Kitobni o'qish: «Сумеречный муж», sahifa 4

Я с мучительной тоской осознала, что мои слова глубоко оскорбили его. Но он не стал возмущаться, не стал обрушивать на меня свое негодование, только тихо и спокойно произнес:

– Не тревожься, Арина. Я вполне способен оплатить этот ужин самостоятельно. Иначе я бы и не стал его заказывать. А те парни, о которых ты говоришь, я даже не знал, что такие существуют. Для меня подобное поведение немыслимо.

– Влад, прости меня, пожалуйста! – взмолилась я, чувствуя себя неискупимо виноватой перед ним. – Я не хотела тебя обидеть, честное слово! Просто… я ведь совсем тебя не знаю. А по натуре я очень мнительная, с детства привыкла смотреть на людей только с черной стороны…

Я была уверена, что Влад еще какое-то время поломается, прежде чем простить меня, но стоило ему услышать мои извинения, как он бурно им воспротивился:

– Никаких извинений, Арин! Ты ни в чем не виновата. Я не прав, что так среагировал. Но ты знай: у меня и в мыслях не было ничего подобного. Я даже представить себе не мог, что ты так обо мне подумаешь.

– Извини, правда, – сказала я, пристально глядя на него: мне хотелось убедиться, что он действительно больше не чувствует себя оскорбленным. – Просто не у всех такие нормы морали, как у тебя.

– Нормы морали? – усмехнулся он. – С каких пор обыкновенное поведение обыкновенного мужчины считается какой-то редкостью?

Я задумалась:

– Наверное, с тех пор, как Советский Союз распался.

Мы оба рассмеялись. Я с внутренним облегчением заметила, что Влад полностью расслабился и стал таким же веселым и непринужденным, каким был до того, как я влезла со своими неуместными подозрениями.

– Да, с планетой происходит что-то странное, – сказал он с шутливой серьезностью. – Но, знаешь, теперь, подумав об этом, я вижу, что не имею права судить тех парней, о которых ты говорила. Не каждая девушка способна вызвать к себе уважение. И не каждой хочется угождать. Но, впрочем, нет, нет, все это ничего не значит. Какой бы ни была девушка, мужчина, пригласивший ее на свидание, обязан рассчитывать исключительно на собственный кошелек, и дело тут даже не в стыде перед ней, а в чувстве собственного достоинства. Ведь это просто унизительно для мужчины – идти на встречу с девушкой в расчете на ее средства.

– Не все так думают, – заметила я. – Для многих парней свидания напополам в порядке вещей.

– Мне их жаль, – тряхнул головой Влад. – Но ты не отвлекайся, Арин. Пей, пей шоколад. Ты должна согреться.

К слову говоря, он уже заставил меня опустошить весь чайник с чаем и теперь принялся проделывать ту же операцию с кофейником горячего шоколада.

– Да не беспокойся ты! – сказала я со смехом. – Я уже сама как чайник – у меня внутри все горит.

– Отлично. Не останавливайся, продолжай пить.

– Я больше не могу.

– Ты должна. Пока все это не выпьешь, я тебя в покое не оставлю.

Я испустила тяжкий, тоскливый вздох (притворный, конечно) и храбро взялась за чашку. И тут Влад произнес нечто такое, что заставило меня взглянуть на него с удивлением и непроизвольной настороженностью. Он сказал:

– Я не могу допустить, чтобы ты заболела. Тогда я точно никогда не прощу себя за то, что опоздал.

Я отложила чашку и внимательно посмотрела на него. Мне было не по себе от той серьезности, с которой он произнес эти слова. Я не понимала его.

– Мы ведь, кажется, уже закрыли эту тему?

– Она будет закрыта только после того, как я удостоверюсь в том, что ты не простудилась по моей вине.

– Знаешь, Влад, на самом деле тут вообще нет твоей вины. Я сама виновата. Мне надо было взять с собой куртку. Я ее не взяла, а потому и замерзла.

– Но если б я не опоздал, ты бы не успела замерзнуть, – сказал он с обреченной улыбкой. – Так что я виноват в любом случае.

