Мороженое со вкусом лета

Поскольку большая часть картины была так детально проработана, сердце замирало всякий раз, когда я вела глазами по холсту направо, туда, где детали постепенно исчезали, уступая место карандашному наброску на белом холсте.

Наконец я посмотрела на подпись, висевшую на стене, и сглотнула.

«Звезды падают на Александру. Молли Уокер. Не закончено».

Тоби обняла меня за плечи и сжала:

– Это очень хорошая картина, Энди, – тихо сказала она. – Твоя мама была бы рада, что она оказалась здесь.

Я кивнула, не найдя подходящих слов. Конечно, она была бы рада. Ее работа выставлена в одном помещении с картинами Ротко, Джексона Поллока, Джорджии О’Кифф! Миссис Пирс купила ее через два дня после похорон. Тогда я подумала: могло ли что-нибудь измениться, если бы она сделала это раньше? Может быть, это заставило бы маму продержаться подольше, закончить ее, если бы она знала, что работа окажется в музее…

Усилием воли я отвернулась, заставив себя больше не думать об этом. Прошло уже пять лет, и я давно перестала скорбеть. Не нужно снова ворошить прошлое. Но все равно я позволила себе немного опереться на Тоби, и она снова приобняла меня, и я почувствовала себя счастливой оттого, что подруга все понимает без слов.

Выйдя из музея, я пошла в библиотеку и села там на полу, разложив вокруг себя руководства по обращению с собаками: времени на подготовку было не так уж и много, поэтому надо углубиться в проблему максимально. Пусть меня ожидала не самая лучшая летняя подработка, это вовсе не означало, что ее не надо выполнять хорошо. Закончив изучать брошюры по собаководству, я направилась в отдел биографий.

Идя вдоль полок, я добралась до буквы «У» и остановилась перед автобиографией отца. Давненько меня тут не было, но сегодня, под впечатлением от увиденной картины, я оказалась в единственном месте, где есть ответы на самые неожиданные вопросы.

Конечно, в кабинете отца тоже была эта книга, впрочем, как и в его квартире в Вашингтоне. Но читать ее дома, сидя с тяжелым томом в твердой обложке на коленях, – означало, что я этим занимаюсь вполне осознанно. Поэтому я решила ознакомиться с ней здесь.

Книга была написана, когда мама была еще здорова, все шло хорошо, и публикация издания задумывалась к ближайшим выборам – но к выходу книги все изменилось.

Я листала страницы, ненадолго останавливаясь на фотографиях: отец в начальной школе, с гладко зачесанными волосами и без передних зубов; школьный выпускной; родители в молодости, обнимают друг друга, мама в футболке с надписью «С Канзасом тоже не связывайтесь!», ее длинные волосы в беспорядке – пока наконец не добралась до нужного места. Абзац, который я искала, был в самом низу страницы, и я прочла его от начала до конца, хотя знала наизусть.

Мы с моей дочерью Энди очень близки, и я горжусь этим. Я понял, что отношения не возникают сами по себе просто потому, что у вас родились дети. Над отношениями нужно работать, уделять им достаточно внимания, посвящать время тому, чтобы лучше узнать своих детей. Я люблю свою дочь, и для меня в мире нет ничего более важного, чем семья.

Я смотрела на эти слова, пытаясь побороть подступающие слезы. Когда я впервые прочла их четыре года назад, то разозлилась, но теперь у меня было ощущение, что я попросту не понимаю их смысла, хотя они говорят обо мне. Эту книгу вполне можно поставить на полку с фантастикой: настолько она отражает нашу нынешнюю жизнь. Но я возвращалась сюда и снова и снова перечитывала этот фрагмент, словно антрополог в поисках потерянной цивилизации, когда-то существовавшей, но теперь лежащей в руинах и практически забытой.

Стоя в очереди за пожилым мужчиной, читавшим толстую книгу в мягкой обложке, я переминалась с ноги на ногу, а потом из любопытства решила взглянуть, что у него в руках. Он посмотрел на меня, и я отступила на шаг, смущенная тем, что настолько откровенно заглядывала незнакомцу через плечо. Он повернул книгу обложкой ко мне, и я увидела, что это фэнтези.

