Kitobni o'qish: «Это мое дело!»
Глава 1
Очень горячая девушка способна нагреть мужчину на кругленькую сумму.
Татьяна Серебрянская
Татьяна
Пятничными вечерами, такими, как сегодня, мне кажется, что я сошла с ума. Впрочем, в остальные дни недели я в этом абсолютно уверена. Но, когда в поте лица порхаешь с подносом по залу, мысль о собственной вменяемости вытесняется другой – о чаевых.
А ведь четыре года назад, сдав проклятое трижды ЕГЭ и поступив на юридический, я думала, что вытянула счастливый билет. И вот уже месяц минул, как я прошла тернистый путь госэкзаменов, защитила в неравном бою свой диплом и стала бесценным (с нулевой ценой на рынке вакансий) молодым специалистом.
Возможно, если бы я училась только за себя, то сейчас цокала бы каблучками по мраморному полу суда или фирмы, составляла договоры и протоколировала какой-нибудь процесс. Но жизнь повернулась на сто восемьдесят градусов, и записывала я, увы, не детали процесса, а заказ: два тирамису и одно фирменное блюдо заведения – пасту карбонару, которую наш повар (явно маг-некромант по призванию) мог оживить так, что никто и не догадывался о давно вышедшем сроке годности. Причем получались у него эти спагетти – уроженцы Барнаула – не только вкусными, но и безопасными для желудков посетителей славного заведения «Голодный лось». Я же говорю – маг!
– Таня, пошевеливайся, за седьмым тебя заждались уже! – уверенный голос с восточным акцентом легко перекрыл все звуки.
– Уже бегу, – отозвалась я и, подхватив на поднос салаты, поспешила в зал.
Управляющий Айрат, будучи в зале, имел дурную привычку ни на секунду не отрываться от работы. Все бы ничего, но и от подчиненных он требовал того же. Особенно по пятницам, когда вечером зал был полон гостей, кухня – чеков с заказами, мойка – грязной посуды, а рот официантов – невысказанных ругательств.
Облегченно выдохнуть я смогла лишь ближе к утру. До закрытия «Лося» оставалось пятнадцать минут, и я уже предвкушала, как сниму униформу (джинсовый фартук и клетчатую рубашку), натяну футболку, накину на плечи трикотажный кардиган и пройдусь по сонным городским улицам. Рассвет вызолотил сочную густую листву, поливальная машина оставила на асфальте лужи, которые к десяти часам высохнут: июль выдался жарким. Самое время для неспешной прогулки. Благо работа рядом с домом. Интересно, мама уже проснулась? А брат? Хотя мелкий вряд ли. У него же каникулы.
И тут в почти пустом зале нарисовался – ацетоном не выведешь! – посетитель.
Мысленно скривилась. Вспомнила, что управляющий постоянно нас поучал, что официант должен именовать всех входящих в ресторан не «посетителями» или «клиентами», а «гостями» и только так.
Мне хватило быстрого взгляда, чтобы оценить… гостя. Высокий, широкоплечий, смуглый брюнет. В дорогом костюме, с широким галстуком. Уверенный вид, цепкий взгляд. От такого мажора жди не чаевых, а неприятностей. Вслед за ним ввалился накачанный (того и гляди лопнет) бритоголовый в спортивках и футболке. Татухи на все бицепсы-трицепсы, точно здоровяк нырнул в чан с чернилами. Нет, пожалуй, за этими двумя придут не мелкие неприятности, а матерые проблемы.
Между тем качок пружинистым шагом нагнал брюнета и похлопал его по плечу, отчего тот едва заметно поморщился.
Я тяжело вздохнула. Ну вот… А счастье было так близко. И принес же нечистый сюда эту парочку под конец смены. Пробудут теперь минимум час.
Брюнет и качок уселись за мой столик, окончательно убив любую надежду вовремя убраться домой. Лозунг «до последнего клиента» начальство исповедовало свято.
Я уже подхватила меню, готовясь к приему заказа, как сзади раздалось:
– Давай я их обслужу.
