Kitobni o'qish: «Торжествующий дух»

Предисловие

Альманах «Торжествующий дух» сложился как бы сам собой. Я много писал – и в стихах и в прозе – о святых Царственных страстотерпцах. И вот легли рядом, дополняя друг друга, впервые собранная документальная история жизни Цесаревича Алексия (созданная в сотрудничестве с С. В. Лизуновым), очерк об Алапаевских мучениках, житие Князя Олега Романова и много объясняющий возникновение таких великих и прекрасных личностей, как дети К. Р., рассказ в нескольких очерках о жизни и творчестве их родителя – православного поэта, отдавшего все силы служению Родине, Великого Князя Константина Романова. Во всех материалах альманаха содержится много нового, в особенности разных красноречивых подробностей. Когда мы говорим о Царственных мучениках, – это ведь не только семья самого Царя – это представители большой семьи Царствующего Дома Романовых. Сюда входят герои-мученики сыновья К. Р.: Иоанн, Константин, Игорь, а также и Олег, погибший на Первой Мировой войне. Надеюсь, что из написанного видно, что их мученический подвиг – не внезапное геройство (хотя бывает и так), а итог их глубоко православной жизни. Они во многом подражали отцу. А что говорить о Великой Княгине Елисавете Феодоровне? О ней написано немало, и кто нынче ее не знает? Это святая жизнь и святая смерть. Князь Владимир Палей – также из семьи Романовых, и также готов был отдать свою жизнь и на Первой Мировой, где воевали все сыновья К. Р., – и за Господа нашего Иисуса Христа. Он знал наперед, что грядут страшные события, – это видно из его стихов.

Царская семья Романовых была многажды оболгана, не исключая Царя-страстотерпца Николая II. Но теперь уже опубликовано огромное количество документальных материалов, опровергающих всю ложь. Этому же служат и материалы нашего альманаха.

Монах Лазарь (Афанасьев)

г. Сергиев Посад

Часть первая
Жертва Богу

Два портрета царственных отроков

Эти отроки – оба святые мученики. Царевич Димитрий, младший сын первого помазанного на царство Царя Иоанна Грозного, пал жертвой интриг царедворцев, в первую очередь Бориса Годунова. Царевич Алексей был убит в Екатеринбурге большевиками вместе со всей Царственной Семьей, вместе с родителем – последним русским Царем Николаем Александровичем.

1. Святой мученик Царевич Димитрий

У истоков великих, а иногда и страшных событий русской истории не всегда стоят имена взрослых, умудренных жизнью людей. В истории Руси есть, например, один очень важный период, называемый Смутным временем, когда государство едва не погибло. Говорили и писали тогда и потом, что это была кара – Божья кара за убийство Царственного Отрока.

Он был сыном Царя Иоанна Грозного от Царицы Марии Нагой. В царствование другого, старшего, сына Царя Иоанна – Феодора – под давлением бояр, и особенно Бориса Годунова, вся большая семья бояр Нагих, а с ними и Царица Мария с сыном, отправлены были на житье в город Углич на Волге – это была вотчина Царевича Димитрия. Зачем это было сделано? Царь Федор Иоаннович, глубоко религиозный человек, был полностью поглощен молитвенным деланием и вел строго монашескую жизнь. Управление же делами государства он доверил боярину Борису Годунову. Тот, однако, имел тайные честолюбивые помыслы: самому стать Царем. А как станешь при живом На след нике Феодора – Царевиче Димитрии, которому было тогда всего около восьми лет?

Многие из приближенных Годунова знали силу его честолюбия, его упорство, хитрость и другие «сильные» качества, а потому и предполагали, что он именно хочет стать Царем. Царь Феодор болен, детей не имеет. Царевич… Вот помеха! При молчаливом попустительстве Годунова началась вражья работа: вдруг Царевич оказался отравленным, – однако не умер, ему вовремя помогли. А потом то же самое и в другой раз. Нагие стали пристальнее присматривать за Димитрием и за всем, что его окружало… Но негодяи перехитрили их.