– Ты со всеми девушками так обращаешься? – спросила я и тут же поразилась собственной храбрости: вопрос был далеко не самый вежливый.

Но Влад спокойно спросил:

– Как?

– Ну, с такой нереальной заботой, внимательностью, что ли.

Мне показалось, что я его снова рассердила: в его глазах как будто мелькнуло нечто вроде досады, но я не была хорошенько уверена. Как бы то ни было, ответил он вполне дружелюбно, хотя и без особой теплоты:

– Нет, не со всеми.

Интонация его голоса мне не понравилась. Она была какой-то уж слишком серьезной, уж слишком прямолинейной. Меня охватила тревога. Этот парень как-то странно на меня действовал. С одной стороны, мне было удивительно хорошо рядом с ним, так хорошо, как не было еще ни с кем, а с другой, я все время чувствовала какой-то смутный, непонятный страх, находясь в его обществе. Я заставляла себя не верить каждому его слову и взгляду, но это было совсем не так легко, как мне бы того хотелось. Если раньше я почти с удовольствием ставила крест на своих ухажерах, то теперь мне приходилось прилагать колоссальные усилия, чтобы, по крайней мере, вести себя осторожно.

Я чувствовала себя как-то не так. Не так, как обычно. Мне было и хорошо и страшно в одно и то же время, и это сильно меня угнетало. Я стала какой-то другой и сама ясно это видела. Особенно я терялась в те моменты, когда Влад вдруг переходил вот на такой мрачный и серьезный тон, каким он проговорил слова «Нет, не со всеми». Тут я вообще забывала себя и уже решительно не знала, что мне делать. А ведь это совсем было на меня не похоже!

Я всегда была известна, как человек, умеющий сохранять хладнокровие в любых, даже самых критических обстоятельствах. Теперь же со мной происходило что-то из ряда вон выходящее. Я еще не понимала, как следует, чем это было вызвано, но одно знала совершенно точно: этот парень опасен для меня. Каким-то неведомым образом он сумел захватить надо мной власть, которую я всю свою жизнь старалась удержать только за собой. Причем он сделал это без всякого труда, я даже не заметила, как это произошло.

Поэтому не было никаких сомнений в том, что он представлял для меня большую опасность; пускай еще не вполне осознанную, но явно крайне зловещую. Мне следовало помнить об этом и не подпускать его к себе слишком близко. Во всяком случае, стараться изо всех сил. Изо всех сил. Вопреки безумной тяге, которая уже сейчас вынуждала меня поступать наоборот. Той самой тяге, которая едва не свела меня с ума при первых минутах нашей встречи.

Тут я заметила, что Влад пристально, не отрываясь ни на секунду, изучает мое лицо, как бы следя за каждым ходом моих размышлений. Скорее всего, это было признаком надвигающейся паранойи, но я вдруг испугалась, а не догадался ли он действительно о моем беспокойстве относительно его способности влиять на меня? Он смотрел так пристально, так глубоко и проницательно…

Я почувствовала, что бледнею, а затем мне в лицо резко бросилась краска. Что это за выражение у него на лице? Уж не лукавая ли это усмешка Дьявола?

– Ты считаешь меня ловеласом? – спросил он, укоризненно качая головой. – Неужели я произвожу столь отталкивающее впечатление?

«Как раз наоборот. Пожалуй, ты даже слишком хорош». Хотя его лицо казалось серьезным, я почему-то была уверена, что он смеется надо мной втихомолку.

– Нет, я пока еще никем тебя не считаю. Ведь я ничего о тебе не знаю.

– Но ты сомневаешься в моей надежности, не так ли?

– Можно подумать, ты уверен во мне на сто процентов, – хмуро заметила я.

– Почти, – ответил он, спокойно глядя мне в глаза. – Но у меня больше на то оснований, чем у тебя.

– Что ты имеешь в виду?

– Об этом я расскажу тебе позднее. А сейчас я хочу, чтобы ты перестала меня бояться. Вернее, перестала бояться меня обидеть. Расскажи, что тебя во мне смущает, и я постараюсь развеять твои сомнения.