Машка?! Вот так сюрприз… Обычно ее не допросишься помочь, что вполне объяснимо: в «Лосе» Маша работала отнюдь не из-за приличной зарплаты (хотя от нее, как и от чаевых, никогда не отказывалась). Нет. Здесь она рассчитывала найти мецената для своей умопомрачительной красоты. Стройные ножки, точеная фигурка с тонкой талией и крутыми бедрами, аппетитная, почти бразильская попа, острые ноготочки-стилеты, пушистые ресницы, пухлый рот – все это требовало неусыпного внимания, безжалостных новомодных диет и… банальных денежных вливаний.
– Ну, если хочешь… – обрадовалась я.
Машка покусала губы, одернула свою мини-юбку в стиле «максимум информации при минимуме затрат», которая приклеивала мужские взгляды намертво. Расчет, видно, был такой у Машки. Чтоб намертво-намертво. Чтоб она, значит, идет вся такая красивая, а мужики за ней стаей леммингов мигрируют. Не хотят, но мигрируют за бразильской попой. Предводительница леммингов сдула со лба кокетливый пепельный локон, выпятила и без того выдающуюся во всех отношениях грудь и походкой от бедра поплыла к столику. А я потопала закрывать свою смену и выпрашивать напрокат у шеф-повара сковородку.
Нашу папа вчера умудрился сжечь вместе с картошкой, которую жарил. А сегодня у мамы был День ангела, и хотелось ее порадовать воздушными блинчиками. Вообще-то за пару улыбок и свидание некроман… – пардон! – повар испек бы мне целую гору и блинчиков, и оладий, да хоть чебуреков, но… мне хотелось самой. Лично.
Для меня это было важно. После маминой операции, после всего, через что прошла наша семья, я стала по-особенному ценить простые радости. Такие, например, как испечь блины для ма. Самой. Готовить и знать, что есть для кого.
Я уже повесила униформу в шкафчик, любовно погладила сковородку, которую клятвенно обещала вернуть повару в целости и сохранности, как дверь с размаху бухнула о стену и в раздевалку влетела Машка.
– Меня уволят… и… и… посадят… – в ужасе бормотала она.
Подбородок затрясся, нижняя губа поехала в сторону. Из идеально накрашенных глаз хлынули слезы, оставляя некрасивые разводы на щеках. Вот тебе и водостойкая тушь…
– Маш, что случилось?
– Это ты! Это все из-за тебя! – крикнула Машка.
В голосе отчетливо звенели нотки начинающейся истерики.
– Что из-за меня? – растерялась я.
– Все-е-е-е! Твой столи-и-ик, сама бы и обслуживала-а-а, – провыла она. Икнула и вцепилась в мою руку: – Та-а-а-ань, помоги. Ты же… юрист… И тот козел – тоже юрист… Вы…
«Две гадюки и шипите на одном языке», – мысленно подхватила я. Машка шмыгнула покрасневшим носом, смахнула ладонью мутные капли с подбородка и продолжила:
– Вы смо-о-ожете… договориться. А то меня – уво-о-олят! Помоги, пока Айрат не узна-а-ал…
Она снова заревела белугой. Больше ничего внятного добиться не удалось. Я вылетела из раздевалки, помчалась к Сашке-бармену и через пару минут уже знала, что произошло. Машка, как всегда, постреляла глазами, повиляла почти бразильской попой, втиснутой в легендарную юбку. Бритоголовый весьма впечатлился. Заявил, что не прочь покататься на тачке с таким… бампером. А брюнет, на которого и был рассчитан сей парадный заезд, даже внимания не обратил. Чем оскорбил Машку до глубины души. Ну, она его в отместку и обсчитала…
М-да… Водился за ней такой грех. «Наколоть клиента, – признавалась Машка, – хуже дури: один раз попробовал, и все, подсел капитально». И уж сколько ее стращал Айрат… Правда, каждый нагоняй заканчивался одинаково – в подсобке, под интригующий аккомпанемент из женских стонов.
Вот только сегодня осечка вышла: «белый воротничок» дружил с математикой. Потому Машкин «обсчет», словно недельный утопленник, все равно всплыл на поверхность, как его ни придавливали камнями из списка действительно заказанного.
– Ее точно выпрут, – философски закончил Сашка. Спокойствием бармена можно было сваи забивать. Причем в железобетон. – Айрату дармовым ужином не отделаться. Этот перец оказался адвокатом. Обещал иск минимум на шестьдесят тысяч.
– Шестьдесят?! – потрясенно присвистнула я.
