Kitobni o'qish: «Создатель миров (гпбо)»
Вступление
Вначале был звук.
То не звездное небо посылает свои космические шумы, то не птицы щебечут в густых зарослях, то словно голос человека доносится откуда-то издалека, тонкий тревожный голос. Он поет высоко-высоко, как птица щебечет, как радиосигнал, пронзивший пространство: «А… а… а… А-а-а… А-а-а… А-а-а… А… а… а…»
За закрытыми веками быстро двигаются зрачки.
И вот веки дрогнули и глаза открылись. Голубые-голубые глаза в недоумении взглянули на мир после неожиданного пробуждения.
Этот голос. То был сон? Или кто-то звал наяву?
1
Вспышка. Небо озарило едкое ультрафиолетовое излучение. Оно словно выжигало все живое на планете. Леса становились бурыми, горели, волны стремительных пожаров уничтожали все дотла. Вода в океанах закипала и испарялась в одночасье. Планета погружалась в кромешную фиолетовую смерть.
Сотни и сотни людей со слезами на глазах наблюдали за гибелью их дома на больших голографических экранах.
– Прощай, – прошептали чьи-то губы.
Горькая капля скатилась по нежной щеке и упала на траву.
2
Ступив во влажную зелень туристическим ботинком, молодой человек смахнул струйку пота с заросшей щеки.
У Ильи скалы этой горной области, похожие на мегалитические сооружения, построенные гигантами, вызывали просто мистический интерес, граничащий с безумием, когда от одного вида гранитных плит захватывает дух, кружится голова, в висках бьется горячая кровь и хочется кричать.
Иногда он так и делал.
В этот раз, очистив дрожащими руками от влажного мха холодный камень, Илья разглядел идеально пригнанные друг к другу углы трех каменных глыб, образующих причудливую полигональную кладку.
– Природа…– бормотал Илья, – Идеальные углы… Ну разве может так природа, – и он громко издевательски рассмеялся. – Старый Расат знает, куда меня притащить.
В такие моменты у него и начинали возникать приступы восторженного крика – это ликование вырывалось наружу.
Тайга эхом разнесла необузданный клич.
– Ты чего орешь? – с верхотуры, с самой вершины скалы спокойно осадила его подруга. – Народ подумает, ты спятил.
– Зойка, так и есть… Спускайся, тут такая идеальная кладка… Начальник снова будет втирать нам, что это “природный феномен”, – с издевкой прокричал Илья.
– Так и есть, – откуда-то с высоты из-за деревьев донеслось недовольное бормотание профессора с патлатой седой шевелюрой и такой же седой бородой, напоминающих облако.
Илья понял, что опростоволосился, и постарался сбежать, запрыгнув в кусты.
Однако неудачно оступился и полетел куда-то еще ниже, хотя вроде стоял у самого основания скалы.
Удар был довольно сильный. И у него потемнело в глазах. Правая нога заныла.
– Черт! – он ощупал себя в темноте, достал из кармана фонарь и осветил стену.
По граниту сочилась вода. Илья схватился за влажную поверхность и постарался встать, но боль в ноге заставила взвыть.
– Да чтоб тебя! – он все же подтянулся на руках и прислонился спиной к стене.
В полуметре от его глаз вверх шел стык между гранитными плитами. На высоте в пару метров в дыру, куда он провалился, пробивался солнечный свет.
Илья попытался зацепиться за стык между плитами, но он был очень гладкий, ровный, без зазубрин. Он ощупывал его, тянулся рукой вверх, насколько это было возможно, чтоб найти хоть какую-то точку опоры. Наконец его пальцы что-то ухватили. Он сумел приподняться и навел фонарь на свою руку, чтоб понять, за что он держался. Это оказался очень тонкий предмет, как бы застрявший прямо в стыке между камнями. Морщась от боли, Илья стал очищать от мха выступ. Тот сверкнул в лучах фонарика.
Хоть нога и ныла адски, интерес и любопытство подавили боль.
– Ну-ка, что за хрень? – Илья очистил тщательнее. – Стекло? Откуда тут стекло?
Уголок совершенно прозрачного предмета торчал из стыка двух огромных многотонных плит, как будто там застрял большой предмет, а это был только его кусочек. Мегалиты были подогнаны с филигранной точностью, но стеклышко было как бы ими смято, словно попало туда в момент, когда они смыкались.
Илья провел пальцем по краю предмета, прощупал весь уголок по торцу.
– Не острое… – он навел луч фонарика, чтоб просветить его насквозь.
