Kitobni o'qish: «Лихоимка», sahifa 4

–Вот это я понимаю – самодисциплина!

Полкан крутился возле меня, Дениска тоже не отставал. Мои защитники. Через какое-то время перед нами оказался небольшой овраг, внизу которого бежал ручеек. Иван остановился и махнул рукой влево:

–Вроде дошли, возьмём немного влево, уже, похоже, близко.

И как только это он понял? Лес, он везде лес, одинаковые деревья, похожие друг на друга, бесчисленные пригорки и овражки. Не понимаю!

Я заметила какую-то неправильность пейзажа – сосны и ели были какие-то поломанные, однобокие. Кое-где поднимались из земли большие валуны, на некоторых был мох. Но самое главное – птиц не слышно.

Я обратила на это внимание Ивана, он ответил:

–В лесу много таких мест, не знаю почему, но живность не любит здесь селиться. Может, чувствует что, для меня это всегда остаётся загадкой. А может прав был мой отец, который рассказывал, что в начале шестидесятых, леса обрабатывали с самолётов препаратом ДДТ – против энцефалитного клеща. Клеща и вправду стало меньше, но ненадолго. А вот птицы исчезли надолго. И дело не в яде. В малых дозах ДДТ не опасен для млекопитающих и птиц. Но это очень стойкое химическое вещество, которое не разрушается и не теряет своих свойств годами. Птицы, наклевавшиеся отравленных насекомых, накопили в себе такие концентрации ДДТ, что это нарушило формирование скорлупы у их яиц. Она стала такой тонкой, что ломалась при насиживании, и зародыши погибали, не успев вылупиться. Год за годом птицы оставались без потомства – и их становилось все меньше и меньше. Обычно, птицы предпочитают селиться в тех же местах, где жили их родители. И очень нескоро опустевший лес заселится потомками тех птиц, которые жили в других лесах, не подвергшихся обработке. А именно сюда птицы больше не вернулись.

–Как всегда! Человек хочет, как лучше, а получается хуже некуда. – Вздохнула я.

–Мы учимся, но очень уж дорогая цена наших ошибок.

Мы уже целый час крутились на одном пятачке, прошаривая осторожно палками, которые нам срубил Иван, под каждым кустом, каждую кочку. Потом перешли на следующую возвышенность, где, после долгих усилий, всё-таки нашли провал. Выглядел он как очередной пригорок, рядом с которым красовался огромный валун в форме сгорбленного медведя. Дыра в земле была закидана мелкими стволами, ветками, а сверху над ними уже колосились травы и кустарники. Мы расчистили спуск в провал, размер у него был не маленький – примерно метр на полтора. Иван осторожно проверил края, включил свой мощный фонарик и мы легли вокруг провала, свесив головы вниз и пытаясь разглядеть хоть что-то. Пахнуло сыростью. Стенки уходили вниз и в бок, поэтому дна провала не было видно. Провал внизу был немного у̀же, чем наверху. Видно было метров семь-восемь. Поверхность стенок была шероховатая с множеством острых сколов.

–Надо спускаться, пока солнце не село и светло – Иван поднялся, пошёл к рюкзаку.

–Ты что один собрался? Нет, я с тобой спущусь, а наверху для подстраховки Дениску оставим.

–Я тоже с вами хочу! – решительно возразил Дениска.

–Да, давайте все спустимся и ещё веревку плохо привяжем, и рюкзаки с собой возьмём, чтобы наверняка нас никто не нашёл! – Иван достал веревку, привязал её к своему ремню – Веревка тридцать метров, я закреплю её на этой сосне. Ваша задача – молча слушать и, если надо будет, помогать тянуть верёвку, чтобы я быстрее выбрался. Я буду её периодически дёргать. Если два раза – значит всё нормально, ждёте дальше, а если три раза – тяните её вверх. Если что найду и вверх вам передам – снимите, веревку снова опустите. Ну и если никакого движения – тоже тяните вверх. Ну, и сами сориентируетесь тогда на месте. Понятно? Я что смогу, то сфотографирую. – Иван посмотрел на часы – Без пятнадцати три, всё, поехали.