Ну Машка… Нарвалась, идиотка. Допрыгалась. Сама влипла и нас подставила. Теперь премия, на которую все рассчитывали, помашет ручкой.
Между тем брюнет за столиком побарабанил пальцами, выражая свое недовольство. Сейчас он сидел один, бритоголовый куда-то делся.
– Где Айрат? – Я поискала взглядом управляющего.
– А его нет. Отъехал ненадолго, скоро должен быть. Сказал, ему надо на вокзале кого-то встретить с поезда… – пожал плечами Сашка.
Пока один подъедет, второй дойдет! А уж до кипения или до ручки – шариковой, которой исковое заявление пишут, – это у самого брюнета надо спрашивать. Кстати… Может, он и не адвокат, а просто решил взять на испуг? Сейчас и проверим. В конце-то концов, юрист я или кто?! Пусть неопытный, зато дипломированный.
Я метнулась в служебку. Нацепила пиджак управляющего, поправила лацканы. Великоват, черт! И футболка не к месту. Ладно, сойдет. Пригладила перед зеркалом волосы, натянула на лицо уверенно-непробиваемую мину. Выдохнула и поплыла в зал. Сбоку раздался звон разбившегося стекла: невозмутимый Сашка, протиравший за барной стойкой бокалы, завис, глупо открыв рот.
М-да… Значит, мой уровень наглости все же переплюнул его гору пофигизма.
– Здравствуйте, меня зовут Татьяна. Я менеджер ресторана, – представилась, без зазрения совести повысив себя в должности. Хорошо еще, бейджики у нас не предусмотрены регламентом. За Айрата я вряд ли сошла бы. Даже если б нарисовала усы. – Официантка сообщила, что возникло недоразумение?
И я дежурно улыбнулась, готовясь выслушать гневную тираду.
Но ее не последовало. Зато было столь сухое изложение фактов, что влажность воздуха в «Лосе» упала до нуля. Брюнет спокойно и уверенно жонглировал статьями кодекса, походя сфотографировал меню, бросил взгляд на камеру в углу и аккуратно положил ладонь на чек… Я поняла: этот докажет. Что угодно докажет.
Машка, Машка! Могла хотя бы полуторную порцию посчитать. Так нет же, пробила два созвучных блюда, дура! Причем обсчитала не на пятьдесят рублей – на пятьсот! Думала, что не заметят? Дважды дура!
Меня же сейчас ставили перед фактом уголовного преступления, компенсацией в шестьдесят тысяч, судебными издержками и разбитой вдребезги репутацией ресторана. Все вместе тянуло под сотню, если не больше.
– От лица заведения приношу вам извинения за нашу сотрудницу, – ровно выговорила я, – за свой проступок она будет наказана. Но сумма, озвученная вами, явно завышена.
– Вы так считаете? – сдержанно улыбнулся брюнет.
– Наш юрист… – начала я.
Юрист в «Лосе» – существо мифическое. Все о нем слышали, но никто не видел. То ли это была дочка хозяина, то ли жена… В общем, в штате она числилась. На том все. Посему дальше пошла откровенная импровизация:
– …Он может опротестовать претензию.
Вранье, причем наглое. Никто ничего опротестовывать не будет. Выплатят как миленькие. А потом с нас стрясут. Полгода будем сидеть без премии. Ну уж нет. Врем дальше, с огоньком! Как говорится, чем увереннее ложь, чем больше она сдобрена профессиональными терминами, тем больше у нее шансов сойти за правду.
– Сумма, на которую вас обсчитали, подпадает не под уголовное, а под административное правонарушение, – отчеканила я, под скептическим взглядом брюнета едва не скрипнув зубами. Жаль, не имею хорошей привычки держать в служебном шкафчике дробовик. А ведь он очень от нервов помогает. Мысленно выдохнула, улыбнулась и пояснила: – А за оное компенсация идет в казну государства, а не потерпевшему. Так что вы получите разве что моральное удовлетворение. Ну и потраченное время. Поэтому я предлагаю компромисс: бесплатный ужин…
Мой взгляд упал на остатки омлета с перцем чили и черной икрой, а еще на хвостики креветок в соусе табаско… Дорогой, однако, выходит компромисс. Вот всегда знала, что острая еда вредна! Но думала, что для желудка тех, кто ее любит, а не для моего кошелька!
