Kitobni o'qish: «Медбрат. Записки студента»

7-я ТЕРАПИЯ – ЭТО АД!

Боевое крещение, и сразу сутки. Заступил в 7 утра, закончил в 7 следующего утра – и на лекции до вечера. Не могу сказать, что устал как собака, потому что сравнение не корректно. Псина вольно бегает на солнышке, обдувается ветерком, нюхает травку, у какого хочет дерева ногу задерёт. А когда устанет, свернётся и всласть отоспится в парке на тёплой крышке люка.

Шёл домой в раскоряку, как, извините, ночная бабочка с полицейского субботника, двигая ногами будто циркулем. Рухнул на диван, но уснуть не мог. В голове, будто стёклышки в калейдоскопе, мельтешили картинки прошедшей смены. Ноги ломало как у девяностолетнего ревматика.

Именно старики – основной контингент 7-й терапии. А ещё бомжи, наркоманы, цыганки-попрошайки и прочий антисоциальный элемент. Как высказалась старшая сестра Алевтина, в неуклюжую рифму: «Свозят всё г…но, которое никому не нужнО». За глаза 7-ю терапию называют богадельней, бомжатником и шалманом.

Но каким образом родне удаётся спихнуть престарелых дедушек и бабушек на дефицитные койко-места – тайна сие велика есть.

Многоопытная подружка Верка утверждает, что перед этим родственники обычно посещают кабинет заведующей и проводят там довольно продолжительное время. Замечено, что обе стороны расходятся чрезвычайно довольные друг другом. Порозовевшая как девочка заведующая запирает ящик стола, а оживлённые родственники, засовывая в карманы опустевшие бумажники, уносят ноги – не исключено, продавать по доверенности дедушкины-бабушкины освободившиеся квартиры. Больше мы их не видим – иногда забирать тело из морга приходится разыскивать через полицию.

Другая категория родственников – те ещё подарочки, визгуны каких свет не видал. Перед ними пасует даже заведующая. Попробуй не прими у них стариков – напишут в страховую компанию, в министерство здравоохранения, на Центральное телевидение, президенту РФ, в Страсбургский суд и ООН. Именно от таких праведников поступают самые запущенные старики: истощённые, грязные, во вшах, расчёсах и пролежнях.

В праздники и на выходные, когда больница пустеет, престарелые отказники как малые детдомовские дети жалобно хныкают и просятся домой. В первое время я пытался их утешить, присаживался, расспрашивал о доме, о детях и внуках. Сейчас проношусь мимо как электровеник: элементарно не хватает времени.

Один дедушка на майские праздники кричал как резаный. Пришёл врач.

– Чего он у тебя орёт на всю больницу?

Склонился, прислушался.

– Домой просится. Думает, мы его похитили и насильно удерживаем. Эй, дед, мы бы со всей душой, да за тобой не пришли. Не при-шли!

Дедушка истошно кричал, пока не вкололи феназепам.

Кто-то из стариков лежит брёвнышком, кто-то едва переставляет ноги, цепляясь за стенки или за провожатого. Они хотят есть, пить, какать и писать. Все они хотят жить – даже те, кто клянёт заблудившуюся по дороге к ним смерть. Особенно те, кто клянёт, хотят жить.

Иногда родственники, бесцеремонно разглядывая больного, прямо при нём громко интересуются:

– Он что, скоро умрёт?

О, каким собачьим отчаянием, ужасом, паникой и тоской наливаются при этом стариковские глаза! Врать нехорошо, но я сухо говорю:

– С чего вы взяли? Мы ещё ого-го, повоюем, правда, дедушка (бабушка)?

Справедливости ради замечу, что встречаются родственники – настоящие подвижники. В критических ситуациях спят ночами на стульях. Едва больница откроется – бегут перед работой с судками, разогревают, кормят с ложечки, разговаривают, искренно целуют. Старики лежат у них как херувимчики, чистенькие, слабо ворчат: «Ну куды, куды натащили?»

«Подкидыши» поглядывают на них с завистью и ревностью: «А мои-то, о-хо-хо…» Или горько молчат и, если могут, ковыляют в коридор. Чтобы не видеть, не сравнивать.

Нас назвали «птенцы Скворцовой», или «скворчата». Мы – первая опытная партия студентов медиков, на нас обкатывают Положение об интернатуре, вернее, её ликвидации.