Оно было абсолютно прозрачное, но внутри он заметил какое-то несильное мерцание. Словно это была виртуальная кнопка на прозрачном тач-скрине.
– Это что, планшет, мать его? Разве такой уже изобрели? Как бы не так!
Он приблизил свой глаз к свечению. Оно явно манило: «Прикоснись. Нажми меня».
Палец рефлекторно потянулся и, затаив дыхание, Илья притронулся к кнопке.
По земле пробежала дрожь.
На глазах у ошалевшего Ильи из стыка между гранитными плитами вырвался сноп пыли и мегалиты стали медленно раздвигаться. Из отверстия вывалился прозрачный экран, действительно размером с планшет. Илья машинально схватил его. Это единственное, что он успел сделать, потому что потерял равновесие. Все вокруг пришло в движение. Воздух стало с ревом засасывать внутрь открывающегося прохода. Илью снесло с ног и, затягиваемый воздушной массой, он с криком пропал в отверстии.
Камни начали движение в обратном направлении, ветка сосны свалилась сверху… Мегалиты сомкнулись и придавили ее примерно так, как раньше кусок прозрачного предмета. Снаружи остался только пучок смятых иголок, как растопыренная кисть руки.
3
Илья приподнял тяжелые веки. Все кругом было белое и размытое. Он попытался двинуть головой, но пространство вокруг закружилось, перед глазами замелькали вспышки и к горлу подошла тошнота. Илья застонал.
– Лежи, лежи! – послышался знакомый голос.
– Кто это?
– Зоя, твоя подруга. Ты меня не узнаешь?
– Где я? – Илья напрягся, чтоб приподняться.
– Лежи! Ты в больнице. Не помнишь? Мы были в экспедиции. Ты упал в яму. Сломал ногу и разбил голову.
Перед глазами Ильи появился женский силуэт. Кажется, его поцеловали.
– Лука, ты меня напугал. Как тебя угораздило?
Лицо Ильи застыло в непонимании. Он, конечно, только-только пришел в себя и еще ничего не различал вокруг, но он точно помнил, что не Лука.
– Какой еще Лука? – не скрывая недовольства, спросил он.
– В смысле? Ты чего? Я Зоя, твоя подруга. Ты помнишь меня?
– Само собой. Голос-то твой.
– Ну, вот! – его ласково коснулись.
– Но я не Лука, – он обратил свой взгляд на тень, которая трогала его. – Я Илья.
– О чем ты? Какой Илья? Ты меня разыгрываешь? – голос девушки вроде усмехнулся, но как-то не искренне.
– Как какой? Я всегда был Илья. Я всю жизнь Илья. Что за хрень? – он попытался резко подняться.
Запищал прибор. В помещении появились еще тени.
– Пациент, держите себя в руках! – раскатисто донесся строгий женский голос.
– Не трогайте меня! – заорал Илья.
– Шприц!
– Я – Илья! Илья! Слышите? За кого вы меня держите?
Зоя, кажется, заплакала. Сильные руки придавили Илью к кровати.
– Что вы с ним делаете? – услышал он голос Зои.
– Так, срочно покиньте палату, гражданка.
– А что вы с ним будете делать? – уже почти кричала Зоя.
– Эй, алле! Не прикасайтесь к ней! Эй вы! – кричал Илья.
Но его крепко придавили к кровати. И он почувствовал, как в предплечье укололи. Темнота.
Когда пациент затих, врачиха с суровым, пронизывающим взглядом приказным тоном высказала Зое, стоявшей в углу:
– Сообщите профессору Расатнику и доктору Рапсанову: началось очередное обострение. Пусть готовятся снимать информацию.
4
Илья сидел посреди комнаты на привинченном к полу стуле, одетый в больничную робу. Изрядно исхудавший, осунувшийся. За зелеными с желтыми крапинками радужками спряталась злоба. Пшеничные брови угрожающе нависли над глазами. В ямках на щеках затаилась тень. Белокурая челка скрывала нахмуренный лоб. Перед ним за длинным столом восседал консилиум врачей. С минуту они перебирали бумажки, читали, шептались. Наконец, видимо, главный из них, сидевший по центру, такой самоуверенный надменный очкарик, не моргая, уставился на Илью.
– Итак, вас что-то тревожит? Навязчивые состояния?
Илью передернуло, но он усилием воли взял себя в руки. Чувствовалось, как тяжело ему совладать с эмоциональной бурей, которая кипела внутри.
– Н…н…нет…
Ассистентка главного, дама с пронизывающим взглядом командным голосом переспросила:
– Что? Громче. Доктор Рапсанов не услышал.