О том, что произошло в Угличе 15 мая 1591 года, писал очевидец событий: «Царевич пошел к обедне, и после Евангелия у старцев Кириллова монастыря образа принял, и после обедни пришел к себе в хоромы и платьице переменил; и в ту пору с кушаньем взошли и скатерть постлали, и Вогородицын хлебец (просфору) священник вынул; и кушал Государь Царевич по единожды днем, а обычай у него, Государя, был таков: по вся дни причащаться хлебу Богородичну… и, испивши, пошел с кормилицею погуляти; и в седьмой час дня, как будет Царевич против церкви Царя Константина, и по повелению изменника злодея Бориса Годунова, приспевши душегубцы ненавистники Царскому кореню Никитка Качалов да Данилка Битяговский кормилицу его палицею ушибли, и она, обмертвев, пала на землю, и ему Государю Царевичу в ту пору, кинувшись, перерезали горло ножом, а сами злодеи-душегубцы вскричали великим гласом, и, услыша шум, Мати его Государя Царевича и Великая Княгиня Мария Феодоровна прибегла и, видя Царевича мертва взяла тело его в руки, и они, душегубцы, стоят над телом Государя Царевича и обмертвели, аки псы безгласны».

Царица Мария велела ударить в набат. Сбежавшиеся угличане схватили убийц и буквально растерзали их на клочки. Но вот что было дальше. Годунов прислал для следствия боярина Василия Шуйского, и тот вынужден был все повернуть так, что Царевич-де зарезался сам, играючи в ножик. С Царевичем случались ранее приступы падучей. Это вспомнили и обрисовали дело так, что во время игры с ним случился приступ, он упал – да прямо горлом на нож… Неправдоподобность такого объяснения была очевидна всем. Но найдены были «свидетели». После всего этого последовало нечто страшное и жестокое. Город Углич был наказан за «бунт»! Угличан кого казнили, кого сослали в северные края. Был сослан даже колокол, в который ударили тревогу. Марию Нагую и всех ее родственников также сослали, причем многих пытали, заставляя лгать на себя.

Василий Шуйский, сделавший все это в угоду действительно ставшему Царем Годунову, все же был не совсем испорченным человеком. Увидев тело убитого Царевича, он плакал и от души скорбел. Он же потом, когда погибло все семейство Годуновых и прогнан был первый Лжедимитрий из Москвы, сам стал Царем и приказал привезти из Углича тело Царевича, которое оказалось нетленным. Царевич был канонизирован в лике святых. Но Смута продолжалась. После первого Лжедимитрия появился второй, потом третий – и то не последний… На Русь с ними шли литовцы и поляки. Запылали села и города. По всей Руси бродили банды, которые жгли, грабили, разрушали, оскверняли… Казалось, Русь погибает! Историк пишет: «Царь Василий низвержен. Чужеземцы овладевают столицей, рвут по частям землю русскую. Только на краю гибели народ опомнился: он стряхивает с себя бремя лжи и самообольщения, собирает последние силы…» Русь воззвала к Богу! И Он услышал. Явились на Волге Минин и Пожарский с войском. С иконами преподобного Макария Унженского на знаменах они двинулись на Москву. Казаки и ополченцы собирались со всех сторон… После долгих и трудных сражений поляки были изгнаны. Собор всех сословий из всех русских городов избрал Царем Михаила Феодоровича Романова, юного представителя рода, который жестоко пострадал от Годунова. В Костроме, в Ипатьевском монастыре, после долгих раздумий принял он жезл Государя. Смута кончилась. Россия начала быстро возрождаться, превращаясь в сильное государство.

Убиенного святого Царевича не забывали. К его мощам, особенно в дни его памяти – 15 и 23 мая, а также 3 июня по старому стилю – шло множество людей. Возле его раки истово молились, прося у Господа помощи через него во всяких бедах, и святой Царевич помогал. При мощах хранились вещи Царственного Мученика – окровавленная рубашка, платок, нож, которым он был убит, и кошелек с четырнадцатью копейками для раздачи нищим. Ему молились более всего об исцелении от разных болезней детей.