– …и наши искренние извинения.
Спокойно, Таня, спокойно. Ты – вежливая девочка, очень вежливая и терпеливая…
По мне прошлись заинтересованным, чуть насмешливым взглядом.
– Когда так мило просят, отчего бы не принять?
Брюнет встал, одним пальцем пододвинул ко мне чек со словами:
– Дело не в деньгах, дело в принципе. Не нужно держать посетителей за идиотов. Мой вам совет: увольте ее.
А потом на стол легли две купюры. Ярославль и Хабаровск. Брюнет развернулся и пошел к выходу. Я проводила взглядом широкую прямую спину и, обернувшись, нос к носу столкнулась с Айратом. Никогда еще не видела у него таких круглых глаз. Похоже, мой вид в его собственном пиджаке произвел на управляющего неизгладимое впечатление.
Впрочем, когда он вновь обрел дар речи, то проорал в опустевшем зале совсем другое. Почти печатное. Запятые точно были цензурными. И междометия. И местоимения. И даже некоторые прилагательные.
Бушевал Айрат долго и со вкусом. Но когда выпустил пар, разобрался не без помощи бармена в ситуации, то даже извинился. А Машка извинялась уже перед управляющим. Лично.
– Вот это я понимаю: вымаливать прощение на коленях, – ухмыльнулся Саша, когда мы с ним проходили мимо двери, из-за которой вновь доносились характерные жизнеутверждающие звуки.
– Пошляк, – фыркнула я.
– Пошляк сегодня на мотоцикле и может тебя подкинуть до дома. – Карие глаза весело блеснули.
– Спасибо, я лучше пешком.
– Ну, смотри, мое дело предложить… – Он поиграл бровями.
Я рассмеялась и уверенно мотнула головой. На крыльце черного хода мы и разошлись. Сашка отправился на стоянку, а я, покачивая сковородкой, неспешно потопала вокруг здания к дороге. Завернула за угол и… тут же сайгаком отпрыгнула назад.
Усталость как рукой сняло. И все потому, что в нескольких метрах от меня стоял тот самый брюнет, а перед ним скакал лысый тип в кожанке, рыча и угрожающе размахивая ножом.
Позвать на помощь? Да адвоката зарежут, пока кто-то прибежит. И меня заодно, как слишком горластую свидетельницу. Был еще вариант – отойти назад шагов на сто и сделать вид, что меня тут вовсе не было. Пусть сами разбираются. Шикарный вариант, и очень здравый. Машка так бы и поступила. Но я, увы, не Машка. Меня ж потом совесть насмерть загрызет.
Я резво вылетела из-за угла. Сковородка – тяжелая, с толстым дном, антипригарным покрытием и удобной ручкой – оказалась отличным орудием нападения. Звонкое «дзинь», словно поварешка со всей дури впечаталась в бок пустой кастрюли, разнеслось окрест. Звякнул выпавший из мощной лапищи нож. А потом бритоголовый начал падать. На меня.
Отскочить я не успела. Так и свалилась на асфальт, сжимая в руке сковородку. Сверху рухнула здоровенная туша в кожанке. Придавило, словно надгробной плитой.
– Вы?! – было первое, что я услышала, когда в ушах перестало звенеть.
– Спасла вам жизнь, – пропыхтела я, пытаясь столкнуть с себя неподъемное тело.
Ага, сейчас! Удалось только высунуть нос из-за бритого затылка. Едва я втянула в себя драгоценный воздух, как увидела нависшую над собой брюнетистую тучу, которая готова была метать громы и молнии.
– Вы оглушили моего постоянного клиента! – голос был не теплее сжиженного азота.
Клиента? Упс… Неудобно получилось. Во всех смыслах неудобно…
Одного обсчитали, второго побили. Надолго оба запомнят трапезу в «Лосе». Вон у брюнета уже глаз дергается. А я что? Я ничего. Лежу смирно, ощущаю тяжесть своего проступка. Всем телом ощущаю. Кажется, даже асфальт прогнулся. Ну и туша! Нет, это не надгробная плита. Это стальной сейф, фаршированный слоном!
Говорят, что сила земного притяжения чувствуется острее, когда поднимаешься по карьерной лестнице. Врут! Жизнь легко может расплющить тебя и без попыток подняться куда-то. Покарает со всей строгостью за одни лишь благие намерения. Еще немного, и меня можно будет просто свернуть рулончиком. Как коврик.
