Kitobni o'qish: «Любовь и пряный латте»

Shrift:

Misty Wilson

Falling Like Leaves

«Махаон»®

* * *

Посвящаю всем, кто пьет тыквенный латте, носит свитера, собирает в саду яблоки, смотрит «Девочек Гилмор», гуляет по полям, ест ириски на Хеллоуин и всей душой любит книги. Эта история для вас.
И пусть мы все найдем своих Куперов.

Глава 1

Икра на вкус отвратительная, а все, кто утверждает обратное, – врут.

И все-таки я катаю во рту маленькие шарики, представляю, будто смакую хорошее вино. Выполняю наставление папы, который бросил меня в уголке и ушел поговорить с кем-то из многочисленных седовласых гостей на мероприятии. Будь это не ежегодной большой вечеринкой от «Стрит Медиа Корпорейшн», я бы сразу же выплюнула эту гадость. Но я не могу позорить папу и не хочу быть той самой девочкой, которая уселась рядом с искусственным цветком и выплевывает дорогую еду в салфетку. Поэтому продолжаю держать икру во рту в надежде, что она сама там как-нибудь рассосется и мне не придется ее глотать.

Небольшая группа играет на сцене перед пышным залом, все гости здесь в дорогих вечерних платьях и смокингах. Четыре парочки не теряют времени и занимают танцпол, а все остальные либо стоят поодаль, либо сидят за столами, на которых лежат дорогие тканые скатерти и стоят орхидеи в вазах. Сегодняшний вечер – это и празднование окончания года, который оказался для компании вполне успешным, и способ поддержать деловые связи, в том числе с потенциальными инвесторами. Здесь собрались все, чье имя хоть что-нибудь значит в Нью-Йорке, и теперь они танцуют, смеются и знакомятся с другими богатыми людьми.

А я всего лишь стажер, которому повезло с влиятельным папой.

– О, какой редкий деликатес вы нашли, – заявляет мистер Стрит, внезапно вынырнувший откуда-то сбоку. Он кивает на ложку с икрой, которую я держу в руке.

Я не посмею обидеть хозяина вечеринки – который к тому же еще генеральный директор и основатель медиахолдинга, – поэтому проглатываю размякшие икринки и расплываюсь в улыбке. Во всяком случае, я надеюсь, что это похоже на улыбку.

– О да. Очень вкусно, – вру я, сдерживая рвотный позыв.

– Мне говорили, что ее нужно прижимать к мягкому небу, чтобы во всей полноте ощутить маслянистый вкус и необыкновенную текстуру. – Мистер Стрит качает головой. – Честно говоря, сам я никогда не понимал притягательности этого продукта, но о вкусах не спорят.

Вы шутите?..

Вместо того чтобы самой отпустить саркастичный комментарий, сказать, какая икра на самом деле гадость и что все в этом зале поглощают ее исключительно с притворным удовольствием, – я встала на сторону притворщиков.

Мне остается только сожалеть об упущенной возможности завязать дружескую беседу.

– Как проходит ваша стажировка, мисс Митчелл? – спрашивает мистер Стрит. Свет от хрустальных люстр отражается в его добрых карих глазах и от лысеющего темечка.

– Замечательно, – отвечаю я. – Я узнаю столько нового.

Это полуправда. Сложно учиться чему-либо у посредственных журналистов и контент-менеджеров, когда приходишься родной дочерью Брэду Митчеллу, директору «Стрит Медиа». Когда мне исполнилось пять лет, папа уже начал рассказывать мне о журналистской этике и анонимности источников. Я только этим летом официально получила должность в компании, однако до этого я два года во время летних каникул сопровождала папу везде, где можно, и заодно изучала принципы компании, методики ведения интервью, приемы написания статей и техники, которые помогают опознать и отфильтровать предвзятое мнение. Папа говорит, что журналистика у меня в крови и что однажды, когда он выйдет на пенсию, я займу его место. А пока что мне не помешает набраться опыта и завести связи с нужными людьми.

Иными словами, с семейством Стрит.

– Великолепно. – Мистер Стрит отпивает шампанское из бокала. – Вам уже попадались задания, которые вам особенно понравились?

Моим главным заданием на это лето было таскаться за репортером, который освещал крупный показ мод в Чикаго, но об этом я предпочту умолчать.