– Вы читали это произведение? – спросил он.

– Нет, – сразу ответила я, потому что уже забыла, когда в последний раз брала в руки книгу, разве что по школьной программе. Но из вежливости присмотрелась и прочитала крупный шрифт на обложке – «Извлечение двоих». Ниже помещалось изображение двух скрещенных мечей и корона над ними. А имя автора, C. Б. Маккаллистер, было еще крупнее, чем название.

– Точно нет, – ответила я вежливым тоном, не предполагавшим однако продолжение разговора.

Мужчина потряс головой и шумно вздохнул:

– И не начинайте, – сердито сказал он. – Этот автор даже серию закончить не может, заставляет нас, читателей, годами дожидаться продолжения.

– Вот как, – кивнув, я выдала свой фирменный, вежливый, но не располагающий к общению ответ.

А потом начала что-то припоминать. Кажется, я уже где-то видела это название, и вроде бы недавно в самолете мне попадалась экранизация этой книги, весьма неплохая, она имела продолжение, и, кажется, предполагался целый сериал, но автор якобы не закончил серию. Поскольку мне не особенно понравился фильм, я о нем практически забыла. Но этот человек, похоже, отнесся к данной истории гораздо серьезнее. Сочувствую.

Мужчина кивнул. «Чертов молокосос!» – пробормотал он, подходя к стойке.

Я сдержала улыбку. Автору могло быть лет сорок-пятьдесят, но, видимо, для человека возраста моего собеседника все, кто младше, попадали в упомянутый разряд. Впрочем, опусы в жанре фэнтези не были в списке моих приоритетов, поэтому его проблема мало меня волновала. Очередь продвинулась вперед, и я положила свои книги на стойку.

Через полчаса я вернулась домой: руки были заняты стопкой книг и коробкой пиццы из моей любимой пиццерии. Выходя из библиотеки, я получила сообщение от Палмер с предложением поужинать у них. Во время учебы я ужинала у Олденов как минимум раз в неделю. Но, стоя в лучах закатного солнца, ощутила в ногах такую усталость, да и мозоли, которые я натерла, выгуливая собак в туфлях на каблуках, болели. Поэтому решила, что больше всего мне сейчас хочется взять еды на вынос, снять наконец это платье и развалиться на диване, уставившись в какую-нибудь ужасную телепередачу.

Я свалила книги на тумбочку в прихожей и пошла в кухню с пиццей, но остановилась в дверном проеме. Дверца холодильника была открыта, и я несколько секунд смотрела на нее, пытаясь понять, что происходит. А когда дверца захлопнулась, за ней оказался мой отец с недовольным лицом.

– Ой, – отец удивился не меньше моего. – Энди, привет. Не ожидал тебя увидеть.

– Я тебя тоже, – улыбнулась я, водружая коробку на стойку в центре кухни, вокруг которой стояли табуреты. Здесь я обычно и ужинала, если не смотрела телевизор.

Вчера мы вообще не виделись: я весь день провела в попытках найти работу, а отец весь день провел в кабинете.

Сейчас же он хмурился, глядя на меня, словно пытался понять, что не так.

– Когда ты едешь на программу?

Я почувствовала, как во мне поднимается волна раздражения, но подавила ее. Если уж мой отец забыл о том, что я вообще еду на программу, то стоит ли удивляться, что дату начала он тоже не помнит? Хотя он прекрасно запоминал любые случайные факты о своих крупнейших жертвователях.

– Должна была еще вчера, – сказала я. – Но… в общем, я не еду.

– Не едешь? – переспросил отец, удивленно глядя на меня. – Как это?

Я сделала глубокий вдох, обдумывая порядок ответа. Начну с телефонного звонка, потом расскажу про доктора Риццоли и закончу хорошей новостью о том, что нашла работу.

– Почему в холодильнике нет еды? – вдруг спросил отец, снова открывая дверцу и заглядывая внутрь с тем же недовольным выражением лица.