– Какой в этом смысл? – спросила я недоуменно. – Тебе ведь это совсем не нужно.

– Ты ошибаешься, – ответил Влад, и его голос снова обрел ту мрачную серьезность, которая так сильно меня волновала. – Я хочу это знать. Я должен это знать.

Сказав это, он устремил на меня выжидающий взгляд, и я поняла, что откровенного разговора не избежать. Чувствуя мучительную неловкость, я нерешительно произнесла:

– Ну, я просто тебя не понимаю. Твои действия кажутся мне нелогичными и, прости, немного подозрительными…

– Какие именно действия?

– Ну, ты же сам видишь, мы друг другу совсем не подходим.

– Почему? – угрюмо спросил он.

Как же трудно мне было преодолеть смущение! Но я все-таки заставила себя продолжать:

– Мы с тобой из разных миров. И если уж на то пошло, я не твоего уровня.

И что за горечь в сердце? Почему мне стало так больно от этих слов? Я ведь ему не доверяю. Он мне никто. И я ему никто. Это не должно меня ранить. Но почему же мне так больно? Если бы только Влад хотя бы на несколько секунд перестал так проникновенно смотреть на меня! Я бы, возможно, успела взять себя в руки. Но он и не думал избавлять меня от этого жестокого ига! Какой слабой я чувствовала себя под его взглядом!

И тут он спросил не то грустно, не то обреченно:

– Значит, ты считаешь меня недостойным себя?

Я уставилась на него почти с отчаянием. Мне хотелось стукнуть его чем-нибудь по лбу. Как, как он умудрился понять все наоборот?!

– Нет же, не в этом дело! Я не знаю, как объяснить…

– Скажи прямо, не мучай себя.

«Да я-то себя не мучаю. Это ты меня мучаешь!»

– Ну ладно. Я же вижу, что совсем не подхожу тебе. Я для тебя, как бы это сказать, слишком невзрачная, что ли. Вот почему я не могу взять в толк, что тебя во мне так привлекает!

Я выпалила все напрямую и сразу же почувствовала огромное облегчение. Последствия меня не пугали. Я должна была высказаться, этого требовала моя недоверчивая сущность, которую не могло подавить даже всепроникающее обаяние Влада. Но его реакция оказалась совсем не такой, какой я ее себе представляла. Вопреки моим ожиданиям, он нисколько не рассердился и даже ничуть не растерялся. Нет, он поступил совсем иначе.

Он рассмеялся. Громко, весело и непринужденно, как будто я сказала что-то на редкость забавное.

Я так удивилась, что даже рот приоткрыла от неожиданности.

– Арина, Арина, – пробормотал он спустя некоторое время, все еще довольно посмеиваясь. – Какая же ты милая и глупенькая!

– Чего-чего? – возмущенно осведомилась я.

– Смени гнев на милость, это комплимент. Я невероятно рад тому, что только что понял.

– И что же ты понял?

– Этого я тебе сказать не могу, ты все равно не сможешь меня понять.

– Вот еще! Не такая уж я и глупая – говори!

– Нет, я лучше скажу тебе другое: я совсем не считаю, что ты мне не подходишь. Почему ты вообще так решила?

– Ну, это же ясно. Ты крутой парень на шикарной тачке, любая красавица побежит за тобой, стоит только пальцем поманить. А я… ну, не совсем красавица и, к тому же, не совсем девочка. В следующем году мне исполнится двадцать шесть. Я не самый выгодный для тебя вариант. Это-то меня и смущает. Почему ты так со мной возишься?

Влад с улыбкой покачал головой:

– Значит, ты считаешь себя старой?

– Не то чтобы старой, скорее, не первой молодости…

– Неужели ты действительно так думаешь?

– Не знаю. Все так думают.

– Кто – «все»?

– Да все, кого я знаю. В том числе и моя мама.

