Kitobni o'qish: «Эрион. На краю мира», sahifa 2

Глава 4

Изгиль расслабленно развалилась в старом, потрепанном кресле под кривым навесом, с ветреной стороны прикрытым мутной пленкой. Навес хоть и был кривым, но еще достаточно крепким, просто собран он был из того, что нашлось под рукой. Он стоял здесь с незапамятных времен и еще простоит лет сто. И навес, и это кресло сопровождавшие Изгиль всю ее жизнь, достались ей еще от родителей, а тем, видимо, от их родителей, потому что никто не помнил, как они появились и как выглядели, когда были новыми. Когда-то она – совсем юная девчонка нелепо смотрелась на фоне этих вещей. Казалось, будто Изгиль случайно забрела сюда из другого мира. Но сейчас она состарилась настолько, что разница в возрасте стала незаметной. Она сравнялась с вещами по возрасту. Теперь они стали словно единым целым. Ссутуленная спина так удобно устраивалась в спикну кресла, будто они были созданы друг для друга. Нет, не изначально, это проявилось со временем. Сухой, потемневшей рукой с искривленными пальцами Изгиль монотонно гладила подлокотник, прикрытый обрывками замусоленной, ветхой ткани давно неопределяемого цвета, и, шамкая беззубым ртом, бубнила что-то невнятное. Слов было не разобрать: то ли это была песня, то ли старуха от одиночества решила побеседовать сама с собой. Пожалуй, если прислушаться, это, все же, больше походило на песню, слова которой тут же уносил ветер.

Никто не знал, сколько ей лет. Да она и сама давно перестала считать свои годы. Пожалуй, с тех пор, как умер ее младший сын. По иронии судьбы или по воле каких-то могущественных сил ей суждено было пережить и всех своих детей, которые, в основном, умирали в младенчестве, и почти всех внуков. Остался лишь младший внук Тиарий и его три дочери – не слишком большое наследие от девятерых-то детей Изгиль.

Тонкая, совершенно белая прядь волос выбилась из-под платка и затрепетала на ветру. Не прекращая свою непонятную песню, Изгиль привычным движением заправила волосы обратно под платок. От некогда шикарной, тяжелой русой косы, которой завидовали подруги, осталась скудная белая веревочка, больше похожая на крысиный хвост, но Изгиль по привычке каждое утро заплетала косу и скручивала ее в пучок.

Время словно хотело испытать на прочность тощее тело Изгиль и нещадно давило на него невидимой тяжестью, стараясь сгорбить, согнуть. Вон и бед сколько на ее долю вывалило – наверняка, тоже, чтоб сломить. А она изо всех сил противилась. Могла себе позволить охнуть или склониться от невидимой тяжкой ноши, но только лишь, когда никто другой этого не видел. Да и вообще, редко кто видел ее вот такой задумчивой, тихой. Так редко, что, увидев, испугался бы и запереживал: а не случилось ли чего с бабушкой Изгиль? Да, время не щадит никого, будь то красавица или последняя страхолюдина, мужчина или женщина. Да вот хоть взять это кресло или хижину! Трудно поверить, что когда-то все это было новым. Вот только разум старухи до сих пор оставался чистым и светлым. Старость, терзавшая ее тело, так и не посмела коснуться ума.

Давно уже она сама не могла добывать себе шуструю пищу. Теперь самым ее излюбленным занятием было сидеть вот так под навесом и смотреть на унылый пейзаж. Свалявшиеся кучи древнего мусора создали свой собственный ландшафт – мрачный и серый. Но стоило только выглянуть солнцу, и вдруг то тут, то там посреди этой серости вспыхивали яркие звезды. Они переливались разными цветами, сверкали лучами, невозможно было поверить, что здесь обошлось без волшебства. Только не надо подходить ближе, чтоб не разочаровываться, потому что вблизи это оказывались всего лишь осколки битого стекла, попавшие сюда вместе с остальным хламом.

Изгиль еще издалека заприметила правнучек, направляющихся в ее сторону, и тут же преобразилась: выпрямилась, готовая подскочить и захлопотать, а морщинистое лицо расплылось в улыбке.