А в Угличе, на другой день памяти святого Царевича, то есть 16 мая, в последующие века проводился «Царевичев день» – праздник детей, которые собирались в Кремль со всего города и из окрестных деревень. Вокруг храма, построенного по повелению первого Царя из рода Романовых Михаила Феодоровича «на крови», после богослужения обносилась плащаница с изображением убиенного отрока, вышитая его Матерью, Царицей Марией Феодоровной. На пути следования хода женщины подводили под плащаницу своих детей, особенно больных, и было много случаев исцеления их. Кремлевская площадь была вся уставлена палатками с игрушками и сластями. Отсюда – ведь Кремль в Угличе стоит на высоком берегу – видна широкая Волга и дали за нею, а там – селения с церквями, леса и луга… Дети всегда ждали этого праздника, и святой Царевич был для них близким и родным, – они охотно молились ему.

Просите, дети, его заступничества перед Господом во всех ваших затруднениях – он услышит искреннюю молитву!

2. Святой мученик Царевич Алексей

Вот лишь некоторые штрихи к его портрету. Все мемуаристы отмечают, что Царские дети, среди них и Царевич Алексей, были горячими патриотами: они любили Россию и всё русское. Царевич не гордился тем, что он На след ник Престола, и, как всякий отрок, играл с детьми простых людей, в частности приставленного к нему «дядьки» – матроса Деревеньки. Он говорил: «Когда я буду Царем, не будет бедных и несчастных. Я хочу, чтобы все были счастливы».

Его любимой пищей были щи, каша и черный хлеб, которые, как он говорил, «едят все мои солдаты». Ежедневно приносили ему пробу из солдатской кухни дворцовой охраны. Он все съедал и даже облизывал ложку, замечая: «Вот это вкусно, не то что наш обед!» Иногда, почти ничего не кушая за царским столом, он тихонько пробирался со своей собакой Джоем к окнам дворцовой кухни и, постучав в стекло, просил у поваров ломоть черного хлеба, который и делил тут же со своей собакой.

Когда он с Царской Семьей плавал на яхте «Штандарт», то всегда играл с юнгами. Как вспоминали, «он всегда привлекал всех мягкостью, ласковостью, внимательным отношением». Дома, в Царсксельском дворце, в свободное от занятий с учителями время, он ездил в саду в санках, запряженных осликом, строил снежные башни, летом пек картошку в костре, рубил сухие сучья, а весной вместе с Царем, любившим это занятие, колол лед. Во время войны 1914–1917 годов он часто посещал раненых в госпиталях, устроенных Царицей и его сестрами. Были госпитали и санитарные поезда его имени – он бывал и здесь. Он любил расспрашивать раненых о войне, очень внимательно слушал.

Он подолгу жил в Ставке Главно командующего, которым был сам Царь. Царевич жил с отцом в одной комнате и спал рядом с ним на походной кровати. Ему случалось быть на смотрах полков, идущих воевать, в походных лазаретах и даже в окопах, совсем близко от передовой. Как и отец, он носил военное обмундирование – шинель, фуражку, простые сапоги. Он имел и военное звание ефрейтора. Солдаты всегда встречали его с восторгом. Где бы ни появился среди войск Государь, рядом с ним всегда был стройненький маленький солдатик – Царевич Алексей.

Вместе с отцом он посещал церковные службы: как и все члены Семьи, он был верующим и верным Богу и Церкви православным человеком. Перед принятием Св. Причастия он поворачивался к молящимся и кланялся, доставая рукой до пола: «Простите меня!» В его комнате в Царском Селе было много икон и духовных книг. Конечно, были у него и игрушки, среди них такая роскошная и новая по тому времени, как железная дорога – пути, поезд с вагонами, станции, – работавшая от электричества. Государь или учитель русской литературы Петров часто читали детям вслух произведения русской литературной классики: Пушкина, Тургенева, Гончарова, Короленко, Чехова.

