Kitobni o'qish: «Элитная западня. Часть первая. Чужие тайны»

Глава 1. Посредине мира

Солнце было таким ярким и теплым, что слепило глаза, даже сквозь опущенные веки и соломенную шляпу, которая лежала на лице Евы. Оно ласково окутывало ее тело своими лучами, словно давая понять, что она часть чего-то громадного, вселенского. Вокруг плескались волны, заливисто щебетал свиристель, приятно стрекотали большие стрекозы, мысли путались, превращаясь в волшебные фантазии, и в голове девушки возникла строчка стихов Арсения Тарковского, которую она повторила много раз подряд, как заклинание: «Я человек, я посредине мира». Еве уже начало казаться, что она сиротливая, плавающая между галактик планета, как вдруг она ощутила большую мужскую ладонь, которая дотронулась до ее маленькой ручки. Евино плечо коснулось мускулистой сильной руки, напоминая девушке, что она в лодке не одна, и эта такая приятная земная мысль не давала ее сознанию заблудиться в ледяных просторах космоса.

Ева в модном белом платье в пол из кружева ришелье, напоминающем крестильную рубашку, лежала на дне большой зеленой лодки, весла которой торчали с двух сторон, еле удерживаемые креплениями, в центре небольшого живописного озера, заросшего нимфеями. Ее лицо было прикрыто широкополой соломенной шляпой, а рядом, закрыв глаза темными солнечными очками, лежал атлетически сложенный юноша в светлых теннисных шортах, футболке, плотно обтягивающей рельеф торса, и белых мокасинах на загорелых ногах. Все на нем так хорошо сидело, и весь образ был каким-то излишне продуманным, что так и казалось, будто он только сошел с подиума, где представлял модную круизную коллекцию. Молодые люди лежали, пригвождённые солнечными лучами, держась за руки, потеряв счет времени и связь с реальным миром, погрузившись в грезы, переходящие в мимолётный сладкий сон.

Вдруг послышались упругие шаги по деревянному причалу, они эхом отзывались в нереальной тишине, нависшей над озером, и до Евиного слуха донесся голос Ланы, которая громко кричала, думая, что молодые люди в лодке уснули:

– Ева, Герман, ребята ловушки достали, столько рыбы поймалось, мы решили ее выпустить, так что поторапливайтесь, если хотите увидеть эту красоту.

На берегу началась суматоха, послышались веселые голоса, всплески воды и громкий смех. Ева села и слегка прищурила глаза из-за большого количества света, которое дарило полуденное солнце, улыбнулась, смотря на своих друзей. Они столпились на совершенно новом узеньком пирсе, сколоченном из свежих сосновых досок, и с большим интересом заглядывали в сетчатые ловушки, только что вытащенные из воды. Парни пугали девушек большими рыбинами, дотрагиваясь до их нежной кожи скользкими телами озерных линей, а девушки визжали то ли от удовольствия, то ли от отвращения – было сложно понять, потому что их лица светились неистовой радостью. Рыжеволосый юноша, лицо которого было испещрено мелкими еле заметными веснушками, помахал Еве рукой и, показывая небольшую рыбу, прокричал:

– Ева, плывите скорее сюда! Мы выловили золотую рыбку, можешь загадать желание.

Ева, смеясь, посмотрела на темно-серую рыбу, напоминающую соленую селедку, только с оранжевыми плавниками и хвостом, и звонко закричала в ответ:

– Мы сейчас! Попросите ее подождать.

Она поймала себя на мысли, что счастлива. Таким невероятным и одновременно простым было это ощущение, что если бы золотая рыбка и вправду существовала, то Ева бы непременно попросила оставить ей новых друзей навсегда. Еще раз остаться одной стало бы для нее настоящей трагедией. Когда распался Союз стального кольца, Еве казалось, что все в ее жизни серо, безрадостно и полно сожалений о прошлых ошибках.

