Kitobni o'qish: «Детектив для легкомысленных»

Введение.

Действующие лица:

Я – Безалаберная мать маленького сына; католичка, люблю кофе.

Наташа – моя близкая подруга.

Валера – беспардонный, но безобидный друг.

Кирилл – прихожанин.

Марина – органистка Прихода.

Ричардист – старый знакомый, студент-историк, изучающий Ричарда III. Имени не я не запомнила.

Брат Павел – монах-доминиканец, жертва №1.

Уборщица – старуха, жертва №2.

Станислав-Август Понятовский – король Польши, приведение.

Ричард III – король Англии, портрет.

Настоятель, о.Юрий, о.Войчех – священники-доминиканцы.

Глава 1.

В длинном узком коридоре… Впрочем, коридор был не таким уж и длинным, метров десять, но из-за того, то он был узким и высоким, казался длиннее, чем на самом деле. Итак, в коридоре висел портрет. Ричарда III. Йорка. Да-да, я была на стороне Йорков.

– Ну понимаешь, это готичненько…

Ричард скривил губы.

– Ну хорошо, не готичненько, раз тебе не нравится это слово. Но, во всяком случае, мне хочется, чтобы твой портрет висел у меня дома. И почему я вообще должна объяснять тебе, почему я делаю то, что делаю?– не выдержала я.– Ну да, ты король. Но это – мой коридор. Что хочу, то и вешаю,– закончила я разговор и повернулась к портрету спиной.

Оглянувшись, я увидела, что Ричард продолжает кривить губы.

– Ну не дуйся.

Кажется, Ричард пошел на мировую, во всяком случае, вид принял более милостивый.

– Что там у тебя? – поинтересовался он.

Ох уж эти короли! Наверняка, с самого начала его интересовало только то, что я держала в руке, но характер не проявить не мог.

– Письмо. Достала из почтового ящика.

– Ну, и что там?

– Откуда я знаю, – не сдержалась, и огрызнулась я.– Я ведь вместо того, чтобы читать его, уламываю тебя простить меня за то, что я повесила твой портрет у себя дома. Тебе самому не смешно?

– Ладно, читай.

Видимо, не смешно. Я послушно разорвала конверт и достала письмо.

– Интересно, от кого оно?– заинтересовалась я.– Почерк не знаком, подписи нет.

Ричард подозрительно глянул на меня. – Поклонник?

– Окстись, какой поклонник! Ты еще скажи, что ревнуешь меня.

– Ну….– Ричард замялся и покрутил кольцо на мизинце.

– Ладно, Ваше королевское величество, забудем.Я вернулась к письму у меня в руках, и принялась за чтение.

– О, тут написано, что совершено преступление. Убийство, если быть точнее. И труп спрятан в каком-то подвале. Очень готичненько. Ой, прости,– быстро извинилась я, увидев выражение лица Ричарда. Кажется, скоро я стану специалистом по физиогномике портрета. – Но при чем тут я?

На всякий случай набрала номер мамы.

– Мама? Привет, как дела? Все нормально? У нас тоже. Ну ладно, пока.

– С мамой все в порядке. С остальными, видимо, тоже, иначе мама сказала бы мне. Значит, это не кто-то из родственников. Слушай!– обратилась я к портрету,– это ж просто чья-то шутка!

– Ну-ну,– задумчиво пробормотал Ричард, закрывая глаза.

Поняв, что он больше не хочет со мной разговаривать, я пошла в комнату и включила ноутбук.

«Ну, и кто же там убит?» – поинтересовалась я в статусе в контакте, проверила почту, заглянула на пару сайтов, и отправилась в садик за сыном. Ричард Ричардом, а Женька меня ждал реально.

Глава 2.

Перед садиком, как всегда, я зашла в церковь помолиться. Прочитав вечерню с отцами и выйдя из часовни, я увидела подругу, которую давно уже не встречала.

– Привет!– радостно сказала Наташа. – Ты как? Что нового?

Оглянувшись на исповедующего священника, я увлекла ее за колонну, где нас не могли испепелить его суровые взгляды, которые он бросал на нас.

– Что нового? Хмм, дай подумать. Племянник руку в школе сломал. Правую.