– Не оглушила! – возразила я.
Исключительно из юридического инстинкта самосохранения возразила. Попробуй с таким ушлым типом только согласиться – не успеешь и глазом моргнуть, как станешь не только нечаянно стукнувшей бандита девушкой, но и соучастницей трех ограблений, двух махинаций с офшорами и одного надругательства над животными. Спасибо, не надо. Сейчас лучше вообще все отрицать. А потом, когда мозг получит доступ к кислороду и перед глазами перестанут летать темные мошки, вот тогда можно будет хорошенько подумать и что-то признать.
– Не оглушила, – повторила я. – Всего лишь слишком быстро и близко познакомилась. А он взял и уложил меня на обе лопатки, вот я и решила сопротивляться…
А что? Не соврала ровным счетом ничего. Правда, слегка поменяла события местами. Брюнет с сомнением уставился на меня. Он не произнёс ни звука, но во взгляде явно читалось: познакомься Достоевский со мной, и своего «Идиота» он написал бы гораздо быстрее.
Я дрыгнулась, вновь попытавшись освободиться из ловушки, которую себе собственноручно организовала. Брюнет злорадно понаблюдал за мной, склонился к лысому и протянул руку. Видно, хотел нащупать в складках его шеи пульс. Похоже, нащупал – или… наоборот? – и достал из кармана телефон.
Пока он набирал номер, шевельнулся третий участник нашей беседы. С протяжным:
– Ё-о-о-опт, башка трещит… – он вернулся в реальный мир.
И завозился, гад, явно устраиваясь поудобнее.
– А-а-а! – заорала я, чувствуя, как сплющиваются кости.
Лысый дернулся, словно его иголкой ткнули, и рывком скатился с меня. Свободный вдох был упоителен. И плевать, что пыль асфальта в нескольких сантиметрах от носа. Тут главное не соотношение кислорода и сора, а сама возможность его оценить.
– Какого… – пробормотал лысый, садясь на землю и одной рукой ощупывая затылок.
Хотя безо всяких ощупываний понятно, что шишка будет ну о-о-очень внушительной. Я быстро отлепилась от асфальта и тоже села, покрепче ухватив сковородку. На всякий случай.
– Сколько пальцев видишь, – опустившись перед лысым на корточки, поинтересовался брюнет и выставил мизинец и указательный на манер козы.
– Брось, Фил, все нормально, – выдохнул тот. Услышав «Фил», брюнет слегка поморщился, но ничего не сказал. – И даже башка не кружится, только слегка гудит. Что со мной случилось?
Я поискала глазами нож. Тот лежал успокаивающе далеко от загребущих лап лысого.
– Простите, с вами случилась я…
Чем быстрее извинюсь и отползу на безопасное расстояние, тем лучше для моего здоровья. К тому же чистосердечное раскаяние обеляет злодеяния, превращая их из черных в серые.
– Я нечаянно на вас напала и завали… В смысле, уронила… – выпалила я и, увидев, как расширяются глаза лысого, добавила: – Думала, вы его… – я обличающе ткнула пальцем в поднимающегося на ноги брюнета, – …хотите зарезать. Вот я и…
– Спасала? Его? От меня?!
Лысый заржал. От души. Громко, с чувством. Вот честно, если бы лысый издавал эдакие звуки под стенами роддома, то родили бы не только беременные, но и вся акушерская бригада. Даже если бы состояла целиком из мужиков!
Я медленно отползала вместе со сковородкой. Главное – добраться до бордюра, пока тут всем не до меня. А там как задам стрекача! Не успела. Лысый захлопнул рот и весело посмотрел на меня. Я застыла на месте, словно и не пыталась совершить побег.
– Ну ты, чика, даешь! Да это тому несчастному, кто тронет Фила, надо срочно будет себе гроб заказывать.
– Вы… – я замялась, тщательно подбирая слова. – Так эмоционально… разговаривали, что я и подумала…
– Ага, подумала, – проворчал лысый и машинально потер наливающуюся шишку. – Ты сначала сделала, а потом уже подумала.
Я мысленно прикинула, какой статьей на сей раз меня порадует брюнет. Он ведь наверняка еще от Машкиного обсчета не отошел. А тут я, такая вся героическая, как супермен. Со сковородкой.