– Мы пришли! – оповестила Тора, как будто без ее оклика Изгиль этого не заметила бы.

– Ну-ка, ну-ка, что вы сегодня принесли? – старуха пошерудила рукой в банке, разгребая извивающуюся добычу. На пальцы тут же налипли кусочки земли, смоченные слизью, которую выделяли паникующие черви, но Изгиль это ничуть не смутило. – Хорошо. Очень хорошо. А тут что у нас? О, да никак многоножка?

– Это мое ведро, – гордо уточнила Тора.

– Голову-то вовремя ей открутили? Не отравимся? – Изгиль пытливо посмотрела на старшую из девочек.

– Ну, баа! Не в первый же раз! – обиделась Лана.

– Ладно, ладно, пойдем, – Изгиль усмехнулась, отряхнула руки, а остатки вытерла о широкие штаны, сшитые из разномастных кусочков, в которых угадывались крысиные шкурки, старая полинялая ткань, обшарпанные полоски кожи. Новые вещи перешивались из старых, тем милее они были. Лане нравилось угадывать в какой-то вещи ее предыдущую жизнь. Вот это кусочек от старой шапки, а это – бывшая рубаха, рукав, наверное. У маленькой Лилы было такое одеяло, собранное из множества кусочков от других вещей.

Изгиль поднялась с кресла, и Лана отметила, что уже почти на голову переросла бабушку. Невольно она выпрямила спину и вытянула шею, чтоб быть еще выше. Впрочем, почему невольно? Ей нравилось отмечать, что она становится выше. Меряться ростом с Торой было не интересно: сестра тоже росла, и невозможно было определить, на сколько подросла Лана – хоть замеряйся! А бабушка уже точно не росла. Подумать только, еще каких-то два года назад Лана смотрела на нее снизу вверх!

Изгиль потянула за тонкий трос, проходящий по верху навеса, через механизм, состоящий из нескольких шестеренок, и внизу, скрипнув, лязгнув, открылся люк. Девочки смело спустились следом за Изгиль в темное помещение. Они с измальства ходили к бабушке и знали про этот второй вход, ведущий прямиком в ее жилище. Такие верхние выходы были не у всех, только у некоторых, чьи жилища занимали самый верхний уровень. Но пользоваться этим выходом можно было только в теплый период, зимой большую их часть переметало толстым слоем снега. Редко кто продолжал и зимой поддерживать выход в нормальном состоянии, очищать его от снега. Изгиль уже не хватало на это сил. Остальные жилища располагались ниже. Чем глубже находилось жилье, тем тяжелее там было дышать. Зато там было тепло и можно было добывать личинок и крыс круглый год. А еще нижние уровни были ближе всего к воде. Так что во всем есть свои плюсы.

Раздалось несколько щелчков, и темноту озарил желтый свет масляной лампы. Убранство в убежище Изгиль было простое. Да и что нужно старому человеку для жизни? Удобная кровать, чтоб после проведенной на ней ночи не ломило кости, стол, чтоб готовить и принимать пищу, да стул, чтоб не стоя эту пищу принимать. Вместо стула у Изгиль было любимое старое кресло, которое перемещалось в теплое время из жилища на улицу, а с наступлением холодов – обратно. Вот так, сидя на улице, пристроив тарелку с едой на подлокотнике и задумчиво вглядываясь в унылый пейзаж, она и ела уже многие годы.

– Вон там поищи какую-нибудь посудину, – скомандовала Изгиль, обращаясь как будто к кому-то отдельно, но на самом деле к обеим внучкам.