– Не бойтесь. Всем нам иногда кажется, что мы не те, кто мы есть. Это нормально, – вкрадчиво, этим своим умиротворяющим тоном допрашивал главный.
Вспышка. Капсула и в ней человек за стеклянной дверью.
Илья нервно мотнул головой. Видение исчезло.
Была б его воля, он с удовольствием бы придушил этого доктора Рапса… Как там его.
– А-а-а, если вы об этом. Нет, я не Илья. Я – Лука Вознесенцев.
– А кто же тогда Илья? – продолжал проникновенно очкарик.
Снова вспышка: он внимательно смотрел на него. «Ты боишься этого? Тогда у тебя только один выход – убить меня прямо сейчас».
– Он сошел с ума! – мотая головой, крикнул Илья, выгоняя наваждение из головы. – Мой брат-близнец. Он погиб два года назад. Несчастный случай. Эксперимент вышел из-под контроля.
Илья опустил голову на грудь, чтоб перевести дух и не смотреть на врачей.
– Вы чувствуете свою вину за его смерть? – давил главный.
– Я пытался его спасти. Но ничего нельзя было сделать…– на скулах Ильи медленно ходили желваки.
– И именно поэтому вы впали в депрессию и стали отождествлять себя с умершим братом! – не унимался очкарик.
– Да…
– Но теперь, после проведенной интенсивной терапии, вы себя чувствуете лучше?
– Намного! – выкрикнул Илья, но тут же осекся. – Я – Лука Вознесенцев. Я осознал, что под воздействием психологической травмы… – выдавливал из себя Илья, – стал считать себя…
– Кем?
Этот хренов очкарик всячески пытался вывести пациента из себя.
– Иль-ей… мо-им братом-близнецом, – у Ильи все кипело внутри. Еще пара этих мерзких вопросов и он вцепится очкарику в горло. Эта мразь только и ждет срыва…
«Не дождешься, гадина».
– Ну что ж, господин Вознесенцев. Лу-ка (!) Вознесенцев, – сделав акцент на имени, надменно резюмировал очкарик. – Надеемся, лечение пошло на пользу. Но мы за вами будем пристально следить. Ради вашего же блага.
Илья качнул головой в согласии. Но желваки продолжали двигаться.
5
На выходе из больницы его встречала Зоя.
Они обнялись.
– Спасибо тебе, помощница. Ты меня выручила. Я все им рассказал, как ты говорила. И это сработало, – Илья усталым взглядом, но с благодарностью смотрел на подругу.
– А ты действительно ничего не помнишь? – Зоя аккуратно гладила его руку.
– Я разберусь со всем этим. Обещаю, – его лицо выражало решительность.
– Не нужно туда возвращаться, пожалуйста, Лука…
– Не называй меня так, – прервал ее Илья.
– Хорошо, хорошо…– она начинала плакать.
– Не надо, Зоя. Ты ни в чем не виновата. Со мной что-то случилось. Я должен разобраться…
– Я поеду с тобой! – перечила Зоя.
– Нет! Я поеду один. Я сказал. А ты… будет лучше… прикрывай меня здесь. Я вернусь совсем скоро. Обещаю!
6
Ветер, с воем дующий сквозь скалы, напоминал об осени. Здесь было не уютно. Совсем не так, как несколько месяцев назад. Но Илья должен был вернуться сюда, чтоб разобраться во всем.
Вот она, эта стена. Холодная, влажная. Илья трогал знакомый стык трех плит. Он уже почти зарос мхом, но все же было заметно, что здесь ковырялись. А вот и дыра в кустах, куда провалился Илья.
Он аккуратно спустился вниз. Включил фонарь. Да, та самая ровная смычка гранитных мегалитов.
Внимательно прощупав весь филигранно подогнанный шов, Илья не нашел того самого стеклянного уголка. Вместо него из стыка торчал кончик сосновой ветки.
Илья долбанул кулаком о гранит. Комок подступал к горлу. Он уронил лоб на кулак, прижатый к холодному камню.
– Не дождетесь. Я не сумасшедший. Я знаю, кто я!
Грудь переполняла злоба. И Илья просто зарычал нечеловеческим голосом. Эхо разнесло его отчаянный вопль.
– Я во всем разберусь! Я все узнаю! Братик… – Илья захохотал как безумный. – Откуда ты взялся? Я тебя найду! Я взорву эту гору к чертовой матери! Я верну все как было.
Илья неслышно заплакал. Его тело содрогалось. Взгляд упал на кончик сосновой ветки, застрявший между гранитными плитами.