Я ничего не ответила и ждала, пока он вспомнит, что задал мне вопрос и еще не получил ответа. Но вместо этого отец захлопнул дверцу, открыл морозилку, потом опять открыл холодильную камеру и уставился внутрь.

– Ни молока, ни хлеба, ни фруктов…

Я слышала в его голосе все большее раздражение, и поняла: он совершенно забыл про мою программу и переключился на другую тему. Я, конечно, могла его перебить и рассказать, по чьей вине не еду, но отмела эту идею, не успев даже открыть рот: не собираюсь выпрашивать у отцы хоть толику внимания.

– Ну, – наконец произнесла я, отвечая на его последний вопрос, который, по-видимому, был самым важным, – Джой время от времени что-то покупала… Я же обычно покупаю то, что нужно мне.

На самом деле наш холодильник практически всегда был полупустым. Я ела примерно четыре продукта, так что проблема голода обычно передо мной не стояла. Набрав в грудь воздуха, я размышляла, сказать ли отцу, что он достаточно взрослый, чтобы самостоятельно делать покупки. Но через мгновение решила, что, возможно, это не так. В квартире в Вашингтоне была экономка, и армия стажеров и помощников, которые наверняка следили за тем, чтобы он ни в чем не нуждался.

– Пожалуй, куплю что-нибудь попозже, – сказал отец самому себе и закрыл холодильник. Затем снова с удивлением посмотрел на меня, нахмурив брови, словно пытаясь что-то сообразить. – Так значит, ты поедешь на какую-то другую программу? Или останешься здесь на лето?

– Других программ нет, так что… останусь здесь.

Как только я это произнесла, меня накрыло осознание произошедшего. Я была настолько увлечена поисками работы и попыткой выработать хотя бы некое подобие плана, что даже не задумывалась о том, что случилось: я все лето проведу дома вместе с отцом.

Он моргнул:

– Вот как. – И я подумала, не пришел ли он, как и я, в ужас от произошедшего, ведь это было не то, к чему мы оба привыкли. – Ну, это будет довольно мило.

Я кивнула, не желая поддерживать беседу. Правда, на секунду задумалась, не рассказать ли ему, как провела день: выгуливала собак, устраивалась на работу, увидела мамину картину, читала его книгу… Но даже вообразить не могла, как это сделаю. Словно наша непринужденная беседа была сродни попытке представить Землю без гравитации.

Взяв в руки коробку с пиццей, я вдруг засомневалась, так ли хорош мой первоначальный план – валяться и есть на диване. Я повернулась, чтобы взять тарелку, остановилась и пошла обратно к стойке – как раз в тот момент, когда отец опять открыл холодильник и снова его закрыл. Испытывая неловкость, мы были похожи на плохих актеров, одновременно забывших мизансцену, – как это произошло с Томом в прошлом году, на одном из особенно неудачных показов «Чайки». Наконец я обошла отца, взяла тарелку и положила на нее два куска пиццы. Оставаться на кухне дольше становилось невыносимо, так как наш вымученный диалог красноречиво свидетельствовал о том, что нам нечего сказать друг другу. И впереди у нас целое лето.

– Если хочешь, возьми пиццы, – сказала я через плечо, поднимаясь вверх по лестнице и перешагивая через две ступеньки.

Уже наверху я посмотрела вниз. Отец по-прежнему стоял в кухне и с высоты казался маленьким и растерянным в своем собственном доме. Я вошла в комнату, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. В моей голове крутился один вопрос: как мы собираемся пережить это лето?

Тамсин яростно посмотрела на своего брата, развалившегося в кресле на противоположном конце стола и уплетавшего засахаренные фрукты. Это было так похоже на Джека – пропадать где-то целый год, занимаясь бог знает чем (хотя, к сожалению, Тамсин была осведомлена о его похождениях, и даже больше, чем хотела бы, – менестрели даже складывали песни о наиболее вопиющих бесчинствах: вчера утром на конюшне слуга напевал одну из таких, и потом она крутилась в голове у Тамсин почти весь день), а потом вернуться, как ни в чем не бывало, и ожидать всеобщего ликования.

– Что? – сказал он, широко улыбаясь.