– Какой ужас! – Наташины глаза округлились.

– Ага, о голову одноклассника  – подрался на перемене. А у тебя что хорошего?

– Хорошего? – переспросила она.– Потом, выглянув из-за колонны и удостоверившись, что священник на нас не смотрит, она прыснула смехом. – О, зарплату увеличили.

– Намного?

– Ну, дождешься от них, как же. На пятьсот рублей.

– А обязанностей, небось, прибавили на тысячу пятьсот.

– Ты, как всегда, права. Точно больше ничего хорошего не случилось?

– Ну, не знаю…Не забывают, письма пишут.

– Кто?

– Говорю ж, не знаю. Не подписывается. Сегодня вот сообщили, что где-то лежит труп. Меня, что ль ждет? Какое мне дело до незнакомых трупов? Пусть себе лежит. Я ж ему компанию не составлю, чего мне об этом сообщать. Пусть в милицию пишет.  Как сознательный гражданин, я, конечно, могла бы сообщить  милицию. Анонимно, а то ведь потом замучили бы выяснениями, откуда я знаю, так в письме не указано, что за труп, и где он лежит. В-общем, так себе шуточка.

– Думаешь, шутка?

– Ну, не всерьез же! Ладно, пошла я за сыном, а то он ждет уже меня. Пока. Кстати, а кого ты бы убила в этом Приходе?

Наташа радостно потерла руки.– Ну, большого такого….

– Не, не пойдет, слишком большой, его никуда не оттащишь, силенок не хватит. Да и не спрячешь..

– Расчленить?

– Всю ночь работать придется.

Мы молча поулыбались, мысленным взором созерцая одну картинку на двоих – убийство и расчленение.. Не скажу кого. Главное, мы с Наташкой друг друга поняли.

– А зачем тебе это?– вдруг опомнилась она.

– Все из-за письма, ищу какой-то смысл в нем.  Где могли убить и кого? Скорее всего, что-то связанное с Приходом.

– Ты всерьез?

– Господи! Когда я говорила всерьез! Но надо ж повеселиться как-то.

– Ты повесь объявление и прикрепи опросник: кого бы вы убили.

Я фыркнула так громко, что мы обе притихли и выглянули из-за колонны.

– Ну, сама видишь, он не убит, сидит себе спокойно.

– А ты проверяла, может он мертвый там сидит, глянь, даже не реагирует на наше неподобающее поведение.

С легким ужасом посмотрев на подругу, я вышла из-за колонны и прошла на середину церкви. Присмотрелась, вернулась к ней.

– Вроде, живой. Кажется, он похрапывает. Трупы ведь не могут похрапывать? Я, во всяком случае, о таком не слышала никогда.

– Иди ты…за сыном уже,– Наташа едва сдерживалась, чтоб не рассмеяться. Видимо, идея храпящего мертвеца пришлась ей по душе.

– Я-то пойду. А ты оставайся. Передавай привет Иисусу. И пусть ночью тебе присниться сладко похрапывающий..

Я не договорила, потому что Наташка замахнулась на меня сумкой, пришлось быстро ретироваться, пока я сама не стала трупом.

Глава 3.

Вернувшись домой и подходя к двери комнаты, я слегка виновато взглянула на Ричарда, считая, что расстались мы не слишком хорошо. Он смотрел мимо меня. Ну и ладно, рассердилась я, какого черта портрет будет вмешиваться в мою жизнь и влиять на мое настроение. У себя дома я хочу чувствовать себя свободно.

На следующее утро в почтовом ящике меня ждал ежемесячный неприятный – нет, не сюрприз, как может быть сюрпризом то, о чем с тяжестью обреченности ты точно знаешь, что в свое время это обязательно случится – приход счетов. Просмотрев счета и убедившись, что квартплата – вот неожиданность!– не уменьшилась, а за мой получасовой разговор с Албанией пришла расплата, я поднялась на родной шестой этаж.

– Что там у тебя?– Ричард все-таки первый пошел на мировую.

Эх, а еще король! Я начала разочаровываться в нем, откуда такое любопытство?

