную колонковую кисть для скорописи. Ибо мне ведомо, что ты, о, любезный и достойнейший читатель этой книги, не склонен ждать.

Итак, я расскажу вам, почтенный читатель, о Яшмовой Империи, стране восхитительной и загадочной. Поведаю о том, что случилось в ней в стародавние времена, когда небесные покровители порой бродили среди людей, подобно простым смертным, а мудрость, милосердие, честность и справедливость ценились дороже золота и серебра…

Над столицей Яшмовой Империи – огромным городом Тэнкином – простерла свой узорчатый покров поздняя весна. Стоял месяц Благоухающего Жасмина¹.

Над Непревзойденным императорским дворцом, над всеми его парками, павильонами, беседками, галереями, рукотворными горками, водопадами и озе рами царил сладкий, томящий сердце аромат жасминовых кущ. В кущах захлебывались страстными трелями соловьи, а также обученные искусно подражать пению соловьев дворцовые евнухи.

Великий владыка Пренебесного Селения, император Жоа-дин, потомок богоподобной династии Тэн, чрезвычайно ценил краткое время весеннего томления и свежести. По глубинным свойствам своей души владыка Жоа-дин был созерцателен и склонен к постижению гармонии мироздания. Но он был слишком молод для того, чтобы безраздельно отдаться лишь одному созерцанию, воспеванию гармонии и размышлениям над превратностями Мирового Пути. Тем более что он совсем недавно занял престол полноправного владыки великой Яшмовой Империи – как только истек положенный траур по его отцу, Столетнему Императору Хона-дину. Отец оставил ему немало государственных забот и задач, которые требовали немедленного решения, – до созерцания ли тут, до размышлений ли о превратностях Мирового Пути!

Семнадцатилетний император Жоа-дин, владыка земель, рек и гор, главнокомандующий великой, непобедимой армией Белой Яшмы, вынужден был вести сразу три войны, подавлять бунты, то и дело вспыхивающие в разных отдаленных провинциях своей страны, а также выявить и казнить всех дворцовых заговорщиков, не желающих видеть его на Яшмовом престоле. Следует сказать, что молодой государь блестяще справился со всеми трудностями, оказавшимися на его пути, – и это недаром, ведь он был сыном Столетнего Императора, чей ум, дальновидность и прозорливость вошли в легенды и бесчисленные дворцовые летописи.

Из всех трех войн владыка Жоа-дин вышел победителем, взяв огромную дань с побежденных стран; восстания в провинциях подавил беспощадно и стремительно, а уж о том, как молодой император раскрыл дворцовые заговоры и расчелся со всеми, кто не желал его видеть на Яшмовом престоле, можно написать отдельную книгу.

Девизом своего правления Жоа-дин избрал слова древнего мудреца: «Справедливость сияет ярче солнца», и нельзя сказать, чтобы его подданные не узрели этого сияния. В конце концов, император лишь воздавал каждому по заслугам и делал то, что и должно делать человеку, наделенному божественной властью. Владыка Жоа-дин следовал Канону Пресветлых, коему следовал и его отец: «Во-первых – мудрость, во-вторых – справедливость, в-третьих – добродетели, в-четвертых – изысканность, в-пятых – созерцательность».

Следуя этому канону, император Жоа-дин достиг и мудрости, и справедливости, и изысканности, и созерцательности. Хотя по годам он был юношей, разум его был подобен разуму умудренного ученого…

Однако, любезный читатель, и у императоров есть сердце. И чувства, иногда посещающие сердца владык мира, те же, что и гнездятся в сердцах простолюдинов. Самый жестокий, суровый и немилостивый узурпатор может сменить свой свирепый облик на облик, полный нежности, под благотворным действием любви. Что же говорить тогда об императоре Жоа-дине, чье сердце хоть и было властолюбиво, но не сумело противостоять тому, что в Яшмовой Империи зовут «благоуханием неба».

И вот, на двадцатой году своей жизни, победив всех врагов, император Жоа-дин, как говорят в пословице, «сменил оскал свирепого тигра на лик божественного феникса-фанхуана». Что послужило причиной такого превращения? Для того чтобы вы, дорогой читатель, это поняли, мы сделаем поэтическое отступление:

 
Женщины – коварства воплощенье
Женщины – прекрасного начало.
Но не счесть нам, сколь мужей достойных
Чрез красоты женщин пострадало.
 