Лана с Торой обе кинулись к полкам возле стола, на которых густо разместились разные плошки, миски, жестяные коробки, стеклянные бутыли. Девочки выбрали миску побольше, помогли вывалить в нее червей и залить водой. Изгиль быстро побулькала рукой в воде, шевеля и перемешивая добычу. Затем брала каждого по отдельности и протягивала его сквозь сжатые в кулак пальцы, чтоб выдавить из червя лишнюю грязь, и бросала их на доску. Лана тут же, не давая им опомниться, принялась рубить их на крупные куски. Это обычное рутинное занятие любой хозяйки, Лана уже давно умела это делать, и у нее получалось довольно-таки ловко. Теперь нужно было разложить их на просушку. Заготавливать впрок можно было, только высушивая добычу, а Изгиль еще и мелко толкла ее, превращая в порошок.

– У тебя тут пахнет лепешками, – повела носом Тора.

– Ага, унюхала? – хохотнула Изгиль, как будто она нарочно прятала вкуснятину, словно сложную загадку, а правнучки ее разгадали, чем каждый раз приводили Изгиль в восторг. Хотя запах стоял такой, что трудно было его не заметить. Это Лана постеснялась об этом сказать, зная, что младшая сестра все равно не упустит возможности полакомиться бабушкиными лепешками, и сама о них спросит.

Изгиль достала плошку с небольшими, величиной с ладонь, лепешками, и поставила перед девочками. Такие нежные внутри и с хрустящей корочкой. А вкус! А аромат! Наверняка не только Лана с Торой, а и все соседи в округе унюхали, что Изгиль наготовила лепешек.

– Вот мы для тебя носим, носим червей, а ты все равно их нам готовишь, себе почти ничего не оставляешь, – возмутилась Тора, но все же взяла лепешку.

– Ну, так потому что столько носите. Мне одной-то разве много нужно? – улыбнулась Изгиль, наблюдая, как внучки уплетают ее угощение.

– Значит, можно собирать поменьше! – Тора многозначительно взглянула на сестру.

– И поменьше есть бабушкиных лепешек, – кивнула Лана.

Тора перестала жевать, посмотрела на остаток лепешки в руке, потом на сестру. Пожалуй, Лана была права. С бабушкиными лепешками ни одна еда в мире не сравнится. Даже у мамы такие не получались. И если они мало принесут добычи, то и лепешки будет делать не из чего. Тора не стала спорить, молча засунула кусок в рот и, утершись тыльной стороной ладони, потянулась еще за одной. Эту уже можно было смаковать, откусывая по маленьким кусочкам.

Изгиль взяла небольшой каменный пестик, приготовленную миску с уже высушенными личинками, мелкую пустую плошку, и уселась на кровать.

– Ба, расскажи! – попросила Лана.

– Что рассказать-то? – Изгиль зачерпнула шуршащих, легких личинок плошкой и пристроила ее на коленях.

– Что-нибудь про древность расскажи, – глаза Ланы загорелись в предвкушении.

– Опять про древность? – усмехнулась бабушка. – Вы же уже все сто раз слышали-переслышали!

– Все равно! Еще расскажи! Помнишь, ты про деревья рассказывала – расскажи еще!

– И про цели… цилеви… Ну, как ее? – пыталась вспомнить Тора.

– Цивилизацию! – подсказала Лана.

Бабушка вздохнула, собираясь с мыслями, и принялась медленно растирать пестиком в миске сушеных личинок. Они шуршали и похрустывали, а бабушка медленными монотонными движениями растирала их в порошок. Девочки уселись на полу возле нее и приготовились слушать.

– Да, было дело… Тогда люди строили свои жилища не вниз, в земную глубь, а вверх – к облакам. Мне об этом рассказывала моя бабушка, а ей, когда она была совсем маленькой, ее прабабушка, а ей – ее. Так вот эта самая прабабушка своими глазами видела последние деревья. Это было давным-давно… А вот ее бабушка застала времена, когда деревьев было много, даже больше, чем людей. Но это все по рассказам моей бабушки.

– Не представляю, как такое может быть, – удивилась Тора, хотя слышала историю про деревья уже не в первый раз. – Это как же, идешь, а вокруг деревья стоят? Где же им тут стоять-то? Или хочешь сказать, что люди жили на деревьях?

– Не припомню, чтоб она про такое говорила, – озадачилась бабушка. – Вроде бы люди сами по себе, а деревья сами по себе. И никто друг другу не мешал.