Крыть нам было нечем, у Ивана всё-таки опыт в таких делах, а мы с Дениской городские жители. Иван прикрепил к поясу фляжку, походную небольшую сумку, фонарик свой он прикрепил на кепку, защитный респиратор повесил на шею и стал спускаться вниз. Мы с замиранием сердца стали за ним следить. Полкан, поскуливая, лёг на край провала и с тоской глядел вслед хозяину. Опустившись метров на пять, Иван поднял голову к нам и сказал: «странный запах, похоже, какой-то токсин». Надел маску и стал спускаться дальше. Потом его не стало видно, только свет от фонарика качался. Потом не стало видно и света. Дениска взял в руки веревку:

–Так я лучше буду чувствовать, когда он будет её дёргать. Вроде, он перестал уже спускаться, веревка уже не так туго натянута.

Как Иван и обещал, он периодически дёргал веревку.      Мы с Дениской сняли сапоги, куртки. У меня тоже был фонарик, поэтому я внимательно стала рассматривать стены провала, отковырнула какой-то камешек, но не удержала его и он скатился вниз. Прошло минут сорок, пока верёвка дёрнулась три раза и мы потащили её наверх. К ней была привязана корзина, в которой лежал заплесневелый и почти истлевший мешок, из дырок в нём виднелись острые камни. Пахло от него землёй и ещё чем-то сырым и неприятным. Мы отвязали корзину и сбросили верёвку обратно. Мешок, когда мы его переставляли подальше от провала, рассыпался и оттуда вывалился десяток камней с игольчатыми символами, близнецов камней, найденных в тайнике. И ещё толстый грязный предмет, похожий на походный командирский планшет, набитый какими-то бумагами. Верёвка дёрнулась еще три раза. Мы начали её тянуть, вернее попытались её тянуть, но, так как по ней поднимался Иван, то наших с Дениской сил не хватало, чтобы вытянуть его самим. Иван вылез из провала грязный, с чёрными угольными следами на всей одежде, на руках, на лице и даже на кепке. Он сразу сбросил куртку, я полила ему на руки воды, он умылся, попил и растянулся на траве. Полкан тщательно его обнюхал. Я попыталась отчистить его куртку. Он махнул рукой:

–Ольга, не старайся, я специально старую надел – Он сел – Итак, лаз ведет в природную пещеру, небольшую, метров двадцать площадью, почти круглую. От неё тянутся в две противоположные стороны уже выработанные коридоры. Длинный коридор оканчивается такой же природной пещерой, как и первая, только вытянутой. Я прошёл сначала по правому коридору, короткому, потом по длинному. Оля дай мне куртку, – я подала ему куртку, и он достал из неё блокнот – вот, я схематично начертил расположение пещер и коридоров, один коридор метров двадцать, другой меньше, всего метров пять.

Он протянул мне листок, на котором была нарисована круглая пещера и уходящие друг от друга лучики-коридоры, один длинный, заканчивающийся овалом, а другой короткий. Иван продолжил:

– Видимо те, кто здесь работал, пытались и в другие стороны копать. Со всех сторон пещеры сколы и ниши глубиной до полметра, но дальше дело не пошло. Я думаю, что его забросили ещё и потому, что не было смысла копаться в пустой породе. А в коротком коридоре ещё, и потолок обвалился в конце – в штреках одной искры достаточно, чтоб обрушился верх, а раньше только открытым огнём освещали разработки. И что меня ещё насторожило, когда я спускался – запах, не могу сказать какой. В первой пещере раскиданы несколько корзин сломанных и истлевших. И ещё … Там два скелета.

Мы, как пораженные, смотрели на Ивана. Он взял из куртки телефон:

–Драка была не шуточная.

Мы посмотрели фотографии. Два скелета были рядом – один сидел, прислонившись к стене пещеры, другой лежал напротив лицом вниз (или тем, что было когда-то лицом), вытянув к своему противнику, или товарищу, одну руку. Иван достал из голенища нож, который был завернут в чёрную тряпку и протянул нам. Я не захотела его брать, взял Дениска и стал его рассматривать. Ручка у ножа деревянная, грубо вытесанная, лезвие сантиметров двадцать пять, ржавое и всё в пятнах.