7
Лета была завсегдатаем светового бара, где она неизменно (как и везде) примечала логотип их городского сообщества: веточка сосны, выглядывающая как бы из-за угла, схематично изображенного простой черной линией. Она любила трогать этот рифленый контур, прилетая сюда выпить коктейльчика после трудового оцепенения. Оцепенение – это когда приходилось швартовать свое сознание к искусственному интеллекту ИИ, чтобы тот мог поймать в рое фантазий нестандартные идеи и решения мозга. Нет, это отнюдь не нудное занятие. Лета с удовольствием купалась в собственных иллюзиях. Некоторые особенно будоражили мониторы ИИ, и он что-то явно оттуда выуживал. Особенно ей нравилось представлять встречу с Живым. Ей никогда не приходилось с ними пересекаться, но ей казалось, что она уже когда-то их знала. Прикосновение Живого к ее голографическому образу. Это что-то вроде электрической сетки с колючими импульсами по всей поверхности. Колючки (вот точно такие же, как у веточки сосны на логотипе) волной пробегают по голограмме. И приводят к легкому сбою в 3D изображении. Электронная рябь – это приятно.
В общем, трудовое оцепенение не казалось Лете рутиной. Но все же она с удовольствием поднимала якорь и резво уносилась в город, кружась в кронах многоярусных деревьев биомодельного сада, где в реальном времени много лет без остановки просчитывался рост и изменение разной флоры и фауны, как если бы это были живые, а не виртуальные структуры. На ветках гнездились птицы. Она внимательно разглядывала пятнистые яички или только что вылупившихся птенцов в тягучей слизи и думала: «Ну не может быть, чтоб именно вот так все было в живом мире. Это невероятно и похоже на игру центрального ИИ. Слишком красиво и мудрено».
В конце своих полетов по пространству космической станции «Рай» она неизменно приземлялась в световом баре, где по традиции кучковались знакомые, потягивая густые коктейли из смеси лучей. Ее самые близкие друзья еще со времен жизни в реальном мире называли себя командой Б7Т. Никакой загадки в шифре не крылось. Все просто. Б – это Лета или Белокурая, потому что она единственная в коллективе была светловолосой девушкой. А 7Т – семь в разной степени чернокожих и смуглолицых парней – Лаким, Мифá, Лиаф, Лиру́, Джиб, Сал и Ду́ги. Глория, подруга Леты, стояла особняком. Почему так? Ох, это отдельная история.
Итак. Вся дружная компания собиралась в световом баре. Правда, еда сама по себе стала рудиментом для бестелесного сознания людей, освоивших куда более комфортную жизнь в виртуальности. Но зачем лишать себя удовольствия? Потягивать тугие мерцающие лучики, причудливо переплетенные внутри стакана, не смешиваясь в одноцветную массу, было очень приятно. И особенно было приятно поглощать трубочкой лучик за лучиком.
Ее ближайшую подругу Глорию это почему-то злило. И Лета с удовольствием дразнила ее, втягивая свет в трубочку с характерным треском и искрами, как трещали когда-то в далеком прошлом пьезоэлементы.
– О, опять ты за свое!
– А мне все интересно, когда ты перестанешь реагировать?
– Когда наконец отключу свое сознание от центрального ИИ. И уж точно последним звуком в моей башке будет этот мерзопакостный треск.
– Ой, полно, не проще ли стереть память и начать все по новой.
– Чует мое сердце, твой треск не стирается. Я уже начинаю верить в мифическую блуждающую ошибку, которую никто так и выявил в этой чертовой системе. Я буду первой! И назову ее Треск!
Лета втянула розовый лучик.
– О нет, мерзкое создание! Я сделаю иначе. Я пойду на криминал и отключу тебя от системы. Ты добьешься!
– Лучше… Лучше воскреси меня и отправь на планету, – на трехмерном личике Леты нарисовалось коварство.
– Вот дура! Для всех вменяемых воскрешение равносильно аду, но моя подружка мыслит нестандартно! Ты смотри, ИИ это не нафантазируй!
Лета подняла глаза вверх и мечтательно посмотрела в никуда, что означало, что она погрузилась в себя.
8
В тоннеле, наполненном ослепляющим белым светом, к ней приближалась расплывчатая тень с человеческими очертаниями. Этот образ врывался в ее фантазии, когда она находилась в оцепенении, подключенная к ИИ.