За десять месяцев до этого солнечного дня Ева с Ланой готовились к первому учебному дню на одном из самых престижных факультетов – факультете международных отношений, куда, к счастью, обе с легкостью поступили. Несколько недель они тщательно продумывали наряды, покупали тетради и ручки, планшеты и телефоны. Только Ева делала это, на полдня приезжая в Милан с виллы, которую занимала ее семья на озере Комо, а Лана прохаживалась по магазинам Петербурга в надежде найти что-нибудь недорогое, но при этом хоть как-то походящее на модную одежду предстоящего сезона. И когда утром первого сентября Лана уже закрывала свою входную дверь, застегивая полы двубортного дымчатого в тонкую полоску брючного костюма, приглаживая густые черные волосы, Ева еще стояла у зеркала, размышляя над своим нарядом. Для триумфального появления в новом обществе она выбрала синий жакет с золотыми пуговицами, имитирующий морской китель, юбку в складку и, взяв сине-белую сумочку на золотой цепочке, уже готова была выйти из квартиры, как вдруг подумала, что в этом наряде похожа на вчерашнюю школьницу. Девушка тут же вернулась и сменила белый шёлковый топ, который слегка выглядывал из-под жакета, на тельняшку, плотно облегающую ее фигуру. На сумочку она повязала маленькую косынку с морской набивкой в виде золотых цепей, сине-красных якорей и флагов. Образ завершали сильно вырезанные красные туфли, которые выгодно демонстрировали изогнутый подъем, делая ее загорелые ноги еще длиннее. Думала ли Ева, что «встречают по одежке», или просто чувствовала себя увереннее в красивой одежде, как в броне, сказать было сложно, но, скорее всего, она считала, что хороший наряд еще никому никогда не навредил, а вот плохой – наверняка. И дело тут было вовсе не в наличии денег или их отсутствии – Ева постаралась бы создать незабываемый образ, даже если бы в ее распоряжении были только ветки и листья.

Девушки договорились встретиться у университета, чтобы прийти туда вместе, но Ева попросила водителя остановить машину немного подальше, чтобы пройтись и собраться с духом. Она не могла понять, почему ее охватило волнение. Раньше первого сентября Ева с большой радостью шла в школу, предвкушая встречу с любимыми друзьями и хорошо знакомыми учителями, заранее зная, что ее там ожидает, а сегодня все было чужим и неизведанным. Остановившись у светофора, она не стала переходить дорогу, а стояла и робея смотрела на серое величественное здание, застывшее в своей значительности. Еве предстояло провести в нем ближайшие шесть лет, и она гадала, что сулила ей эта громада камня и стекла, к центральному входу которой вереницами стекались студенты, как муравьи к своему муравейнику. Может, это мрачное здание молчаливо предупреждало ее об опасности, а может, торжественно приветствовало ее будущий успех, это Еве еще предстояло выяснить. Она неуверенно ступила на черно-белую зебру пешеходного перехода, начав неотвратимое движение к новой истории, избежать которой она все равно бы не смогла. У входа Ева наконец заметила взволнованную Лану.

– Слава богу, ты здесь! Я думала, что сейчас грохнусь в обморок от волнения и толпа затопчет меня, как обертку от конфетки, – нервно хихикая, заявила Лана, целуя подругу в щеку.

– Если будем следовать моему плану, то через пару месяцев станем так популярны, что даже если ты потеряешь сознание, толпа вынесет тебя на руках, как рок-звезду, – приободрила Лану Ева, поправляя брошку на лацкане ее жакета.

Спустя пару минут девушки с трепетом и радостью, которые знакомы только первокурсникам, зашли в университет, еще не подозревая, что он оправдает равно как все их ожидания, так и все страхи. Они плыли в плотном потоке студентов, который у проходной превращался в настоящее столпотворение из-за низкой пропускной способности вертящихся турникетов-триподов. Подруги поглядывали по сторонам, рассматривая незнакомое помещение, а потом улыбаясь посмотрели друг на друга и уже хотели взяться за руки, но решили, что этот жест будет выглядеть уж очень по-детски, остановили свой порыв и рассмеялись. Когда подошла Евина очередь и она, прокрутив рычаг турникета, прошла мимо охраны, демонстрируя свой студенческий билет, то услышала вдогонку, как ее окликнул приятный мужской голос:

– Девушка, вы уронили.