– Мне было очень интересно поработать в сфере международных отношений. Я многое для себя узнала, когда составляла репортажи о выборах в Европейский парламент.

– Да, ваш отец упоминал, что вас интересуют дела по ту сторону океана. Вы знаете, что я начинал с должности международного корреспондента?

Ну конечно, знаю, потому что хороший журналист всегда выполняет домашние задания.

– Ух ты. Впервые слышу, – отвечаю я, чуть наклонившись вперед, чтобы изобразить живой интерес. – А вы можете рассказать что-нибудь интересное о тех временах? Или дать мудрый совет?

– Будет тебе, Эллис, – произносит голос за моей спиной. Папа подходит к нам и кладет руку мне на плечо. – Не отнимай драгоценное время у Эдварда. Сегодня он хозяин вечера, так что должен уделять внимание всем и сразу.

Мистер Стрит усмехается.

– К сожалению, вынужден признать, что это правда, но, думаю, вы оба не откажетесь на следующей неделе пообедать вместе со мной.

– С радостью, – отвечаю я.

– Брэд, узнай мое расписание у Аниты и назначь день. Что-то мне подсказывает, что у вашей дочери большое будущее. Она буквально светится энтузиазмом. – Мистер Стрит лучезарно улыбается мне. – Мисс Митчелл, возьмите себе еще икры, пока ее не смели.

Мистер Стрит отходит к группе солидных мужчин, увлеченных жарким спором, а папа поворачивается ко мне. Его дежурная улыбка сменяется отцовской, хотя, думаю, никто, кроме меня, разницы бы не заметил. Но тут папа задерживает взгляд на моей рубашке, и улыбки как не бывало.

– Это твое… творение? – спрашивает он тоном, в котором сквозит разочарование.

Я смущенно одергиваю облегающий топ на бретельках, который сшила из подержанной рубашки. В сочетании с маминой брошкой с камеей и модной шелковой юбкой в пол он вполне вписывается в нарядно-деловой дресс-код, но папа, видимо, считает иначе.

– Да… – подтверждаю я, успев пожалеть, что не выбрала комбинацию попроще.

– Что ж, несмотря на все это, тебе удалось произвести хорошее впечатление.

Я пожимаю плечами.

– Я почти ничего не сказала.

– Ты упомянула международные отношения, как мы договаривались?

Я киваю.

– Да.

Папа подмигивает мне.

– Молодчина. Я забронирую столик на понедельник. – Он деликатно указывает на фигуристую блондинку лет тридцати пяти в роскошном золотом платье. – Почему бы тебе не пойти и не представиться Кэтрин Хоу? Она исполнительный продюсер в «ВорлдНет Студиос».

Папа дежурно улыбается нескольким пожилым мужчинам по другую сторону зала и уходит, я вновь остаюсь одна в углу.

У меня в сумочке жужжит телефон, и я достаю его, чтобы проверить сообщение, хотя знаю, что сейчас не стоит этого делать.

Обжора Ферни: Давай уходи уже со своей унылой вечеринки. Общий сбор у меня! Джордан тоже будет;)

Я кладу телефон обратно в сумочку и вздыхаю. Я бы с радостью ушла с этого душного мероприятия и в кои-то веки повеселилась с друзьями. Я бы очень хотела похвастаться нарядом перед теми, кто готов оценить его по достоинству. Но если я хочу поступить в Колумбийский университет, а потом получить работу в «Стрит Медиа», мне придется для этого постараться. У меня нет времени на тусовки, мальчиков, а в последнее время – даже на встречи с лучшей подругой.

Поэтому я расправляю плечи и, не подавая виду, что от каблуков у меня уже болят ноги, иду к Кэтрин Хоу, чтобы засвидетельствовать свое почтение.

* * *

Из окна моей комнаты струится мягкий солнечный свет, а я тем временем в кровати лежу на животе и не свожу глаз с грозного заявления в Колумбийский университет, которое открыто у меня на ноутбуке. Снаружи непрерывно звучит саундтрек большого города: гудки машин, крики со стороны ближайшей стройки, визг сигнализации, воркование голубей. Тревога разрастается у меня внутри и упирается в самые ребра, пока я ввожу свои контактные данные – это уже прогресс, в прошлый раз меня хватило только на то, чтобы открыть документ.