– Счета. Придется им, правда, полежать до следующего месяца. В этом я оплачивала уже. За прошлый месяц. Те подождали, теперь пусть эти подождут.

– Я не об этом. Ты еще что-то несешь.

Заинтересованно осмотрев бумаги в руках – а счета за телефон и квартплату на троих – всех собственников в нашей коммунальной квартире – составляли приличную пачку – я обнаружила конверт.

– Письмо,– радостно констатировала я.

– О Господи! Ты достаешь почту из ящика и даже неспособна увидеть, что именно ты держишь в руках!– он вложил все свое высокомерие в самую длинную из фраз, какими он одарял меня.– Ты соизволишь его открыть?

– Дай хоть раздеться. Подожди, я сейчас приду.

Кинув счета на полку – можно не торопиться, думаю, соседи не будут в претензии, если получат их на пару-тройку дней позже – и переодевшись, я разрезала конверт и достала письмо.

– О Господи!– не слишком вежливо к ожидающему меня (ого!) королю, воскликнула я, выбегая в коридор.– Это опять об убийстве. Тут написано, что труп спрятан в подвале. И снова нет подписи.

Я была взволнована, не понимая, что происходит. И происходит ли что-нибудь.

– Ну что, в твою голову, наконец, пришла светлая мысль?

Ричард был, как всегда мил, что не мешало мне нежно его любить. Зато прекрасно отрезвляло.

– Ты о чем? Извини, мне пора идти.

– Кофе ждет?– ядовито поинтересовался Ричард.

Черт, ничего от него не скроешь. Впрочем, запах кофе, который пропитал мое жилище, чувствовался и коридоре. Поэтому, молча кивнув, я с достоинством удалилась к своей чашке с кофе. Который, впрочем, еще следовало приготовить. Я не надеялась, что кофе поможет мне решить проблему писем, я вообще никакой проблемы не видела, мало ли у кого какое чувство юмора. Я просто люблю кофе и пью его много, иногда мне даже кажется, особенно, когда я разглядываю цвет своего лица в зеркале, что слишком много. Но это ерунда. В Петербурге кофе не может быть слишком много, выжить без него в этом мерзком климате мне не представляется возможным. Поэтому я пошла и заварила себе кофе. Растворимый почти закончился, но недавно у меня были гости, и принесли пачку натурального кофе, который я теперь с удовольствием пила. Помимо воли, мои мысли крутились вокруг убийство. В контакте никто ничего не написал, только знакомая, далекая от меня и моей жизни, поинтересовалась, что случилось. Не побоявшись быть невежливой, я проигнорировала ее сообщение, решив лично поспрашивать знакомых. Неплохое развлечение для моего ленивого ума – думать о чем-то, чего нет, лишь бы не думать о том, что является конкретной проблемой.

Глава 4.

А вечером ко мне завалился Валерка. Мы как раз собирались с Женькой укладываться, когда я услышала звонок домофона, а потом голос Олега:

– Надя, это к Вам.

Кто может прийти вечером без предупреждения, не говоря уже о приглашении, я знала. Это мог быть только Валера. Он мог прийти раньше, позже, но всегда чутьем угадывал неподходящие дни. Хотя, правды ради, замечу, что практически любой вечер для меня является неподходящим. Часам к девяти я начинаю чувствовать, что моим единственным желанием является лечь спать. Иногда я, конечно, чешу себя надеждой, что Женя заснет, и тогда… И тогда я почитаю книгу, посмотрю фильм…Как бы не так. Засыпаю обычно первая я. Или засыпает любимый сын, а я, посмотрев, как сладко он спит, положив голову на ручку, выключаю свет, и думаю, какого черта я мужественно сражалась со сном, если все равно ничего делать не стала.

Но вот в самые тяжелые дни, когда я вымотана, когда Женька не спал днем, а значит, надо пораньше укладываться вечером, когда.. Да мало ли этих «когда» может быть в жизни мамы и ее четырехлетнего сына! Итак, в самые неподходящие дни, а вернее, вечера, ко мне, погреться и попить чаю (или кофе, но это в те дни, когда чутье подсказывало ему, что кофе в моем доме заканчивается)  заваливается Валерка. Почему я не могла ему сказать, что у меня нет сил не только говорить, но даже уже и слушать, я не знаю. Видимо, на это у меня тоже не было сил. Поэтому приходилось стоически улыбаться и создавать видимость гостеприимства.

