Kitobni o'qish: «Вдовствующая герцогиня замка Оргарон», sahifa 3

Глава 8

Наша встреча с Арнольдом состоялась в солнечной гостиной на втором этаже, куда я специально приказала подать чай с мятой и медовые пряники. Лучи утреннего солнца, проникая сквозь кружевные занавески, рисовали на дубовом полу причудливые узоры. Я устроилась в глубоком кресле с гобеленовой обивкой, в то время как Арнольд аккуратно разложил перед собой несколько пожелтевших пергаментов, бережно расправляя их уголки.

– Ваше сиятельство, – начал он, поправив серебряные очки на переносице, – как я и предполагал, император действует в рамках закона. Согласно "Уложению о престолонаследии", все знатные рода обязаны обеспечить продолжение фамилии. Ваш брак с покойным герцогом автоматически включил вас в этот список.

Я почувствовала, как ногти впиваются в ладони. Мысль о новом браке вызывала во мне бурю эмоций – от гнева до отчаяния. Мне казалось несправедливым, что моя судьба решается без моего согласия.

Но тут Арнольд взял в руки тонкий пергамент с аккуратными строчками:

– Однако закон Аринта Прекрасного, принятый двести сорок пять лет назад, – его голос приобрел торжественные нотки, – дает вам право самостоятельного выбора супруга. Даже император не может его отменить.

В моей груди вспыхнула крошечная искра надежды. Возможно, не все еще потеряно?

– Главное условие, – продолжил законник, переходя к следующему документу, – чтобы ваш избранник мог унаследовать родовые владения. А согласно указу Горальда Достопочтимого… – его пальцы бережно развернули еще один свиток, – у вас есть ровно полгода на выбор кандидата и организацию свадьбы.

Полгода. Срок, одновременно и обнадеживающий, и пугающий. Достаточно, чтобы все обдумать, но слишком мало, чтобы найти того единственного.

– Есть ли подводные камни? – спросила я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

Арнольд нахмурился, доставая самый древний из свитков:

– Вот этот документ… – его пальцы осторожно скользнули по потрескавшейся коже, – требует, чтобы ваш избранник имел титул не ниже графского и владел как минимум десятью деревнями.

Великолепно! Теперь мне предстояло не просто искать человека по душе, но и проверять его геральдику и налоговые декларации.

– Этот закон редко применяется, – добавил Арнольд, не замечая моего раздражения, – но императорские юристы могут о нем вспомнить. В таком случае ваш брак рискует быть аннулированным.

Какая прелесть! Ну спасибо, ваше величество, вы мне отличную свинью подложили.

Я сжала губы, чувствуя, как нарастает гнев. Теперь моя и без того сложная задача превратилась в настоящую головоломку – найти достойного человека среди ограниченного круга "подходящих" кандидатов.

Я выслушала последние уточнения Арнольда, механически кивая в такт его размеренной речи. Его пальцы, покрытые чернильными пятнами, аккуратно сложили пергаменты в кожаную папку, которую он затем передал мне вместе с кратким конспектом – аккуратно переписанными на тонкий пергамент основными тезисами. После формальных прощаний я направилась в книгохранилище, жажду отвлечься от юридических тонкостей и погрузиться в мир литературы.

Библиотека замка представляла собой настоящее чудо – плод многовековых усилий десятков поколений моих предшественников. Проходя через массивные дубовые двери с бронзовыми совами вместо ручек, я в очередной раз замерла в восхищении.

Западная башня целиком отдана под хранилище знаний. Высоченные своды, расписанные фресками с мудрыми совами, парящими среди звезд, создавали ощущение, будто находишься в древнем храме. Солнечные лучи, проникая сквозь витражи с рунами познания, рисовали на каменном полу постоянно меняющиеся узоры из синих, золотых и багряных пятен.

Ряды дубовых стеллажей, почерневших от времени, уходили ввысь на три яруса. Их заполняли фолианты в потертых кожаных переплетах с поблекшим золотым тиснением, аккуратные кодексы в парчовых обложках и свитки, перевязанные шелковыми шнурами. В центре зала стояли массивные читальные столы из черного дерева, над которыми на бронзовых цепях покачивались зеленые стеклянные лампы – их призрачный свет дрожал на страницах раскрытых томов.