Кажется, я нервничаю из-за поступления сильнее, чем ожидала.

Я перехожу на следующую страницу и сразу же прячу лицо в белом мягком одеяле. Сама не знаю, почему мне так тяжело. Я же сама этого хочу.

Я поднимаю голову и упираюсь взглядом в другую вкладку: главная страница Института моды в Нью-Йорке. В прошлом году я посещала занятия по моделированию, и учительница посоветовала мне присмотреться к этому учебному заведению: она сказала, что у меня есть дизайнерское чутье. Разумеется, в мои планы на будущее этот институт не входит. Мы с папой сошлись во мнении, что намного лучше строить карьеру в журналистике, и я всю жизнь готовилась к поступлению в Колумбийский университет. Но ведь нет ничего страшного в том, чтобы заглянуть на сайт Института моды – просто узнать, какие у них требования.

Нет, я не прокрастинирую, я точно подам заявление сегодня.

Сайт загрузился, и я перехожу на страничку приемной комиссии. Мне сразу же становится спокойнее, наверное потому, что сейчас у меня нет ощущения, будто я ставлю на карту все свое будущее.

Я как раз читаю очередной пункт заявки («Расскажите, почему вы интересуетесь модой, опишите свой опыт в этой сфере и поделитесь своими источниками вдохновения»), когда слышу стук в дверь.

– Открыто!

Я щелкаю на «требования к портфолио» в тот момент, когда в комнату входит папа; он заметно сутулится, и взгляд у него уставший – он совсем не похож на того человека, которого вчера вечером я видела на вечеринке. Шаркая ногами по полу, он подходит ко мне и садится на кровать.

– Что такое? – спрашиваю я. – Ты в порядке?

– Твоя мама… – Он осекается, когда его взгляд падает на экран ноутбука, и щурится. У меня внутри все сжимается. – Что ты там ищешь? Я думал, мы с тобой все обсудили.

– Так и есть. – Я закрываю ноутбук. – Я ничего там не ищу.

– Эллис, ты действительно умеешь подбирать наряды, но мы договорились, что ты используешь этот козырь для поступления в Колумбийский университет: покажешь им, какая ты разносторонняя личность.

– Я знаю. Я просто смотрела требования. Я подумала, что неплохо будет подать заявление в Институт моды, просто на всякий случай. У всех есть запасные варианты для поступления.

– Хм… – Папа медленно кивает. Вид у него скептический. – Я бы на твоем месте не распылялся. Не позволяй всяким хобби отвлечь тебя от того, что действительно важно. Если хочешь преуспеть, тебе придется быть упорной и сосредоточенной.

– Пап, я знаю. Я уже начала заполнять заявку в Колумбийский. Не волнуйся так.

И не важно, что я вписала только имя и адрес.

– Хорошо. Как бы то ни было, я пришел сказать, что мы с мамой хотим с тобой поговорить. – Он встает и потирает затылок. – Она ждет нас в гостиной.

Я хмурюсь. Что-то тут не так…

– Ладно.

Оставив ноутбук на кровати, я вслед за папой иду в гостиную. Мама сидит на сером кожаном диване, по ней видно, что она напряжена: ломает руки и смотрит в пол, а ее красивые пшеничного цвета волосы собраны в неаккуратный пучок на макушке. Под глазами залегли темные круги, так же, как у папы. Я уже понимаю, что хороших новостей ждать не стоит.

Мама поднимает взгляд, когда я сажусь на диван рядом с ней.

– Доброе утро, милая.

– Доброе… – Я перевожу взгляд на папу, который упорно смотрит в стену за моей спиной. – Что происходит?

– Что ж, – начинает мама, – мы хотели с тобой поговорить. Думаю, ты заметила, что мы с твоим папой последнее время…

– Не ладите? – подсказываю я.

– Именно. Последнее время мы не ладим. Об этом трудно говорить, но… мы решили немного пожить отдельно.

Страх сжимает мне сердце.

– Вы разводитесь?

– Нет, – быстро отвечает папа.

Мама бросает на него косой взгляд, прежде чем снова посмотреть на меня.

– Давай не будем забегать вперед.

Я качаю головой.

– Я, конечно, понимаю, вы давно уже ругаетесь, но неужели вы не можете договориться?