Одна близкая ко Двору женщина так описывает Царевича (это относится к 1916 году): «Все выразительнее и сосредоточеннее становилось его благородное лицо, детская округлость его щек исчезала, черты лица его становились тоньше и прекраснее, глаза все глубже и грустнее… Цесаревич становился юношей». Да, глаза его становились «грустнее», так как он как бы предчувствовал грядущие беды. Весной 1917 года изменники-генералы вместе с изменниками-министрами, давно уже развращенные пропагандой устроения «новой» России, республиканской на западный манер и без Царя, добились отречения Государя от Престола, а затем арестовали его и всю Семью с верными им слугами в их доме – Царскосельском дворце, выставив всюду враждебную им охрану. В России начало хозяйничать Временное правительство. В том же году летом оно сослало Царскую Семью в Тобольск, хотя у Царя было поместье Ливадия в Крыму. Этот поступок Временного правительства в лице его главы Керенского, предателя России, привел вскоре и к гибели святой Семьи в Екатеринбурге, так как осенью в результате переворота к власти пришли большевики. Царская Семья оказалась в лапах убийц.

В Царскосельском заключении, в Тобольске и Екатеринбурге Царевич Алексей вел себя с большим достоинством, не падая духом, – он даже учился там, а его преподавателями были Царица Мать и Царь Отец. Они твердо переносили все лишения и надругательства. В июне 1918 года Царевич болел, и, когда Семью повели в полуподвальное помещение на расстрел, Государь нес сына на руках. Палач выстрелил в Царевича несколько раз. Страшная весть об этом преступлении чекистов, совершенном по приказу из Кремля, всколыхнула Россию. Трудно было в это поверить. За что? Почему?.. Однако беззаконное дело было сделано, и ответственность за него легла на весь народ, так как он не уберег Государя и его Семью, а с нею и Царевича Алексея, своего будущего Царя.

В 1912 году во время болезни Царевич Алексей говорил: «Когда я умру, поставьте мне в парке маленький каменный памятник». Тогда он не умер, как не умер и при других приступах преследовавшей его тяжелой болезни (от каждого незначительного ушиба у него делалось внутреннее кровоизлияние). А после его смерти в Екатеринбурге не осталось не только памятника, но и могилы, так как убийцы пытались замести следы.

Чудным, светлым отроком был На след ник Цесаревич Алексей Николаевич! Он вместе с Царем и Царицей, с Сестрами своими открыл великую страницу в истории Русской Православной Церкви – время тысяч и тысяч новомучеников, пострадавших за Христа и восприявших блистающие венцы от Господа Бога.

В «Кратком житии святого мученика Цесаревича Алексия», приложенном к документам «О соборном прославлении новомучеников и исповедников Российских XX века» (13–16 августа 2000 года), говорится: «Убиение невинного отрока – Наследника Царского престола, завершившее историю русского Царства, обращает наш взор к убиению благоверного царевича Димитрия, причисленного Русской Православной Церковью к лику святых».

Тобольск

 
Спит Цесаревич… Нет
Света у дочерей…
У Государя свет
Виден из-под дверей.
 
 
Письма ли пишет он,
Молится ли он там,
В думу ли погружен, —
Комната эта храм.
 
 
И по России враг
В мраке грядущих лет
Не омрачит никак
Тот Государев свет.
 

Благословенная Оптина
Великий Князь Константин Константинович Романов в Оптиной пустыни в 1887 году

Настоятель Свято-Введенского монастыря Оптина пустынь, известного своими прозорливыми старцами, а также изданием святоотеческих писаний (начатого старцем Макарием), архимандрит Исаакий (Антимонов) 7 мая 1887 года получил письмо из Петербурга.

Писал генерал от артиллерии Павел Егорович Кеппен, управляющий двором Великой Княгини Александры Иосифовны, матери Великого Князя Константина Романова (К. Р.).

