Kitobni o'qish: «В плену чужой судьбы. Практика системных расстановок», sahifa 2

Копирование семейных сценариев

Почему дети разведенных родителей делают все, чтобы остаться без партнера, дочери алкоголиков выходят замуж за потенциальных алкоголиков, а мужчины, в детстве подвергавшиеся насилию, впоследствии тоже поднимают руку на своих жен и детей? Уж им ли не знать всех невзгод родительской жизни и боли своих детских травм, а они повторяют судьбу своих родителей, словно под копирку, с точностью до мелочей – почему? Такую предрасположенность детей повторять жизненные события, судьбу своих родителей или других ближайших родственников называют семейным сценарием.

Понятие семейного сценария было введено в психологический оборот психиатром и психологом Эриком Берном. Сценарий, по Берну, – постоянно развертывающийся жизненный план, формирующийся в раннем детстве под влиянием родителей. Семейный сценарий содержит установленные традиции и ожидания для каждого члена семьи, которые успешно передаются из поколения в поколение. Получив предписание родителей, ребенок принимает психологические позиции и устанавливает роли, необходимые для осуществления своей жизненной драмы. Когда роли определены, человек, получивший сценарий, выбирает людей и манипулирует ими, чтобы присоединить их к списку действующих лиц.

Таким образом, сценарии действуют в течение всей жизни человека. Они основаны на решениях, принятых в детстве, и на родительском программировании. Особенностью сценария является его неосознаваемость. Действительно, для человека, угодившего в сценарий, речь не идет о какой-то игре – это его жизнь! Карл Густав Юнг писал, что, когда внутренняя ситуация не осознается, она проявляется извне как судьба.

Отличительной особенностью такой жизни является ее драматичность, а порой и трагичность. Маркером сценария является его повторяемость, что проявляется в воспроизводимости жизни, отношений как на уровне личной истории человека, так и на уровне истории других членов рода. В своей книге Эрик Берн приводит для примера множество жизненных историй, одна из которых меня особенно впечатлила.

Игры, которые разыгрывают родители по поводу размера семьи. Например, Джинни была старшей из одиннадцати детей, и ее мать Нэнни жаловалась, что по крайней мере пятеро из детей нежеланные. Естественно предположить, что Джинни будет запрограммирована на шесть детей, но это не так. Она запрограммирована иметь одиннадцать детей и жаловаться, что пятеро из них – нежеланные. Она запрограммирована в более позднем возрасте играть в игры «Ну вот, опять я…», «Поторопилась» и «Фригидная женщина», как и ее мать. В сущности, этот пример можно использовать как тест на психологическую грамотность. На вопрос «У женщины одиннадцать детей, и она жалуется, что пятеро из них нежеланные, сколько детей, вероятно, будет у ее старшей дочери?» сценарный аналитик ответит: «Одиннадцать». Те, кто отвечают «шесть», с трудом могут понимать и предсказывать человеческое поведение, потому что считают, что важнейшие поведенческие решения, как и самое обычное поведение, «рационально» мотивированы. Но на самом деле это не так. Эти решения обычно принимаются в соответствии с родительским программированием, заложенным в сценарий.

Вот так человек и оказывается в оковах чужих представлений, слепо следует им, забывая о собственных желаниях, потребностях и мечтах.

Семейные переплетения

Это понятие введено в психологию Бертом Хеллингером. Семейные переплетения – это незавершенные процессы прошлого в семье (или расширенной семье, называемой родом), которые неосознанно вовлекают ныне живущих членов в то, что было давно. Так проявляется закон уравновешивания системы. По этому закону потомки призваны завершить незавершенное их предками: прожить что-то за кого-то, оплакать, догоревать, доделать. И человек оказывается переплетенным с судьбами предков, в своеобразной подсознательной ловушке. Сам того не осознавая, он живет не свою жизнь, решает не свои жизненные задачи. Семейное переплетение можно распознать: если ситуация, которую вы проживаете, не имеет объяснения с точки зрения здравого смысла и логики реальной жизни. Например:

• красивый и достойный человек живет в одиночестве, не находя себе пары;

• человек умен, умеет просчитывать любые варианты, много работает, но постоянно все теряет, его начинания терпят крах, денег никогда не хватает;

• человек знает, что пить (курить, употреблять наркотики, объедаться и т. п.) вредно, и все равно делает это в подсознательном стремлении к смерти.

Причины этого лежат в незавершенных в прошлом процессах семьи или рода. Например, в роду кто-то не был прощен, кто-то был исключен из семейной системы или совершил преступления, и тогда потомки должны завершить незаконченное и уравновесить систему. Таким образом, происходит втягивание человека в матрицу чужой судьбы. Повторение чужой судьбы может быть тотальным по всем статьям и направлениям, а может касаться только отдельных аспектов, например, чувств. Такие чувства называют перенятыми. Семейные переплетения для удобства восприятия можно подразделить на несколько видов или форм.

