Kitobni o'qish: «Графиня на арене»

Minerva Spencer

THE CUTTHROAT COUNTESS

Серия «Очарование» основана в 1996 году

Перевод с английского А.А. Дамбис

Компьютерный дизайн Э.Э. Кунтыш

В оформлении обложки использована работа,

предоставленная агентством Fort Ross Inc.

Печатается с разрешения Kensington Publishing Corp.

и литературного агентства Andrew Nurnberg.

© Shantal LaViolette, 2023

© Перевод. А.А. Дамбис, 2023

© Издание на русском языке AST Publishers, 2025

* * *

Посвящается Брэнтли,

моему самому дорогому человеку

Часть I
Франция

Глава 1

Март 1815 года

Эллиот потерял счет ударам. Его избивали втроем.

Всякий раз, как он проваливался в забытье, один из мучителей окатывал его ледяной водой из ведра и тряс, пока не придет в себя, потом его опять принимались бить, задавая один и тот же вопрос:

– А qui rapportez-vous?¹

На это у Эллиота было три ответа, все на безупречном французском:

– Не понимаю, о чем вы… Я никому не служу… Вы меня принимаете за кого-то другого.

Так продолжалось уже несколько дней. Сегодня его палачи были отчего-то особенно злы.

– Мы теряем терпение, англичанишка!

Кулак врезался в челюсть с такой силой, что Эллиот пошатнулся и в глазах потемнело.

Грубые руки трясли его за плечи до тех пор, пока не застучали зубы.

– А ну просыпайся, свинья!

Эллиот возблагодарил судьбу, что веки у него словно налились свинцом и глаза не открывались: не хотелось видеть, что с ним будет дальше.

Чей-то голос донесся сквозь густой туман:

– Ему еще раз врезать?

– Еще пару таких ударов, и он вообще ничего не сможет сказать, – донесся другой голос.

Его слова были встречены хохотом, последовал очередной удар в челюсть, а потом раздался хруст, и в голове Эллиота расцвели ослепительные белые вспышки вроде смертоносных хризантем.

И темнота…

– Смити?

Этот голос – женский, тихий и спокойный – прокрался сквозь туман мягко, словно первые лучи рассвета, разгоняющие тьму.

Это был первый голос за многие дни, за которым не последовало удара и боли.

– Смити, просыпайся.

Эллиоту едва удалось открыть один глаз.

Перед ним возникло чумазое лицо в обрамлении нечесаных седых патл, незнакомое, и он прищурился, пытаясь разглядеть его, но тут же задохнулся от боли, а открывшийся глаз наполнился слезами.

– Это я, Джо, – прошипела незнакомка.

Джо?

Ее выдали глаза, потому что их невозможно было замаскировать: эти светлые глаза с голубоватым отливом он узнал бы где угодно.

– Вот те на: да это же Джозефина Браун собственной персоной, – попытался пошутить Эллиот, но раздался лишь надтреснутый хрип – челюсть распухла так, что отчетливо говорить не получалось.

– Идти сможешь? – спросила Джо ровно и без всякого выражения на лице.

Эллиот хрипло рассмеялся.

– Да уж отсюда, черт возьми, я как-нибудь уковыляю.

Джо – или Блейд², как все ее называли в Фантастическом женском цирке Фарнема – где они оба работали, – помогла Эллиоту сесть и, закинув его руку себе на плечи, все еще придерживая за запястье, пробормотала:

– На счет «три» мы встанем. Раз… Два… Три!

Они поднялись на ноги одновременно, хотя приходилось признать, что заслуга эта по большей части принадлежала Джо.

Возникло ощущение, словно его голова – это полная миска воды, в которой мешают поварешкой, плещут ее и раскачивают из стороны в сторону с такой яростью, что у него чудом не текло из ушей.

– Стоять прямо можешь? – спросила Джо шепотом.

«Еле-еле», – но вслух сказал:

– Да, все в порядке.

Джо шевельнула плечом и покрепче ухватила его запястье.

– Готов?

«Вряд ли».

– Да, – опять солгал Эллиот. – Но у меня что-то с глазами – мало что вижу.

Вместо ответа Джо сделала шаг вперед.

С желудком у Эллиота творилось то же, что с головой: и там и там что-то плескалось и билось о стенки, но в противоположных направлениях. Ему вспомнилось неприятное путешествие через Ла-Манш по дороге во Францию, хоть он и предпочел бы его не вспоминать.