 
Воин забывал свою присягу,
А судья все медлил с приговором,
Если тонкобровая красотка
Их к себе манила нежным взором.
 
 
Что тогда сказать о драгоценных
Дамах императорских покоев?
Все они – как вешнее цветенье,
Все подобны ивам над рекою.
 
 
Но средь них две – лучшие из лучших.
Император их вниманьем дарит.
Как нефрит, чиста душа у первой.
У другой – как омут – дух коварен.
 

Кто же эти две женщины? – спросите вы, любознательный читатель. Но для начала позвольте ознакомить вас с тем, как в Непревзойденном дворце обстояло дело с семейной и сердечной жизнью великого государя.

Едва взойдя на престол, семнадцатилетний владыка Жоа-дин взял себе в жены девицу Тахуа из высокого и древнего рода юго-западных князей. И, разумеется, нарек ее императрицей. И хотя быть императрицей Яшмовой Империи – величайшая честь и привилегия, на деле владычица Тахуа не имела ни настоящей власти, ни влияния на супруга. Главной задачей императрицы было обеспечить престол Яшмовой Империи наследником, но, к несчастью, владычица Тахуа с этой задачей не справилась. Через год после брака с императором она разродилась мертвым младенцем, что придворные гадатели сочли дурным знаком и предупредили императора, что ему не следует ожидать потомства от владычицы Тахуа и лучше всего положиться в столь серьезном вопросе на дворцовых наложниц.

Император Жоа-дин не испытывал чересчур нежных чувств и особой привязанности к своей супруге, поэтому разговор о наложницах имел для него определенную привлекательность. Тем более что кого-кого, а наложниц при дворе Яшмового императора всегда имелось в сущем изобилии. Владычица Тахуа, оправившись после своих неудачных родов, испросила у императора разрешения переселиться в Персиковый дворец и посвятить оставшуюся жизнь медитации, благотворительности и цветоводству. Тахуа была воспитана в строгих законах высокородных семейств и понимала, что ей, не подарившей императору наследника, не следует отныне привлекать чрезмерное внимание к своей особе.

Владыка Жоа-дин с пышностью и почтением препроводил Тахуа в Персиковый дворец, снабдив ее достаточной свитой, и при этом потребовал от жены письменное разрешение, дозволяющее императору пользоваться услугами наложниц (такова дворцовая традиция).

Письменное разрешение, само собой, было дано, и владыка Жоа-дин, вызвав к себе верховного дворцового евнуха по прозвищу Лукавый Кот, потребовал, чтобы тот немедленно предоставил, его императорскому взору всех наличествующих во дворце наложниц.

Верховный евнух пал в ноги владыке, ударился несколько раз головой об пол и сказал:

– Да простит меня небесный император и да не прогневается!

– В чем дело? – нахмурился владыка Жоа-дин, и даже драконы, вышитые на его парчовом халате, казалось, смотрели сурово.

– Цветник наложниц давно не пополнялся свежими бутонами, о, небесный император! – поэтически выразился Лукавый Кот. – А те наложницы, что остались от почившего императора, вашего почтенного отца, уже не имеют приличествующей прелести и свежести, каковая должна…

– Мне не нужны наложницы, оставшиеся от моего отца! – рыкнул молодой император. – Кстати, я и не предполагал, что они остались. Разве не должны все императорские наложницы последовать за почившим владыкой согласно древней традиции?

– Должны… – пробормотал евнух, бледнея.

– Так почему же они не повесились на собственных косах? – возмутился император. – Это же прямое разорение казны – содержать их!

– Простите, владыка! – возопил верховный евнух. При слове «казна» сердце Лукавого Кота затрепетало, как паутинка на ураганном ветру.

– Так, – сказал император Жоа-дин. – Вот мой приказ. Всем старым наложницам послать шелковые шнурки от моего имени. Надеюсь, они поймут этот намек. А тебе, верховный евнух, я даю десять палок – за нерадивость и десять дней на то, чтобы представить моим очам новых наложниц – самых прекрасных и совершенных девиц нашей Империи!

– Будет исполнено, владыка. – Верховный евнух еще раз ударился лбом о выложенный мозаикой пол и выполз из покоев императора на коленях, довольный тем, что отделался только десятью палками.