Ева обернулась и увидела молодого мужчину в белой хорошо отутюженной рубашке и черном галстуке со специальным зажимом. Он слегка улыбался, только уголками рта, и протягивал шелковую косыночку, которую она так искусно повязала себе на сумку, стоя дома у огромного зеркала.

– Спасибо, – забирая косынку, проговорила девушка, слегка кивнув своей кукольной головкой, а потом повернулась к подруге и еле слышно добавила: – Здесь все такое замечательное, даже охранники милые.

– А я не просто охранник, я начальник охраны, – вдруг услышала Ева и обернулась.

Молодому человеку были приятны слова, сказанные красивой девушкой, и он, широко улыбаясь, посмотрел на нее добрыми глазами.

– Меня зовут Адам, а вас?

– А меня Ева, – ответила девушка и слегка пожала плечами, недоумевая такому совпадению.

Но юноша вдруг стал серьезным, улыбка стерлась с его лица, и в глазах промелькнула тень обиды, он привык за двадцать пять лет своей жизни, что многие подтрунивали над его ярким библейским именем. «Ева она, надо же такое сочинить», – подумал юноша и обиженно отвернулся, а девушки, не замечая его волнения, весело помчались вверх по лестнице к расписанию, чтобы выяснить, в какую аудиторию им направиться.

На втором этаже было многолюдно, пестрая толпа смешливых беззаботных молодых людей сновала из стороны в сторону, и подруги всё-таки схватились за руки, чтобы не потеряться в этом неистовом водовороте. Тут их остановила высокая фигуристая дама в красивом костюме, который был пошит из тончайшей серой шерсти и придавал ее и без того статной фигуре еще большую монументальность.

– Вы из какой группы? – спросила дама и окинула внимательным взглядом, как ей показалось, растерявшихся первокурсниц, которые выглядели совсем еще девочками.

– Из 112.

– Это хорошо, вам сейчас нужно подняться на третий этаж, там собирается ваша группа, а в десять часов – торжественное открытие учебного года в большом актовом зале, – потом дама объясняла что-то про фотографирование на пропуск, при этом внимательно смотрела только на Лану, как будто Евы совсем не существовало. И уже когда разговор был окончен, она скользнула взглядом по очаровательному Евиному лицу и, обратившись к Лане, которая хлопала своими крошечными глазками за стеклами немодных очков, добавила:

– Объясни, пожалуйста, все своей подруге, она, по-моему, ничего не поняла.

Ева была в шоке, первый раз она столкнулась с такой дискриминацией по отношению к ее внешности, первый раз ей так откровенно дали понять, что ее огромные глаза с выгнутыми ресницами, копна блестящих каштановых локонов и идеальный французский маникюр никак не вяжутся с умом и сообразительностью.

Девушки быстро поднялись еще на один этаж, где обнаружилось, что ни красавица Ева, ни ее подруга с внешностью «ботаника» так и не смогли понять, куда им нужно идти. Они несколько раз безрезультатно прошлись по коридору и, недолго думая, открыли первую попавшуюся дверь наугад. Их взору открылось огромное помещение, залитое солнцем, до отказу набитое девушками, которые негромко переговаривались, некоторые даже шептались, неуверенно поглядывая друг на друга.

– Это какая группа? – выпалила Лана, замирая у входа.

– 110, психология, – кто-то громко выкрикнул из середины зала, и подружки, так и не поняв, кому принадлежал этот резкий голос, быстро выбежали в коридор.