Воздух был насыщен ароматами старинного пергамента, пчелиного воска и едва уловимой горчинки – возможно, следов древних алхимических эссенций. По углам вились узкие винтовые лестницы с облупившейся позолотой, ведущие на галереи с трактатами по магии и алхимии.

Особую атмосферу создавала тишина – не гнетущая, а умиротворяющая, словно само помещение дышало знанием. Даже мои шаги по персидскому ковру с вытканными рунами мудрости звучали приглушенно, будто библиотека шептала: "Тс-с, здесь размышляют".

В дальнем углу, устроенном для комфортного чтения, стояли два кресла с высокими спинками, обитые бархатом с вышитыми полевыми цветами. Между ними располагался небольшой столик из полированного ореха с резными ножками в виде совиных лап. Я провела рукой по его гладкой поверхности, ощущая под пальцами прохладу дерева и едва заметные следы от чернил – свидетельства множества часов, проведенных здесь за чтением.

Я медленно прошлась вдоль дубовых стеллажей, пальцы скользили по корешкам фолиантов, ощущая подушечками фактуру кожи и пергамента. Каждый том был уникальным произведением искусства – одни украшены затейливым золотым тиснением с растительными орнаментами, другие инкрустированы полудрагоценными камнями, третьи заключены в серебряные оклады с эмалевыми вставками.

Мой взгляд привлек недавно переплетенный трактат в бордовом сафьяне с четким золотым тиснением. Я бережно извлекла его с полки, ощутив под пальцами бархатистую поверхность обложки и уловив тонкий аромат дубильных веществ.

Устроившись в глубоком кресле у резного столика из орехового дерева, я раскрыла книгу. Страницы, отливающие легкой желтизной, оказались плотными и приятными на ощупь. Каждый раздел начинался с изящной буквицы, украшенной виноградными лозами и колосьями.

Иллюстрации поражали детализацией: здесь были изображены террасные поля, орошаемые магическими каналами; сады, где плоды зрели под присмотром древесных духов; даже домашние духи-помощники, похожие на пушистых ежей, помогающие собирать урожай. Особенно меня заинтересовала гравюра, изображающая ритуал благословения посевов – жрецы в белых одеждах рассыпали по полю светящиеся зерна, а крестьяне с благоговением наблюдали за процессом.

Текст, написанный четким каллиграфическим почерком, подробно описывал не только традиционные методы земледелия, но и магические практики: как с помощью простых заклинаний увеличить урожайность, какие амулеты защищают от вредителей, какие лунные фазы наиболее благоприятны для посадки разных культур. На полях встречались аккуратные пометки предыдущих читателей – возможно, моих предшественников, которые тоже изучали это руководство.

Глава 9

Книга, которую я выбрала, называлась «Плодородие земли: алхимия, духи и заклинания». На развороте первой страницы красовалась детальная схема магического поля, разделенного на геометрические сектора с аккуратными подписями. Каждый участок был прорисован тончайшими линиями тушью, с мельчайшими деталями – даже травинки казались живыми под кистью иллюстратора.

Сектор огня изображался как квадрат с алой каймой. В пояснении говорилось, что здесь следует закапывать обсидиановые кристаллы, добытые на склонах вулкана Драконья Пасть. Эти черные, переливающиеся на свету камни сохраняли тепло даже в лютые морозы. Автор рекомендовал окружить этот участок грядками с розмарином, тимьяном и шалфеем – их аромат в летний зной смешивался с минеральным запахом камней, создавая целебную атмосферу.

Круг воды был выполнен синими чернилами с серебряными бликами. В центре изображался колодец с причудливыми рунами, вырезанными на дубовых плахах. В тексте подробно описывался ритуал: на рассвете, держа в руках ветку ивы, нужно трижды обойти колодец, нашептывая древние слова. К полудню небо затягивалось тучами, а к вечеру начинался мягкий, благодатный дождь.