Тамсин была уверена, что эта улыбка могла покорить любую служанку в трактире на южном побережье – прямо-таки сама невинность и очарование. Но на нее она не действовала, и Джек, похоже, тоже это понял – улыбка погасла, и он забросил кусочек фрукта себе в рот, поймав его на лету.

– На этот раз ты собираешься остаться? – спросила она, складывая руки на груди.

Честно говоря, девушка и сама не знала, какой ответ хочет услышать.

– Я нужен своему королевству, – отвечал Джек, приподняв бровь. – Кроме того, меня могли в любой момент попросить покинуть Риверделл. В достаточно грубой форме, доложу я тебе.

– Я управляла королевством, пока ты отсутствовал, – сказала она, стараясь говорить спокойно. – И…

– И ты отлично справилась, – саркастичным тоном заметил парень. – Но теперь я вернулся. Ты свободна и можешь опять заняться вышиванием.

Тамсин глубоко вздохнула, намереваясь все ему высказать, но вдруг сообразила, что ей только что предложили. Свободу. Она улыбнулась, встала из-за стола и направилась к двери – все быстрее и быстрее, под конец почти бегом.

– Э-э-э… Там? – вслед ей крикнул Джек, но она не остановилась, даже не обернулась.

Она направлялась в лес, на то самое место, где в последний раз видела Древнего.

Ей были нужны ответы.

К. Б. Маккаллистер, «Убийство ворон»,

Hightower & Jax, Нью-Йорк

Глава 5

– Как все прошло? – спросила Майя с подъездной дорожки.

Я закрыла дверь, потом проверила, что она действительно закрыта, и еще раз – на всякий случай. Шел мой четвертый рабочий день, и второй день тренировок. Я уже более-менее могла обходиться с собаками, но пока не делала ничего самостоятельно, без страховки Майи.

Я все еще пыталась смириться с тем, что так пройдет мое лето. В целом все было неплохо, особенно когда я заблокировала страницу Программы молодых ученых на своем компьютере, после того как всю ночь рассматривала фотографии с приветственной вечеринки, бесконечно завидуя всем, кто все-таки там оказался. Отца я избегала, хотя, возможно, он меня тоже – мы почти не виделись, разве что иногда сталкивались в кухне. Я не рассказывала ему про работу, да он и не спрашивал, чем я занимаюсь целыми днями. Хотя, справедливости ради надо сказать, я тоже не интересовалась его делами, так что, возможно, мы просто проявляли уважение к частной жизни друг друга.

– Нормально, – ответила я, спускаясь по ступенькам к ней навстречу.

Майя сидела на заднем сиденье своего внедорожника, открыв дверь и болтая ногами. Сегодня я ехала в своей машине следом за ней, когда она забирала первую собаку. Это был Венделл, фокстерьер, явно считающий себя принцем датским, судя по тому, как яростно он лаял на каждую крупную собаку, появлявшуюся у него на пути. Я смотрела на Майю за работой, стараясь запоминать все, чему она меня учила: дай знать о своем присутствии, когда подходишь к двери, потому что даже у дружелюбных собак срабатывают защитные инстинкты, когда незнакомец пытается войти в их дом; сперва наклонись и позволь собаке себя обнюхать, а не тянись сразу к ошейнику. При этом у меня было чувство, что самое важное я упускаю, поскольку не могу делать подробные записи.

Только что я самостоятельно выгуливала Пиппу, довольно полную суку французского бульдога, и это было не очень сложно. У меня возникло чувство, что хозяин заказал эту прогулку исключительно ради того, чтобы заставить собаку подвигаться, потому что любую, даже самую короткую, остановку она воспринимала как знак, что пора отдохнуть, и плюхалась на землю.

– Отлично! – сказала Майя с улыбкой, спрыгивая с сиденья и забирая у меня ключ. Она прицепила его на огромную связку, в которой было еще никак не меньше тридцати штук, потом просмотрела их и выбрала один. – Готова к самостоятельной работе?

На это мог быть лишь один ответ: если я хочу сохранить это место.