«Глубокочтимый отец, честнейший архимандрит Исаакий! Имею честь предуведомить Ваше Высоко преподобие, что в пятницу, 8 числа, государь Великий Князь Константин Константинович, если Господь благословит благополучный путь, изволит прибыть к вам в Св. Обитель. Его Императорское Высочество желал бы пробыть под святою сенью Обители до воскресенья утра и предполагает прибыть на лошадях со станции Чернь, а возвратиться через Калугу.

Влекомый в Обитель чувствами душевной потребности, государь Великий Князь желал бы совершить это посещение скромно и сколько возможно избежать обычных встреч и приемов.

Сопровождая государя Великого Князя, буду иметь счастье помолиться в Св. Оби те ли и принять благословение Вашего Высокопреподобия.

Поручая себя молитвам Вашим, прошу принять уверение в моем глубоком почтении и преданности.

Покорный слуга П. Кеппен

4 мая 1887 г.»

К. Р. ехал в Оптину пустынь как бы по следам Жуковского, Гоголя, Киреевского, Достоевского – именно тех больших русских писателей, которые стремились сюда за духовным утешением. Время царствования Императора Александра Третьего – время также и старческой деятельности ученика старца Макария (и одного из его помощников в издании книг для духовного окормления монахов и православных мирян) иеромонаха Амвросия (Гренкова), ставшего известным всей православной России. К нему в Скит Оптиной пустыни за словом утешения, наставления, за благословением и для исповеди стекалось неисчислимое множество людей.

Вот и К. Р., Великий Князь и русский лирический духовный поэт и просто человек, имевший очень значительные внутренние проблемы, постоянно боровшие его, собрался наконец поехать к старцу Амвросию. Грешный, как и все люди, К. Р. в борьбе с бесовскими приражениями приобрел монашескую привычку следить за своими помыслами, за действием «потаенного сердца человека», сокрушаться о своем духовном несовершенстве, считать себя недостойным всех тех благ и талантов, которые дал ему Господь.

Окончательное решение ехать в Оптину К. Р. принял после прочтения книги Константина Леонтьева «Отец Климент Зедергольм, иеромонах Оптиной пустыни», вышедшей вторым изданием в Москве в 1882 году. Леонтьев, один из своеобразнейших писателей своего времени, был духовным чадом старца Амвросия и подолгу жил в Оптиной, а в конце жизни принял от старца и монашеский постриг с именем Климент (в память иеромонаха, героя своей книги). Леонтьев в своей книге очень живо и с теплым чувством описал и Оптину, и Скит, много и умно, с глубоким пониманием рассказал о монашестве и особенно о старчестве – что это такое.

В день св. апостола и евангелиста Иоанна Богослова, 8 мая, К. Р. прибыл в Оптину. Это был и канун другого праздника – перенесения мощей святителя и чудотворца Николая из Мир Ликийских в Бар. Как сообщается в житии ныне прославленного во святых старца Исаакия (Антимонова), «встреченный всею братией в Святых воротах Обители, Великий Князь проследовал в настоятельские покои, предложенные Его Высочеству о. настоятелем. Был вечер – канун праздника. Вы со кому гостю, по монастырскому обычаю, подан был ужин, к которому приглашался и настоятель. Но последний, по своей простоте, отказался от этой высокой чести, сказав, что он завтра служащий, а в таких случаях не имеет обыкновения ужинать. Так был всегда верен себе старец-игумен».

«Вот она, заветная цель моих стремлений! – пишет К. Р. в дневнике. – Наконец-то сподобил Господь побывать здесь, в этой святой Обители, где, как лампада перед иконой, теплится православная вера, поддерживая в нас дух родного русского благочестия».¹

К. Р. любил церковную службу (и часто в своем дневнике говорил об этом). И здесь, в Оптиной, он стоял во время всенощной, внимательно слушая слова молитв. Он пишет, что с дороги «немного раскис», но «в церкви стоял как следует, с полным вниманием, вытянувшись в струнку». «Бдение окончилось только после полночи, – пишет он. – На дворе совсем стемнело. По окончании богослужения архимандрит повел меня из церкви в свои келии. Двое монахов в черном с длинными свечами в руках шли впереди и светили».