Неожиданно Влад перегнулся через стол, так что его лицо оказалось в полуметре от моего. Я невольно отпрянула, а он серьезно, но, к счастью, не мрачно произнес:

– Возможно, тебя это огорчит, но ты не такая уж и старая. Если бы ты действительно была взрослой и мудрой, какой себя считаешь, ты бы уже давно поняла, что «все» – это толпа глубоко несчастных ничтожеств, старающихся любой ценой сделать несчастной и тебя. А раз ты этого до сих пор не осознала, значит, ты все еще наивная девчонка, которой еще только предстоят умозаключения старости.

Тут он откинулся обратно на спинку стула и сложил руки на груди.

– Не знаю, поверишь ты мне или нет, но то, что я сейчас расскажу – чистая правда, какой бы невероятной она ни казалась. Хотя сверхъестественной я бы ее также не назвал, скорее, необычной и неправдоподобной. Видишь ли, я происхожу из очень древнего русского рода, в котором все мужчины испокон веков были однолюбами. Однажды полюбив одну женщину, они хранили ей верность до конца своих дней, даже если она умирала раньше их. Чтобы отыскать свою единственную любовь на всю жизнь, моим предкам приходилось тратить много лет, порой даже десятилетия. Но зато, когда их поиски завершались успехом, они обретали не пустой холодный брак, а вечное неизбывное счастье, уничтожить которое была способна только смерть. Смахивает на сказку, верно?

– Да, есть немного, – пробормотала я неуверенно.

– Тем не менее, это правда. Еще в дворянской России Рахмановы были известны, как мудрейшие деятели государства, вернейшие друзья и надежнейшие мужья. Способность любить только одну женщину может показаться несколько странной, даже отдающей мистицизмом (кое-кто в былые времена так и считал), но Рахмановы на собственном опыте убедились, что от нее не уйти. И я тоже это знаю, поскольку являюсь таким же Рахмановым, как и мои предки, пускай и живу в двадцать первом веке. Знаешь, я ведь уже почти смирился с тем, что в этом мире не существует женщины, которую я могу полюбить, которая предназначена мне на всю жизнь. Ты не ошиблась, я знал множество ослепительных красавиц, которые считали, будто я им нравлюсь, но я испытывал к ним то же, что испытываю сейчас вот к этим стенам – да, они красиво оформлены, и на них висят чудесные картины, но я бы не хотел посвятить им всю свою жизнь. Найти тебя мне помогла обыкновенная случайность, случайность, за которую я никогда не перестану благодарить Бога. Я даже не был зарегистрирован на том сайте, мой друг однажды наткнулся на него и стал в моем присутствии просматривать анкеты понравившихся ему девушек. Один из профилей был твоим. Я совершенно случайно оторвал взгляд от книги, которую читал тогда, и увидел тебя. И сразу же понял, что нашел то, что искал столько лет. Об этом таинственном внутреннем наитии мне рассказывал еще мой дед. Необъяснимое, не подтвержденное никакими фактами осознание того, что этот человек – тот, кто тебе нужен. И знаешь, что самое поразительное? Это чутье еще никого не обмануло. Поэтому я сразу же создал собственный профиль и вступил с тобой в переписку. Но ты не заходила на сайт еще целых две недели, и в это время я узнал, что такое муки неведения. Теперь ты понимаешь меня? Понимаешь, почему я так беспокоюсь о тебе и почему убежден, что ты моя судьба? Ты мне веришь?

Я готова была ему поверить. Я не могла ему не верить. И в то же время мне было страшно. Я боялась довериться этому неожиданному течению, так как понятия не имела, куда оно меня приведет. Все, о чем говорил Влад, казалось вполне возможным и вместе с тем нереальным. Я чувствовала себя совершенно потерянной.

– Арина, ты мне веришь? – повторил Влад свой вопрос, и я заметила мольбу в его глазах.

Нет, он не мог так искусно притворяться. Я поняла, что мне легче поверить в его историю, чем в то, что он затевает против меня какое-то зло. И это в очередной раз подтвердило тот факт, что он представлял для меня огромную опасность.