– Конечно, – ответила я, надеясь, что в моем голосе уверенности больше, чем я чувствую.

Майя рассмеялась:

– Ты справишься. Если что, просто позвони, и я тут же приеду.

– Хорошо, – сказала я, забирая у нее ключи: связку из трех на кольце с лейблом «Гетц-Хоффман».

– Это новая собака, – сказала Майя. – Дейв гулял с ним на днях для входного теста на темперамент и сказал, что все будет в порядке. Хозяева хотят, чтобы с ним гуляли раз в день, так что он может стать твоим постоянным клиентом.

Я кивнула, стараясь не обращать внимания на то, как сильно колотится сердце. В конце концов, я выступала на национальном телевидении! А это просто собака. Но почему это кажется намного сложнее?

– Отлично, – сказала я, крепко сжимая ключи.

– Я пришлю тебе адрес, – сказала Майя, вытаскивая телефон. – Клиенты хотят прогулку во второй половине дня, но время плавающее. Если хозяева окажутся дома, убедись, что они действительно настроены на ежедневные прогулки, и все.

– Отлично, – сказала я и тут же поняла, что повторяюсь. – В смысле здорово.

Я крепко сжала ключи в руке: меня охватил иррациональный страх, что я их потеряю, собака останется запертой в доме, будет там грустно сидеть и, возможно, нагадит на дорогие ковры, и во всем обвинят меня. Я бросила ключи в карман обрезанных из джинсов шортов, и направилась к обочине, где припарковала машину.

Только я села за руль, как на телефон пришло сообщение с адресом. Я взглянула на экран и ощутила, как мой желудок перевернулся, но лишь на мгновение; я прочитала его еще раз и поняла, что волноваться не о чем.

Майя

Привет! Адрес: бульвар Истерли, 8.

Пиши или звони, если возникнут проблемы!

Я выдохнула, говоря себе, что должна успокоиться, так как это просто смешно. Но когда я только увидела адрес, в первый момент мне показалось, что это на бульваре Иствью, где находился наш старый дом.

Я не бывала там с тех пор, как вернулась из реабилитационного лагеря. И хотя, само собой, в двенадцать лет я еще не могла водить авто, легко могла бы попросить кого-нибудь отвезти меня туда. Но я этого не сделала, и чем больше проходило времени, тем старательнее я избегала этого места.

Мои подруги знали о таком положении дел и всегда выбирали другой маршрут, если я находилась в машине. Не то чтобы это приходилось делать часто: дом находился на самой окраине города. Но теперь, пять лет спустя, я совершенно точно знала, что не хочу его видеть. Что, если на его месте построили отвратительное современное здание или – что было в каком-то смысле даже хуже – он остался в неизменном виде и теперь какая-то другая семья каждый день обедает в окружении маминых рисунков, видит их каждый день, но не обращает внимания – точно так же, как и я когда-то?

Я ввела адрес в навигатор телефона, завела машину и направилась туда. На полпути телефон снова запищал. Я не обращала на него внимания и держала руль обеими руками, но следом пришло еще четыре сообщения. Значит, началось обсуждение в чате.

Я быстро повернула направо, в какой-то переулок, припарковала машину, заглушила мотор и вытащила телефон. Надеюсь, это общая беседа, а не просто одна Тоби пишет сообщения, ожидая, что кто-нибудь наконец ей ответит. Я взглянула на экран и улыбнулась: все четверо в сборе.

Палмер

В общем, похоже, работа помрежа предполагает, что я должна смотреть, как мой парень мутит с какой-то первокурсницей.

Бри

Мутит?

Тоби

Палмер

Тоби, вот это сейчас совсем не помогло.

Бри

Зато мне помогло. Понятия не имела, что значит это слово.

Я

Палмер, ты же постоянно видишь, как Том целуется с другими девушками в спектаклях.

Палмер

Ну да, но раньше я видела это, только когда приходила на спектакли. А теперь мне приходится смотреть на это каждый день.

Тоби

Черт, понимаю.

Вернее, понимала бы, если бы у меня был парень.

Бри

Только не говори, что тебя сглазили!