Самый загадочный – треугольник земли – был заштрихован коричневыми тонами. Здесь изображались миниатюрные алтари из необожженной глины. Автор скрупулезно перечислял подношения: первый сноп нового урожая, липовый мед в глиняной плошке, три капли крови (обязательно из безымянного пальца). Взамен духи-кормильцы охраняли поля от кротов-оборотней, чьи норы на иллюстрации светились зловещим ядовито-зеленым свечением.

Особенно увлекательной была глава, посвященная зерновым элементалям. Маг-агроном Виллард горт Терранский с почти поэтическим вдохновением описывал этих невидимых существ: "Когда ветер колышет колосья, это не ветер – это они перешептываются". Ритуал задабривания включал оставление в последний день жатвы дубового кувшина с ячменным пивом и самой крупной тыквы с вырезанной улыбкой. На полях книги чья-то старая рука сделала пометку: "Проверено – урожай 1247 года превзошел все ожидания!"

Отдельная глава книги была посвящена алхимическим удобрениям, ее страницы украшали замысловатые схемы перегонных аппаратов и точные пропорции ингредиентов.

Зелье "Корень силы" описывалось с особой тщательностью:

Пепел феникса (добываемый раз в семь лет из гнезд на вершинах огненных гор)

Кора тысячелетнего дуба (только северная сторона, собранная в день зимнего солнцестояния)

Роса с паутин лесных ткачей (собираемая в серебряный сосуд до восхода солнца)

Иллюстрация показывала, как зеленоватый дым от этого зелья, вылитого в борозды, обвивает стебли растений, заставляя их тянуться к небу.

Порошок лунной пыли изготавливался путем выпаривания воды, заряженной в хрустальных чашах под полной луной. На полях книги чья-то старая рука сделала пометку: "Проверено на каменистых склонах Хенарских холмов – всхожесть 9 из 10 семян!" Эта идея зажгла во мне искру вдохновения – я уже представляла, как разбиваю террасный сад у южной стены замка.

Но книга строго предупреждала: "Земля дает лишь тем, кто дает ей взамен". На иллюстрации рядом был изображен крестьянин, нарушивший баланс – его поле превратилось в зловонное болото, где среди тины гнили заплесневелые колосья.

Как выяснилось позже, Дирк следовал этим заповедям неукоснительно. На полях стояли гранитные стелы с высеченными рунами – каждая была аккуратно покрыта жертвенной кровью в дни равноденствий. А в углу амбара висел холщовый мешок с костями лесных стражей – их неестественно белый цвет и странная форма отпугивали грызунов лучше дюжины котов.

Я погрузилась в чтение так глубоко, что не заметила, как солнечные пятна на полу сменились лунными бликами. Простые, ясные объяснения, подробные иллюстрации и практические советы завораживали. Я могла бы провести здесь дни напролет, изучая каждую деталь этих древних знаний. Когда часы в башне пробили восемь, я лишь машинально потерла затекшую шею – обед давно прошел, а ужин… Что ужин, когда на кону столько удивительных открытий!

Внезапный скрип дубовой двери вырвал меня из мира магической агрономии. Дверь читального уголка бесшумно приоткрылась, и в проеме показалась служанка Лира – та самая, что всегда краснела, когда я на нее смотрела. Она совершила низкий поклон, и ее тонкие пальцы нервно перебирали край передника.

– Госпожа, – прошептала она, опуская глаза, – к вам прибыли ваши родители. Они ожидают в голубой гостиной.

Я вздрогнула, будто очнувшись ото сна. В голове мелькнула мысль – неделю назад мы расстались в самых лучших отношениях, и матушка клятвенно заверяла, что едет к моей старшей сестре в дальние владения. Три дня пути в одну сторону, не меньше. Что за чертовщина?

С сожалением я провела ладонью по бархатистой обложке трактата, оставляя книгу раскрытой на странице с рецептом лунного удобрения. Мягко хлопнув крышкой, я поднялась с кресла, ощущая, как затекшие ноги пронзают иголки. Солнечные лучи уже сменились вечерними сумерками, а я и не заметила, как пролетел день.