– История, конечно, не самая правдоподобная, – сказала я, стараясь не смотреть ему в глаза, – но, как ты и говоришь, сверхъестественной ее также назвать нельзя. Мужчины-однолюбы существуют, хотя я никогда не думала, что дело тут в наследственности. Но, знаешь, Влад, я все-таки не уверена в том, что тебе нужна именно я. Ты вполне мог что-то перепутать, обмануть сам себя. Вряд ли я та, кого ты ищешь.

– О нет, Арина, – сказал он с уверенностью, от которой мне стало жутко, – я не мог ничего перепутать, и не мог ошибиться. И уж тем более я не мог обмануть самого себя. Если б я был способен это сделать, я бы не ждал столько лет. Но у меня не было такой возможности. Потому что мне всегда была нужна только одна женщина, единственная, которую мне суждено было искренне полюбить. И это ты.

Он сказал это так спокойно и непоколебимо, что я ясно увидела: возражать ему бессмысленно. Он знал то, что знал, и теперь никакая сила не смогла бы отнять у него это знание. Но если ему от этого было радостно, то мне – дико и странно.

Я все еще сильно сомневалась в том, что ему можно верить. Уж слишком неестественной и замысловатой была его история, слишком много в ней было надуманного и необъяснимого. Кроме того, меня почему-то не покидало чувство, что в ней сквозил какой-то незримый подтекст, скрывавший нечто, в чем и заключалась истинная суть всего сказанного. Хотя, возможно, это был лишь плод моего расстроенного воображения.

Как бы то ни было, я не могла заставить себя так легко ему поверить. Не могла, потому что боялась. А боялась, потому что хотела этого больше всего на свете.

– Послушай, Влад, я не думаю, что… – начала было я, но он с мягкой решительностью прервал меня:

– Я знаю, что тебе трудно вот так взять и поверить во все это. Я прекрасно понимаю, как фантастично все это звучит. Но я собираюсь доказать тебе обоснованность своих слов. Я сделаю так, что тебе будет легко мне поверить. Потому что ты убедишься в том, что я говорю правду.

– Я вовсе не хочу, чтобы ты мне что-то доказывал, – сказала я без особой уверенности: я чувствовала себя загнанной в угол. – Ты совсем не обязан это делать.

– Конечно, обязан, – сказал он с нежностью, от которой у меня мурашки побежали по спине, – иначе как я смогу добиться твоего доверия?

– Но почему ты так уверен в том, что я заслуживаю всех этих забот?

– Первую причину я уже тебе объяснил, а вторая… я просто вижу, что ты лучшая девушка из всех, которых я когда-либо знал.

– И что же тебя в этом убеждает? – скептически спросила я.

– Да хотя бы то, что тебе интересен я, а не мои деньги.

Я впала в еще больший скептицизм:

– Откуда ты знаешь? Может, я смотрю на тебя и только и думаю о том, сколько ты зарабатываешь в месяц?

– Если б это было так, я бы сразу это понял, – сказал Влад со смехом. – Ты не представляешь себе, как хорошо я умею отличать корыстных девушек от бескорыстных. Так вот, к твоему великому несчастью, ты принадлежишь к числу последних, я это знаю также верно, как и то, что у тебя серые глаза, а не голубые.

– Ты ничего не можешь знать, – упрямо возразила я. – То, что происходит в моей голове, знаю только я и больше никто.

– Естественно, я не могу читать твоих мыслей, но это и не нужно. У тебя очень выразительное лицо. Хоть ты и считаешь себя пожилой женщиной (он усмехнулся), но ты все еще не научилась скрывать свои эмоции, владеть своей мимикой. Все, что ты чувствуешь, о чем думаешь, ясно отражается у тебя на лице. Достаточно обладать лишь самой малой проницательностью, чтобы читать тебя, как открытую книгу.

– Вот так обрадовал, – угрюмо заметила я.