– Расскажи, какие деревья! – торопила Лана.

– Ох, так рассказывала же… Высокие. Очень высокие.

– Выше той горы? – Лана показала на стену жилища, за которой где-то вдалеке была огромная куча древнего мусора, за долгие годы спрессованного под собственным весом, перепревшего, перегнившего и превратившегося в гору.

– Может и выше… Может и нет. Горы-то той тогда не было, не с чем сравнить.

– А говоришь, очень высокие, – усмехнулась Тора.

– Не нравится, как рассказываю, ну и не приставали бы, – рассердилась бабушка. – Вот придут за вами зарганы! Они всех непослушных детей к себе забирают.

– Ой, ба, даже Лила знает, что зарганы – это выдумка, – усмехнулась Тора. – Эти сказки выдумали, чтоб пугать ими детей.

– Вот придут за тобой, скажешь им, что они не существуют, – проворчала Изгиль.

– Цыц, Тора! Ба, рассказывай, – взмолилась Лана. – Мне так нравится, когда ты про древность рассказываешь.

Бабушка ссыпала порошок в кастрюлю, зачерпнула новую порцию сушеных личинок и снова принялась медленно их растирать.

– Ну, так и вот, повсюду были деревья. Сама-то я их не видела, поэтому и не знаю, какой высоты они были. Но моя бабушка говорила, что высокие. Они были ничейные, просто росли сами по себе, никто за ними не присматривал, где захотели – там и выросли. Как тот ручей, – он же ничейный, любой может воду из него брать, так и деревья.

– А что с деревьев-то брали? – удивилась Лана.

– Так что с них возьмешь-то? – растерялась ба. – Даже не знаю, можно ли было с них что-то брать. Любоваться разве что. У них были такие ветки, – она пристроила на коленях миску, чтоб та не свалилась, а сама раскинула в сторону руки и растопырила пальцы. – Много-много, не две. И на них листья, – Изгиль по очереди указала на каждый палец.

– Листья… – медленно повторила Лана, смакуя древнее слово. В таком значении его давно не использовали. Были металлические листы от каких-то старинных строений или приспособлений. А еще листы пластика, тоже старинные, этим вообще годы нипочем. Если железные ржавели и крошились со временем, то пластику ничего не делалось, ничто его не берет. Все эти листы находили повсюду, и делали из них жилища и мебель. Но какие листы были на деревьях? Пластиковые или железные? Или, может, вообще какие-то другие? Воображение Ланы рисовало странные картины.

– Зимой дерево сбрасывало листву и засыпало, а летом просыпалось и обрастало новыми листьями, – продолжала Изгиль.

– Так они что, живые были, что ли? – удивилась Тора.

– Ну, как тебе сказать… – Изгиль призадумалась. – Вроде бы и живые, а вроде нет. Дерево росло, засыпало, просыпалось, умирало даже. Но вот так, чтоб ходить или говорить – такого не было.

– Они что-нибудь ели? Чтоб расти, жить, нужно же питаться, – Лана смотрела на бабушку во все глаза, стараясь не пропустить ни слова.

– Деревья-то? Так у них ни рта, ни глаз не было. Просто вот такие стояли, – Изгиль опять вытянула руки и растопырила пальцы. – И не разговаривали они, просто стояли, уцепившись корнями за землю. Знаю, что вода им нужна была, чтоб расти, а больше и ничего.

– Значит, не живые, – сделала вывод Тора.

– Да из дерева дома строили, мебель разную, – продолжила Изгиль. – Да что дома! Огонь разжигали из деревьев. Сейчас вот, чтоб тепло в жилище сохранить, люди под землю ушли. Тут летом прохладно, а зимой тепло. А раньше на поверхности жили и жгли деревья, чтоб не замерзнуть. Представляете, сколько их было? А сейчас ни одного не сохранилось.

– А ты говоришь, ничего с деревьев не брали, только любовались, – заметила Тора. – Вот же – пользы сколько.