Поправив складки платья и встряхнув головой, чтобы окончательно вернуться в реальность, я направилась к выходу. Мои шаги эхом отдавались в тишине библиотеки, а за спиной оставались горы бесценных знаний, которые придется отложить до лучших времен.

Отношения Арисы с родителями напоминали хрупкое перемирие между враждующими сторонами. Леди Марта, ее мать, всегда появлялась в платьях с костяными пластинами в корсете, так туго зашнурованных, что казалось – она дышит только наполовину. Ее высокие воротники, унизанные жемчужинами размером с горошину, подпирали подбородок, придавая виду неестественную строгость. На пальцах – фамильные перстни с геральдическими символами, которые звенели при каждом движении. Веер из страусиных перьев в ее руках хлопал, как крылья пойманной птицы.

Лорд Элрик, отец Арисы, напоминал старую гравюру – его выцветший камзол когда-то блистал золотым шитьем, а теперь лишь тускло поблескивал на сгибах. Седая борода, подстриженная клинышком, скрывала шрам, тянущийся от левой скулы до подбородка – напоминание о дуэли молодости. Его львиноголовая трость с выщербленными зубами зверя отбивала нервную дробь по паркету.

Их карета – массивная, с потускневшей позолотой – всегда вкатывалась во двор с грохотом, будто возвещая начало осады. Три серебряных волка на дверцах скалились в алом поле. Кучер в потертой ливрее гнал лошадей так, что пена летела с их морд.

Марта врывалась в холл, словно ураган, размахивая пачкой писем с печатями "несчастных родственников". Ее голос, резкий и высокий, резал воздух:

– Дочь! Ты даже не представляешь, что творят эти негодяи с нашим именем!

Они требовали от Арисы того, чего сами никогда не придерживались – слепого послушания, смирения и покорности. Каждый визит превращался в битву – первые две встречи после моего "пробуждения" в этом мире заканчивались хлопаньем дверей и разбитой посудой, третья прошла относительно мирно. Четвертая, судя по учащенному стуку трости лорда Элрика в прихожей, обещала быть не лучше первых двух. Ни одна из сторон не собиралась отступать.

Я так и не смогла понять истинных причин этих навязчивых визитов. Родительский замок, если верить дневникам Арисы, представлял собой вполне комфортабельное жилище – массивное строение с четырьмя угловыми башнями, чьи узкие бойницы напоминали прищуренные глаза. Стены столовой украшали ряды портретов угрюмых предков в дубовых рамах, а в подвалах ржавели замки на дверях, за которыми десятилетиями пылились сервизы из фамильного серебра. Несмотря на это, родители постоянно требовали денег, словно Ариса была их личной казной.

Плюс многочисленные отпрыски: племянники, кузины и другая родня, к которой матушка постоянно ездила. Что ж им понадобилось от Арисы? По первым встречам у меня создалось впечатление, что властная мать хочет постоянно контролировать своих детей, включая тех, кто уже обзавёлся семьями. А то вдруг (не дай боги!) дети вспомнят, что им уже не по три года и они могут самостоятельно принимать те или иные решения.

При этом мать дважды в приказном тоне требовала от Арисы (ну а теперь и от меня) денег на содержание другой родни: на свадьбу племянника, на лечение тётушки-ипохондрички, на новый гербовый плащ для кузена-картёжника. Всё – в бархатных словах, приправленных укорами: «Ты же единственная, у кого есть такое большое состояние», «Предки содрогнулись бы от твоей жадности». Да и вообще, все эти чужие мне люди, они же дяди/тети/племянники/кузины. Их просто обязательно нужно одеть/обуть/накормить/обогреть. И все – исключительно по доброте душевной. Я не могла сдержать усмешки при этих словах; мне казалось абсурдным требовать помощи от тех, кто сам мог бы позаботиться о себе.

В ответ я предлагала нуждавшимся поработать на меня – пусть даже побыть приживалками или помочь с хозяйством. Это предложение вызывало у них оскорблённую невинность: «Как ты можешь так говорить? Мы же семья!» Но я была непреклонна; нет – так нет! Я отказывалась помогать просто так без какой-либо отдачи.