– Твой лоб говорит об упрямстве и твердости характера, ты не из тех, кто легко поддается влиянию. Маленькая морщинка между бровями повествует о глубоком уме, о способности долго и напряженно думать о чем-то сложном и непонятном. Твои губы редко улыбаются, но именно в них твоя главная сила. Ты не даешь им свободы из скромности и сдержанности, но когда улыбаешься, становишься похожа на ребенка, невинному простодушию которого невозможно не поверить. Твоя улыбка рассказала мне о многом: об искренней доброте, о самоотверженности, о глубокой преданности и в то же время о страхе быть обманутой. Также дело обстоит и с глазами. Они смотрят слишком внимательно, слишком участливо, чтобы быть глазами эгоиста. Видно, что ты привыкла больше думать о других, чем о себе, привыкла больше радоваться, чем огорчаться, но при этом не вызывает сомнений тот факт, что в тебе есть какая-то тайная неугасимая печаль, с которой ты живешь много лет и от которой уже не надеешься избавиться.

– Хватит, хватит говорить об этом! – сказала я, закрывая лицо руками.

Мне становилось все более и более не по себе. Я чувствовала, что уже не владею собой так, как раньше. Так, как владела до встречи с Владом. Теперь значительная часть этой власти принадлежала ему. И я была бессильна это изменить.

Он, очевидно, догадался, что в своем изучении моего характера зашел слишком далеко, потому что тихо и робко произнес, облокотившись обеими руками на стол:

– Прости меня, Арин. Я не хотел на тебя давить. И я не собираюсь больше этого делать. Все будет так, как угодно тебе. Просто знай: тебе нечего бояться. Ты будешь счастлива со мной, как ни с кем другим.

Я подняла на него смятенный взгляд:

– Мы же только встретились!

Он невозмутимо пожал плечами:

– Иногда одной встречи бывает достаточно, чтобы все понять.

Его лицо было таким искренним, таким спокойным и открытым… Я все меньше и меньше была способна противиться силе его очарования. И вдруг меня посетила ужасная мысль.

Как всегда, не в силах скрыть свои эмоции, я резко вздернула голову и испуганно воззрилась на Влада. Мне было дурно от охватившей меня догадки, но не принять ее во внимание я не могла. Влад, естественно, тут же заметил мой ошеломленный взгляд, мое изменившееся настроение, и встревоженно спросил:

– Что случилось, Арина? Что тебя напугало?

Я не ответила. Я продолжала молча смотреть на него, охваченная самыми гнетущими подозрениями. Надо сказать, они не были лишены оснований. Все эти аморфные рассказы Влада, чрезмерная забота обо мне – без подвоха тут явно обойтись не могло! Он явно что-то скрывал, что-то очень некрасивое и неприглядное, о чем не собирался мне говорить раньше времени. И, кажется, я догадалась, что именно. Все дело в том, что он, что он…

– Ты извращенец? – бухнула я, таращась на Влада во все глаза. Его лицо отразило такое жестокое изумление, что я сочла нужным пояснить. – Ну, как тот миллионер из фильма, поклонник всяких сексуальных дикостей? Хочу сразу сказать: мне такое не надо! Может, кто-то бы и не отказался, но мой ответ нет, нет и еще раз нет! Так что если ты действительно из таких…

Я уже протянула руку к сумке, намереваясь в случае чего немедленно удрать, но тут Влад сделал нечто, на что я, признаться, горячо надеялась, хотя и не могла думать об этом без мучительной неловкости.

Ему уже не раз приходилось надо мной смеяться, но никогда еще его веселье не было таким долгим и безудержным. Мне казалось, он никогда не успокоится. Наверно, минут десять я была вынуждена терпеть эту пытку, а когда Влад наконец успокоился, то с нарочитой серьезностью (чтобы окончательно меня низвергнуть) проговорил:

– Спешу тебя успокоить: я не извращенец. Мои сексуальные потребности вполне обычны и не превышают естественных.

– Мог бы уже этого не говорить! – процедила я сквозь зубы. – Твой дикий хохот поведал мне об этом более чем красноречиво.

– Ну прости. Я лишь хотел, чтобы между нами не осталось никаких недомолвок.

– Я в восторге от твоей честности!

Влад мягко улыбнулся:

– Арина, Арина, твой лоб вполне оправдывает мое суждение о нем. Но я действительно не пытаюсь обмануть тебя. Почему бы тебе просто не поверить мне?

– Да уж, похоже, ничего другого не остается, – мрачно заметила я.