– Вы ножом размахивали! – упрямо заявила я, отбросив этические приседания и намеки. Какие уж тут экивоки, когда срочно нужно перенести нападение в разряд «почти самооборона». – И угрожающе напрыгивали!
– Да я показывал, как меня год назад одни отморозки хотели расписать…
– Со спины это было тяжело понять! – отрезала я.
Рука сама собой сжала ручку сковороды. Лысый насмешливо пошевелил бровями и повернулся к брюнету:
– Фил, смотри, как тебя бабы любят. Даже незнакомые. Вон как эта на защиту ринулась. Цени.
– Я уже оценил. На шесть тысяч, – тот тут же припомнил наш диалог в «Лосе».
– Эй, ты чего? – возмутился лысый. – Ну погорячилась девка чуток. Так от чистого же сердца. Тебя спасти хотела. А ты ей уже и статью примерил, и штраф посчитал!
Да он, оказывается, нормальный человек! Почти святой, хотя и выглядит как бандит. Верно сказано: не суди товар по логотипу. Но следующие слова лысого слегка притушили сияние нимба над его пострадавшей головой.
– А ты ничего, симпотная, – подмигнул он, пройдясь по мне оценивающим взглядом. – И отчаянная. Я таких люблю…
– Все-таки она отбила тебе мозги, – печально вздохнул брюнет.
Лично я сомневалась, что там вообще было что отбивать. И следующей своей фразой лысый лишь укрепил меня в этом предположении:
– Для любви они и не нужны. Нужно лишь сердце… Ну и чтобы пониже него кое-что еще работало. А у меня и с тем, и с другим полный порядок, – он радостно захохотал над собственной «шуткой». – Так что, Фил, сегодня вечером я буду занят. У меня свидание намечается…
Сви… что?! Я нервно сглотнула. Похоже, лысому для любви не только мозги не нужны, но и мое согласие на встречу, которую он явно планирует провести в горизонтальной плоскости. О последнем красноречиво говорил взгляд, которым меня не только раздели, но и просквозили всю так, что была вероятность подхватить насморк.
– Во сколько и куда мне заехать?
Я бы с удовольствием заехала сама. По лысой голове. Сковородой. Еще раз. И дала деру. Но увы… Имелся брюнетистый свидетель адвокатской наружности, который знал, где меня найти. Мысль оглушить сразу двоих, присовокупив к шишкам еще и амнезию, была столь же соблазнительной, сколь и трудновыполнимой.
Идея, пришедшая в голову, была гениальной до банальности.
– В травматологию! – ликующе объявила я. – Часа через три. Как раз оставите мне на гипсе номер телефона…
И, вспомнив, что мне должно быть больно, для верности схватилась за колено. А что? Под узкой джинсовой штаниной не видно, насколько оно пострадало.
Лысый приуныл. Его явно не вдохновляло свидание с девушкой, у которой перелом. Ну хорошо, не перелом, но вывих или растяжение я в состоянии сыграть. А там, глядишь, через пару дней этот на голову ушибленный новую «любовь» найдет. И меня забудет без желания административной мести. А та обязательно последует, если решительно отказать. Обиженный мужчина может пойти на любую подлость. Даже юристов натравить. А один такой вон стоит уже, возвышается в своих отутюженных штанах и начищенных ботинках.
Лысый поднялся с асфальта, предложил меня подвезти. Настырный. Я уже было приготовила приличную порцию лапши, дабы развесить ее на две пары ушей, но тут из-за поворота появился Айрат. И не один. А под ручку с довольной, как сытая кошка, Машкой. О не-е-ет… Вот только их тут и не хватало. Какого черта эту сладкую парочку вообще сюда принесло?! Стоянка в другой стороне! Стиснув зубы, я совершенно искренне застонала.
Мгновенно срисовав цепким взглядом меня на асфальте, двух типов, а главное – сковородку с ресторанной кухни, управляющий напрягся. Стоит уточнить, что в жилах моего начальства текла горячая и сильно восточная кровь. Про таких говорят: им только винтовку в руки дай, а глаз уже прищурен.
С рыком: «Что здесь происходит?» – Айрат вошел в наше мирное трио словно раскаленный паяльник в масло. И как Машка ни старалась изобразить одновременно якорь, гирю и тазик с цементом, дабы удержать его на месте, ей это не удалось.