Любезный читатель! Не удивляйтесь жестокосердию великого императора! Во-первых, в ту пору он был еще весьма юн и неопытен, а во-вторых…

В древней Яшмовой Империи действительно существует ряд традиций, которые могут показаться дикими и негуманными прочим народам. Хотя, по чести сказать, верховный евнух Лукавый Кот заслуживал эти десять палок, потому что его проделки… Но об этом можно написать еще одну книгу, поэтому не стоит отвлекаться.

Итак, Лукавый Кот получил положенные ему десять палок от дворцового исполнителя наказаний, предварительно подкупив его связкой серебряных монет, поэтому наказание вышло, можно сказать, показным. После чего Лукавый Кот всерьез озаботился и озаботил своих подчиненных поиском свежих и прекрасных цветов для любовного цветника императора. При этом верховный евнух проявил удивительную прыть и сообразительность, что и понятно: не уложись он в назначенный владыкой Жоа-дином срок, десятью условными палками ему уже не отделаться.

Незаметно пролетели отпущенные императором десять дней, и верховный евнух не разочаровал своего владыку. В особых Нефритовых покоях Непревзойденного дворца собрались первые красавицы Яшмовой Империи, разумеется, незамужние и возрастом не превышающие положенных пятнадцати лет. Это был не просто цветник, а ослепляющий взор неподготовленного наблюдателя сад женской красоты. Девицы Яшмовой Империи вообще миловидны, стройны и пленительны, но в императорском дворце собрались лучшие из лучших и родовитейшие из родовитых. Многие из прелестных девиц откровенно ликовали оттого, что им выпала возможность попасть во дворец императора, а некоторые тайком осушали рукавом горькие слезы, тоскуя по родным и понимая, что судьба государевой наложницы на самом деле лишена прелести вешнего сада и свободы горного родника. Ведь, став наложницей владыки, девица могла всю жизнь прождать, когда на нее обратят высочайшее внимание, в каких-нибудь удаленных дворцовых покоях и так и не узнать восторгов любви. А потом, когда она состарится, новый император пришлет ей шелковый шнурок…

Ах нет, порой лучше быть женой ловца креветок и жить с ним в бамбуковой хижине, чем получить должность императорской наложницы и вести грустную жизнь-заточение в золотых дворцовых стенах…

Владыка Жоа-дин, как уже говорилось выше, был молод и в определенных вопросах несколько неразборчив и на женщин умел смотреть лишь глазами, а не сердцем. Потому он повелел оставить всех девиц (а их было около сотни) во дворце в качестве наложниц, опрометчиво решив, что со временем он разберется в прелестях каждой…

О, если бы император мог знать, чем в дальнейшем обернется его опрометчивость! Но не будем забегать вперед.

Любезный читатель, вы, наверное, полагаете, что разместить во дворце добрую сотню девушек (и при каждой – три служанки, две певицы, две портнихи, два евнуха, мальчик на побегушках и мальчик на колотушках) очень нелегко. Но это же Непревзойденный дворец Яшмовой Империи! Он простирается во все стороны света на много десятков тчи² и подобен целому городу (иногда его называют Заветным городом, и это правда, потому что побывать в нем – заветная мечта многих жителей иных стран). Главное здание Непревзойденного дворца – Божественные императорские покои – расположено в центре всего комплекса и возвышается над ним, как гора Шицинь³ возвышается над остальными горами Яшмовой Империи. К югу от Божественных покоев выстроены три прелестных, изящных дворца: дворец Золотых Мыслей, дворец Благих Намерений и дворец Сладких Грез. Между собой эти три дворца соединены крытыми галереями из драгоценного резного дерева, инкрустированного яшмой, нефритом и перламутром.

На востоке от главных покоев императора красуется стройный и торжественный дворец Восточного Ветра, окруженный павильонами и беседками, пригодными как для благочестивых размышлений, так и для поклонения ветру и луне.⁴

Здесь больше всего растет пышных деревьев и кустов, скрывающих от нескромных и случайных взоров то, что следует скрыть. На западе, словно для того чтобы уравновесить легкомысленность дворца Восточного Ветра, при прежней династии был сооружен храмовый комплекс Пяти башен; каждая из башен отвечала за одну из великих добродетелей. Не стоит в этой скромной книге перечислять пять – великих добродетелей, ибо вы, любезный читатель, как человек добродетельный, наверняка их знаете и не перестаете им следовать. В храмовом комплексе совершались торжественные государственные церемонии, важные моления, публичные чтения священных свитков с поучениями Почтенных Просветленных и прочие возвышающие душу действа…