– Впрочем, можешь и не верить, – неожиданно заявил Влад. – По крайней мере, сейчас. Я не хочу, чтобы ты ломала себя, переступала через свои привычки и убеждения. Со временем ты сама поймешь, что мне можно доверять, и тогда все образуется само собой.

– Не знаю, может, ты и прав, – сказала я все также хмуро, – но пока я в этом далеко не уверена. И еще хочу сразу сказать кое-что, чтобы потом не возникло никаких претензий. Дело в том, что у меня очень строгие нравственные принципы. Что бы ты там не думал, знай – до брака я не даю! Можешь на это даже не рассчитывать.

Ну вот и все, теперь он точно покажет свое истинное лицо – решила я и отвернулась, абсолютно уверенная в том, что его настойчивость в эту самую минуту переживает неизбежную кончину.

Мне было страшно тяжело, и мое сердце билось так, словно отстукивало последние секунды, но я все же не сомневалась в правильности своих действий. Я не могла позволить себе быть безрассудной – довериться безоглядно человеку, о котором решительно ничего не знала. Он уже обрел надо мной власть, которая просто приводила меня в ужас (и это всего-то за несколько часов после первой встречи), так что я обязана была проявлять максимальную осторожность в общении с ним.

Я всегда была такой. Какие бы чувства меня не одолевали, я никогда не забывала о разуме. И сейчас я также помнила о нем, хотя и знала, что мне будет невыносимо больно увидеть на лице Влада презрение или разочарование, которые, как мне казалось, были неминуемы. Мне будет больно, даже несмотря на то, что в таком случае оправдается мое изначально недоверчивое отношение к нему.

Я упорно буравила глазами край столешницы, выглядывавший из-под цветастой скатерти, мучительно боясь взглянуть на Влада, но он, по-видимому, и не думал прерывать молчание, так что, в конце концов, не выдержав гнетущей тишины, я бросила на него быстрый, несмелый взгляд. Его лицо не показалось мне ни презрительным, ни разочарованным, так что спустя несколько секунд я решилась взглянуть на него снова.

Нет, он определенно не насмехался надо мной. Хотя я не смогла бы определить с полной точностью, о чем именно он думал, глядя на меня в этот момент, но явно не о моей отсталости, старомодности или о чем-то подобном. Он был серьезен и задумчив, хотя его взгляд показался мне несколько странным. Помимо безграничного уважения, в нем также был виден острый интерес, которого прежде я не замечала.

Я вдруг с изумлением догадалась, что Влад проверял меня, хотел убедиться в том, что я сказала правду. И если бы ему пришлось обнаружить, что я лгу, тогда бы его и постигло столь пугавшее меня разочарование.

– Знаешь, Арина, – прервал он наконец затянувшуюся тишину, – я вижу, что ты считаешь меня очень странным парнем, но, поверь, для меня ты самая странная девушка из всех, кого я знаю.

Я сделала вид, будто меня очень развеселили эти слова:

– Странная в том смысле, что веду себя словно девушка из девятнадцатого века?

– Не совсем. В тебе есть абсолютно все, что я хотел видеть в своей спутнице жизни. Вот что мне кажется невероятным.

– Этого ты еще не знаешь, – возразила я. – Мы всего два часа беседуем. Вполне возможно, недостатков во мне куда больше, чем достоинств.

– Главный твой недостаток я уже обнаружил, – сказал Влад с усмешкой. – Ты чересчур упряма и недоверчива. Кроме того, у тебя есть склонность делать поспешные выводы. Это довольно серьезный минус.

– Вот видишь, какая я твердолобая истеричка! – воскликнула я с невольной обидой. – Тебе надо поискать более податливую и уравновешенную девушку.

– Какая же ты глупышка! – сказал он, снисходительно качая головой. – Во-первых, у меня нет выбора, а во-вторых, даже если б и был, я бы ни за что от тебя не отвязался. Потому что твои достоинства настолько велики, что многократно превосходят ничтожные недостатки. В то время как обычно бывает совсем наоборот. Повторяю: ты лучшая из всех, кого я когда-либо знал. Другой такой, как ты, больше нет, я знаю это также верно, как и то, что меня зовут Влад Рахманов, и поэтому я ни за что тебя не оставлю.