– Нет, не можем. Не в этот раз, – отвечает мама. – Но тетя Наоми будет рада гостям, так что, думаю, кратковременная разлука пойдет нам всем на пользу.

Я смотрю на папу в надежде, что он начнет возражать. В надежде, что он предложит другое решение. У него всегда есть решение, на все случаи жизни.

Но он по-прежнему молча смотрит в стену и плотно сжимает губы.

– Пап? Скажи что-нибудь. Сделай что-нибудь.

– Ничего не поделаешь, Эллис. Все решено, – говорит он и только теперь смотрит мне в глаза. И я только теперь замечаю, что он небрит, из-за чего кожа кажется темнее, чем обычно, а волосы на голове стоят торчком, как будто он сотни раз проводил по ним рукой. У него сломленный вид.

– Разлука может быть испытанием для семьи, но мы справимся, – со слабой улыбкой произносит мама.

– И насколько ты уезжаешь? – спрашиваю я.

Мама чуть вскидывает брови, как будто от удивления.

– Кхм… вообще-то, ты едешь со мной в Брэмбл-Фолс.

– Что? – У меня перехватывает дыхание. – Нет, я не поеду. Учеба начинается уже на этой неделе, – напоминаю я.

– Какое-то время походишь в школу в Брэмбл-Фолс, – отвечает мама. – Мы вернемся в ноябре, ко Дню благодарения.

– Ни за что. Я не пойду в другую школу. Папа, скажи ей.

Папа потирает переносицу.

– Я уже сказал тебе, Эллис: все решено. Ты слышала, что сказала мама.

Я вскакиваю с места и нависаю над мамой, которая продолжает сидеть на месте, поджав губы и не глядя на меня.

– Я не поеду ни в какой Коннектикут. Ты не заставишь меня бросить дом, друзей и школу в выпускной год! И что насчет моих обязанностей? Просто напомню, что я волонтер в доме престарелых и что три дня в неделю после школы у меня по расписанию стажировка в «Стрит Медиа». А еще в этом году я редактор школьной газеты! Извини, но нет. Я не могу уехать. Я должна быть здесь, если хочу поступить в Колумбийский университет. Почему мне нельзя остаться с папой?

Мама все-таки переводит на меня взгляд, но лицо у нее суровое и непроницаемое.

– Это не обсуждается. – Она встает. – Мы уезжаем завтра же, рано утром. Так что тебе лучше пойти собирать вещи.

– Что? Я даже не смогу попрощаться с Ферн и передать кому-то свои задачи? На этой неделе я должна была обедать с мистером Стритом. Мама, пожалуйста, не надо.

Сердце дико колотится у меня в груди, глаза застилает пелена слез, которые вот-вот прольются. Поверить не могу, что все это происходит на самом деле.

– Ты не можешь остаться, – отвечает мама, глядя на меня ледяным взглядом. – Извини.

Я отворачиваюсь от нее.

– Папа, пожалуйста, – умоляю я и иду к нему, часто моргая, чтобы не расплакаться.

Папа обнимает меня и целует в макушку.

– Эллис, это ненадолго. Ты сможешь продолжить стажировку, как только вернешься, хорошо? Я уверен, к тому времени мистер Стрит по-прежнему будет рад пообедать с тобой.

Я отстраняюсь от него и качаю головой, потому что все еще не в состоянии поверить. Как он мог такое допустить?

Я сжимаю зубы и поочередно гляжу на родителей.

– Я вас обоих ненавижу.

– Эллис…

Я резко разворачиваюсь и, громко топая босыми ногами по деревянному полу, иду в свою комнату, мне все равно, какой еще бессмысленный аргумент у мамы наготове. Я захлопываю дверь, подхожу к окну и только здесь позволяю себе расплакаться.

А за окном город залит солнечным светом. Для всех остальных это просто субботнее утро, как будто мир не перевернулся с ног на голову и не охвачен пожаром. Как будто мне только что не сломали жизнь. Как будто все мое будущее не разлетелось на куски.

До того как я пошла в старшую школу, мы с родителями каждое лето ездили в гости к тете Наоми и моей двоюродной сестре Слоане. Поэтому я знаю, что мне предстоит.

Уже понимаю, что мне нечего делать ни в штате Коннектикут, ни в самом Брэмбл-Фолс.