– Привет, дорогая, – заявил он мне с порога и поцеловал в щеку.– Давно у тебя не был, все не мог застать. («Какое счастье»– утешилась я мысленно). Тут недавно шел мимо, решил зайти. Смотрю, свет в окнах горит, значит, кто-то есть. Но у вас домофон, видимо, не работал. (Мысленно я поблагодарила Женю, который периодически отключал звук на трубке домофона). Я, правда, сумел войти вместе с кем-то из соседей, но дверь вы мне таки не открыли, уж я звонил, звонил..

– А у нас звонок не работает,– радостно объяснила я.– И вообще, я говорила тебе, что к нам без предупреждения не ходят, можем и к домофону не подойти. Ладно, проходи. Как твои дела?

– О, спасибо, хорошо мои дела. Холодно только вот стало.

– Что поделаешь, осень.– Обмен дежурными фразами был традиционным.– Чай, кофе?

– Ну ты же знаешь! Конечно, горячий чай. Я к тебе за этим и зашел, а то до дома не доеду, так намерзся сегодня. Я вот и конфет нам с тобой купил, каждого вида по две штучки, попробовать, чтобы поздравить тебя с прошедшими («давно»,-вставила я про себя) именинами.

Вскипятив чайник и налив нам по чашке чаю, я, наконец, уселась за стол. На столе и правда стоял пакет с конфетами, которых, вот беда, мне как раз сейчас не хотелось, что является редкостью, ибо обычно я страшная сладкоежка. С неохотой (и сожалением об этой неохоте) съела конфету.

– Тебе не нравятся? На, попробуй вот эту,– Валера протянул мне конфету.

Я сидела, теребя в руках конфету и слушая друга. К счастью, собеседник ему и не был нужен, слушателя было достаточно. Не переставая говорить, он посмотрел на пакет с конфетами, взял горсть и высыпал в свою сумку, стоящую у его ног. Потом снова посмотрел на пакет, на свою сумку, взял пакет с остатками моего подарка и сунул его весь в сумку. Я слегка улыбнулась про себя, такое поведение меня ничуть не удивляло, оно было полностью в характере Валерки: прийти в гости, съесть запасы из холодильника и уйти, так ничего толком и не сказав, предложить захватить его с собой в заграничную поездку, или же оставить ему ключи от моей квартиры, чтобы он мог, пока я отсутствую, ночевать у меня, если поздно вечером окажется вблизи – ну, чтоб домой не тащиться,– я наблюдала это годы. Правда, от наиболее пугающих меня «предложений» я, хоть и с трудом, отбивалась, зачастую выбирая тактику отмалчивания, ибо открытая натура Валерика просто не поняла бы не только причин моего отказа, но и просто моего смятения от его планов.

Вечером, когда мы уже улеглись спать (после того, как Валера, все-таки, ушел), мои мысли помимо воли обратились к этим дурацким письмам. Я никогда не получала анонимок. Анонимка, это ведь что?– пакость. Но когда мне хотели сделать пакость, ее просто делали. Зачем утруждать себя так? Надо написать письмо, купить конверт, отнести его к моей парадной, оставить в ящике… Зачем? Да и содержание письма никак на пакость не походит. Убийство. Труп. Причем тут я? Если бы пропал кто-то из моих близких, я бы уже знала. Мои мысли обратились на личность убитого. Тьфу ты, гипотетического убитого, не думаю же я, в самом деле, что эти письма имеют отношение к реальности? Конечно, нет. Но кто же мог быть убит? Я стала перебирать всех знакомых. Почему я думаю, что это знакомый? Но ведь если нет, тогда это вообще не имеет смысла. Надев халат, я вышла в коридор.

– Доброй ночи, Ваше Величество.

Ричард глянул на меня, вздохнул, и ответил. Наконец-то.

– Доброй ночи.

– Меня беспокоят эти письма. Я даже не могу уснуть,– пожаловалась я.

Он ласково посмотрел на меня.

– Не переживай. Добрых снов.