– Фуф, хорошо, что не наша, а то столько девчонок на один квадратный метр я бы точно не пережила, – с облегчением произнесла Ева, и они с Ланой громко расхохотались.

Когда подруги все же нашли нужную аудиторию и, сев в последнем ряду, начали рассматривать своих новоиспеченных одногруппников, Ева наконец снова стала сама собой. Появились уверенность, легкая надменность, все переживания и волнения скрылись под маской невозмутимого безразличия. Она неторопливо обвела глазами сидящих впереди молодых людей, которые уже начали знакомиться, делиться на небольшие группки, переговариваться, но были и такие, которые сидели в безмолвном одиночестве.

– Хорошо, что мы с тобой вместе, а то я бы, наверное, все время была, как вон тот парень в углу, – одинокая, с грустным лицом, – шёпотом произнесла Лана, кивнув в сторону молодого человека в черном пиджаке, обладателя густой рыжей шевелюры.

Ева в это время прислушалась к разговору, который вели молодые люди, сидящие прямо перед ними. Они почему-то обсуждали домашних животных, чем очень повеселили ее, но, когда высокая девушка с длинными волосами, окрашенными в сиреневый цвет, рассказала, что у нее дома живет ворон, Евиному удивлению не было предела.

– Настоящий? – переспросил юноша, сидящий рядом с обладательницей странного питомца.

– Конечно, настоящий, черный как смоль, а когда расправит свои огромные крылья, да как каркнет, так дрожь по коже идет.

«Жуть», – подумала Ева и внимательно посмотрела на юношу, которому все пытались что-то рассказать, заискивающе заглядывали в глаза, поворачивая в его сторону свои юные головки, и повсюду было слышно:

– Тебя как зовут?

– Саша.

– Это ты Саша? Очень приятно!

– Саша, а ты когда-нибудь держал в руках настоящего ворона?

В какой-то момент Еве показалось, что все вокруг зашипели, как спрятанные под опавшими листьями змеи: «Саша, Саша, Саша». Она покачала головой, сложив свои пухленькие губки в ироничной усмешке, глядя в затылок этого жгучего брюнета, и хотела что-то спросить у Ланы, как обладатель имени Саша вдруг будто почувствовал тяжелый Евин взгляд и обернулся, сверкнув на нее своими темными глазами, обрамленными черными ресницами и эффектными густыми бровями. Ева сделала совершенно безразличное лицо, но где-то глубоко внутри почувствовала щемящую тревогу. Что-то в этом взгляде было до боли знакомое, что-то будоражащее душу, вызвало всплеск приятного волнения.

– Как этот парень похож на Юру, тебе не показалось? – спросила Лана, будто потоком холодной воды обдавая Еву воспоминаниями.

Ева ничего не ответила, она перевела взгляд на преподавателя, появившегося в аудитории, и, узнав в ней даму, которая совсем недавно дала понять, что Еве придётся очень потрудиться, чтобы завоевать ее уважение, достала из сумки белоснежный кожаный блокнот, сделав первую запись на его форзаце – «Соловьева Валентина Ивановна». Это была дама лет сорока пяти с модной короткой стрижкой, аккуратно уложенной в элегантную прическу, со строго смотрящими серо-голубыми глазами, а твердая поступь, громкий голос и две морщинки, лежащие между бровей, говорили о ее несгибаемой воле, твердом характере и вечной сосредоточенности. Валентина Ивановна предложила молодым людям как можно скорее назначить старосту, чтобы они гурьбой не толпились в деканате, и, объявив, что будет преподавать у них политическую географию, экзамен по которой состоится уже на зимней сессии, вышла из аудитории.

Предоставленные самим себе ребята начали выбирать старосту, но так как были незнакомы друг с другом, все попытки что-то обсудить затухали, не успев разгореться, время шло, а выборы так и не сдвинулись с мертвой точки. Ева, которой уже изрядно надоело сидеть на одном месте, повернулась к подруге и, немного сощурив свои глаза, прошептала:

– Лана, а давай я предложу твою кандидатуру, нам не помешает свой человек в руководстве.