О чем же мы с моей верной подругой-кистью еще не упомянули? Ах, как можно такое забыть?! На севере от Божественных императорских покоев располагалось в глуши персиковых садов скромное, но изящное невысокое здание Персикового дворца. Именно сюда удалилась от супруга и дворцовых интриг благочестивая, но несчастная императрица Тахуа, со времени неудачных родов решившая похоронить свою молодость и красоту. Следует заметить, что, с тех пор как владычица Тахуа обосновалась в Персиковом дворце, император Жоа-дин ни разу не навестил законную супругу, обмениваясь с нею в основном официальными письмами и поздравительными свитками к дням дворцовых праздников…

Итак, любознательный и драгоценный читатель, теперь вы имеете некоторое представление о том, чем на самом деле являлся Непревзойденный дворец Яшмового владыки, и насколько легко в нем было разместить не то что сотню красавиц, но даже и конное войско. Впрочем, сейчас мы ведем речь не о войсках, а, если вы, любезный читатель, еще не забыли, о красавицах.

Прибывших прелестных дев разместили в бесчисленных покоях дворца Восточного Ветра. Верховный евнух по прозвищу Лукавый Кот, а также шесть главных евнухов – Цин, Цюй, Цзань, Цисин, Цо и Цо-второй – должны были надзирать за вновь прибывшими наложницами, устраивая все так, чтоб ни одна из девиц ни в чем не нуждалась, кроме нежного внимания великого владыки Жоа-дина, и лишь об этом мечтала во всякий день и ночь.

Рассказать в этой скромной книжке о каждой из наложниц владыки Жоа-дина – дело невозможное и превышающее наши силы и воображение. И к тому же тем самым я рискую подвергнуть серьезному испытанию ваше терпение, любезный наш читатель! Поэтому моя кисть опишет лишь двух из них, имеющих самое непосредственное отношение ко всей этой истории.

Первая девушка звалась Нэнхун, что в переводе означает «Способная алеть». Нэнхун происходила из высокого, древнего, но обедневшего рода северных князей Жучжу; родители девушки отличались возвышенными понятиями о жизни и редким благочестием, что, увы, в этом мире не приносит золота в сундуки. У родителей прелестной Нэнхун было слишком много долгов и мало друзей с сундуками, полными серебра. Поэтому, когда приспешники верховного императорского евнуха потребовали у обедневших князей отдать Нэнхун в государственные наложницы, тем ничего не оставалось, как повиноваться.

– Прости нас, милое дитя, – сказали, рыдая, Нэнхун ее почтенные родители. – Но у нас нет иного выхода! Ты знаешь – мы кругом в долгах. А когда ты станешь императорской наложницей, мы получим за тебя наградные деньги… Стыдно продавать родное дитя, но ничего не поделаешь. Видно, так распорядились Небеса.

– Не скорбите обо мне, – сказала Нэнхун родителям, удерживая слезы. – Мой дочерний долг – сделать так, чтобы вы были счастливы и благополучны. Если для этого мне нужно покинуть родимый дом и стать наложницей во дворце, что ж, покорюсь судьбе.

– Да благословят тебя восемь Просветленных, милое дитя! – сказали Нэнхун отец с матерью и, порыдав еще некоторое время, расстались с нею.

Когда Нэнхун в числе прочих девиц прибыла во дворец, слуги и евнухи не могли не заметить, что, хотя одеяние девушки скромно, красота ее превосходит всякое разумение. Казалось, сама фея луны Фань сошла с горних высот и воплотилась в смертной деве.

Нэнхун была стройна и изящна, как молодое деревце персика, кожа ее была светлой, гладкой и шелковистой, словно отполированная пластинка белой яшмы, бинтованные ступни⁵ примется за разбор их темных дел, вняв жалобам притесненных и обиженных.