Глава 2

В воскресенье утром мы с мамой въезжаем в Брэмбл-Фолс.

Только что взошедшее солнце отражается в капельках росы и окрашивает городок в золотистые тона. Вдоль улиц растут сахарные клены, они еще зелены, их тянет к последним мгновениям лета так же, как меня тянет домой: мысленно я все еще ожесточенно сопротивляюсь неумолимым переменам.

Оконное стекло холодит мне лоб, пока я окидываю взглядом городок: он точно такой же, каким был в моем детстве. Маленькие домики гнездятся в маленьких, безупречно прибранных двориках. На тротуарах редкие прохожие выгуливают маленьких собачек.

Здесь все такое маленькое.

Я уже скучаю по Нью-Йорку. Скучаю по его размаху, шуму, оживленности. Скучаю по еде, уличным музыкантам и книжным магазинам. Господи, да я скучаю даже по мусорным бакам, гадким запахам и метро.

Здесь мне не место.

Мама останавливается на единственном в городе светофоре и с улыбкой поворачивается ко мне – можно подумать, у нас все нормально и ничего не случилось. Я вижу, как двигаются ее губы, и голос Грейси Абрамс стихает, когда я вытаскиваю наушники из ушей.

– Что? – спрашиваю я.

– Я говорю, как здесь красиво. Помнишь эти места? – Она указывает на городскую площадь прямо по курсу.

Белая беседка, где мы с моей двоюродной сестрой Слоаной и ее друзьями собирались на пикники, стоит все на том же месте, на все той же свежескошенной траве, шелком стелившейся под босыми ногами. Тут и там на зеленой лужайке растут деревья, а в тени ветвей расположились клумбы с оранжевыми и коричневыми хризантемами.

– Конечно, помню. Я уже переросла стадию эмбриона, когда мы были здесь в последний раз, – сухо отвечаю я.

Мама хмурится и на зеленый свет едет дальше. Мы огибаем площадь, проезжаем мимо старого магазина хозтоваров, где в окне висит все та же поблекшая вывеска «ИНСТРУМЕНТЫ И НЕ ТОЛЬКО», мимо кафешки, куда мы со Слоаной забегали в неимоверно жаркие летние дни и брали по острому хот-догу с лимонадом, мимо крошечной почты, где я отправляла открытки друзьям в Нью-Йорк, и мимо рынка, где я однажды совершенно случайно украла чужую вещь.

Да уж, милый старый городок, с которым у меня связано множество теплых детских воспоминаний. Но одних воспоминаний недостаточно, чтобы перебить мое плохое настроение. Я здесь не дома, и я не собираюсь изображать умиление, чтобы порадовать маму, тем более что это по ее вине мне придется торчать в Брэмбл-Фолс. Я понимаю, что ей нелегко приходится, но это никак не объясняет, зачем ей понадобилось тащить за собой меня. Точно не затем, чтобы скрасить одиночество, она ведь все равно жила бы с тетей Наоми и Слоаной. И не для того, чтобы меньше грустить по дому, – очевидно, что наша квартира в Нью-Йорке не то место, где ей сейчас хорошо. Я много думала над этим, но всякий раз приходила к одному и тому же заключению: мама сделала это из злости, она хотела досадить папе, а я подвернулась под руку.

Когда мы проезжаем мимо крошечной лавки с поздравительными открытками, нам улыбается и машет пожилая женщина с кудрявыми каштановыми волосами. Мама машет ей в ответ.

– Вы знакомы? – спрашиваю я.

– Нет, – со смехом отвечает мама. – Местные могут помахать друг другу просто так. Это называется «дружелюбие».

– Ясно.

Мама вздыхает.

– Так будет лучше, Эллис, – говорит она, не отрывая взгляда от дороги. – Для нас обеих.

Я выключаю музыку и убираю наушники, потому что тетя Наоми живет в двух шагах от центра.

– Да, конечно.

Между нами повисает тишина, когда мы поворачиваем в Шафрановый переулок и впереди показывается маленький белый домик в колониальном стиле с ярко-голубой дверью и окошками. Не успеваем мы даже заехать на подъездную дорожку, как тетя Наоми уже выбегает из дома: улыбка до ушей, руки вытянуты вперед, чтобы затискать нас в объятиях.

Приехали.