Первый шаг дался тяжелее всего, хотя и следующий был не намного легче. Сделав с десяток шагов, Эллиот затрясся всем телом, пот стекал с него ручьем, а мышцы скрутило судорогой так, что ноги не слушались. Он пошатнулся и упал на Джо, чуть не сбив ее с ног.

К тошноте добавился стыд за собственную беспомощность: она пытается удержать их обоих на ногах и идти вперед.

– Прости, Джо, – пробормотал Эллиот. – Лучше оставь меня: я буду только обузой.

Она не ответила и вообще никак не отреагировала на его слова, продолжая идти, и с каждым шагом он все сильнее опирался на ее стройное сильное тело.

«Еще пять шагов», – приказал себе Эллиот, но уже через четыре шага Джо остановилась открыть дверь.

На земле лежал труп. Сперва Эллиот заметил истоптанные подошвы сапог, а уж потом мертвеца, которому они принадлежали. Это был один из его похитителей: тот, что все время улыбался, когда наносил удары. Теперь он не улыбался, а казался удивленным, выпученные глаза смотрели в никуда, а на горле зияла отвратительная красная рана.

Джо сказала просто:

– Перешагнуть сможешь?

Эллиот кивнул и, собрав все силы, последовал ее примеру, чтобы поскорее убраться от мертвеца. Он ненавидел своего мучителя, но не мог заставить себя ликовать при виде изуродованного тела.

– Почти пришли, – сообщила Джо.

Эллиот собрал все силы в комок и приказал ногам слушаться, чтобы облегчить ее ношу, но при попытке поднять ногу колено другой подкосилось.

Джо хрипло простонала и согнулась под его тяжестью, но устояла.

– Еще совсем чуть-чуть, Эллиот, потерпи.

Он растерянно моргнул, услышав от нее имя, данное ему при крещении. Откуда она узнала? Он никому не открывал своего настоящего имени, и вся труппа звала его Смити.

Эллиота так озадачило это обстоятельство, что он сделал несколько шагов самостоятельно, даже не осознав этого.

– До двери еще шагов пятнадцать, – сказала Джо. – У тебя получится. Всего пятнадцать.

Эллиот закрыл глаза и начал считать про себя. «Раз, два, три, четыре…»

Похоже, потом он потерял сознание. Из забытья его вырвал ее голос:

– Держись, Эллиот: осталось всего четыре.

«Раз, два, три, четыре!»

Он с трудом открыл глаза, когда понял, что они все еще идут.

– Это был четвертый. Почему мы?..

– Я соврала, – сказала Джо. – Идем. Ты сможешь.

Эллиот тихонько фыркнул и попытался идти, но отрывать ноги от земли больше не получалось.

– Возьми другую руку, – предложила Джо.

Эллиот разлепил веки, услышав ее тихий отрывистый приказ.

– Я не понимаю, что ты…

Рука – слишком большая, чтобы принадлежать Джо, – ухватила его свободный локоть, и чужие плечи скользнули ему под мышку. Человек был явно выше и шире в плечах, чем Джо.

Эллиоту едва хватило сознания ужаснуться, что он не услышал приближения второго человека.

– Дальше будут ступеньки, так что придется поднимать ноги.

«Ступеньки?»

Эллиот быстро моргнул, силясь отогнать сгущавшуюся тьму, и поднял одну ногу, но на этот раз подкосились оба колена.

Мужской голос выругался по-французски и сказал:

– Отпусти, и я его понесу сам.

Сильные руки подняли его словно куклу. Он надтреснуто вскрикнул, когда ноги внезапно оторвались от земли и все вокруг перевернулось вверх тормашками. Чья-то рука обхватила его бедра, а твердое плечо врезалось в живот.

На этот раз, когда в глазах почернело, Эллиот не стал сопротивляться.

Глава 2

Джозефина Браун – во всяком случае, под этим именем ее знали последние восемь месяцев – смотрела на достопочтенного Эллиота Уингейта, осаждаемая новыми пугающими эмоциями при виде этого когда-то красивого, но изуродованного до неузнаваемости лица.

Ей пришлось на время забыть про весьма прилично оплачиваемую работу, чтобы выручить его. Ей сейчас следовало быть за сотни миль отсюда, а не разглядывать некое подобие лица пребывавшего в обмороке Эллиота.

«Оставь его, цыпленочек, – звучал в мозгу голос Мунго. – Ты о нем достаточно позаботилась. Нельзя ради него забывать о своей миссии».

Джо не могла не признать, что Эллиот отвлек ее от текущей «миссии» – как Мунго пафосно называл их услуги, – но ей совсем не хотелось оставлять его в лапах жестоких похитителей.