К моему удивлению, ни лысый, ни адвокат ни словом не обмолвились о моем феерическом шоу со сковородкой.
– Девушка, кажется, повредила колено, – задумчиво произнес брюнет.
– Это я на нее упал, – покаялся лысый.
Айрат поперхнулся и тут же развернулся ко мне:
– Таня… Ты… Ты хоть ходить сможешь?
Если бы я не знала столь хорошо этого потомка Чингисхана, то непременно бы растрогалась. Но им двигало не человеколюбие, а предчувствие глобального геморроя: в случае моего больничного придется перестраивать весь график смен.
На меня смотрели четыре пары глаз: три – выжидательно, одна – со смутным подозрением. Я протяжно вздохнула, лихорадочно соображая, что делать. Конечно, следовало бы успокоить начальство, но… Еще минуту назад я изображала едва ли не потерю ноги, чтобы отмазаться от свидания и штрафов. А теперь заверять, что все отлично и замечательно? Как-то э-э-э… слегка не с руки.
Ладно. Если не можешь остановить комедию абсурда – стань ее режиссёром! Я снова вздохнула, придала своему лицу самое печальное выражение и, пока лысый не успел опять сунуться со своим предложением, выпалила:
– Айрат, ты ведь на машине? Довези меня до травматологии…
Спасение рабочего графика – это святое. Управляющий тут же согласился. Причем так быстро, что лысый не успел среагировать, а я уже была поднята с асфальта, подхвачена на руки и даже оттранспортирована метра на два. Потом меня подкинули словно мешок с картошкой, перехватив поудобнее, и в абсолютном молчании потащили дальше. Айрат пыхтел, потел, но пер в сторону стоянки, где под камерой паслась на выгуле его «Веста».
Я изображала немочь на последнем издыхании, но сковороду из руки так и не выпустила.
Ха! Теперь я с полным основанием могла сказать, что начальство меня носит на руках! Только б не уронило, а то и впрямь сломаю себе чего-нибудь. Машка, подорвавшись с места, нагнала нас. Сопение удвоилось: к натужному прибавилось недовольное. Плевать! Главное, управляющий, как настоящий медбрат, вынес меня с поля бо… – пардон! – из эпицентра любовно-правового конфликта. За что я была ему искренне благодарна. Ровно до того момента, пока он, плюхнув меня на сиденье «Весты», не начал допрос по поводу сковороды, дно которой после столкновения с головой одного лысого стало подозрительно выпуклым. Я каялась и уверяла, что выкуплю испорченный инвентарь.
У больницы покататься на начальстве не удалось. Едва Айрат вынул меня из машины, Машка подскочила и решительно перекинула мою руку через свое плечо. Управляющий – через свое, и они поволокли меня, подпирая с двух сторон. Машка еще и за талию обняла, мстительно тыкая острыми коготками. Точно на следующей смене раскатает меня в тонкий лист. Пришлось прыгать на одной ноге, как раненому бойцу.
Сгрузив меня на стул перед дверью кабинета, оба с облегчением выдохнули. Управляющий стребовал с меня клятвенное обещание, что, как только станет известен результат, я тут же ему напишу. И влюбленные отбыли. Выждав минут пятнадцать, я вскочила и на глазах у изумленной очереди бодро порысила обеими ногами к выходу.
Притормозив на крыльце, огляделась на всякий случай. Ни Айрата, ни его машины, конечно же, не было. Да уж, завезли так завезли. До дома теперь доберусь не раньше, чем через час. Зевота, как и усталость, напали без предупреждения и враз. Спать хотелось зверски. А впереди, до начала новой смены, меня ждало еще два собеседования…
Первые маршрутки появятся через час. Нет, и сейчас их можно было увидеть. Но пока водители не вышли в рейс, а спешили на заправку. Залить в урчащее нутро машин топливо, а в себя – дешевый кофе, не столько пробуждающий, сколько заражающий желанием убивать.
Метро откроется минут через тридцать. Но делать на нем крюк с пересадками – то еще удовольствие. При мысли о том, чтобы шикануть на такси, тут же начинала душить жаба. Уж лучше подышать воздухом.
Я зажмурилась от брызнувшего в глаза солнца и еще раз огляделась. Никого не выискивая. Просто так.