– Это что касается обстановки, чтобы вы имели представление. Бумаги в сумке рассмотрим, когда домой вернёмся. А насчёт нашего дела. Когда я пошёл по длинному коридору, то услышал шёпот, который эхом разнёсся по всем коридорам.

Мы с Дениской напряглись. Я спросила:

–Чей?

–Женский. Мне показалось, что женский. Я даже, сначала, подумал, что ты мне кричишь, выскочил обратно к лазу, а там – тишина. Вернулся в пещеру, а там опять слышно шёпот. Что шепчет – не понятно, то ли жалуется, то ли молится. – Он усмехнулся – Мурашки–то по мне сначала побегали, да думаю, шёпот никого ещё не убил. Может токсичный запах как-то на голову действует, чудится всякое. Пошёл снова в длинный коридор, он немного вправо идёт, не по прямой, а по большому кругу. Вышел ко второй пещере, а там вот это – он снова протянул мне свой телефон – листай.

Мы с Дениской начали просматривать фотографии – на каменной стене высечены опять эти же символы в виде рассыпавшихся иголок.

–Но это не самое главное. Они изменяют очертания. Это фотография одной и той же стены, только в разные промежутки времени.

Я внимательно вгляделась. Да, символы были разные!

–Как это возможно? Они же на камне высечены!

–Да, на камне. Представляешь, идеально ровная стена из серого камня, на ней выбиты символы, кажется, уж куда надёжнее, а потом, бац! И на этой же стене, на всей, появляются другие символы. Сам не понимаю. Самое удивительное в том, что глаз не ухватывает момент, когда один символ сменяет другой, я это понял, когда увидел вот это. – Он показал мне на вторую фотографию – Смотри, во второй строчке в начале с десяток вертикальных единичных палок. А потом – он пролистнул на следующий снимок – эта же вторая строчка, но уже после двух вертикальных палок идут под разными углами несколько сдвоенных палок. Трудно в такое поверить, даже когда видишь всё своими собственными глазами. Это было бы сразу понятно, если бы было написано на знакомом языке. А эти знаки все, как на одно лицо. Ёлки-иголки. Может, там просто пара текстов меняется, может каждый раз новый, разбираться надо. Я сделал десять фотографий. Потом посмотрим. На полу валялось несколько сколотых камней, я их нагрузил в мешок, который нашел рядом со стеной, и поднял вверх. Но на сколотых камнях символы остаются статичными. И ещё вот. – Он достал из нагрудного кармана маленькую палочку, заострённую с одного конца и со следами тёмного вещества на конце.

–Похоже, символы переписывали на бумагу, может даже наша рукопись отсюда.

–А сколько там символов? – спросил Дениска.

–Да я их и не считал, атмосфера там не располагает надолго задерживаться.

Мы снова и снова рассматривали фотографии. Поверить в это было очень сложно. Строки везде были ровными и высота символов была одинаковая. То, что тексты начали повторяться, первым заметил Дениска. Восьмая фотография была копией первой, девятая – копия второй, десятая – копия третьей. Это по первой строчке мы поняли. Но надо , конечно, их внимательно изучать, а нам уже было некогда , пора было собираться в обратный путь, чтобы вернуться засветло. Мы быстро доели все наши припасы, собрали пожитки. Стали закидывать лаз. Мы аккуратно разложил те палки, которыми раньше он был закрыт, потом стали закидывать сверху ветками, как вдруг зарычал Полкан и кинулся к провалу. Из завала поднялась по веткам неясная тень. В тот же миг, невидимое солнце окрасило огромный валун, стоявший рядом, в кроваво-красный цвет. Под ветками мелькнули пятна клубившейся темноты, потом всё исчезло. Не двигаясь, мы простояли с минуту.

Первым очнулся Иван:

–Ну вот. Я в вашем клубе.

–Добро пожаловать! – Невесело ответила я – Всё лучше и лучше. Мне кажется, что камни надо вернуть.

–Да, ты права. – Подумав, согласился Иван – Вряд ли нам они нужны, а сторож, похоже, очень волнуется за них. Может нам и не надо знать, что на них нацарапано.