– Может, где-нибудь еще остались деревья? – с надеждой спросила Лана. – Хотя бы маленькие, может, есть? Они просто еще не выросли, вот их и не видно. Может, где-то далеко-далеко, за пределами есть и деревья, и что-то еще.

– Не знаю… – Изгиль задумалась. – Давно, лет десять назад, а может и все пятнадцать один парень из наших мест ушел искать новые земли. Он точно так же, как ты, решил, что где-то там, где нас нет, жизнь лучше.

– И что? – от волнения еле выдохнула Лана. – Он нашел что-нибудь?

– Нет. И назад не вернулся. Сгинул. Нет там ничего. За пределами нет жизни.

– А как его звали? Может, кто из родных здесь остался?

– Да кто ж знает… Столько лет прошло, и не вспоминалось о нем. Чего сейчас вдруг в голову пришло?..

– Ты еще хотела рассказать про целеви… – Тора совсем запуталась и махнула рукой.

– Про цивилизацию, – снова помогла старшая сестра.

– Да, про нее. Дурацкое слово!

– А что цивилизация? Была, да. Очень развитая была. Люди могли общаться друг с другом, даже если находились на разных концах планеты. И могли видеть друг друга при этом. Могли с одного места в другое переместиться так быстро, что нам сейчас и представить сложно. Повсюду были какие-то хитрые приспособления, техника. Люди даже летать могли!

– Как мухи? – уточнила Тора.

– Ну… не совсем так, но как-то похоже.

– Как цаберы? – предположила Лана.

– Ну… может быть…

– Это что же, у них и крылья были как у цаберов? – ужаснулась Тора. Странно было представлять крылатых предков.

– Не было. Всего лишь могли летать, – поправила Изгиль. – Просто все было очень развито: наука, техника, книги. А потом все нарушилось. Стали делить то, что осталось, войны начались. Войнами-то все остальное и погубили.

– А ты еще рассказывала, как люди улетели, – напомнила Тора. – Они еще дальше, чем тот парень, лучшие земли искали.

– Ну, вот, видите, вы и сами все знаете, а каждый раз снова меня пытаете, – засмеялась Изгиль.

– Ну, ба! Расскажи! У тебя так складно получается!

– Да, давным-давно люди сделали летающую машину, чтоб полететь на ней в далекое небо в поисках лучших миров. К тому времени здесь стало жить совсем невмоготу. Когда пропали деревья, следом за ними исчезла трава и другие растения. А потом сгинули многие животные, которые не могли жить без растений. Дышать стало тяжело. Болезни разные навалились. Оказалось, что растения были очень важны, и без них все стало гибнуть. Они же кислород вырабатывали, который и для дыхания и от многих болезней нужен.

– А почему же мы не задохнулись? – спросила Лана. – Ведь чем-то мы сейчас дышим.

– Во-первых, остались же еще водоросли – все растения дают кислород, но в разных количествах.

Лана видела водоросли, отец иногда приносил. Они были похожи на клубок тонких спутанных темно-зеленых нитей. Отдельные ниточки были до того тонкие, что даже волос казался толще, и их цвет можно было определить только в клубке. Мама сушила их, толкла и добавляла потом этот порошок в еду. Интересно, трава выглядела так же? Такие же тонкие нити, но на поверхности, не под водой?

– Говорят, их мало осталось, – тревожно добавила Лана. – Что же будет, когда и они исчезнут?

– Может и не исчезнут, – вздохнула Изгиль. Но по ее тону было понятно, что она вовсе в этом не уверена.

– А что во-вторых? – спросила Тора.

– А что во-вторых? – спросила Тора.

– В каких «во-вторых»? – Изгиль непонимающе уставилась на внучку.

– Ты же сказала: во-первых, дишим водорослями, – подсказала Тора.