Летнее утро. Россыпь бриллиантов на газоне, деревья парка вдалеке – словно в молочной дымке. Скоро проснется бурный шумящий автомобильный поток, ветер потревожит марево легкого тумана. Наступит долгий и непростой день, в который ворвутся звуки и запахи. А воздух станет тяжелым, густым от ароматов духов, шаурмы, выхлопов. Все это будет совсем скоро.
Но пока – миг тишины. Я вдохнула его полной грудью. Переступила кроссовками. Под подошвой зашуршали мелкие камушки. Легко, перепрыгивая через ступеньки, спустилась с крыльца. И пошла.
А через минут двадцать за спиной услышала весёлую трамвайную трель. Ну мы и помчались наперегонки. До остановки было всего ничего. Я успела. И даже домой ввалилась почти вовремя. Но мама уже не спала. Она вышла в коридор, когда я осторожно стягивала с ног кроссовки.
– С Днем ангела, ма!
Она улыбнулась. И мне показалось, что в полутьме прихожей взошло солнце. Сглотнув комок в горле, я босыми ногами прошлепала в ванную. Мама привалилась к косяку, наблюдая, как я плещусь, склонившись над раковиной.
– Ты чего так рано встала? – проворчала я.
– Решила приготовить тебе завтрак…
Ну вот. И кто кому сюрприз хотел сделать, а?
– …шарлотку испекла. Еще теплая. Давай быстрее, пока не остыла.
Остыть сдоба не успела. Наверное. На столе обнаружилась пустая тарелка с крошками, несколько размазанных по скатерти ошметков… И два пушистых белых шарика, которые весело махали хвостами-метелками. Шерсть, собранная резинками на макушках болонок, напоминала пальмочки, которые азартно тряслись. Собаки явно были довольны.
– Ах вы… – в сердцах воскликнула ма.
Хулиганки затявкали, гордо соглашаясь: «Да, мы!»
– И куда в вас только влезло?
«Влезло, влезло!» – радостно запрыгали Чупа и Копа. Черные сливины их глаз задорно блестели, собачье счастье лилось через край. А то, что большая часть шарлотки обнаружилась под столом… Так это мы с мамой не сразу узнали, посему эффекта от удивления это не испортило.
Вообще-то, двух этих бестий звали Чупакабра и Конопля. Спонсором дивных кличек являлся мой младший брат-балбес. Каким-то мистическим образом в свое время ему удалось убедить всю семью, что это лучшие имена для двух жизнерадостных болонок. Но с учетом того, что сначала он предложил назвать их Мор и Голод, завести еще двух и собрать четверку всадников Апокалипсиса, Чупакабра и Конопля были все же предпочтительнее. Хорошо еще, что среди наших соседей не имелось сотрудников наркоконтроля. А то крики: «Куда делась конопля? Не могу найти!» – звучат весьма интригующе.
– Животы заболят – лечить не буду! – пригрозила мама, выкидывая остатки шарлотки в мусорное ведро.
Я сгребла обеих хулиганок в охапку. Розовые язычки замелькали, облизывая все, до чего могли дотянуться.
– Фу, Копа! Фу, Чупа! – уворачивалась я.
«Вовсе не фу!» – звонко тявкнула Чупа. «Не фу, не фу!» – поддержала Копа.
Эта перебранка разбудила и папу, и брата. Так что блины я пекла уже не таясь. Семья. Шумная и шебутная, разноголосая. Моя. Отец всю жизнь проработал простым электриком. Мама – врачом. Брат-оболтус окончил десятый класс. Два вечера в неделю он колесил на велосипеде с термокоробом доставки за плечами, развозя заказы. А потом гордо хвастался, что уже сам зарабатывает. Другого выхода у Жеки и не было: наша семья жила не то чтобы бедно… Но деньгами не разбрасывались. И когда я четыре года назад поступила на бюджетное в весьма престижный вуз, то считала это большой удачей. А спустя пару месяцев – и вовсе чудом. Потому как вместе со мной на потоке училась Лариса Мальская – дочь весьма богатого бизнесмена. Девушкой она была красивой, но глупенькой. Как едко заметил староста ее группы (тот еще зануда и стукач), айкью Мальской был около ста двадцати. Только перед единицей еще стоял знак минус.