Я согласилась, и мы, разобрав с одной стороны нашу конструкцию, скинули камни обратно в провал. Они с грохотом покатились в тёмную пустоту.

–Иван, а может тень, которую мы видели в доме, не рукописью интересуется, а камни хочет вернуть? На место, то есть сюда?

–Вполне такое возможно. Нам надо вернуть все камни сюда. И не просто скинуть, а отнести во вторую пещеру.

Обратно дорога заняла меньше времени, чем мы потратили на путь до провала. Даже Полкан не бегал вокруг нас, а неторопливо шёл в двух шагах от хозяина. Иван показал на содранную кору на одном из деревьев:

–Рысь со своим выводком здесь охотится. Давно уже это её вотчина. Зимой часто вижу следы, иногда близко походит к охотничьей сторожке. Она в поисках пищи проходит до 30 км в день. Выходит на охоту затемно, молча подкарауливает добычу, и делает прыжок до четырёх метров. Один раз, зимой прыгнула на меня, я в последний момент почуял и отпрыгнул. Она промазала и в несколько прыжков скрылась. Если бы на моём месте был бы заяц, то она бы за ним погналась. Человек для неё крупноватая добыча. Хотя отец мне рассказывал, что на его памяти один раз рысь задрала охотника в лесу. Долго она не гонится, не больше ста метров, выдыхается быстро. Красивое животное. В этом году у неё котята появились в конце апреля. Если, обычно, ей одного зайца в сутки хватает, то сейчас, чтобы троих котят прокормить, а им уже месяца по два, надо ей хорошо побегать, чтобы всех подкармливать свежей добычей. Волков у нас здесь нет, так что, дай бог, поднимет всех своих малышей.

Так, за разговорами, мы и дошли до Выселок. Было ещё светло. Иван отказался с нами поужинать, заторопился домой, но оставил нам Полкана:

– Умный пёс, охранять вас будет добросовестно. Завтра с самого утра приду к вам. Отдыхайте.

 Он ушёл, а Полкан ещё долго жалобно смотрел вслед своему хозяину, потом лёг у ног Дениски. Перед ужином мы сбегали к речке искупались. Всё время, пока мы плескались в реке, Полкан ходил по краю воды, с тревожным видом глядя на нас, и время от времени склонялся к воде полакать.

Необходимость в дежурстве отпала. Я села за свои записи. Дениска пошёл к скале звонить. Полкан остановился в нерешительности, сначала оглянулся на меня, внимательно посмотрел, потом снова сделал несколько шагов за Дениской. И видя, как он мучается от необходимости сделать выбор, я тихонько махнула ему рукой: «Полкан, иди за Дениской». Пёс рванул вслед за Дениской. Какой же он умный! Сразу захотелось завести собаку. Записав все события ночи и дня, решила посмотреть бумаги в планшете, которые нашёл Иван в провале. Осторожно достала их, страницы были очень ветхие и пахли плесенью. На первых восьми листах были нарисованы символы, видимо, срисованные со стены в провале, в нескольких местах перечёркнутые. Одна страница была вся перечёркнута. А на следующем листке, неровными печатными буквами, был написан текст (сохраняю стилистику письма):

Чтобе зло забыло твоё лицо

камни наперёд обратно задрузь заростет всё

с другой стороны выйдеш хозяин встретит

вещь каку попроси у него

инно блазить будет не выйдешь из лесу ево

Следующий лист отличался от других, бумага была лучшего качества, потоньше. Наверху крупными буквами были перечислены слова: «Торна, неслыш, шишига, баган, вазила». Все слова зачёркнуты.