– Нет, ты что, я не могу, это весь день нужно будет улаживать какие-то дела, бегать к преподам, сверять расписание и еще куча всякой ерунды. Нет, такая ответственность не для меня.

– Да, ты права.

Ева изучающе посмотрела по сторонам, и ее взгляд упал на девушку, безучастно сидящую на их ряду немного поодаль, старательно что-то записывающую в блокнот. Она изредка поднимала глаза на окружающих, при этом выглядела очень сосредоточенной, а ровно, как под линейку, обрезанные волосы в жестком каре и нос с горбинкой делали ее образ старше смешливых первокурсников, заполнивших аудиторию. Ева уличила минутку, когда эта собранная девушка подняла глаза от блокнота, и мило ей улыбнулась.

– Тебя как зовут?

– Инга.

– А я Ева. Инга, мне показалось, ты очень серьезная и создаешь впечатления ответственной и обязательной, хочешь, я предложу твою кандидатуру на роль старосты?

– Ой, прямо как в театре, у меня будет своя роль, – засмеявшись, ответила Инга неожиданно болезненно-сиплым голосом, потом, немного поразмыслив, утвердительно кивнула головой и добавила: – А что, мне нравится эта идея.

Праздник в большом актовом зале был не менее торжественным и профессиональным, чем в Евиной старинной гимназии, а зал и вовсе покорил ее своим великолепием. Как только она перешагнула порог этого огромного помещения, залитого теплым светом, то сразу почувствовала себя в своей стихии. Зал напоминал маленький оперный театр, оформленный в лучших традициях 17-го века. Девушка подняла глаза, чтобы рассмотреть огромную люстру, и замерла от красоты потолочного плафона. Это было настоящее барокко. Нет, не просто барокко, а барокко наивысшего мастерства. Живописцы, создавая эту красоту, смогли изобразить иллюзию прорыва плоскости потолка, вместо которого можно было видеть небо, облака и летящие фигуры ангелов. Ева не стерпела, достала свой телефон и решила запечатлеть для Натали, как художник как бы отрицает прочность архитектуры и в то же время, сочетаясь с ней, изменяет её тектоническим принципам. Она стояла, погруженная в свои мысли, прижавшись к стене, в тени нависшего над входом бархатного балдахина и наблюдала за своими одногруппниками, оценивая, кто из них мог бы подойти на роль их с Ланой новых друзей. Неожиданно ее потянула за руку Лана:

– Ева, ты что стоишь здесь, как Александрийский столп, пошли к остальным.

Девушки быстро заняли свободные места в отведенном для них ряду, и Ева случайно задела локтем юношу, рука которого лежала на их общем подлокотнике.

– Извини, – еле слышно, как будто это он виноват в произошедшем, произнес молодой человек, широко улыбаясь, демонстрируя свои неестественно белые зубы, на одном из которых сиял прозрачный камешек, напоминая Еве стразы, которые ей иногда предлагали в маникюрном салоне прикрепить к ногтю.

«Вот это зубы!» – изумившись, подумала она, затем перевела взгляд на белесые ресницы и брови парня, они почти растворялись на его покрытом веснушками лице. Это был тот самый рыжеволосый юноша, который, не вынимая наушников из ушей, держался в сторонке и не проронил ни слова с самого утра. Ева еще раз повернула в его сторону голову, а молодой человек как-то съежился под ее взглядом, потупил взор и на его бледном лице выступили два огромных красных пятна в тех местах, где у людей обычно живет румянец. Но Ева сразу же забыла о парне, которого так сильно смутила, всего лишь дотронувшись до него локтем. Она внимательно исследовала содержимое своей сумки в надежде найти ручку, чтобы сделать записи, и когда поняла, что ее там нет, расстроилась. Это была тонкая ручка с гравировкой и золотым пером. Натали вчера подарила ее Еве в память о начале студенческой жизни, вместе с блокнотом в белом кожаном переплете, и девушке не хотелось потерять подарок матери в первый же день учебы. Она начала судорожно вспоминать, где могла забыть ручку, а потом что-то шепнула на ухо Лане и, стараясь быть незамеченной, вышла из зала, поняв, что доставала ручку только в аудитории.