Кратко для imprudens (несведущих). Раньше студенты выбирали свою стезю после учёбы. Ломали зубы не о цельный гранит науки, а целенаправленно и усердно «выгрызали» облюбованный кусочек. Будущий хирург учился делать операции, гематолог изучал кровь, онколог – опухоли, ЛОР – заглядывал в уши-горло-нос…

Но в в налаженный ход событий вмешалась очередная реформа. Прежде чем завоёвывать недосягаемые, сияющие вершины узких специальностей – пожалуйте попрактиковаться, желательно в населённом пункте Заедрёнки.

Помните, археолог в «Джентльменах удачи» говорит: «Посадят вора в чан с дерьмом… и возят по городу. А над ним янычар с мечом, и через каждые пять минут как вжи-ик мечом над чаном. Так что если вор не нырнёт – голова с плеч. Так весь день в дерьмо и нырял».

Теперь вместо «вора» поставьте участкового терапевта, вместо «янычара» – пациента и чиновника, а вместо «каждые пять минут» – 12 минут, отведённые на приём больного. И картинка готова. А не хотите весь день нырять в дерьмо – наработайте баллы медсестрой- медбратом во время учёбы.

Они хотели разом убить трёх зайцев. Решить вопрос с острой нехваткой среднего медперсонала (вкалывать за гроши дурных нема) – раз. С острой нехваткой терапевтов (вкалывать за гроши дурных нема) – два. С переизбытком частных клиник – три. А то ишь, эти негодяи в белых халатах взяли моду устраиваться где платят больше. Дружно рванули в лакомые деликатные отрасли: проктологию, урологию, гинекологию, дерматовенерологию и пр. Твари неблагодарные. Оголили передовую – нищенские муниципальные больницы.

Странно, почему чиновникам не пришло в голову убить трёх зайцев другим способом: просто нормально оценивать труд докторов? А то ведь у простых врачей и сестёр не зарплата – а раздача супа бездомным.

* * *

Заступаю на смену. В очередной раз «обрадовали»: нештатная ситуация. Моя сменщица не успела ни документы заполнить, ни процедуры провести. Блин, да сколько можно, каждый день у них аврал и внештатная ситуация.

Ну да где наша не пропадала. Бодро замурлыкал под нос: «И живу я на земле доброй за себя и за того парня. Я от тяжести такой горблюсь…»

К отбою согнулся в прямом смысле. Стою мокрый как мышь посреди коридора: в одной руке штатив с капельницей, в другой охапка назначений. Ноги, намотавшие за день не меньше 15 километров, дрожат, тыква не соображает. Рот открыт как у птенца, взгляд бессмысленно и загнанно шарит вокруг. Должно быть, видок был жалкий.

Женщины, совершавшие перед сном променад по коридору, пожалели: «Что уж ты, сынок, себя изводишь?» Скажите, блин, это румяным реформаторам.

До двух ночи заполнял кипу историй болезней. Начинаю осваивать знаменитый медицинский почерк «как курица лапой». На лекции нам привели цифры: за последние 15 лет в российском здравоохранении пишбумагу «Снежинка» стали закупать в 45 раз больше! Картриджей для принтера – в 140 раз больше! Шумим, братец, шумим! Дела идут, контора пишет.

При этом в отделении нет лейкопластыря, чтобы зафиксировать иглу в вене. Приматываем скотчем – пламенный привет отечественному здравоохранению! На свои деньги беру в аптеке пластырь: рулончик 100 рублей. Боюсь, скоро придётся самому закупать бинты. К сведению: за ставку получаю чистыми на руки 12 тысяч рэ.

Управился с писаниной, лёг в сестринской – за тонкой стенкой туалет. Там мужик из левого крыла, с раком прямой кишки, на унитазе кряхтел всю ночь, четвёртая стадия. Ладно, попался терпеливый, а то некоторые кричат как в гестапо у папаши Мюллера. Таких спешно отправляют домой «на долёживание».

Так и проворочался на диване. Трудно уснуть, когда каждую минуту могут привезут экстренного. Завидую напарнику: того в любое время, в любом месте и любой позе уложи, и хоть Рамштайн над ухом вруби на всю мощь – дрыхнет как суслик.

* * *

7 мая. Умер пожилой мужчина. Поступил с головокружением и лёгкой тошнотой. Привезли по скорой ближе к ночи. Врач не успел даже до него дойти и назначить исследование: на нём одном три этажа (ещё раз привет Министерству здравоохранения и лично госпоже Скворцовой!)