Формы переплетения:

• идентификация;

• следование;

• замещение;

• искупление вины;

• перенятые чувства;

• парентификация;

• триангуляция.

Кратко рассмотрим каждую из перечисленных форм семейных переплетений.

Идентификация

К идентификации относятся проявления себя через паттерны поведения, которые человек выражает, а с помощью семейной расстановки обнаруживает чувства, качества, жизненные ситуации и образ жизни кого-то другого из предков. Таким образом, идентификация – это форма самоотчуждения, в рамках которой идентифицированный бессознательно и более или менее ярко выраженно сливается с кем-то другим, повторяет аспекты его судьбы, вне зависимости от собственной воли и желаний. Объясняется это присущим системе «органом равновесия», который берет на службу кого-то из вошедших в систему позже, чтобы «воскресить» в семье некое системное нарушение (исключение, несправедливость, неуважение и т. д.), чтобы для него было найдено решение. В этой книге и других моих книгах приводится ряд примеров, когда потомок (сын, дочь, внук или правнучка) зеркально отражает своей жизнью судьбу другого, вычеркнутого из семейной системы представителя рода.

Следование

Если кто-то из более ранних членов системы слишком рано умер вследствие болезни, несчастного случая, преступления, войны и т. д., то у кого-то из более поздних членов системы может возникнуть тенденция последовать за ним в смерть. Человек говорит: «Я последую за тобой» или «Я последую за тобой в смерть». Эта тенденция следования может проявляться напрямую, например, в попытках самоубийства, а также в значительной готовности стать жертвой насилия, несчастного случая или в склонности к ведению рискованного образа жизни (выбор опасных профессий или видов спорта – каскадеры, спасатели МЧС, гонщики, альпинисты). Косвенно тенденции следования проявляются в повышенном травматизме, попадании в аварийные ситуации или болезнях.

Замещение

Если кто-то из родственников, в первую очередь один из родителей, стремится последовать за другим членом системы в смерть, болезнь или вину, то у его ребенка может возникнуть тенденция сделать это вместо него или взять на себя ношу этого родителя. То есть встать на его место, заменить его в этом движении: «Я сделаю это вместо тебя», «Лучше я, чем ты» или «Я искуплю твою вину», – как бы говорит ребенок. Он берет на себя тяжесть судьбы своего отца или матери в надежде, что благодаря такому акту солидарности родитель исцелится, будет меньше страдать или останется в живых. В результате такой человек терпит фиаско. Его устремленность сделать что-то за другого коверкает его судьбу, но для того, кого он стремится спасти, его жертва бесполезна.

Искупление вины

«Без вины виноватый». Поговорка как нельзя лучше подходит именно к этой системной динамике. Здесь имеется в виду стремление потомка искупить чужую вину вместо другого человека. Например, за отца, мать или более далекого предка. В случае динамики искупления вины действует представление, что собственным страданием можно предотвратить чужое. Либо что страдание или собственная смерть может стать платой, компенсацией за что-то. Это детское магическое представление. Вина (как и другие чувства) бывает двух видов: личная и системная, то есть перенятая. Это чувство может передаваться ребенку через многие поколения и, как чужое чувство, оно не поддается анализу и контролю. Чем больше вины чувствует человек, тем более суровым может последовать наказание. Примеры из практики вы найдете на страницах этой книги. Динамика искупления вины полностью захватывает нас, мы отсоединены от собственных переживаний и от своих личных жизненных задач.

Перенятые чувства

Перед системными чувствами мы бессильны. После вспышки гнева или ревности мы с удивлением разводим руками, говоря: «Это на меня не похоже», «Я был не в себе», «Что на меня нашло?», «Меня понесло», «Меня как будто подменили», «Мне это не свойственно». Берт Хеллингер доказал, что часть чувств, которые мы испытываем, принадлежит не нам, а нашим предкам – родителям, нашим бабушкам и дедушкам, другим членам системы. Прежде всего это запрещенные обществом чувства, чувства, на которые наложены табу нашей культурой, социумом, убеждениями.

Чаще всего это чувства заблокированные, вытесненные, до конца не прожитые нашими прародителями. Ибо в XX веке в нашей стране проявлять чувства было некогда или небезопасно.

Перенятые чувства хранятся в памяти рода, как заряженное ружье на стене, призванное рано или поздно выстрелить, и проявляются у нас или наших детей и внуков. Эти вытесненные предками эмоции и переживания врываются неожиданно в нашу жизнь вспышками ярости, гнева, обиды или вины, сражают наповал своей необузданной силой и всегда не соответствуют причине, породившей их. Результат – проживание чужой жизни, чужих забот и обязанностей и полное забвение себя и своего предназначения.

Парентификация

Ребенок оказывается в позиции, в которой он становится родителем для одного из своих родителей. Если, например, мать рано потеряла свою мать или ее не приняла, то часто она ведет себя по отношению к дочери так, как будто та – ее мать и может дать ей то, чего ей не хватает. Тогда в расстановке ребенок часто стоит за этим родителем. И здесь ребенок не может быть ребенком из-за динамики парентификации (от англ. parent – «родитель»). Парентификация – нарушение базового порядка, когда ребенок чувствует себя больше, чем родитель, стремится заместить своему родителю кого-то из его родителей и как результат – проживание чужой жизни, чужих забот и обязанностей и полное забвение себя и своего предназначения.