– Доброй ночи,– кончиками пальцев я слегка дотронулась до его щеки, прощаясь.

Вернулась в кровать и крепко уснула.

Глава 5.

Приснилась мне вечерня. Я стояла, как всегда, сзади, прячась за спинами более благочестивых, голосистых и просто уверенных в себе. На вечерне мои мысли унеслись прочь от слов псалма, и я, не желая того, пропела строку громко. И тут же испуганно замолчала. От глаз Настоятеля меня скрывали спины, но это не помещало мне внутренним взором увидеть, как он нахмурился. Его брови зашевелились, вселяя в меня ужас. Я постаралась сжаться так, чтобы превратиться в мышку, никому не видимую (и, главное, не слышимую – проблема в том, что когда я рождалась, мимо проходило стадо слонов, и каждый посчитал своим долгом наступить на мое ухо…Форму его это не испортило. Я бы не нашла никакой явной разницы между моим правым и левым ухом. Но когда я думала, что пою…О, тут вся трагедия той давней слоновьей прогулки становилась явной всем окружающим. Петь мне не следовало. Никогда и ни за что. Разве что…Разве что я захочу кому-нибудь отомстить. В моих руках было грозное оружие – я могла просто спеть ему пару строк. Громким и противным голосом).

Проснувшись, я с надеждой подумала: может, этот кошмар моих вечерен исчез? Может, я больше не увижу эту маленькую фигуру? Этот длинный нос, который…

Нет, прости, Господи, за такие ужасные мысли.

С другой стороны, спрятать столь небольшой труп легко…Только где? Наверняка недалеко. Где можно спрятать труп вблизи церкви? А может, в самой церкви? Но тогда где? В подвале! Ну конечно, низкий свод подвалов святой Екатерины наводит на мысли об инквизиции, мертвецах, привидениях…Трупом больше, трупом меньше, никто не заметит, а если и заметит, то не слишком удивится. Только как туда попасть?

– Слушай, такого же все-таки, убили? Может, о.Юрия?– Наташа мечтательно закатила глаза.

– Ты что, сдурела? Представляешь, труп такого размера прятать? Да никто не согласится на такую каторжную работу!

Компания на приходской кухне собралась приятная, все свои, можно было смело чесать языками, перемывая косточки любимым священникам – любимое развлечение.

– А может…-я несмело посмотрела на сидящих напротив меня,– может, Настоятеля?

– Эй, это еще зачем?– Марина с укоризной покачала головой. – Не позволю его обижать, он хороший.

– А я разве сказала, что он плохой?– я неуклюже защищалась.– Просто…Ну, надо же кого-то убить. Вот  ты кого бы убила в Приходе?

– В Приходе?– Марина мстительно задумалась.– Надо подумать. А зачем вообще кого-то бивать? Вот ты бы кого убил?

Вошедший на кухню Кирилл с интересом посмотрел на нас. – Убил?

– Ну да, кого бы ты убил в этом Приходе,– объяснила я. Или не объяснила, судя по виду Кирилла, который, кажется, не вполне понимал, в своем ли мы уме.

– Вы во что-то играете?

– Да, мне надо кого-то убить. Но я не могу решить, кого. Кто лучше всего подходит на роль трупа?

– Ну…Думаю, брат Павел.

– Ну нет,– разочарованно протянули мы втроем.– Это же совсем не интересно.

– Вот именно, его никто не будет искать. Даже не заметят его исчезновения – идеальная кандидатура.

– Хм,– я недовольно нахмурилась,–  пожалуй, я поищу не столь идеальную кандидатуру. Зато повеселее и поинтереснее.

– Как знаешь, я только предложил.

– Нужен мотив! – осенило меня. – Будет мотив, будет и труп.

– Мотив? Тогда о.Юрий! Он так быстро съедает все, что видит на столе,  что братьям просто ничего не остается. Им надоело голодать, и они решили, что убить его легче, чем прокормить..-Наташу понесло, к нашему нескрываемому удовольствию. – Или о.Войчех.

-Ага, его убили из зависти к его высокому росту.

– Не обязательно из зависти. Из мести! Он с высоты своего роста рассмотрел что-то компрометирующее..