Шэси из рода Циань тоже несомненно являлась красавицей, но красота ее была иного рода, чем красота Нэнхун. Шэси была гибкой и тонкой, как бамбуковая розга, проворной и стремительной, как угорь в ручье, смуглой, будто долго загорала на солнце, чего, разумеется, не станет делать ни одна здравомыслящая девица из благородной семьи, ибо бледность кожи – отличительный признак девушки высокого сословия. Яркие, выразительные глаза Шэси смотрели на всех внимательно, придирчиво и без приличествующей девице скромности, а алые губы часто кривились в презрительной или высокомерной улыбке. В отличие от прочих девушек, прибывших во дворец в сравнительно скромных одеяниях, Шэси была облачена в роскошные одежды, расшитые драгоценными камнями, жемчугом и золотой нитью. Мало того, у пояса девушка носила меч в ножнах, и, несмотря на все требования евнухов, с мечом она не рассталась, заявив, что этот меч – прощальный напутственный подарок ее отца, а с такими подарками не расстаются.

– Разве ты не знаешь, что к императору не допустят наложницу, носящую оружие? – спрашивали Шэси другие девушки. – Ты не сможешь прийти к владыке Жоа-дину.

– Что ж, – гордо усмехнулась Шэси, – я и не собираюсь сама идти к императору! Это он придет ко мне, едва прослышит о моей красоте!

Ох, сколь надменными иногда бывают девушки! Сколь опрометчивыми в своих словах! Благо, что эти речи гордой Шэси не достигли ушей верховного евнуха по прозвищу Лукавый Кот, иначе он повелел бы бить палками чересчур много возомнившую о себе наложницу, и тогда мало что осталось бы от красоты смуглой Шэси из рода Циань.

Итак, всех наложниц разместили во дворце Восточного Ветра. Девице Нэнхун достались покои, прозванные Лунным Светом, потому что в полнолуние они более всего освещались луной. А девица Шэси получила роскошные покои под названием Лаковая Шкатулка, потому что все в них: полы, стены, раздвижные перегородки, мебель – было сделано из драгоценного лакового дерева, покрытого тончайшей резьбой и украшенного инкрустацией. Скоро среди наложниц появился обычай называть друг друга по наименованиям своих покоев. И так скромная, робкая и всегда немного печальная Нэнхун стала Лунным Светом, а горделивая Шэси – Лаковой Шкатулкой.

Жизнь наложницы на самом деле лишена пикантных развлечений и легкомысленного времяпровождения, хотя ты мог бы подумать и иное, наш драгоценный читатель. За каждой наложницей строго надзирают приставленные к ней младшие евнухи и ежедневно докладывают главным евнухам о поведении, речах и занятиях девушки. Наложницы вкушают самую простую пищу и не пьют вина, у них нет никаких украшений и одежд, кроме тех, что привезли они с собой из дому. Все, чем позволено заниматься наложнице до тех пор, пока император не обратит на нее взор страсти, – это читать старинные летописи, вышивать панно на религиозные темы и слагать стихи, в которых наложница должна уподоблять себя иссохшей земле, а императора именовать живительным дождем…

Так прошло несколько месяцев с того дня, как наложниц привезли во дворец, но владыка Жоа-дин еще не осчастливил своим посещением ни одну из них. Дело в том, что ему пришлось во главе своей непобедимой армии выступить против многочисленных банд жестокого и кровожадного Горного народа, не желающего подчиняться указам императора. Когда же Горный народ был победоносно разгромлен императорскими войсками, Жоа-дин с великими почестями возвратился в Непревзойденный дворец. И не успел владыка, что называется, омыть чресла и выпить трижды по три чаши сладкого победного вина, как к нему в залу отдохновения ужом вполз верховный евнух по прозвищу Лукавый Кот.

– Чего тебе? – не слишком милостиво осведомился у евнуха император и отставил в сторону чашу с вином.

– О владыка! – кланяясь до земли, заговорил Лукавый Кот. – Да будет прощена мне моя назойливость, но она вызвана лишь желанием усладить взор и слух вашего величества.

– Ты, что ли, презренный червь, станешь услаждать мой взор и слух? – милостиво рассмеялся император и вернул чашу на место. А затем осушил ее до дна.

– О нет! – в притворном страхе всплеснул руками евнух. – Я лишь уполномочен передать вам подношение одной из ваших наложниц…

– Наложницы, – раздумчиво пробормотал император. – Покарай меня Черная Черепаха! За этими военными походами я совсем про них забыл! Ну давай, евнух, показывай, что там у тебя.