Триангуляция

Триангуляция (от англ. triangle – «треугольник») проявляется в том, что ребенок передвигается вверх по иерархии системы и встает рядом с родителями (или между ними), часто при этом возникает подобие любовного треугольника. В этом случае страдают и партнерские отношения родителей, и ребенок, который в такой позиции не может получать через родителей энергию рода. Вследствие использования ребенка в качестве союзника одного родителя против другого он не только вовлекается в круг полномочий, иметь которые ему не положено, но и ставится на такую позицию в системе, которую он как представитель неродительского поколения занимать не может и не имеет права. В качестве мнимо равноправного помощника одного из родителей функционально ребенок стоит на родительской ступени и таким образом лишается возможности быть ребенком. Подробнее о парентификации и триангуляции с примерами из практики вы можете прочитать в моей книге «Мамочка, пожалуйста».

Семейные переплетения – это то, с чем работают семейные расстановки. Сам Б. Хеллингер так характеризует свой подход:

В отличие от классической семейной терапии, самым важным элементом моего подхода является осознание того, что за любым поведением, даже за тем, которое кажется нам очень странным, стоит любовь. Скрытой действующей силой всех симптомов тоже является любовь. Следовательно, очень важно, чтобы психотерапевт нашел ту точку, где сосредоточена вся энергия любви человека, так как здесь находится и корень его семейной проблемы, и ключ к разрешению трудностей.

К сожалению, в своей практике я встречала хотя и единичные, но реальные истории, представляющие исключения из этого правила. Когда человек брал на себя тяготы своих предков не из любви, включаясь в семейно-родовые переплетения. Наоборот, он стремился к свободе от этого наваждения, но для ушедших в мир иной прародителей он словно служил аутсайдером, и они цепко удерживали его в своих руках.

Одним из самых ярких воспоминаний такого родового насильственного удержания была расстановка у Бертольда Ульсамера в начале моего обучения. Молодая женщина, назовем ее Мартой, от природы обладала способностями целительницы, но с детства страстно мечтала быть дизайнером одежды международного уровня. Она грезила подиумом, новыми моделями, которые десятками изобретала ежедневно, модными бутиками по всему миру. Когда она занималась магическими практиками – что делать не любила, но клиенты каким-то образом сами узнавали о ней и выстраивались в очередь, – все в ее жизни складывалось наилучшим образом. Но если она делала шаги в сторону увлечения своей души, ей начинали сниться страшные сны, в голове проявлялись чужие голоса, она заболевала.

Когда Бертольд начал выстраивать женскую линию рода девушки, в зале на мгновение погас свет, воздух стал густым, от напряжения хотелось сжаться в комок или спрятаться. Но меня выбрали на роль прабабушки клиентки где-то в седьмом колене. И тут разом во мне что-то переключилось, перестроилось – расправились плечи, загорелись глаза, я задышала полной грудью, понимая, что обладаю недюжинной силой, сверхспособностями и ощущением вседозволенности. Я хотела летать и была уверена, что умею это делать как ведьма. И как выяснилось после расстановки, так чувствовали себя все женщины, стоящие в родовой линии Марты.

Все профессиональные шаги расстановщика и особенно деяния «моей» далекой правнучки Марты (поклоны, просьбы отпустить и благословить на счастье и проживание собственной судьбы) вызывали во мне насмешку, недоумение и клокочущий в груди гомерический хохот. Была полная уверенность, что Марта принадлежит нам, как принадлежат нам наши глаза, руки и ноги, и она обязана делать то, что нам требуется. Я не помню, чем закончилась эта расстановка десятилетней давности, уж явно не примирением и отпусканием. Женская особь, которую я замещала, была безмерно раздута в самомнении, гордыне, властности и чувстве собственной важности. В этой расстановке мы все наткнулись, как «Титаник» на айсберг, на что-то, что невозможно обойти, растопить, с чем невозможно договориться. Ни о какой любви здесь речь не шла, с одной стороны клокотали страх и бессилие, с другой – давили непреклонная воля и авторитарность. Это даже не семейное переплетение, это удушающий узел чужой воли, мертвой хваткой обхвативший жизнь другого человека.

Знаю только, что впоследствии, чтобы не сойти с ума от раздвоения личности и преследовавших ее голосов в голове, Марта оставила бутики в Москве на мать и уехала в Индию жить в один из ашрамов. О ее дальнейшей судьбе ничего не известно.

Из этого повествования можно сделать вывод, что, несмотря на действенность и мощь семейных расстановок и других техник, существующих ныне на земле, существует процент ситуаций, когда вырваться из пут чужой судьбы невозможно. Хорошо, что этот процент небольшой.