Выйдя в пустынный коридор, Ева тут же пожалела, что пошла одна. Она вспомнила, как на подготовительных курсах ребята обсуждали существование в этом университете секретного студенческого общества, в которое все мечтали попасть. Девушка представила себе, что сейчас к ней подбегут незнакомцы, наденут на голову мешок и потащат в сырой каменный подвал, где люди с факелами в руках и балаклавами на голове заставят ее проходить какие-то немыслимые испытания. Сердце бешено колотилось, заставляя быстрее бежать по роскошной мраморной лестнице. В считаные минуты достигнув двери кабинета, где час назад Ева слушала наставления Валентины Ивановны, она еще раз испуганно обернулась и наконец выдохнула. Затем осторожно приоткрыла дверь и вошла, в аудитории было светло и тихо. Ева огляделась, на столе ручки не было, она прошла по ряду, чтобы посмотреть на сиденье, когда услышала какую-то возню в районе кафедры. Белея от страха, Ева резко повернула голову в направлении шума и увидела худого долговязого юношу, который что-то доставал из открытой длинной панели, пристроенной под огромным монитором, занимающим большую часть стены за непомерно длинной трибуной. В этот момент молодой человек тоже заметил Еву, он дернулся от испуга, затем выпрямился, сплел свои длинные руки на груди и уставился на нее круглыми немигающими глазами. По всему его виду было понятно, что делал он что-то противозаконное и Ева застигла его врасплох. Так они стояли несколько секунд молча, глядя друг на друга. Когда Ева вдруг заметила ручку на полу, и, схватив ее, пулей выбежала в коридор.

Около четырех часов дня Ева с Ланой вышли на улицу и неспешным шагом направились к метро.

– Странно, – грустно произнесла Ева, – мы переехали на Крестовский, я поступила вуз, но ни тебе фейерверка радости, ни тебе безудержного веселья. В прошлом году в это время я праздновала начало учебного года с друзьями и готовила грандиозную вечеринку у себя дома, которую устраивала в сентябре много лет подряд, а сегодня я даже не знаю, чем себя занять.

– А что не так с новой квартирой? – удивленно спросила Лана.

– Понимаешь, она находится в трехэтажном доме, где люди давно живут вместе и знакомы между собой. Они при встрече приветствуют друг друга, как старые друзья, и так тесно общаются, что когда я выхожу во двор, то чувствую себя человеком, случайно попавшим в закрытый клуб. Кажется, что они все знают какую-то тайну и посвящать меня в нее не собираются.

– Не переживай, ты привыкнешь, – отозвалась Лана, но по ее голосу было ясно, что она совсем не понимает подругу. Она бы из-за такой ерунды точно не расстроилась. Переехать в самый престижный район Питера и вздыхать по этому поводу – это уж слишком. Лана с самого рождения жила в многонаселенной коммунальной квартире, у нее никогда не было даже своей комнаты. А еще она знала, что, придя сегодня домой, будет придумывать, с чем скомбинировать брюки, которые надеты на ней сейчас, чтобы никто не догадался, что она пришла в том же наряде, что и накануне. А Ева переживала, что кто-то не так посмотрел ей вслед, когда она вышла из своей двухсотметровой квартиры в одежде от лучших дизайнеров мира. Это было для Ланы странно и даже немного обидно, в такие минуты она испытывала к Еве чувство, напоминающее неприязнь, которая удивительным образом уживалась в ней с безграничной любовью и преданностью подруге.

– Ну, как тебе наши одногруппники? – задумчиво приподнимая свои идеально откорректированные брови, спросила Ева, прервав ее размышления.