Тоби

ПОТОМУ ЧТО МЕНЯ СГЛАЗИЛИ!

Я

Ну серьезно, Тоби, никто тебя не сглазил.

Бри

Спасибо.

Я посмотрела на время и поняла, что мне пора ехать, особенно учитывая, что я выгуливаю эту собаку в первый раз.

Я

Пора идти: нужно выгуливать собак.

Бри

Мне одной кажется, что это звучит несколько неприлично?

Тоби

Да.

Бри

Ты этого не замечаешь?

Тоби

НЕТ. Что с тобой не так?

Бри

Энди?

Я

Ну нет уж, ребята. Даже не надейтесь.

Палмер

Попозже созвонимся?

Я

Обязательно.

Тоби

Заметано.

Палмер

Тоби, серьезно, мы скоро примем радикальные меры.

Тоби

По какому поводу?!

Я улыбнулась, переводя телефон в беззвучный режим: знаю, что они, скорее всего, продолжат, и, когда я в следующий раз посмотрю на экран, там меня будет ждать десяток непрочитанных сообщений. Я еще раз уточнила дорогу к дому Гетц-Хоффманов, завела мотор и направилась туда.

Добравшись до бульвара Истерли, я сбросила скорость и стала оглядываться в поисках дома номер восемь. Я остановила машину возле серого, покрытого дранкой дома и почувствовала, как рот приоткрывается от удивления. В отличие от домов в Стенвич Вудс, построенных примерно в одно и то же время и, скорее всего, спроектированных одним архитектором, это строение отличалось индивидуальностью. Оно было большим, с множеством окон в белых рамах, а в центре здания находился круглый выступ, похожий на башню, только очень широкую. Дом опоясывала подъездная дорожка, а на повороте, рядом с гаражом на три машины с закрытыми дверьми, – стоял внедорожник.

Я проехала по кругу и остановилась рядом. Он был довольно старый, покрыт грязью, с вмятинами на боках, и в целом выглядел так, словно на нем и в самом деле частенько поднимались в горы, в отличие от большинства городских джипов, на которых ездили исключительно за покупками или отвозили детей в спортивные секции.

Выйдя из машины, я прихватила с собой запасной поводок и ключи – на случай, если хозяев не окажется дома. Проходя мимо внедорожника, я заметила на нем номера штата Колорадо. В Коннектикуте довольно часто бывали гости из Большого Нью-Йорка: собственно Нью-Йорка, Нью-Джерси, иногда Пенсильвании и Делавера. Но Колорадо я видела впервые.

Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула, пока поднималась по большой лестнице и звонила в дверь. «Всегда стучи, если ты первый раз по адресу и не уверена, что хозяев нет дома, – говорила мне Майя. – Люди странно себя ведут, когда просто заходишь к ним в дом, даже если они наняли тебя именно для этого».

Я прислушалась и стала подбирать ключ: на брелоке их было три – но после первой же попытки открыть верхний замок дверь с легкостью отворилась. Войдя внутрь, я приготовилась услышать лай и увидеть собаку, бегущую в мою сторону. Но в доме царила абсолютная тишина. Майя так настойчиво готовила меня к тому, что собаки защищают свое жилище, поэтому отсутствие какой-либо реакции выбивало из колеи.

– Есть кто-нибудь? – позвала я. Мой голос разнесся эхом, и я сделала еще шаг вперед. – Я… из «Выгула собак Дейва и Майи». – И вдруг поняла, что не знаю, к кому обращаться: к человеку или собаке. – Ну, кто тут у нас пойдет на прогулку? – сказала я с максимально призывной интонацией. Потом собралась позвать собаку, но не могла вспомнить кличку. Потянулась за телефоном, но засомневалась: не стоит писать Майе из-за каждой мелочи, иначе она быстро пожалеет, что взяла меня на работу.