В самый праздник святителя Николая К. Р. посетил «хибарку» старца Амвросия. «Я шел к старцу с волнением, – пишет К. Р. – И вот, переступив через порог небольшого домика с крытым балкончиком, я очутился в маленькой светлой комнате. Старец Амвросий привстал мне навстречу и благословил меня. Нас оставили вдвоем. Он среднего роста, худой, совершенно седой, с добрым лицом и умными пытливыми глазами. Он болен ногами; они у него в серых шерстяных носках; он то вложит ноги в башмаки, то снова их высунет. Ему трудно ходить. Его приветливый вид, опрятность и вся простая обстановка комнатки, книги на полках, цветы на окне, карточки, портреты и картины по стенам производят самое приятное впечатление. Старец скоро заговорил со мною о том, что жена у меня не православная и что мне надо стараться присоединить ее… Затем он говорил мне, что я бы должен сделать что могу, чтобы нижних чинов у нас не кормили скоромною пищею в постные дни… Многое я бы еще сказал, поверил ему, но у меня слов не хватило, я терялся в мыслях». На другой день К. Р. приходил в Скит проститься со старцем Амвросием.

Впоследствии К. Р. не раз вспоминал о беседе со старцем Амвросием, а также и соскитоначальником о. Анатолием (Зерцаловым). Он был на молебне в скитском храме св. Иоанна Предтечи и особенно запомнил там икону «Усекновения главы честного славного Пророка» (как называет ее К. Р. в своем письме). Вернувшись в Петербург, он послал в Оптинский Скит хорошей работы дорогую лампаду. «Я бы желал, – писал К. Р. архимандриту Исаакию, – чтобы эта лампада неугасимо теплилась перед святою Иконой, постоянно поддерживая духовное единение, установившееся между вашей обителью и мною со дня нашего первого знакомства» (10. IX. 1887).

Очень рад был К.Р. получить от старца Амвросия благословение для его сына Князя Иоанна – икону Усекновения главы св. Иоанна Предтечи, копию скитской, и при этом письмо. Старец писал: «Ваше Императорское Высочество, Благовернейший Государь, Великий Князь Константин Константинович! Радоваться Вам о Господе и здравствовати со Всем Августейшим Семейством от всей души желаю.

По немощи моей и болезненности после других я, меньший, приношу Вашему Императорскому Высочеству искреннейшее и признательнейшее благодарение за милостивую память и милостивое внимание к худости моей и за присланную в Скит наш лампаду к иконе Усекновения Главы Великого Пророка и Предтечи и Крестителя Господа Иоанна, главного по Боге и Богородице ходатая о спасении нашем. Сам Господь свидетельствует о нем в Евангелии: Болий в рожденных женами пророка Иоанна Крестителя никтоже есть. И потому более всех святых он имеет дерзновение к Рожденному от Девы Господу нашему Иисусу Христу ходатайствовать о спасении нашем. Сильные молитвы Предтечи и Крестителя Господня да сохраняют Августейшего сына Вашего Иоанна, как носящего имя, и Ваше Императорское Высочество и все Августейшее Ваше Семейство да ограждают от всех скорбных обстояний. В знамение видимого заступления сего Великого Заступника посылаю Вашему Императорскому Высочеству Его икону Усекновения Главы. Неугасимая же теплющаяся лампада пред иконою Великого Предтечи и Крестителя Господня да служит нам, скитским и оптинским обитателям, всегдашним напоминанием незабвенного Вашего пребывания в обители нашей и милостивого внимания к худости нашей.

Призывая на особу Вашего Высочества и на все Августейшее Семейство Ваше мир и благословение Божие, пребываю с глубокопочитанием и верноподданническим чувством Вашего Императорского Высочества недостойный Богомолец, многогрешный иеросхимонах Амвросий. 2-го ноября 1887 года. Предтечев Скит при ОП».