Мама резко сворачивает на дорожку и выскакивает из БМВ, едва успев нажать на педаль тормоза, – лишь бы поскорее обнять сестру. Буквально через секунду из дома неспешно выходит Слоана, с улыбкой точь-в-точь такой же, как у тети. Я пошла скорее в папу, а вот Слоана – копия матери: те же светлые волосы до плеч с густой челкой и небесно-голубые глаза.

– Привет, Эллис, – говорит Слоана и обнимает меня, стоит мне только выйти из машины.

– Привет, – тихо отвечаю я и похлопываю ее по спине. Я злюсь, потому что вынужденные обстоятельства омрачают момент встречи с двоюродной сестрой.

Еще одна радость, которой мама меня лишила.

Слоана отстраняется и кладет руки мне на плечи.

– Как ты, все хорошо?

Я понимаю, она проявляет участие, потому что уже знает все про моих родителей, но смотрит с жалостью, и это неприятно. Мне не нужна жалость. Я просто хочу вернуться домой.

– Нормально, – отвечаю я, через силу растянув губы в улыбку. – А ты как? Мы столько лет не виделись…

– Я – отлично! – Слоана делает шаг назад и расплывается в такой широченной улыбке, что я удивляюсь, как ей не больно. – Мы так рады, что вы к нам приехали, еще и в такое время года!

– О да, Эллис, – говорит мама, подойдя ко мне. – Тебе предстоит увидеть нечто замечательное. Нигде осень не бывает такой, как в Брэмбл-Фолс.

– Поверю тебе на слово, – отвечаю я. Мне нет и не может быть никакого дела до осени в Брэмбл-Фолс. И до самого Брэмбл-Фолс в целом.

Тетя Наоми крепко обнимает меня; ее тепло и давно забытый запах кокосового шампуня слегка притупляют раздражение.

– Как же я по тебе соскучилась. – Тетя отпускает меня и заправляет мне за ухо длинную прядь каштановых волос. Она внимательно смотрит на меня, ее взгляд задерживается на широких джинсах и укороченном топе. – Ух ты. Ты и впрямь выросла с тех пор, как я видела тебя в последний раз.

– А то, – с довольной улыбкой заявляет мама.

Тетя Наоми переводит взгляд на нее и сдвигает брови.

– Поверить не могу, что вы столько лет у нас не появлялись. Сдается мне, я многого теперь о вас не знаю.

Мама сразу сникает.

– Жизнь такая.

– Да, по-другому и не скажешь. – Тетя Наоми качает головой и смотрит на маму взглядом, который поймет только родная сестра. Потом поворачивается ко мне и снова улыбается. – Но сейчас вы здесь. Давайте мы вас разместим.

Мама открывает багажник, и я беру свой чемодан с одеждой – один из двух, которые мама разрешила мне взять с собой после лекции про то, что у тети Наоми не такой большой дом, чтобы вместить весь мой обширный гардероб.

Но, видимо, места для моих швейных принадлежностей у тети вполне достаточно: мама настояла, чтобы я взяла их с собой, несмотря на то что я уже год к ним практически не прикасалась.

Я даже не гляжу на них, просто беру чемодан и иду с ним на крыльцо, вслед за тетей Наоми и Слоаной. Мама не отстает, мы заходим в прихожую и ставим сумки на пол.

Дом маленький – удивительно, да? – но очень уютный и чистый. В гостиной на полу лежит ковер, на стене висит маленький плоский телевизор, напротив него стоит синее полосатое кресло, рядом с креслом – бежевый диван. По стенам тут и там висят рисунки и фотографии – повешены они кривовато, и рамки все в разном стиле, – и абсолютно все полки забиты безделушками и книгами. Впереди я мельком вижу крохотную кухню в форме буквы Г: много красивых растений в горшках, а стойка у раковины заставлена кружками со слащавыми надписями вроде «ТЫ ПРЕКРАСНА», «БОЛЬШЕ ПЕРЧИКА, ДЕТКА» и «ТЫ МОЯ БУЛОЧКА С КОРИЦЕЙ».

Все это совсем не похоже на нашу просторную квартиру в Нью-Йорке, где вещей не так много и все стоит на своих местах, но в доме тети Наоми, как ни странно, всегда была особенная, уютная атмосфера.