Я прошла вперед по холлу, каждую секунду ожидая увидеть или услышать собаку, которую должна выгуливать. На стенах коридора в рамках висели фотографии мужчины и женщины лет сорока. На большинстве снимков, похоже, сделанных фотографом-профессионалом, они были в официальной одежде, но на некоторых фотограф запечатлел их в неформальной обстановке. Я даже разглядела пару пляжных снимков. Мое внимание привлекла рамка, в которой висело что-то, похожее на старую книжную обложку, приблизительно тридцатых годов. «Дживс и Вустер: избранное» – гласило название книги, и я внимательно ее рассмотрела, прежде чем пойти дальше.

Добравшись до конца коридора с поводком в руках и находясь в небольшом замешательстве, оттого что не вижу и не слышу никаких признаков собаки, я начала паниковать: мне показалось, что я вошла не в тот дом. Но потом мое критическое мышление подсказало: если ключ подошел к двери, значит, все верно. Я собиралась снова кого-нибудь позвать, но замерла, сбитая с толку тем, что увидела перед собой.

Здесь было царство книг: от пола до потолка в этой довольно большой комнате находились встроенные стеллажи, прямо-таки набитые томами. В подобном помещении, с мягкими диванами и удобными креслами, обычно ожидаешь увидеть телевизор, но здесь я его не обнаружила. Вокруг были только книги.

– Привет, – услышала я несколько неуверенный голос. Кажется, он принадлежал мужчине, и, похоже, мы находились с ним в одной комнате. Я несколько раз повернулась на месте, пытаясь понять, что происходит, пока наконец не сообразила, что голос доносится из динамика бежевого цвета в тон стенам.

– Здравствуйте! – Я шагнула к динамику и остановилась перед ним. Услышал ли он меня? Я нерешительно нажала на кнопку и повторила: – Здравствуйте! – возможно, немного громче, чем стоило, если эта штука работает. – Я пришла, чтобы выгулять… вашу собаку, – сказала я, в очередной раз сожалея, что не знаю ее клички.

– Точно, – сказал человек на том конце. Голос показался мне как будто знакомым, но, возможно, это был просто эффект динамика. – Мы сейчас придем. Ждите нас в кухне.

Я услышала щелчок, по-видимому, означавший, что мой собеседник отключился раньше, чем я успела поинтересоваться, где находится кухня. Но найти ее не составило труда: кухня была рядом с комнатой-библиотекой, занимала всю заднюю часть дома и имела большие панорамные окна, выходившие на задний двор – огромное зеленое пространство с бассейном посередине. Кухня выглядела так, что можно было бы подумать, что на ней вообще ничего не готовят, если бы не книги по кулинарии с яркими обложками, теснящиеся на полках.

– Привет, – раздалось позади меня.

Я обернулась и улыбнулась лучшей из своих деловых улыбок, которая, впрочем, моментально исчезла, как только я увидела перед собой Кларка, того самого парня с собакой, с которым мы дважды встречались. Он был в джинсах и уютной клетчатой рубашке, а короткие темные волосы были слегка взъерошены, словно он в задумчивости запускал в них пальцы. Судя по взлетевшим над очками бровям, он тоже меня сразу узнал.

– Ой, – сказал он. – Не знал, что…

Но не смог продолжить, потому как выскочивший из-за угла пес, скребя когтями по деревянному полу, помчался ко мне, сильно виляя хвостом.

– Берти! – завопил Кларк, пытаясь схватить его за ошейник, но промахнулся, и пес прыгнул на меня. А я потеряла равновесие и врезалась спиной в кухонные шкафчики.

– Извини, – сказал Кларк, оттаскивая пса прочь, пока тот с энтузиазмом пытался облизать мое лицо.

– Все в порядке, – ответила я, думая, что пора как-то продемонстрировать свой авторитет и профессионализм. – Ну, как твои дела, дружище? – спросила я, приседая, и теперь пес был выше меня. Я посмотрела на него снизу вверх и аккуратно погладила по голове: – Готов идти гулять?

Похоже, слово «гулять» было ему знакомо, потому что он тут же сел и принялся стучать хвостом. Я потянулась к его ошейнику, но Берти резко вскочил и унесся из комнаты столь же быстро, как и появился.

– Упс, – огорченно сказал Кларк. – Я… наверное, надо было тебе сказать. Похоже, он думает, что это игра. Каждый раз, когда я хочу надеть на него поводок, он убегает.