А ниже снова текст, написан неровным угловатым почерком:

«Когда бабка Лукерья помирала долго мучилась

Мамка моя около неё сидела она ей говорит

Отнеси камни обратно он не даст спокоя пока

Обратно не получит потом заревела

Пустовалова-то он убил

ночью его на телегу и в лесу закопал зверь

Молись я молилась чтоб господь простил

Мамка не поверила говорит бабка в бреду была

А камни отнеси их дома держать не надо»

Я аккуратно всё переписала себе в блокнот. И пошла к Дениске, чтобы поискать в интернете имена незнакомые. Я, почему-то, решила, что это имена. Перешла речку, пошла по другому берегу. А там, по полю, Дениска бегают с Полканом, играются. Вот же поросёнок, отец там, наверно, с ума сходит, а он и не думает звонить. Я их окликнула, и мы вместе залезли на гору. Сначала Дениска поговорил с мамой, потом с папой. Потом мы стали искать в интернете имена. Оказалось, что например, «вазила» – это дух-покровитель лошадей, а «баган» – дух-покровитель рогатого скота. Не нашли «неслыш» и «торна». А «Шишига» оказалась какой-то мелкой нечистью.

На обратной дороге Дениска говорит:

–Папа сказал, что завтра они приедут.

–Они?

–Ну да.

–С кем он приедет?

–Не знаю, какой-то он нервный, завтра сами увидим.

–Ты хочешь домой?

–Нет, классно здесь, мне нравится. Я бы на всё лето остался. Настоящие приключения, у меня никогда раньше таких не было.

Мы ещё раз искупались, Полкан зашёл в воду уже по пузо и радостно лаял. Хорошо летом, комаров только очень много и букашки в кашу падают. Мы не стали подбрасывать в костёр дров, наш сторож не боится остаться в темноте. Дениска пошёл побродить по деревне с Полканом. Я развернула наши артефакты. Ещё раз разглядела камни. Да, их нужно отнести на место.

Спать мы легли поздно. Надо же, как расслабляет людей чувство защищённости! Мы даже ещё раз сходили в дом. На удивление, Полкан не высказывал беспокойства ни в доме, ни в холодной кладовой, куда спустился с ним Дениска. Мы вернулись к палаткам. На улице было душно, как перед дождём.

–Знаешь. Тётя Оля, я решил, как вырасту, заведу себе такую же собаку – Он ласково погладил Полкана, который сидел возле него.

–А почему когда вырастешь, а не сейчас?

–Мама не хочет. Говорит, что шерсть будет кругом и хлопот много с собакой.

–Я тоже подумываю взять щенка, так что приедем из деревни в город и сходим вместе на птичий рынок и выберем щенка. Ты будешь приезжать ко мне, гулять с ним, он к тебе привыкнет и будет тебя любить. И будет нашей общей собакой. Согласен?

Дениска радостно закивал. Я залезла в палатку, оставив их с Полканом у догорающего костра. Растянулась на одеялах и подумала, что последние две ночи я так толком и не спала, закрыла глаза и провалилась в долгожданный мирный сон. Среди ночи пошёл дождь, и я слышала, сквозь сон, как капли весело стучали по палатке, напоминая мне какую-то знакомую мелодию.

Сон. Окончание.

-А кто ты?

– Имя моё тебе ни о чём не скажет. Про жизнь нашу тебе знать не нужно, глазами главного не увидишь, а истину мы чужим не открываем. И показываем мы вам не истинный вид нижнего мира, а обманку, морок.

В этот же миг, сильный смерч закрутился от костра, и синим светом смазал все очертания пещеры. Как будто краски по стеклу, потекли стены, камни, человек, сидящий передо мной. Всё закрутилось в бешеном вихре. И я очутилась посреди огромного мрачного зала, со стоящими вдоль стен шкафами с книгами. Шкафы уходили на десяток метров ввысь, под круглый застеклённый свод, с которого лился нежный зеленоватый свет. Передо мной стоял высокое существо с туловищем человека и головой медведя. Одет он был в чёрную длинную мантию.

-Не оценить вам величие всего того, чем мы владеем. И зовём мы сюда не каждого, а только избранных. Горе тому, кто со злым умыслом гостем незваным заглянет к нам. Сколько бы он не прятался, какие бы закупы не предложил – не укрыться ему от страшной участи. Но ты – званная.

Он пошёл вдоль шкафом с книгами, приглашающе махнув мне рукой:

-Сдвинулся с места затворяющий камень, сотряс лядо. Люди не могли это сделать, но они могли вызвать того, кто смог сделать такое. Прорехи ещё нет, печать не сорвана, но уже показались возле закрова ростки злых намерений. Ты исправишь то, что ещё не случилось.