Выкрасть Эллиота у банды «Красные коты», процветавшей на просторах раздираемой войной Франции и жившей за счет перепуганных сельских жителей, было очень непросто. Хотя те, кто пытал и допрашивал Эллиота, не входили в состав армии, французское правительство платило им за сведения, добытые в ходе насильственных действий по отношению к обитателям французской провинции.

Чем бы Эллиот ни был занят во Франции, за агента министерства внутренних дел Британия могла хорошо заплатить, и ему жилось бы несладко – и скорее всего недолго, – не вмешайся Джо вместе со своими подопечными. Впрочем, ей не потребовалась какая-то особая сноровка или подготовка: «Красные коты» всегда любили хорошо выпить и развлечься с девками, поэтому не оставляли у камеры Эллиота больше одного сторожа.

Бандиты истязали тощего жилистого англичанина пять дней, но он так и не сломался. Это произвело на Джо сильное впечатление и в то же время и пугало до чертиков. Но она была слишком хорошо осведомлена о пытках и их эффективности: рано или поздно Эллиот рассказал бы «Котам» все, что они хотели знать, каким бы прекрасным агентом ни был.

А если бы они установили его личность, то очень скоро вышли бы на Цирк Фарнема и женщину, которую Джо надлежало защищать: Марианну Симпсон, – так что Джо могла бы сказать, что, спасая Эллиота, решала проблему, которая могла разрастись и поставить под угрозу ее миссию.

«Девчушка моя, ты же понимаешь, что ничего у вас с ним не выйдет», – слышала она голос Мунго, совсем как живого. Не то чтобы Джо позволила себе это дурацкое увлечение, когда Мунго был жив…

«Это называется «одержимость», цыпленочек».

Джо закатила глаза. «Ладно, пусть будет одержимость».

С Мунго они никогда не оставались на одном месте подолгу.

«Надо все время двигаться». Он повторял это как заклинание, и бо́льшую часть из тех двадцати восьми лет, что Джо прожила на свете, они придерживались этого правила, или, по крайней мере, так долго, как она помнила. Она все еще следовала этому наставлению, хотя Мунго уже не было в живых. Почти полгода прошло со дня его смерти, но боль утраты была так же остра, как лезвия шести ножей, которые Джо всегда держала при себе.

Эллиот застонал и пошевелился в постели, глаза его приоткрылись, и взгляд заметался по комнате, пока не остановился на Джо. Было заметно, что он сразу расслабился, выражение его лица смягчилось, хотя резкие черты лица Эллиота Уингейта невозможно было назвать мягкими ни при каких обстоятельствах.

– Я думал, это все во сне, – сказал он хрипло.

От этих слов сердце ее забилось чаще, Джо тут же бросило в краску, пока она не осознала, что значили его слова: он хотел лишь, чтобы его чудесное спасение не было сном.

– Как долго? – спросил он, когда она промолчала.

– Три дня.

Эллиот поморщился. Хотя отеки уже почти сошли у него под глазами, Джо понимала, что ему все еще больно.

– Где мы?

– Неподалеку от Шарлевиля.

Эллиот мгновенно напрягся.

– Люди, которые держали меня в плену, их логово…

– Они тебя не найдут, – тихо сказала Джо. – Я позаботилась об этом. Сейчас мы в безопасности.

Эллиот вздохнул с облегчением.

– Спасибо.

Джо кивнула и полой рубашки обтерла от масла клинок, который точила.

Взгляд Эллиота остановился на ноже, и в глазах у него промелькнули едва заметные эмоции. Он вспомнил тело «Красного кота», которого она прикончила, спасая его: ради его свободы совершила убийство.

– Не переживай! – Джо перехватила его взгляд. – Ты не виноват в его смерти.

Эллиот отвел глаза от ножа и посмотрел на нее.

– Я могла бы просто его оглушить, но не захотела. Он заслужил свою смерть, и я все равно убила бы его при первой же возможности.

Не только за то, что он сделал с Эллиотом, но и за все страдания, которые банда причинила ни в чем не повинным людям за последние годы.

Эллиот глубоко вздохнул, словно набирая воздуха перед тем, как ответить, но заговорить не успел: кто-то постучал в крохотное оконце. На водоотливе сидел верный друг Джо ворон Ангус. Она приоткрыла окно, и огромная птица проскочила внутрь.

– Ты мой умничка, – проворковала Джо, доставав из кармана кусочек сахара.