Лана улыбнулась, потом закатила вверх темные слегка раскосые глаза и смеясь выпалила:

– Это что-то с чем-то, ну номер один, конечно же, Саша. Первый день, а вокруг него уже такой ажиотаж, говорят, он сын какого-то олигарха или шейха, я не запомнила, – рассмеялась заливисто Лана. – А девчонка с вороной – тоже кадр, как представлю огромную птицу на плече, которая выдергивает ее сиреневые волосы, так даже боюсь, что мне этот кошмар приснится ночью.

– А знаешь, что я видела? Помнишь парня, который все бродил в одиночестве, рыженький в веснушках? Так вот он сидел со мной рядом в актовом зале, и я заметила, что у него в переднем резце вставлен бриллиант.

– Бриллиант в зубе – это зачем, для понтов?

– Наверное.

Мгновение спустя Ева радостно захлопала в ладоши, словно маленькая девочка, и, забыв про своих новых знакомых, воскликнула:

– Я придумала, чем мы сейчас займемся! В нашем районе есть парк «Тихий отдых», вокруг него вся местность изрезана каналами, красота неописуемая. Так вот, самое интересное, что сейчас вместо рыбы в этих каналах водятся сапсерферы. Мы с мамой недавно тоже купили себе сапборды. Поехали кататься, смотри, какая погода чудесная!

– Сапсерф? Это когда стоишь на красивой доске и отталкиваешься веслом? Круто, помчались, – бодро почти прокричала Лана и, уже не боясь чужих взглядов, схватила Еву за руку, и они радостные вошли в метро.

Не прошло и часа, как девушки облачились в гидрокостюмы, которые эффектно обтягивали их стройные юные тела, уселись в тени огромных полувековых лип на берег, заросший аккуратно подстриженной травой, и начали обертывать вокруг своих тоненьких щиколоток так называемый лиш. Эти лиши соединялись поводком с яркими, расписанными в стиле супрематизма, досками. Рядом расположилась небольшая компания подростков, игравшая в волейбол. По всему было видно, что они давно знакомы, скорей всего, школьники старших классов. Ребята смеялись, радуясь каждому отбитому мячу, мальчишки все время беспричинно толкали друг друга, а девочки то и дело обнимались и с обожанием поглядывали на нескладных парней. Они радостно выкрикивали имена друг друга и пили колу из одной бутылки. Ева, глядя на весело играющих подростков, подумала, как хорошо быть ребенком, как легко общаться и строить отношения, когда тебе еще нет и пятнадцати. Ты повстречал своего друга в песочнице и, несмотря ни на что, общаешься с ним много лет. Или сидел в первом классе за одной партой, и теперь вы закадычные друзья. А может, ваши мамы познакомились в роддоме, и вы, сами того не замечая, со временем стали не разлей вода. А она теперь взрослая и хорошо понимала, что сделать окружающих ее людей своими друзьями будет не так легко.

– Ева, ты так и не сказала, как тебе Саша, – спросила Лана, и загадочная улыбка проскользнула по ее лицу.

– Саша – немодное имя, когда он станет нашим другом, я буду называть его Алексом, и весь наш союз заставлю его так называть.

– У нас будет новый союз?

– А ты что думаешь, мы теперь до конца жизни будем грустить в одиночестве? – удивленно глядя на подругу, спросила Ева.

– И как ты собираешься создать этот новый союз?

– Еще пока не знаю, – вставая, ответила Ева и, взяв свою доску, отправилась к воде, – но обязательно придумаю, – прокричала она, удаляясь, – я обещаю!

Сразу встать в полный рост и поплыть девушки побоялись. Они осторожно забрались на трехметровый сап, умостились на колени и, гребя веслом вдоль борта, отчалили от берега. Подруги радостно оглядывались по сторонам, и казалось, что так несмело, но очень воодушевленно они плывут на ярких экстравагантных досках навстречу новым приключениям.