– А как можно исправить то, что ещё не случилось?

– Можно исправить всё, даже то, что ещё не случилось. Это у вас, наверху, время течёт в одном направлении, а у нас здесь всегда безвременье. Всё, что уже свершено, что сейчас свершается и чему суждено свершиться – всё сплелось в одну ткань бытия. Дам тебе ключ, закроешь закров с вашей стороны. И принесёшь ко мне сигѝл, вещь, которая держит на земле нашего брата.

Он протянул мне руку, повернул ладонь кверху, и на ней возникла свиток, перевязанный тонкой лентой.

-Ты не сможешь уйти с ним отсюда, но ты можешь положить его там, где возьмешь, когда придёт время.

Я взяла свиток, и, перед моими глазами, как кадры кино, сменяя друг друга, начали мелькать города, дороги, дворцы, дома, корабли, крыши, подвалы, мосты, деревья, деревни, залы, коморки. В сплошном калейдоскопе образов мой взгляд выхватил деревянный дом, я сразу же очутилась в нём, подошла к полке и положила свиток на неё.

Я услышала голос:

– Я не ошибся в тебе. Ты узнала это место. Будь крепка!

И я проснулась.

* * *

Полкан учуял Уазик, когда его ещё не было видно, а только едва заслышался звук мотора. Радостно к нему кинулся, не разбирая дороги и перепрыгивая через заросли кустарников. Иван, спрыгнул из кабины, наклонился к нему и погладил по голове.

Все вместе мы сели вокруг неторопливо разгоравшегося костра с поставленным на кирпичи закопчённым чайником. Я показала ему листки из найденного им планшета:

– Камни надо не просто отнести к стене, но и как то их там закрепить.

Иван согласился:

–Ты права. Как именно закрепить, не представляю, ну не клеем же, и потом там написано, что зарастёт всё. Может и зарастёт, мы ведь не пробовали. А ещё к Татьяне надо съездить, дочери нашей знахарки. Поговорить с ней, она человек отзывчивый и добрый. Может мать ей и рассказала поболее, чем другим, посоветует чего.

–Давай дождёмся Илью, он сегодня приедет. Вчера Дениске вечером сказал, что не один приедет.

– Хорошо. Оля, скажи, а как ты поняла, что свиток этот находится в Выселках?

–Так накануне вот что произошло. Заходит вечером ко мне в аптеку старушка, беленькая такая вся, шляпка с алым цветочком, юбка длинная и такого яркого красного цвета, словно костёр полыхает. Ходит вокруг витрин, бормочет что-то. Дождалась, когда в аптеке не осталось никого, подходит к окошечку с кассой, достаёт из сумочки своей кошелёк, из него бумажку свёрнутую и мне протягивает. Я беру, разворачиваю и читаю "Деревня Выселки ". Я, думая, что бабуля перепутала рецепт с какой-то своей памяткой, обратно протянула ей и говорю: «Бабуля, это не рецепт. У вас другой должен быть». Она сразу заойкала, в сумке начала возиться, потом и говорит: «Дома, наверное, оставила! Потом приду». Повернулась и пошла. А я ей вслед: «А эту-то бумажку возьмите, она же ваша, вдруг что важное». Она ко мне поворачивается и серьёзно так говорит: « Да, это очень важно. Очень. Очень важно для тебя». И вышла из аптеки. Я так и осталась стоять с протянутой рукой. После работы прихожу домой, а сама только и думаю об этом. Включила компьютер, набираю «деревня Выселки» – и сразу быстрый ответ: « Выселки – деревня в таком-то городском округе такой-то области России. Расположена там-то и там-то, на правом берегу реки Вьюшка. В окрестностях деревни расположен ботанический природный памятник – Чернышовский бор». И карта. И даже несколько фотографий. Старых, чёрно-белых. И фотография этого самого дома. Не знаю почему, но я сразу поняла, что это именно тот дом, который мне нужен. Той же ночью аптеку затопило. На случайность это не похоже. И главное, столько совпадений – во-первых, бабушкина записка с наименованием деревни, во-вторых, сразу отпуск дали из-за потопа в аптеке, в-третьих, Илья и Дениской сразу же собрались, и мне их не пришлось долго уговаривать. Вот такие вот дела.