Лукавый Кот поклонился, а затем, встав с колен, хлопнул в ладоши. Тут же в зал вошли четверо слуг, несших в руках нечто объемистое. Верховный евнух сделал знак первой паре и сказал:

– Это – для услаждения вашего взора, император! И слуги развернули большое длинное полотно, украшенное дивной вышивкой. Оно аллегорически изображало Яшмовую Империю. В голубых и бирюзовых водах резвился священный Алый Дракон с золотыми усами и Девять Благожелательных Карпов, как известно приносящих богатство и изобилие. Над водами возносилась искусно вышитая башня императорских покоев, окруженная чудными цветами и птицами. А над императорской башней парил в лиловых облаках Небесный Чиновник, держащий в руках свиток с несколькими иероглифами, звучащими так: «Покровительство Неба, мир и процветание великому императору Жоа-дину, владыке Пренебесного Селения!»

Вышитое полотно было так роскошно и красиво, что император Жоа-дин несколько мгновений не мог вымолвить ни слова. И то сказать, в военных походах и жестоких боях сердце его огрубело, он отвык от истинной красоты. Но теперь красота проникла в его душу и понудила глядеть на окружающий мир по-иному. Владыка Жоа-дин неожиданно вздохнул и ощутил в сердце весеннее томление.

– Кто же та искусница, что вышила столь прекрасную картину? – спросил император у Лукавого Кота.

– Я назову вам имя, – льстиво улыбаясь, ответил Лукавый Кот, – но не раньше, чем вы взглянете на второе подношение.

– Хорошо, – усмехнулся император. Весеннее томление в его сердце ощущалось все сильнее.

Вторая пара слуг поставила перед императором небольшой и невысокий пятиугольный лакированный столик. Затем один из слуг водрузил на столик нечто, укрытое легким покрывалом из пестрой кисеи.

– Снимите покрывало, – распорядился владыка Жоа-дин.

Его приказ немедленно исполнили. Глаза императора загорелись поистине детским восторгом: перед ним был великолепно сделанный из дерева, ткани, бумаги и самоцветов миниатюрный сад. В этом саду имелся крохотный зеркальный пруд с перекинутым через него резным мостиком и изящный павильон из бумаги персикового цвета.

– Прелестно! – воскликнул император. – Пожалуй, во всем моем дворце не найдется другого искусника, который смог бы сотворить такую очаровательную игрушку!

– Это еще не все, – сказал Лукавый Кот. – Позвольте вашему недостойному рабу вставить вот этот ключик в маленькую пещерку под игрушечным дворцом.

– Разумеется! – нетерпеливо воскликнул император.

Лукавый Кот взял небольшой, искусно выточенный из нефрита ключ, вставил его в нужное отверстие и повернул. Раздался негромкий щелчок…

– Отойди! – велел евнуху император. – Ты мне весь вид загораживаешь!

Лукавый Кот буквально отскочил от игрушки, чтоб не вызвать владычного раздражения.

А император, почти затаив дыхание смотрел за тем, как в игрушечном дворце распахнулись двери и в игрушечный сад вышла маленькая очаровательная куколка. Откуда-то из недр сада полилась нежная музыка, и кукла принялась танцевать, мелко семеня ножками, взмахивая веером и приседая в поклонах.

– Чудеса… – прошептал император. – Какая изумительная игрушка! Лукавый Кот!

– Да, мой повелитель!

– Немедленно назови мне имя той, что прислала мне такие замечательные подарки! Я хочу в ответ показать ей, что император Жоа-дин чужд как равнодушия, так и неблагодарности!

– О государь! Это вышитое панно и игрушечный сад с танцующей куклой прислала вашему величеству наложница Шэси из рода Циань. Она сделала эти скромные подарки собственными руками, недосыпая ночей и трудясь, как милосердная богиня Гаиньинь…

– Наложница Шэси?..

– Да, о государь. Это прекрасная ликом и богатая талантами дева. Эти подарки она прислала, выражая надежду, что ваше величество развлечется, созерцая их, и сердце вашего величества настроится на весенний лад.

– Она оказалась права, – усмехнулся император, любуясь танцующей куклой. – Сколь изящными должны быть пальцы, которые сотворили это! На них стоит полюбоваться, как и на все остальное, впрочем. Готовьте мой паланкин, немедленно! А также слуг с цветами, благовониями, лучшими яствами и сладким вином. Я собираюсь посетить госпожу Шэси.

– О да, государь! – воскликнул Лукавый Кот. – Но… Вы сказали: «госпожу» Шэси?

– Я сказал то, что сказал, – ответил император. – Я возвожу девицу Шэси из рода Циань в ранг драгоценной наложницы⁶, посему впредь все должны именовать ее госпожой.