– Давайте для начала мы покажем ваши комнаты, экскурсия подождет, – говорит тетя Наоми. – Вы давно у нас не были, многое успело измениться.

Я фыркаю. В таких местах никогда ничего не меняется.

Зыркнув на меня, мама кивает тете.

– Давай так и сделаем.

Вчетвером мы идем наверх, в гостевую спальню.

– Энни, – говорит тетя Наоми, обращаясь к маме, – это будет твоя комната.

Комната в голубых тонах оформлена без особых изысков, у стены стоит двуспальная кровать, в углу – стол, рядом с ним – один-единственный шкаф из красного дерева.

Мама ставит чемодан на пол.

– Наоми, здесь просто замечательно. Спасибо.

Тетя Наоми улыбается и жестом предлагает мне пройти дальше.

– Эллис, сначала я хотела разместить тебя в комнате Слоаны, – говорит она, – но твоя мама сказала, что тебе понадобится личное пространство.

Слава богу.

Тетя Наоми ведет нас дальше по коридору и останавливается у двери, за которую я прежде никогда не заглядывала. Точнее, я даже не помню, чтобы она тут была.

– К сожалению, – продолжает тетя, повернув расшатанную ручку, – спален у нас больше нет.

Она открывает дверь и поднимается наверх по скрипучей лестнице.

Я неохотно иду за ней. На площадке намного жарче, чем внизу, сквозь окна льется солнечный свет, в котором блестят плавающие в воздухе частички пыли.

– Прости, у нас тут немного тесновато, – говорит тетя Наоми и толкает тяжелую деревянную дверь.

Передо мной открывает гигантская комната – во всю длину дома.

Здесь полным-полно коробок, почти все доверху забиты тем, что по осени принято называть «сезонными товарами в магазинах»: пластиковыми тыквами, гирляндами из разноцветных листьев, искусственными красными, желтыми и рыжими растениями, орнаментами на осеннюю тематику, декоративными венками из листьев, вязаными подставками под горячее в форме тыкв и яблок…

Я, как и все, люблю горячий тыквенный латте с пряностями и теплые свитера, но это уже немного перебор.

Вслед за тетей Наоми я иду по узкому коридорчику между коробок, смахивая по пути паутину – как искусственную, так и настоящую, – пока мы не доходим до расчищенного участка, где, видимо, мне предстоит спать.

Здесь стоит самая обычная кровать, с железным каркасом «под старину» и светлым винтажным покрывалом, и белый потертый туалетный столик, на пол тетя Наоми постелила несколько ковриков.

Но все это никак не отменяет того факта, что мне придется жить на чердаке. Я невольно чувствую себя Сарой из «Маленькой принцессы»¹. Я вздыхаю. Что ж, по крайней мере, тут окно есть.

– Знаю, это не лучшие условия, – быстро говорит тетя, от которой явно не укрылось мое разочарование. – Но я надеюсь, что тебе тут будет уютно…

Я оглядываюсь на маму, которая лицом намекает мне, чтобы я поблагодарила тетю за гостеприимство.

– Спасибо, – тихо говорю я. – Здесь здорово.

Я дико зла на маму за то, что она поставила меня в такое положение, но только тетя Наоми ни в чем не виновата. И я действительно благодарна ей за то, что устроила нас у себя, хотя сейчас я бы хотела находиться совершенно в другом месте.

Мы скоро вернемся домой. «Ты здесь ненадолго», – напоминаю я себе. Слоана, тяжело дыша, поднимается по лестнице: в руках у нее коробка с моими швейными принадлежностями и машинкой.

– Слоана! – вскрикивает мама, всплеснув руками. – Не нужно было тащить все это сюда. Мы с Эллис сами бы принесли!

Я фыркаю в знак протеста. Это была мамина идея – везти сюда эти сумки. Я бы ни за что не стала тащить машинку вверх по лестнице.

– Да без проблем, тетя Энни. Рада помочь! Куда поставить?

Не успеваю я сказать ей, что это совершенно не важно, потому что я больше не шью, как вмешивается тетя Наоми.