Получив письмо старца Амвросия, К.Р. пишет: «И письмо и благословение Ваши я всегда буду свято хранить как знак памяти о незабвенных днях, проведенных в Вашей святой Обители, и о беседах в келии у вас» (31. XII. 1887)². Одновременно была получена К. Р. от архимандрита Исаакия Казанская икона Божией Матери. «Приношу вам горячую и искреннюю благодарность за дорогую мне святую икону Казанской Пресвятой Богородицы, – в тот же день, что и старцу Амвросию, писал К. Р. архимандриту Исаакию. – Дар ваш я по гроб жизни буду хранить и как святыню и как ваше благословение, а детям завещаю по моему примеру беречь присланный вами образ. Благодарю и за добрые строки ваши и за поздравление к празднику Рождества Христова. Я с радостью вижу из ваших писем, что и вы вспоминаете еще дни, составившие мне такую светлую и глубокую память. Пребывание в Оптиной Пустыни я забыть не могу и искренне желал бы в течение жизни еще побывать в вашей святой Обители».

Конечно, К. Р. не мог забыть и того, как оптинцы провожали его – до первой почтовой станции (К. Р. ехал на Белёв). «Архимандрит о. Исаакий, – писал он в дневнике, – хотел проводить меня до первой почтовой станции. Мы ехали с ним вдвоем. В селах и деревнях навстречу выходили крестьяне с хлебом-солью, с иконами: везде радость, восторженные крики «ура», благословения, приветствия; любопытные, ликующие и ласковые лица. Перед каждой избой вместо флагов развевались пестрые бабьи платки. Часа через полтора доехали до почтовой станции. Нежно простились с архимандритом Исаакием и отцом Анатолием».

Перед Пасхой 1888 года К. Р. получил еще письмо от старца Амвросия. После обычного обращения старец пишет:

«Наступающий Светлый Праздник Воскресения Христа Спасителя как бы невольно побуждает меня поздравить Ваше Высочество с сим знаменательным и всерадостным христианским торжеством и пожелать Вам и Всему Августейшему Вашему Семейству встретить и провести радостные дни сии в мире, здравии и утешении духовном.

Пользуясь настоящим случаем, позволяю себе представить при сем на благоусмотрение Вашего Высочества общее праздничное поздравление мое, посланное многим православным для душевной пользы, а Вашему Высочеству с особенною целию, чтобы содержанием того письма напомнить Вашему Высочеству о личной нашей беседе относительно того, какой великий вред душевный приносится чрез то, что простых солдатиков без всякой надобности на службе кормят мясною пищею в постные дни. Солдатики эти (которых теперь по новому положению в каждом семействе два, а иногда три), приходя домой, продолжают нарушать пост уже по привычке, подавая сим дурной пример другим, а чрез это мало-помалу развращается всё Русское простое народонаселение; потому что свойство простого русского человека таково, что, если он решается волею или неволею нарушать пост, тогда он склонен бывает и на всякое другое зло. А за то и за другое неминуемо должно последовать наказание Божие.

Многие имеют обычай говорить, что нарушение заповеди о пище грех маловажный, забывая, что за одно вкушение запрещенного плода прародители наши были изгнаны из рая.

Всё это пишу Вашему Императорскому Высочеству для того, чтобы Вы в удобное время передали и объяснили кому следует, что нет никакой надобности кормить солдатиков в постные дни мясною пищею, потому что капусту и картофель и постное масло везде можно иметь для солдатиков, и эта растительная пища для них обычна и безгрешна. А кроме сего соблюдение постов во время мира подготовит войско к резким переменам пищи и во время войны, когда часто встречается неожиданный недостаток в ней.

Смиренно прошу Ваше Императорское Высочество простить меня великодушно и за дерзновение сказанного и вместе за невежество, что не принес Вашему Высочеству всеискреннейшего благодарения за милостивое и снисходительное внимание Ваше к моей худости.

Призывая на Ваше Высочество и на Августейшее Семейство Ваше мир и Божие благословение, пребываю с верноподданническою преданностию Вашего Императорского Высочества недостойный Богомолец многогрешный иеромонах Амвросий.