– Во-вторых, выжившие люди как-то приспособились к такой жизни. Их дети уже лучше переносили трудности, а внуки еще лучше. Вот вы сейчас живете и даже не задумываетесь, что когда-то была другая жизнь, другая пища, все другое. Это сейчас люди привыкли и обжились, а тогда очень многие погибли от голода и болезней. Все нарушилось. И в этом были виноваты сами люди. И только тогда, когда они это осознали, стали пытаться что-то восстановить. Но было уже поздно. Восстановить рубаху можно, если на ней маленькая дырка. Поставил латку – вот она и снова целая. А если от рубахи один ворот остался, то тут уж никакой латки не хватит. И тогда решили искать новые миры, куда можно было бы переселиться. Улетело несколько кораблей, и, вроде бы, даже что-то нашли, со слов моей бабушки. Потом еще корабли снаряжали, и мнооого важных людей улетело. Остальные ждали, готовились. Но за ними никто не прилетел. А здесь становилось все хуже: погода словно сошла с ума, поднялись сильные ветры, снег, дождь там, где их никогда и не было. Да что погода, вся планета будто сошла с ума! Земля тряслась, взрывалась и вспучивалась, огромные волны, намного выше вон той горы, набрасывались на землю и затопляли все на своем пути. Некоторые земли напрочь исчезли, другие появились. А потом все стихло. Почти все люди погибли. Остались лишь те, кто оказался внутри защитной стены, которую сделал колдун – далекий предок Готрина. Нашим предкам очень повезло, что он оказался с ними. Только его способности смогли оградить их от гибели. Вот так мы с тех пор и живем здесь, и радуемся, что у нас есть Готрин, который сможет защитить нас от всего внешнего.

– Значит, за пределами вообще ничего нет? – насторожилась Тора.

– Ничего.

– А как же зарганы? – Тора хитро посмотрела на бабушку. Лана торопливо дернула сестру за рукав, боясь, что бабушка опять рассердится и перестанет рассказывать. Но Изгиль продолжила спокойным голосом:

– Но вы же уже большие, понимаете, что истории про зарганов – всего лишь страшилки.

Тора с видом победителя покосилась на старшую сестру.

– А те люди, которые улетели? Что с ними? – спросила Лана.

– Уже столько лет с тех пор прошло, а о них так ничего и не известно. Никто из оставшихся не знает, нашли те, которые улетели, что-нибудь или нет. Может, живут сейчас где-нибудь в лучших мирах, а может, и сгинули в небе. Да и дела до них оставшимся не было, потому что своих забот полно было. Люди пытались выжить, как могли. Приспосабливались к новой жизни. Сейчас, наверное, о них никто уже и не вспоминает. А скоро вообще это станет сказкой.

– Как про зарганов… – шепотом добавила Лана.

Изгиль высыпала новую порцию истолченного порошка в кастрюлю и наклонила ее чуть набок, чтоб определить, сколько получилось.

– Какая грустная история… – вздохнула Лана после тягучей паузы.

– Сами просили, – просто ответила бабушка. – Лепешек-то домой возьмете? Матери, небось, некогда их печь-то.

– Мы пока не домой, – торопливо ответила Тора.

Лана с удивлением взглянула на нее: а куда? Но промолчала. Поняла только, что выходить им придется тем же путем, каким и зашли, и идти до дома по улице, а могли бы сократить путь.

– А вы за пазуху положите, они вам не помешают. Не в руках же нести, – бабушка уже заворачивала несколько лепешек в мутную, но тщательно вымытую пленку, а это значило, что она не примет никаких возражений. – А можно и в ведерко положить, я тут хорошо завернула, не запачкается.

Изгиль вышла вместе с девочками, распрощалась, как всегда, будто в последний раз, и снова уселась в свое излюбленное кресло.

До дома можно было пройти, спустившись на два уровня вниз, пройти по туннелю направо, потом еще вниз, еще по ктуннелю, затем подняться на два уровня, отсчитать восемь дверей, и вот оно – жилище. Тиарий давно хотел перебраться куда-нибудь поближе к бабушке, но не получалось. У каждой семьи были свои причины, чтоб не обмениваться жильем: у кого-то рядом жили родственники, кому-то нравилось их жилье, и они не хотели менять его ни на какое другое. Да, можно было сократить путь, а теперь из-за внезапных планов Торы им придется делать круг по улице. А это почти в два раза дольше. И еще не известно, что там наверху: может, дождь пойдет или от цаберов придется убегать, которые так и норовят обстрелять всех живых внизу своим пометом. Это хорошо еще, что сезон пещерников не начался.