Кто это был? Он плыл к ней и, кажется, манил ее рукой: «Иди сюда». Но как она ни пыталась двинуться в его сторону, что-то тяжелое, как корабельный якорь, держало ее сознание жестко припаркованным. Когда она видела эту тень в тоннеле, все силы легкого полета исчезали в мгновение ока. Появлялось ощущение непосильного груза, вероятно, похожее на гравитационную силу, действующую на физическое тело. Лета знала, что что-то похожее испытывают Живые. Но ей, существу бестелесному, не было никакой возможности оказаться под воздействием гравитации. Откуда тогда у нее в памяти четкое, осязаемое, реальное ощущение гравитационной тяжести? Из прежней реальной жизни? Но когда это было? Бестелесные обитатели «Рая» давным-давно забыли, как это пребывать в физической оболочке. Та жизнь стала мифом.
Тогда кто этот человек? Просто выверт ее причудливой фантазии? Или что-то большее? Почему он зовет ее? Что он хочет?
Все эти вопросы терзали Лету.
И она почему-то думала, что воскрешение сможет как-то приблизить ее к разгадке. Оказавшись в физическом теле, она сможет найти какие-то ответы. Во всяком случае, она сможет сравнить, соответствуют ли объективной реальности ее ощущения гравитации.
Итак, нужно добиться оживления.
Об этом же она думала, когда случайно наткнулась на Тень Первого. Так они называли странного персонажа станции «Рай», блуждающего то здесь, то там подобно призраку. На него никто уже не обращал внимания. Лета тоже оставила всякие надежды найти с ним контакт, хотя знала его еще при той, прежней реальной жизни в физическом теле. И все же сегодня она попробовала его спросить:
– Да-да, я в курсе, ты меня не помнишь. Но мне сейчас очень важен твой совет. Я хочу оживить себя. Пожалуйста, ответь, я правильно делаю? – она посмотрела с мольбой в хрустальные глаза безумца.
– Не время для ответов… Не время… Час не наступил… Река забвения… Нас слышат… – Тень Первого удалился, бормоча что-то бессвязное.
Лета с сожалением вздохнула.
9
– Спасибо, Глория, ты мне так помогла. Если бы не ты, мы не пробили бы мое оживление.
Лета парила над специальной камерой, куда она вот-вот должна будет уложить свое сознание, чтоб переместить его в физическое тело.
– Ты пожалеешь об этом, Лета. Ты даже не представляешь себе, на что себя обрекаешь, – Глория нервно подернула бровью.
– Во всяком случае, я знаю, кто меня спасет. Мне больше не на кого положиться, – Лета прикоснулась к руке подруги.
– К чему эти нежности, дурочка? Я сейчас сделаю тебе больно и обреку на страдания, а ты меня гладишь? Чокнутая!
– Может быть. Но я должна. И ты знаешь, если мне что-то втемяшится…
– Да-да… Молчи. Давай уже, отправляйся в этот ужасный адский мир Живых.
Глория напустила на себя безразличие и, придавив виртуальное тело Леты к плоскости камеры, закрыла стеклянную крышку. На уровне своего подбородка Лета увидела логотип их городка – знакомый пучок сосновых иголок, выглядывающих из-за угла – и машинально погладила рифленый контур. Возможно, она видит его в последний раз.
Подруги смотрели друг на друга через прозрачную преграду, как будто прощались.
– Люблю тебя, – беззвучно, одними губами произнесла Лета.
Глория отвернулась. На глазах блестели электронные слезинки.
10
За окном шел первый снег. Он падал на еще не голые деревья, на зеленые, желтые, красные кроны. Это было красиво.
Сидя на подоконнике, Илья, не моргая, смотрел на это эстетическое пиршество природы.
Зоя недалеко на диване куталась в плед.
– Почему я все помню как-то расплывчато. Как будто это было не со мной. Прошло всего-то пару лет, – Илья сморщился, его бесило бессилие.
… Бесило бессилие.
– Ты сильно переживал смерть брата. Винил себя… – начала было оправдывать своего парня Зоя.
Но он прервал ее.
– И у меня поехала крыша. Знаю.
– Вы вместе занимались каким-то важным проектом. «Частица бога»… Вы соревновались, кто первым обнаружит присутствие бога в мире. Кроме вас мало кто понимал ваши исследования.
– Теперь и я мало что понимаю. Я даже не помню. Если я не Лука, а Илья, то почему я забыл то, что делал, о чем думал. Ты, Зоя, помнишь, а я – нет, – Илья с сожалением смотрел на то, что делает бог сейчас на улице.
– Кажется, как-то ты говорил, что осталось много бумаг. Может, они тебя подтолкнут, – нерешительно предложила Зоя.
Илья вскочил.
– Что ж ты молчала! Надо бы правда освежить в голове эти чертовы записи.