– Да, государь! – снова воскликнул Лукавый Кот, и теперь в его глазах действительно мелькнуло настоящее кошачье лукавство – то, которое появляется в глазах кошки, когда она принимается играть с пойманной мышью.

Паланкин, слуги и все остальное было немедленно приготовлено. Император облачался в особые одежды, предназначенные для посещения дворца Восточного Ветра, а в покои под названием Лаковая Шкатулка уже мчался слуга, возвещая наложнице Шэси, что с минуты на минуту ее осчастливит своим посещением император.

– Прекрасно! – воскликнула Шэси с гордой улыбкой. – Я добилась своего и сделала первый шаг на трудном пути. Всё мне благоприятствует.

Служанки умастили тело Шэси благовониями, надели на красавицу ее лучшие наряды, уложили волосы в изысканную прическу. При этом одна из служанок нечаянно уколола Шэси золотой шпилькой.

– О, простите, госпожа! – испуганно воскликнула она.

– Я запомню это, – ответила Шэси. – А теперь ступайте прочь. Все прочь! Я буду ждать императора.

Смуглая красавица села у окна и своими изящными пальцами принялась перебирать струны на старинной цитре-чжэн. Шэси играла мелодию «Бутон ожидает росы», и под завершающие аккорды в покои очаровательной наложницы вошел император Жоа-дин.

Шэси немедленно отложила цитру и склонилась перед императором в глубоком поклоне.

– Не прячь своего лица, милая, – сказал ей император, исполняясь весеннего чувства. – Я прибыл к тебе, чтобы узнать, так же ли ты хороша, как твои дары.

Шэси подняла голову и откровенным взглядом посмотрела на императора.

– Я счастлива отдать владыке все, что он пожелает, – сказала она.

В это мгновение красота Шэси из рода Циань была поистине ослепительна.

Весь вечер и всю ночь из покоев Лаковой Шкатулки доносились то веселый смех, то звон золотых чаш, то звуки цитры, то вздохи и стоны, исполненные страсти. Утром один из главных евнухов, держа в руках особый свиток и кисть для письма, вошел в спальню, где почивали, положив друг другу головы на плечи, император и драгоценная наложница.

Евнух деликатно позвонил в колокольчик, висевший у него на поясе.

– Что такое? – просыпаясь, недовольно воскликнул император.

– Простите, владыка, но ваш ничтожный раб пришел сообщить, что согласно правилам дворцового расписания вашему величеству следует покинуть наложницу. Уже утро.

Тут проснулась и Шэси и при этом бросила на евнуха далеко не миролюбивый взгляд.

– О, эти дворцовые правила! – фыркнул император. – Но что поделать! Государственные дела ждут.

– Мои глаза ослепнут от слез, пролитых в разлуке с вами, владыка, – прошептала Шэси.

– Я вернусь, – пообещал император, целуя наложницу в ямочку на подбородке – эта ямочка особенно его пленила. – Я возвел тебя в ранг драгоценной наложницы, мой прелестный цветок. И нынче же вечером жажду снова вдохнуть твоего аромата.

– Простите, владыка, – не унимался евнух. – Но согласно внутреннему распорядку я должен записать…

– Что записать? – рассердился император.

– Осчастливили ли вы наложницу Шэси…

– О, несомненно, – ответил император. – Осчастливил. Несколько раз.

– Бессчетно, – внесла уточнение госпожа Шэси, бросая на императора пылкий взгляд. – И могло ли быть иначе? Ведь государь силен, как тысяча тигров, и неутомим, словно резвящийся дракон.

– Благодарю вас, владыка, – поклонился евнух. – Я так и запишу.

И он, развернув свиток, принялся выписывать в нем иероглифы.

А на пороге уже протирали колени в почтительных поклонах слуги, пришедшие одеть императора и отнести его в главный дворец. С этого дня император Жоа-дин стал регулярно посещать Лаковую Шкатулку и ее прекрасную жительницу, совершенно не отвлекаясь на прочих наложниц. Шэси, носящая ранг драгоценной наложницы, получила немалую власть при дворе и явно оказывала влияние на императора. Ослепленный ее красотой и упоенный страстью император позволял Шэси многое. И первое, что сделала Шэси, – отрубила голову служанке, которая когда-то нечаянно уколола ее шпилькой.