Хозяйка редко давала питомцу сладости, но вот уже дня три он усердно трудился: летал на большие расстояния, – поэтому заслужил награду.

Ангус удовлетворенно каркнул и встопорщил перышки, аккуратно принимая сахар у нее из рук, и замер: так он вежливо просил его погладить.

Джо почесала птице шейку и опять повернулась к Эллиоту, которого так бесцеремонно перебили. Что он собирался ей сказать? Осудить ее или – что вряд ли – поблагодарить?

Но, похоже, напряжение его как рукой сняло: он просто с интересом наблюдал за ней и Ангусом.

Джо обрадовалась, что он не стал говорить об убитом бандите, но уже давно научилась не обращать на такие вещи внимания, поэтому просто сказала:

– Марианна и остальные всего в четырех-пяти днях пути верхом от нас.

– Откуда ты знаешь?

– Да вот Ангус рассказал.

Эллиот тихо фыркнул.

Джо порылась в сумке из вываренной кожи, извлекла оттуда яблоко, горбушку хлеба, кусок вяленого окорока и разложила на шатком столе. Ангус немедленно принялся за еду, а Джо повернулась к Эллиоту.

– Ангус вылетел рано утром, а сейчас уже дело к ночи. Я велела ему лететь над дорогой, и теперь могу довольно точно сказать по его аппетиту и по времени, что он отсутствовал, как далеко летал. Конечно, это предположение, но, судя по всему, ошибиться я могла максимум на день.

– А при чем тут его аппетит?

– Он голодный, а значит, нигде не останавливался, чтобы перекусить. Иногда он может часами разыскивать съестное. Но да, это, конечно, не точно.

– Ты ведь охраняешь Марианну, так? Кто-то тебя нанял.

Джо не стала утруждать себя расспросами, откуда он узнал: в этом и заключалась его работа. Эллиот Уингейт служил в одном из секретных отделов министерства внутренних дел, о существовании которых простые смертные даже не подозревали, и подчинялся лично его величеству.

– В настоящий момент у меня не очень-то хорошо это получается, – усмехнулась Джо.

– Это все из-за меня.

– Ну… были и другие дела, которые меня отвлекли.

Конечно, это все ерунда по сравнению со спасением Эллиота, но ему это знать ни к чему: зачем внушать чувство вины?

– Мне пора бы встать и… – Он откинул было одеяло, но тут же опять натянул до подбородка. – Да я же голый!..

– От твоей одежды почти ничего не осталось, и она так воняла, что пришлось ее выбросить.

По выражению его лица было ясно, что он ее понял. Эллиот залился краской, хотя, по ее мнению, не было ничего постыдного в том, чтобы уж тем более испачкать штаны, когда тебя подвергают пыткам день за днем.

– Кто меня раздел? – выдавил Эллиот.

Он залился краской до корней волос, но синяки и царапины от этого бледнее не стали.

– Я.

Джо пожала плечами и отвернулась, давая ему время справиться с уязвленной гордостью.

Откопав в сумке еще одно яблоко и выхватив припрятанный в сапоге нож, она очистила его, вырезала сердцевину и разделила на четыре части, затем вернула нож на место, а когда обернулась, лицо у Эллиота все еще не обрело естественный цвет, но таким уж расстроенным он не выглядел.

Она протянула ему яблоко.

– Спасибо, – сказал он, взяв кусочек.

– Я его специально почистила и порезала, так что это все тебе.

Джо отерла руки о штаны и указала на его левую руку.

– Если сделаю бутерброд, управишься с ним?

Тот молча посмотрел на свой мизинец и безымянный палец. Пока он был без сознания, Джо и Этьен вправили их и наложили лубок. К счастью, в тот момент он еще не очнулся, а то бы орал в голос.

– Как я понимаю, это тоже твоя работа?

Джо кивнула.

Эллиот попробовал согнуть остальные три пальца, и лишь слегка поморщился.

– Да, я смогу удержать еду в руке, спасибо.

Джо занялась приготовлением бутерброда и на какое-то время отвернулась от своего подопечного. Она и так слишком много на него таращилась за последние дни. Ей было немного стыдно, что она раздевала его с удовольствием, в то время как он был весь в кровоподтеках и ранах, покрытый грязью, но все это не могло скрыть красоты его тела. Эллиот не был великаном, но, по мнению Джо, даже обладая таким подтянутым и изящным телом, был само совершенство.

Впрочем, ее мнение мало что значило.

– Наверное, я только тебе мешаю.