– Вот как? – протянула я, глядя в том направлении, куда исчез пес, как будто это могло мне чем-то помочь. Я шагнула в сторону двери: – Может, мне…

Но тут Берти снова ворвался в кухню и остановился с тем же улыбающимся выражением на морде, которое я видела в первый день нашего знакомства, интенсивно виляя. Я сделала осторожный шаг ему навстречу, но он тут же вскочил и умчался прочь.

– Он скоро успокоится, – предупредил Кларк. – Но нельзя говорить это слово на букву «г», от которого он приходит в такое возбуждение.

– Ну да, – кивнула я, очень надеясь, что выгляжу уверенно, как будто все это не составляет для меня никакой проблемы. – Такое иногда бывает.

Я посмотрела на Кларка, который стоял, опираясь на кухонный стол, и обратила внимание, что повисла какая-то неловкая тишина. До сих пор я успела пообщаться только с одним владельцем собаки, в тот раз разговор полностью вела Майя, и он вращался исключительно вокруг питомца. Я опять посмотрела туда, куда убежал Берти, как будто от этого он быстрее вернется.

– Очень красивый дом, – наконец сказала я, когда не смогла придумать другой темы для разговора.

– Спасибо, – ответил Кларк, сплетая и расплетая руки на груди. – Да, он… ничего.

Снова повисла пауза, и я прислушалась в надежде услышать стук собачьих когтей – с моей точки зрения, это был идеальный момент для очередного появления Берти.

– Так много книг, – указала я в сторону соседней комнаты, снова не придумав ничего умнее.

– Ну да, – сказал Кларк, несколько раз кивнув. – Много.

Снова повисло молчание, и я решила перестать отпускать унылые комментарии о доме и просто подождать, пока Берти вернется.

Кларк откашлялся и затем спросил:

– Хм… тебя ведь зовут Энди, верно?

Я кивнула, удивившись, что он запомнил. Ну, я-то помнила его имя, потому что он был похож на скучных репортеров, которые на самом деле были супергероями. И то, что он носит очки, только усиливало сходство.

– Ну да, Энди.

Кларк кивнул, вздохнув, и заговорил:

– Извини, это звучит избито, и я не хотел бы производить такое впечатление, – торопливо сказал он, – но мне кажется, я тебя где-то видел раньше. В смысле еще до того, как мы встретились на улице.

Я кивнула, набирая воздуха в грудь, полностью готовая к такому повороту событий. Тофер никогда не говорил собеседникам, откуда они знают его или его мать, – просто безразлично смотрел на них, в то время как те пытались разрешить свое замешательство и задавали ему наводящие вопросы. Но я предпочитала сразу действовать. Даже если дело оказывалось вовсе не в этом и люди видели меня, скажем, на полуфинале соревнований по игровым судебным процессам или еще где-нибудь, я всегда говорила про работу отца. Так было проще, да и на самом деле чаще всего они именно это и имели в виду. Вот и сейчас я уже готова была сказать: «Мой отец – конгрессмен Александр Уокер. Ты мог меня видеть в рекламе его кампании».

Но потом вспомнила свой разговор с Майей несколько дней назад и поняла, что после скандала эта самопрезентация больше не имеет значения, и я не хочу, чтобы это ассоциировалось со мной.

Я посмотрела на Кларка, ждавшего моего ответа на в общем-то несложный вопрос, но отвела глаза.

– Ну… – сказала я, не имея ни малейшего понятия, как буду продолжать.

В очередной раз, повисла тишина, но тут меня отвлек ворвавшийся в кухню Берти. И, словно сговорившись заранее, мы с Кларком рванули к нему одновременно с разных сторон. Это, похоже, сбило пса с толку, и он замер на месте, и Кларк смог схватить его за ошейник. Берти, похоже, смирился с тем, что игра окончена, с готовностью сел на пол и начал облизывать ухо Кларка.

– Все его принадлежности тут, – сказал парень, показывая на шкафчик, одновременно пытаясь удерживать Берти на расстоянии вытянутой руки подальше от собственного уха.