–Похоже, у всех совпадения. Ко мне вон тоже на участок направили парней, ребята толковые, с пониманием отнеслись к проблеме. Я утром вчера им задание дал, чтобы начали высаживать саженцы сосны, вечером пришёл, они девять ящиков рассадили. Молодцы ребята. Сегодня встал, на карте им путь показал, сказал, на что особо обратить внимание, какие замеры сделать, какие записи в журнале, так они вперёд меня уже в лес выдвинулись. И напоследок ещё сказали, что если какая помощь в нашем деле нужна будет, чтоб не стеснялись, обращались, помогут.

–А ничего, что тебя с ними нет?– спросила я.

–Я в отпуске лет пятнадцать не был, и выходных почти нет, так что, я думаю, заслужил пару дней с вами поездить. Вроде отпуска. Да и мне самому интересно. Дело-то совсем не обычное. – Потом спросил – Во сколько Илья приедет?

–Я, думаю, не раньше двенадцати.

–Предлагаю зря времени не терять и съездить к Татьяне, дочери знахарки. Поговорим с ней. Может, какую новую информацию узнаем.

Мы попили чайку, собрали свои артефакты, я взяла свой блокнот, чтобы записать, если возникнет необходимость. Полкан запрыгнул в машину и сел у задней двери, видимо это было его место. Дениска сел впереди, я на заднее сиденье и мы поехали. Дождик ночью, похоже, прошёл основательный. Дорогу так развезло, что мы порадовались, что едем на русском вездеходе, хотя, в одном месте он так надрывно рычал, что я было подумала, что придётся толкать. Но молодец, выехал. Заехали в деревню. Иван остановился возле магазина, купил конфет в гостинец и мы поехали дальше. Татьянин дом стоял на последней улице. Домишко был старенький, покосившийся, забор тоже пережил своё лучшее время, завалился в сторону огорода и его, похоже, держали только подпорки из толстых жердей. Ворота были не заперты, мы, для порядка, постучали железным кольцом, прибитым к калитке, и зашли внутрь ограды. Во дворе ходили куры и коричневый гордый петух, которые сразу же, увидев нас, встрепенулись и разбежались в разные стороны. Из-под крыльца вылез огромный рыжий кот, начал потягаться, потом сел на крыльцо и уставился на нас своими жёлтыми глазами. Иван крикнул:

–Тётя Таня! Ты дома?

Никто не ответил. Иван прошёл мимо крыльца и дровенника к невысокому заборчику. Заглянув через него, повернулся к нам и сказал:

–Здесь она, в огороде копается – и крикнул – Тётя Таня, встречай гостей!

Через некоторое время за заборчиком показалась голова в светлом платочке, скрипнула дверка и к нам вышла сама хозяйка. Тётя Таня была невысокой худой старушкой с небесно-голубыми глазами, руки которой и фартук были испачканы все в земле. Она посмотрела на Ивана, потом на нас, улыбнулась, сказала тихим, певучим голосом:

–Хорошо, что гости. Гостям я всегда рада. Сейчас вымою руки и в дом пойдём.

Она подошла к бочке, наполненной водой, сполоснула руки и лицо, сняла фартук и пригласила нас в дом. В доме у неё было чисто и светло. На полу лежали половики, на всех полочках, сундуках, комоде и стульях лежали вязаные круглые салфетки. Большой стол был застелен тяжёлой скатертью с вышитыми по краю петухами, на окнах были занавески с васильковым орнаментом, проём в кухню был завешан шторами с вышитыми на них птицами немыслимой красоты. Кровать украшали три подушки гигантских размеров, взбитые и положенные друг на друга, заброшенные огромной узорчатой накидушкой. Всё просто светилось от накрахмаленной белизны, пахло свежестью и сладкими травами. Я не смогла сдержать восхищённый возглас:

–Как у вас красиво!