Джо пожала плечами.

– Я знаю, что ты должна сопровождать Марианну и тех, кто с ней, – продолжил Эллиот, – но по какой причине?

Джо усмехнулась, заметив его неловкость. Наверное, ему непросто было признаться в своем неведении: ведь по долгу службы он должен все обо всех знать.

Он фыркнул.

– Но ты, конечно, не скажешь мне.

Это не был вопрос, так что можно не отвечать. Она дала Ангусу кусочек сыра, собрала остатки еды и вернула в сумку, а потом налила из глиняного кувшина простокваши и подала Эллиоту вместе с бутербродом.

– Надеюсь, ты любишь простоквашу.

– Наверное. Я не пробовал ее с детства. – Эллиот взял бутерброд. – Спасибо. Ну вот, я как попугай: все время это повторяю.

Джо проигнорировала его слова и сообщила:

– Я завтра утром уеду. Оплачу комнату на неделю и оставлю тебе денег, чтобы ты мог добраться домой.

Эллиот опустил бутерброд, не успев даже надкусить.

– Я с тобой.

Джо не стала спорить: просто окинула взглядом лежащую фигуру и подняла глаза. К тому времени как ее взгляд достиг его лица, он опять покраснел и сурово поджал губы.

– Можешь не волноваться: я не стану обузой!

– А я и не волнуюсь: просто не хочу брать тебя с собой.

Это была и правда и неправда одновременно. Джо хотела, чтобы он поехал с ней, но ей не следовало этого хотеть.

– Не надо меня жалеть, – усмехнулся Эллиот. – Может, ты и не хочешь, но выбор у тебя невелик: или позволь присоединиться к тебе, или я сам пойду по твоим следам. Цель у нас с тобой одна.

Джо сомневалась, что это так, но возражать не стала, а просто пожала плечами и кивнула.

– Ладно.

Эллиота опять удивило, что она так легко сдалась.

– Увы, мне придется одолжить у тебя денег. «Красные коты» все у меня отобрали, и, конечно, лошадь но у меня припрятаны деньги в нашем фургоне.

Речь шла о фургоне, в котором он ездил с двумя друзьями, такими же аристократами, пока они изображали цирковых из труппы Фарнема.

У Эллиота как-то еще получалось выдавать себя за циркового, но вот двое его высокородных друзей – герцог Стонтон и маркиз Карлайл – были еще заметнее парочки тропических попугаев среди голубей.

Джо знала, что они оба прибыли во Францию, чтобы освободить брата герцога. Она также знала, что скорее всего Эллиот действовал без одобрения со стороны своего куратора – министерства внутренних дел – и ставил под удар всю работу.

Внезапно Ангус подлетел к постели Эллиота и сел на одеяла возле его бедра.

Тот охнул от неожиданности, но не пошевелился.

Теперь уже Джо была удивлена: Ангус редко проявлял интерес к людям, – и предположила:

– Наверное, хочет кусочек бутерброда.

Но когда Эллиот поделился с вороном едой, тот не обратил на нее никакого внимания, а лишь встопорщил перья.

Джо удивленно фыркнула, а Эллиот вопросительно взглянул на нее:

– И что теперь?

– Он хочет, чтобы ты его погладил, – пришлось признать ей.

Эллиот изумленно приподнял бровь и неуверенно протянул руку к птице, а когда Ангус издал звуки, похожие на мурлыканье, его разбитый опухший рот изогнулся в улыбке.

Джо вопросительно посмотрела на питомца, но тот отвернул голову, явно избегая ее взгляда.

Ангус жил у Джо вот уже восемь лет, и ни разу за это время не проявил интереса к кому бы то ни было, даже к Мунго, к которому относился вполне терпимо, хоть и не искал его внимания.

С чего это вдруг ее нелюдимая птица так нежно отнеслась к человеку, обаянию которого безуспешно пыталась противостоять Джо?

Глава 3

Джо была под впечатлением.

За те десять дней, что прошли после Шарлевиля, Эллиот не только освоился в ее маленьком отряде, но и занял определенное место в иерархии благодаря превосходным навыкам сбора информации. Его способность добывать новые сведения поражала: он как-то умудрялся проделывать это совершенно незаметно для окружающих.

– Этот тип способен найти общий язык с любым стулом, на который присядет, – заметил как-то Жан Луи, вернувшись из разведывательной экспедиции на постоялый двор в деревеньку Муазон. – Я думал, он давно ушел из пивной, а потом увидел его среди группы местных жителей, где он смотрелся своим.