– Так чего же ты от меня хочешь? – спросила я, чувствуя себя разбитой об утес беспомощной лодчонкой.

– А разве ты еще не догадалась?

– Ты думаешь, у меня еще есть силы о чем-то догадываться? – хмуро поинтересовалась я.

Влад виновато улыбнулся:

– Да, действительно: за последние два часа тебе пришлось пережить немало потрясений. Но никакой тайны тут нет. Я хочу от тебя лишь одного: чтобы ты стала моей женой.

Хотя вам, читатель, наверное, кажется, что к этому все и шло с самого начала, но для меня такой ответ стал настоящим шоком. Я даже не попыталась как-либо на него отреагировать. Я только молча и тупо смотрела на Влада, еще не вполне осознавая всю серьезность его заявления.

– Естественно, – поспешно заговорил он, увидев мою осоловелую физиономию, – я не собираюсь делать тебе предложение прямо сейчас. Я отлично знаю, что ты мне на это ответишь. «Я совсем тебя не знаю!» или «Мы ведь только встретились!», но уж точно не скажешь «Да, я согласна». Поэтому я не буду торопить события. Дождусь более благоприятного случая. А теперь хватит о серьезном! Я не могу допустить, чтобы ты посчитала меня занудой и вышла отсюда с чувством неимоверного облегчения. Больше ни слова о нас! Пришло время говорить о чем-то отвлеченном, что одинаково нравится и тебе, и мне.

По правде говоря, я совсем не верила, что что-то могло отвлечь меня от всех тех шокирующих заявлений, которые я только что услышала, но Влад умел управлять разговором так, как ему было угодно, и очень скоро я убедилась в этом в полной мере.

Он заговорил о книгах – предмете, которым было очень легко соблазнить меня. Не прошло и десяти минут, как я уже с огромным энтузиазмом рассказывала ему о своих любимых героях и с удовольствием слушала его ответы, которые при всей своей оригинальности удивительно совпадали с моими собственными суждениями.

Впоследствии я не могла понять, каким образом ему удалось так легко отвлечь меня от всех моих страхов и подозрений, которые были так сильны во мне, что собственными силами я бы никогда не смогла их усмирить. Тем не менее, он сделал это и, по-видимому, без малейшего труда.

Никогда еще в моей жизни время не шло так быстро, как в разговоре с ним. Мне казалось, что проходят минуты, но в действительности часы, громыхая, уносились в прошлое, пока я в восторженном самозабвении упивалась своей излюбленной темой. Но хотя этот разговор был совершенно невинен, я смутно чувствовала, что и он каким-то неведомым образом все крепче и крепче привязывает меня к Владу. Да что там говорить, каждая минута, проведенная с ним, являлась своего рода нитью, приковывавшей мое сердце к нему все сильнее и сильнее. Но я не особо тревожилась по этому поводу. Мне было слишком хорошо в его обществе и, что скрывать, я уже была не в силах относиться к нему с недоверием. Во всяком случае, не этим вечером.

Как я нашла в себе силы заявить, что уже слишком поздно, и мне пора домой – этого я, наверно, никогда понять не смогу. Но я это сделала, и Влад, нисколько не возражая (хотя мне на секунду показалось, будто он очень расстроился), предложил подвезти меня. После минутного спора, в течение которого я старалась убедить его в том, что могу без всяких затруднений добраться до дома пешком, чего он не пожелал даже слушать, я была вынуждена принять его предложение.

Ехали мы в основном молча, только я время от времени указывала, куда нужно повернуть. Но напряжения не было ни малейшего. Я чувствовала себя такой взволнованной и возбужденной всем случившимся, что даже не обратила особого внимания на роскошный интерьер роллс-ройса, в котором ехала. Я даже не заметила, какого цвета были сиденья! Думаю, если бы Влад ездил на какой-нибудь облезлой, дребезжащей шестерке, и тогда бы я не обратила на нее никакого внимания.