Г. Козельск. Оптина Пустынь.

Апреля 1888 года»³

К. Р. отвечал 8 мая:

«Глубокочтимый отец Амвросий! Откликаюсь на ваше Пасхальное приветствие радостным ответом: воистину Христос воскресе! Примите мою благодарность за милое, доброе письмо и за общее поздравление, которое читал я с вниманием и искреннею признательностью. Слова ваши глубоко запали мне в душу; вы не можете сомневаться в том, что с вашим мнением я согласен совершенно. Рад бы я был, если б мог по вашему совету вывести из употребления в наших православных войсках принятие скоромной пищи в постные дни. Но такая благая мера, к сожалению, не в моей власти; я не только не могу провести ее, но даже лишен возможности повлиять своим мнением на тех, от коих эта мера зависела бы. В оправдание начальства скажу только, что, постановив скоромную пищу и упразднив постную, оно было движимо добрым намерением: думают, что пост мог бы вредно повлиять на состояние здоровья войск. Насколько такое мнение основательно – судить не мне. Нам остается уповать, что ваш взгляд восторжествует над нынешним нежелательным порядком вещей.

Сегодня минул год со дня, как я впервые посетил святую вашу Обитель, а завтра с любовью буду вспоминать часы, к сожалению слишком краткие, год тому назад проведенные в вашей келии. Помолитесь Господу, дабы Он привел меня снова видеть и слышать вас и молиться среди вашей святыни.

Очень прошу вас передать мою сердечную благодарность за поздравительные письма – архимандриту Исаакию и отцу Скитоначальнику. Будьте добры принять от меня вместе с ними недавно отпечатанную стихотворную мою работу; я начал трудиться над ней незадолго перед поездкой в вашу благословенную Пустынь, а окончил только через год, потратив много терпения и труда.

Прошу вас от всей души не оставлять меня дорогими вашими молитвами и не лишать высоко мною ценимого благословения.

Безгранично почитающий вас Константин».

В последующие годы побывают в Оптиной пустыни и сам К. Р., и его дети.

Из Оптиной пустыни К. Р. и П. Е. Кеппен ехали через Белёв, Лихвин и Калугу. Белёв – родной город В. А. Жуковского, построенный им в молодости дом стоит на крутом берегу Оки. Справа, очень близко, – мощные стены древнего Спасо-Преображенского монастыря. За ним – Крестовоздвиженский женский (окормляемый оптинскими старцами). В городе несколько церквей. Начальная школа, попечителем которой был И. В. Киреевский, главный помощник о. Макария в издании духовных книг, православный философ. Имение Киреевских, Долбино, в семи верстах отсюда. Была в Белёве одна особенная святыня – дом, где в 1826 году скончалась Императрица Елисавета Алексеевна, вдова Императора Александра I Благословенного, двоюродного деда К. Р. В этом доме, бывшем губернаторском, за счет казны был устроен вдовий дом и при нем церковь.

Петербургские синодальные «Церковные Ведомости» (1888, № 11) поместили «Корреспонденцию из города Белёва», где среди церковных событий рассказывается о приезде сюда К. Р.: «Великий Князь при посещении Елизаветинского храма здешнего вдовьего дома, устроенного в память и на месте кончины в Бозе почивающей Императрицы Елисаветы Алексеевны, обратил высокое внимание на скудное положение этого храма и в соучастии с Его Императорским Высочеством Великим Князем Сергием Александровичем пожертвовал в него полное священническое, диаконское и псаломщическое серебряное, с голубым бархатом крестов облачение и такие же одежда и покровы на Престол, жертвенник и аналогии. Пример Высоких Особ не замедлил вызвать подражание в местных жителях, от коих поступили пожертвования двух полных облачений и бронзовой люстры. Великий Князь также обратил внимание на скудное содержание священно-церковнослужителей вдовьего дома, и уже изыскиваются способы к улучшению положения бедствующего причта вдовьего дома».