Родители обижались. Я игнорировала их обиды. Так и жили.

Вот и теперь, выйдя из книгохранилища и направляясь на первый этаж, в холл, я не ждала от встречи с дражайшими родителями ничего хорошего.

Глава 10

Родители расположились в парадной гостиной, как настоящие владетельные особы. Они восседали в массивных креслах из черненого дуба с гобеленовой обивкой темно-голубого цвета, чьи высокие спинки были украшены резными гербами нашего рода. Их позы – неестественно прямые, с подчеркнутой важностью – выдавали привычку к церемониям. Между креслами стоял столик из полированного красного дерева с инкрустацией в виде виноградных лоз, на котором служанки уже успели подать серебряный чайный сервиз с фамильными монограммами. Мать методично крошила миндальное печенье своими короткими пальцами, украшенными перстнями с сапфирами.

Леди Марта, несмотря на свои скромные габариты (она едва достигала мне до плеча), заполняла комнату присутствием. Ее темно-синее платье с высоким воротником, туго зашнурованное в корсет, шелестело шелком при каждом движении. Голубые глаза, холодные как зимнее небо, с оценивающим блеском скользили по интерьеру – от портретов предков в золоченых рамах до массивных бронзовых часов на камине, подаренных моему покойному мужу императором.

Рядом, сгорбившись в кресле, сидел лорд Элрик. Его длинные ноги в поношенных сапогах из мягкой кожи неловко торчали вперед. Седые волосы, зачесанные назад, открывали высокий лоб с глубокой складкой между бровей. Черные глаза, уставшие и печальные, смотрели куда-то в пространство перед собой. Его пальцы с желтоватыми от табака ногтями нервно барабанили по львиной голове трости – подарку от полкового товарища.

Тридцать пять лет брака оставили на этой паре свой отпечаток. Леди Марта говорила резко и много, лорд Элрик молчал и курил трубку в своем кабинете. Она устраивала сцены, он уезжал на охоту. Они жили как два острова в одном архипелаге – близко, но разделенные бурными водами. И тем не менее, каким-то чудом сохраняли видимость супружества, хотя я не раз ловила на лице отца выражение человека, мечтающего о тихом монастыре где-нибудь на окраине империи.

– Ариса! – едва моя нога коснулась порога, мать резко повернула голову, заставив поблёскивать жемчужные серьги. Её тёмно-синее платье с кружевными манжетами и высоким воротником-стойкой делало её похожей скорее на строгую гувернантку, чем на мать семейства. – Наконец-то! Мы с отцом уже начали думать, что ты намеренно избегаешь нас!

«Да век бы вас не видеть, обоих», – проворчала я про себя и растянула губы в искусственной улыбке.

– Как вы могли подумать, матушка. Я всегда рада вашему визиту. Просто полагала, что вы сейчас у Доротеи… – я сделала многозначительную паузу, давая понять, что помню об их заявленных планах.

– У неё дети заболели, все пятеро, – мать небрежно махнула рукой, и свет от канделябров заиграл на её перстнях. – То ли ветрянка, то ли скарлатина. Мы решили не рисковать.

Конечно же. Если не к старшей дочери, значит, должны нагрянуть к младшей. Ведь у меня-то нет детей, которые могли бы заболеть и стать удобным предлогом для визита.

– Мы проголодались в дороге, – глухо пробасил отец, постукивая костяшками пальцев по столу. Его трость с львиным набалдашником прислонилась к резной ножке стула.

Я кивнула, притворяясь радушной хозяйкой:

– Сейчас распоряжусь подать ужин, батюшка.

Втайне я надеялась, что они наедятся до отвала и поскорее отправятся в гостевые покои, избавив меня от дальнейшего общения. Хотя, зная мою удачу, этого точно не случится.

Трапеза проходила в натянутой атмосфере. Хотя я и не испытывала голода после сытного завтрака и незаметно съеденного в библиотеке обеда, этикет требовал моего присутствия. Я заняла место во главе стола, стараясь сохранять вежливое выражение лица, в то время как родители набрасывались на еду с волчьим аппетитом.