– Ну, и куда это ты собралась? – спросила Лана, понимая, что у Торы свои планы, а ее она приплела просто для того, чтоб у бабушки было меньше вопросов: со старшей сестрой ее хоть куда отпустят.

– Никуда. Просто не хотелось там, в темноте бродить. Помнишь, как в прошлый раз пришлось на ощупь идти?

В прошлый раз, и правда, ни одной зажженной масляной лампы им не попалось. Видать, жильцы все растащили по домам. Да и кто захочет делиться своим добром. Горючее-то еще добыть нужно.

– Смотри мне! – пригрозила Лана. – Мне велено тебя одну никуда не отпускать, привести домой в целости и сохранности.

– Ну и приведешь, – спокойно ответила Тора. – Куда я денусь-то?

Лана, прищурившись, посмотрела на сестру. Похоже, она не врет.

– Раз уж идем по верху, да еще с ведрами, давай хоть соберем что-нибудь, – предложила Лана.

– Конечно! Чего с пустыми-то ведрами тащиться? – поддержала Тора.

И Лана опять с подозрением уставилась на нее: слишком уж легко она согласилась искать личинок. Но Тора уже принялась с усердием ковырять носком ботинка кучу спрессованного мусора.

– Не так! – возмутилась Лана. – Сколько раз тебя учить? Нужно найти какую-нибудь плоскую штуку. Вот, как та – видишь? Черви выползают на поверхность, но все равно прячутся под такими досками, – Лана направилась к намеченному полуистлевшему листу железа.

– Никак не могу понять про эти деревья… – бормотала позади Тора, не спеша плетясь за сестрой.

– Чего? – не расслышала Лана.

– Про деревья, говорю. Как это они были повсюду? Если тут везде были деревья, то где же люди жили? На деревьях, что ли? Странно все это… Тебе не кажется, что бабушка сочиняет?

– А я вот никак не могу понять, зачем нужно было все портить на этой планете, чтоб потом искать новую… – Лана задумалась, уставившись на лист железа. Потом опомнилась, быстро подняла его, и потревоженные красные черви тут же закопошились, пытаясь поскорее спрятаться. Лана принялась торопливо хватать их, ведь любой знает, стоит немного зазеваться, и черви живо уползут в норы. Шустрее пищи, чем черви, пожалуй, не придумаешь. То ли дело личинки: только лениво копошатся, слепо тычась в жирные, бледные тела друг друга.

– Что стоишь? Хватай скорее! – крикнула она сестре.

Но Тора не подскочила. Она даже ничего не ответила.

Лана обернулась. Никого.

Лана поднялась, держа в руке толстого, извивающегося червя, и растерянно осмотрелась. Тора пропала. Сбежала все-таки, как и задумала. Только ведро оставила.

– Тора! Тооора!.. Вот ведь какая! – Лана внимательно всматривалась в неровную, покрытую буграми, поверхность. Здесь где угодно можно затаиться. А вот найти кого-то будет проблематично. Лана уже было хотела со злости пнуть по пустому ведру, которое оставила сестра, но сдержалась: представила, как Тора спряталась где-нибудь неподалеку и наблюдает за ней. Еще и хихикает наверняка. А если увидит растерянность старшей сестры, то вообще будет злорадствовать. В отчаянии Лана крикнула: – Смотри, только не долго!

– Ладно! – отозвалось откуда-то издалека.

Лана вздохнула. Удостоверившись, что сестра, по крайней мере, жива и здорова, она не стала ее искать. Снова повернулась к своей находке, но черви, воспользовавшись удачным моментом, все расползлись, оставив только ровные, круглые отверстия в земле. Лана подобрала ведро сестры и пошла домой. Они столько раз ходили этой дорогой, что Лана была уверена, Тора не заблудится.