– Что о.Юрий спит, вместо того, чтобы молиться?

– Оставь в покое о.Юрия.

– Не могу, это моя слабость.

– Большие у тебя слабости!

– Скорее, толстые..

Наш конструктивный диалог прервал Вася, мальчик шести лет, ворвавшийся в кухню.

– Тетя Надя, а почему Вы ходите в эту церковь?

Я чуть не поперхнулась чаем. Причин много, почему я хожу не в свой родной Приход. Или вернее, всего одна – я дала слово, что не буду туда ходить, но как объяснить это ребенку, да еще ничего не объясняя? Ибо зачем ему, да и другим, знать? На всякий случай осторожно поинтересовалась, что именно его интересует, так как давно заметила, что мы часто воспринимаем вопрос совсем не так, как задавший его.

– Эээ. В каком смысле?

– У Вас что, нет церкви рядом с домом?

– Есть. Как раз эта.– Я вспомнила ужас Изы, когда она на своей шкуре, приехав в Петербург, ощутила все те «близко», про которые я ей рассказывала, когда бывала у нее в гостях в Белостоке: садик – близко, двадцать минут пешком, церковь – близко, мы всегда за двадцать минут доходим, а одна, без Женьки, я добираюсь и за десять-пятнадцать, от Никольского собора до святой Екатерины за полчаса – ну конечно, ты успеешь, я всегда успеваю (она вышла на Невский только через сорок минут и уже не рискнула идти к Екатерине) – результатом было то, что она в конце моих «близко» согласилась, что церковь от нашего дома действительно очень близко, и только уточняла, когда мы куда-то отправлялись (безусловно, пешком, ибо выезжать из арки на Литейный на машине только для того, чтобы тут же встать в пробке, я не жажду), уточняла: «как именно «близко» – по польски или по петербургски?».

– А там еще синяя есть.

– Так то армянская, а мы католики.

– Как католики?– ошарашено спросил Вася.

– Ну так, я католичка, Женя тоже католик, поэтому мы ходим в католическую церковь.

– Это что, я, значит, тоже католик?!!

– Ну, Вась, я не могу ответить, это уже вопрос к твоей маме.

– А я думал, католик это тот, кто пьет.

– Ну, ты недалек от истины. Ладно, пора в садик.

Наташа вышла со мной. В коридоре мы остановились.

– Как дела? – до этого просто не было возможности задать вопрос, с которого обычно встречи начинают.

– Нормально дела. Невестка с племянником ходила по врачам, изучали, почему это он такой бледный и сутулый. Оказалось, сломан позвоночник.

– О, Господи! Как он вообще ходит?

– У него там, кажется, надломаны позвонки в шейном отделе.

– Это тот, что руку сломал, или второй?

– Тот, тот. Но с руки гипс уже сняли.

– Пришла пора на новый, видимо. А как там с письмами?

– Приходят. Уже пять. Кто-то зашутился. Ричард хмурится.

– Ричард? Какой?

– Да так,– неопределенно махнула я рукой.– Слушай, а как можно попасть в подвал Екатерины, я там никогда не была.

– Очень просто: спускайся вниз по лестнице, и ты окажешься в подвале.

– Так просто?

– Да.

– Ой, я бы так просто не пускала. Там ведь наверняка приведения есть. Или могут быть. Или… В-общем, я бы пускала только по билетам на экскурсию. В сопровождении опытного доминиканца.  Там ведь замученные католиками младенцы, пыточные орудия – наследие инквизиции..

– Ничего такого я там не заметила.

– Так ведь тебя не сопровождал опытный доминиканец?

– Неопытный тоже не сопровождал.

– В этом причина того, что ты ничего не увидела. А если всем в руку дать по свече, за углами расставить братьев  в белых хабитах.. Предварительно завести пыточные орудия..

– Откуда?

– Да откуда угодно. В Польше же все есть, может, и пара бесхозных дыб есть.

– Хватит и одной.

– Ну вот видишь! Все упрощается. Короче, можно приходскую казну пополнить. Но в подвал я схожу.

– Со свечой?

– Иди ты. Хотя я, пожалуй, тоже пойду. Сын ждет.