Супница из фамильного серебра источала аромат баранины с лавровым листом и тмином. Мать ела быстро и аккуратно, её жемчужные серьги покачивались в такт движениям ложки. Отец же методично пережёвывал каждый кусок, уставившись в свою тарелку, будто надеялся найти в мясном бульоне ответы на все мучившие его вопросы. Его седая борода шевелилась при каждом движении челюстей, а пальцы с желтоватыми ногтями крепко сжимали столовые приборы.

Когда подали второе блюдо – перепелок, томлёных в глиняных горшочках с лесными травами, – я лишь отодвинула крышку, выпуская ароматный пар. Мясо действительно выглядело нежным, но я лишь вяло ковыряла вилкой в гарнире из моркови, залитой медовым соусом. Моё внимание было приковано к матери, которая с изяществом вытирала губы салфеткой с вышитым золотом фамильным вензелем.

– Ариса, – начала она, ломая хлебную корочку своими короткими пальцами с тщательно отполированными ногтями, – скоро Дарташ, праздник весны. – Крошки упали на скатерть, но служанка мгновенно их убрала серебряной щёточкой. – Герцогиня Жатарская устраивает званый ужин. К ней из столицы приедет сын… – тут она сделала многозначительную паузу, – всё ещё холостой, заметь. Ты обязана там быть.

В душе у меня всё перевернулось. Сводница. Наглая, бесцеремонная сводница, не лучше императора. Мой траур ещё не закончился – всего три месяца как я стала вдовой, а меня уже тащат на смотрины. "Герцог из столицы" – эти слова звучали как насмешка. Я уже представляла этого столичного щёголя – пухлого, с лицом, напоминающим переспевшую дыню, в камзоле, туго перетянутом, чтобы скрыть брюшко. Наверняка ещё и с привычкой громко чмокать губами за столом.

– Обязательно, матушка, – ответила я, ощущая, как уголки губ неестественно напрягаются от этой вымученной улыбки. Щёки сразу же заныли от непривычного напряжения. – Только мне нужно знать точную дату, чтобы подготовиться должным образом.

– Не беспокойся, не пропустишь, – небрежно отмахнулась от моих слов мать, поправляя кружевной воротничок. Её пальцы с дорогими перстнями нервно постукивали по краю тарелки. – Ужин через пять дней. Отправляемся все вместе – порталом, разумеется.

Я едва сдержала вздох. Пять дней? Значит, они планируют поселиться здесь почти что на целую неделю? Без моего согласия? Прекрасно, просто восхитительно. Теперь мне придётся выслушивать бесконечные нотации и удовлетворять их капризы. А ведь у них есть собственный прекрасный замок! Неужели им мало своих покоев?

Сделав вид, что всё в порядке, я кивнула, стараясь сохранить невозмутимое выражение лица. В голове уже строились планы побега – завтрашний визит в город за покупками, послезавтра – инспекция дальних полей. Может, даже устрою внезапную проверку мельницы или кузницы. Главное – как можно меньше времени проводить в их обществе. Пять дней – не вечность. Переживу. А после званого ужина – быстренько отправлю их обратно через портал. И снова заживу своей жизнью.

Пока родители наслаждались десертом – пирогом с инжиром и черносливом, политым медовой глазурью – мать с жаром обсуждала, какие платья нам стоит надеть на приём. Её вилка оставляла замысловатые узоры в сливочном креме на краю фарфоровой тарелки. Отец же молча ковырялся в крошках, его сгорбленная тень на стене колыхалась в такт движениям, напоминая большую усталую птицу.

– Прошу прощения, – внезапно поднялась я, – мне нужно срочно проверить отчёты управляющего. Дела имения не терпят отлагательств.

Не дожидаясь ответа, я поспешно ретировалась в святая святых – книгохранилище. Толстые дубовые двери с бронзовыми совами вместо ручек закрылись за мной с облегчающим глухим стуком. Здесь, среди древних фолиантов, пахнущих пылью и мудростью, я могла наконец перевести дух. Мать никогда не заходила сюда – чтение она считала пустой тратой времени, достойной лишь старых дев и скучных учёных.