– О да, верно! Энни говорила, что ты, Эллис, увлекаешься шитьем, поэтому я подготовила стол для твоей машинки. – Она показывает на старомодный пыльный стол с небольшим стулом, который стоит слева от кровати. Слоана, покряхтывая, подходит к нему и ставит коробку. – Да, я знаю, что ты наверняка выбираешь для своих нарядов самые разные ткани, какие только можно найти в большом городе, но мы в прошлом месяце собирали одежду на благотворительность, и теперь эти коробки ставить некуда. В администрации сказали, чтобы остатки я привезла в декабре, поэтому можешь брать все, что понравится.

В ответ я ограничиваюсь простым «Спасибо, звучит здорово», – наверное, лучше не говорить ей, что почти все мои творения шились из подержанных рубашек.

Тетя радостно хлопает в ладоши и лучезарно улыбается нам.

– Великолепно! Что ж, думаю, пора нам всем позавтракать. Что скажете?

– Я умираю с голоду, – отвечает мама. – А ты, Эллис?

– Я бы только кофе выпила. До вас уже докатилось такое благо цивилизации, как «Старбакс»? Или хоть просто кофейни? – спрашиваю я.

Мама раздраженно фыркает, но Слоана со смехом отвечает:

– Нет, «Старбакс» до нас еще не докатился. Зато у нас открылась «Кофейная кошка».

Я вскидываю бровь.

– Это кошачье кафе. Кофе просто божественный, и между столиков гуляют чудеснейшие кошки, которых можно приютить. Поверь, тебе понравится. Я схожу с тобой.

– О, ты не обязана…

– Не глупи. Я не допущу, чтобы ты в первый же день бродила по нашему городу в одиночестве, – отвечает она. – Пойдем.

Мы выходим из моей новой запыленной спальни и гуськом спускаемся на второй этаж.

– Приятного вам кофепития, – говорит мама и, глядя на меня, одними губами произносит последнее наставление: «Веди себя прилично».

Я и Слоана выходим на свежий утренний воздух – приятная смена декораций после душного чердака и гнетущих флюидов матери.

Следующие несколько минут Слоана без умолку рассказывает о своем лучшем друге по имени Ашер, о том, где работает ее мама, о лагере с театральным уклоном, куда она ездила этим летом, и о том, с каким нетерпением она ждет послезавтра, когда начнутся уроки, – о последнем я предпочитаю не думать во избежание рвотных позывов.

Мы идем вдоль домов, где на крылечках люди сидят, пьют кофе и читают газеты. И, кажется, все они знают Слоану. По дороге, уже ближе к центру, нам попадается местный книжный и цветочная лавка, где на рукописной афише уже рекламируются осенние цветы.

Наконец мы подходим к зданию цвета морской волны на пересечении Персиковой улицы и Дубового проспекта, буквально через дорогу от городской площади. Я не помню, какое заведение располагалось здесь в тот год, когда я последний раз была в Брэмбл-Фолс, но сейчас над дверью висит деревянный знак с надписью «КОФЕЙНАЯ КОШКА».

Слоана придерживает мне дверь, и я захожу в кофейню – осторожно, чтобы не дай бог случайно не выпустить на улицу кого-нибудь из местных кошек. Воздух внутри буквально пропитан запахами кофе и сахара, у меня мгновенно выделяется слюна, и я получаю заряд бодрости еще до того, как кофеин успевает коснуться моих вкусовых рецепторов. Перед нами шесть человек, поэтому я изучаю грифельную доску с меню, пока мы стоим в очереди.

Тыквенного латте с пряностями не наблюдается.

– Ты что возьмешь? – спрашивает Слоана, когда мы подходим к кассе; у ее ног тем временем трется упитанная трехцветная кошка.

Я вздыхаю.

– Даже не знаю. Я не… – Я уже собираюсь повернуться к ней, как мой взгляд падает на парня за стойкой. Я невольно щурюсь – можно подумать, так картинка перед глазами будет достовернее. – Слоана, это не?..

Быть не может.

Слоана следит за моим взглядом и усмехается.

– Купер Барнетт? Ага. Ты его помнишь?

Конечно, я его помню.

Я помню, как Слоана познакомила нас в прошлый мой приезд. Стоило ей уехать на лето путешествовать со своим ныне почившим отцом, как Купер объявил нас лучшими друзьями.

1.Детский роман английской писательницы Фрэнсис Бернетт о приключениях маленькой девочки Сары. (Прим. пер.)

Bepul matn qismi tugad.