–Так чем ещё заниматься старухе зимой в деревне – засмеялась тётя Таня – вот и вяжу, да и от мамки много чего осталось. Она у меня была рукодельница и меня научила. Последние годы только она не вязала – зрение подвело, ничего уже не видела, да и руки уже не те были. Очень она из-за этого расстраивалась!

Она пригласила нас к столу, сама пошла на свою кухоньку, включила чайник, достала с полки красивые чайные кружки с блюдцами, поставила посреди стола блюдо с пирожками, чашки с вареньем. Пока она накрывала на стол, рассказывала про свою мать:

–А больше всего она расстраивалась, что не могла больше помогать никому, сокрушалась: «Если нет зубов, лечить уже нельзя, не поможет». А потом она уж не стала никого узнавать. Бывало, сижу с ней рядом, а она встрепенётся и меня спрашивает: «Таня, а что Андрея так долго нет, он всё ещё в поле?». Это она мужа своего, отца моего, вспоминала. Он с войны без одной ноги пришёл, недолго пожил – в пятьдесят третьем его уже не стало. А она его перед своей смертью всё чаще и чаще вспоминала. Однажды мне и говорит: «Сегодня Андрей приходил, говорил, что завтра поедем в новый дом, чтобы я собиралась». Я на следующий день батюшку из соседнего села к ней привезла, она вот на этой кровати лежала, а я в кухне сидела и не слышала, что она ему говорила, да только очень горько плакала. А через два дня её не стало. Любили её в деревне, горевали по ней очень.

–Тётя Таня – спросила я – а с вашими родственниками, которые на Одине жили, вы поддерживаете связь?

–Сейчас иногда перезваниваемся. А раньше, когда не было телефонов, мамка им писала письма, и они ей тоже писали. Меня ещё на свете не было, когда они уехали в Абрамово, это в Тобольском районе. Поэтому бабку с дедом своих я ни разу не видела. Мамка, как придёт письмо от них, уйдёт в кухню, сядет там возле печи, читает и плачет. Некоторые письма в печку бросала. Два старших брата её на войне погибли, один в сорок первом, под Москвой, а другой в сорок четвёртом, в Польше. Младшего брата убили в сорок девятом в Абрамово, затеял драку с приезжими, они его и закололи. Сестра ещё одна у неё была, так повесилась, на сеновале, никто не знает, что произошло. Вот такая несчастливая судьба у семьи. Мамка, вообще, часто мне рассказывала про свою родню. Кержаки они были.

–Кержаки? А кто это?

–Старообрядцы. Предки их ещё в восемнадцатом веке, после разгрома Керженских скитов, бежали сначала в Пермскую губернию, потом всё дальше и дальше на восток уходили. Преследовали их всегда – то местные власти, то церковники. Видишь ли, кержаки всегда свою веру хранили, в православную церковь не ходили, только на свои иконы молились, чужим никому не показывали их и мало с кем чужим общались. И верили всегда в различных нечистых духов: домовых, водяных, леших. Семьи у них были большие. Проживали в одной семье сразу по три поколения и порядки у них были строгие. Главой всегда был старший мужчина – больша̀к, помогала ему хозяйка – большуха. Молодые невестки без разрешения большухи никогда ничего не делали и продолжали своё послушание, пока не родится первый ребенок. Потом только можно было отделиться. Когда бабка с дедом приехали сюда, с ними было ещё три семьи: два родных брата деда и двоюродный. Самый старший брат, мой дед, он и был большаком. У деда было пятеро детей. У среднего его брата с его женой двое детей, у младшего – один ребёнок был, он только год назад женился. И двоюродный брат Николай с дочерью. Семью его убили ещё на прежнем месте, где они жили. Он на работе был, а жена его с сынишкой и дочкой дома были, жена его только-только родила дочку и та в колыбельке спала. Завалился пьяный солдат к ним в дом, что там было, не знаю. Но когда Николай домой вернулся, жена и сынишка трёхлетний зарезанные лежали. Вот только дочка и осталась. Мамка говорила, что он нашёл того солдата, кто это сделал и отрезал ему руки. После этого они спешно ночью и уехали все. Боялись мести властей.

–А сейчас где они?

–Так и живут в Абрамово. Надоело им мыкаться, вот и остались там, прижились.