Известно, что у мужчины семья, но навещала его только пожилая сестра. Приносила магазинное, самое дешёвое: плавленый сырок, упаковку сока, пачку вафель. С гордостью рассказывал, что является участником тылового фронта, что День победы – и его праздник. Мальчонкой встал к станку. Чтобы дотягиваться до пресса, под ноги ставил ящики из-под патронов. Греть коченевшие ручонки бегал к костру, его разжигали прямо в цеху.

Во время работы боялся свалиться и уснуть где стоял. Если бы при этом пресс искалечил руку – вполне могли признать малолетним вредителем. Как-то шёл домой мимо пекарни – привалился к забору, потерял сознание от сытного хлебного духа. Замёрз бы в сугробе, спасибо, прохожие растолкали.

Рассказывал, всё больше задумываясь, замедляясь, как бы прислушиваясь к себе, путаясь и заплетаясь языком. И вдруг умолк, голова запрокинулась. Рот слева мелко задрожал, потёк слюной и искривился подковой книзу, и левая рука упала как плеть. Острое нарушение мозгового кровообращения. Ещё подряд два приступа…

Слышал, как заведующая орала на молоденькую дежурную врачиху, что приняла больного в предынсультном состоянии. Портить статистику по летальным исходам ни одно лечебное учреждение не хочет.

Задача дежурного врача: если больной критический, придраться и правдами и неправдами сплавить бедолагу по профилю: в сосудистую патологию, в кардиологию, неврологию. Cito (срочно)!

Встречная задача кардиолога и невролога: стабилизировать без пяти минут жмурика, признать терапевтическим больным и отфутболить обратно. Задача врача неотложки: как можно быстрее скинуть пациента на кого угодно. За смерть в карете скорой помощи поставят в позе ракообразного и выдерут по полной.

Так, бывает, и возят несчастного туда-сюда. А уж у какой службы пациент волею божию помре, кому писать посмертный эпикриз и трусливо огрызаться на начальственном ковре – как повезёт.

Это в зарубежных фильмах реанимация оснащена будто кабина космического корабля. У них бомжа привезут – всеобщая тревога, тарарам, все на ушах. Бригада как чумовая бегает: «Немедленно на томограф!»

У нас в 7-й терапии спасибо если штукатурка по башке насмерть не пришибёт.

* * *

– 7-я терапия – это ад! Дольше месяца никто не выдерживает. Куда угодно, только не в 7-ю терапию, – так говорили выпускники нам, желторотикам, четверокурсникам медакадемии. Советовали переждать, порыскать в поисках вакансии в нормальных учреждениях. Только, упаси бог, не в 7-ю терапию!

Впрочем, советчики сами себе и отвечали: да где найдёшь, тёпленькие-то места плотно заняты блатными студентами. Для них – частные клиники, четверть ставки по выходным. Или того проще: мамы с папами нанимают вместо дитятей пожилую медсестру, без официального зачисления. Женщинам сохраняется пенсия и капает денежка в кошелёк. Студентам – стаж в трудовую книжку. Заведующая отделением, за то, что закрывает глаза на подлог, тоже не в накладе. И все довольны.

Громче всех возмущалась однокурсница Верка. Она старше нас на пять лет, получает вторую «вышку», бессменный член студсовета. У нас с ней был один пьяный секс, после которого она взяла надо мной нежную опеку. Вербует: «Хочешь весёлой халявы – иди в волонтёры». Сама она «волонтёрит» со дня поступления. Активно участвует в патриотических мероприятиях.

Видимо, неплохо на них зарабатывает. Копит, чтобы свалить куда подальше. Со школьных лет влажно, взасос мечтает о забугорной жизни. Разумеется, перед этим нужно «обрасти жирком» в родных пенатах.

«Прикинь, катают задарма по всей стране. Знай размахивай плакатами, шариками, раздавай буклетики, флажки с триколором, привязывай андреевские ленточки. Гостиницы – бесплатно, развлекуха на любой вкус, жратва, выпивон – от пуза. С трахом нет проблем, главное презик всегда при себе иметь. Ну и полезные знакомства удобно заводить – визитки не успеваю печатать».

В доказательство Верка листает фотки в Инстаграм: вот она жмёт руку модному актёру, вот чокается шампанским с популярной певицей, вот обнимается с известным политиком.

2-3 месяца в году её не бывает на занятиях: пропадает на молодёжных сборах. То на Селигере, то в Москве, то в Питере, то в Крыму. Прогулы ей не засчитывают, на экзаменах не заваливают, зачёты ставят «сквозь зубы».