Тогда Джо поручила Эллиоту осмотреть местность и убедиться, что личное войско барона Стрикленда не больше, чем она думала. Те самые люди, что держали Эллиота в плену – банда под названием «Красные коты», которую возглавлял Бруссар, – служили Стрикленду, а за ним и охотилась Джо.

Эллиот выяснил, что Бруссару заплатили за его поимку, но таинственный наниматель не открыл главарю бандитов своего настоящего имени. Джо была почти уверена, что Бруссара нанял барон Доминик Стрикленд, по чьей вине здесь оказалась не только Марианна, но и трое джентльменов, сопровождавших цирк.

Эллиот и двое его друзей отправились в Европу после того, как Стрикленд потребовал выкуп, утверждая, что брат герцога Стонтона у него в руках.

В глубине души Джо не верила, что Стрикленд захватил брата герцога, который пропал без вести, когда служил у самого Веллингтона: считала, что он погиб больше года назад, когда военная операция под прикрытием пошла наперекосяк. Джо могла бы рассказать герцогу о причине своих подозрений, чтобы ему и двум другим джентльменам не пришлось ехать во Францию, но это не входило в ее профессиональные обязанности.

«И брать с собой мистера Уингейта ты тоже была не обязана, верно, цыпленочек?»

Джо устало прикрыла глаза в ответ на слова призрака Мунго, уже простив себя за то, что отвлеклась на Эллиота Уингейта. Освободить его от Бруссара было не слишком сложно, и почти не выбило ее из графика. Она по-прежнему успевала вовремя добраться до Стрикленда, чтобы обезопасить Марианну, а также собрать компромат и другие документы, за которые платил ее наниматель.

Все в порядке. Все идет по плану.

Являться на порог к Стрикленду раньше времени было чревато разоблачением: барон ведь не дурак – его люди наверняка следили за окрестностями замка Химмель-хаус и прилегавшей к нему прусской деревушки, где проживала его обслуга. Если бы Джо со своей командой показалась там слишком рано и задержалась в окрестностях без видимой причины, то сразу же привлекла внимание.

Она закончила точить любимый нож, проверила баланс и сунула в ножны в сапог.

– Проголодалась?

Джо подняла глаза и увидела Моник, входившую в состав ее группы, которая протягивала ей тарелку супа.

– Merci, – пробормотала Джо и принялась за ужин, разглядывая остальных, но не присоединяясь к разговору. Неудивительно, что говорили о недавнем побеге Наполеона Бонапарта с острова Эльба и оживленно обсуждали недавний договор о союзе против него, который силы коалиции подписали всего несколько дней назад. Войны было не избежать, это понимали все, и главным поводом для обсуждения было место и время, когда взорвется пороховая бочка, и вопрос, кто выйдет победителем.

К удивлению Джо, двое из ее четверых французских подчиненных оказались роялистами, а двое симпатизировали Бонапарту, хоть и понимали, что шансы разгромить союзные силы призрачны. Она уже много лет работала с ними вместе, но ничего не знала об их политических взглядах. Эллиот пробыл с ее группой всего несколько дней, но уже знал о ней куда больше Джо.

«Дружба – это не про нас с тобой, цыпленочек».

Джо тяжело вздохнула в ответ на слова отца. «Да, Мунго. Знаю».

Впрочем, хоть ей и не дано было познать дружбу, это не мешало Джо с удовольствием вслушиваться в ожесточенный спор.

– Ба! – фыркнул Жан Луи, высмеивая Арлетт, которая верила обещаниям Наполеона насчет конституционной реформы. – Да его же загнали в угол; конечно, он пообещает все, что угодно, ради поддержки людей.

Моник кивнула в знак согласия со своим сослуживцем и любовником, подливая всем вина в оловянные кружки.

– Пятый и седьмой³ на его стороне – и даже Ней⁴ который как-то сказал, что Бонапарта надо бы провезти по Парижу в клетке – не из-за того, что наобещал, но просто потому, что нам всем довелось пожить под властью бурбонского труса. – Это сказала Арлетт, протягивая миску недоеденного мяса своему мужу Этьену, здоровяку, который постоянно что-то ел, но никак не мог насытиться.

– Что скажешь, Смити? – спросил Этьен Эллиота, который методично опустошал вторую миску. Он тоже невероятно много ел, но это никак не отражалось на жилистом теле. – Бонапарт исполнит обещания?

Прежде, чем ответить, Эллиот отер рот рукавом.

– Возможно, но сейчас у людей много чего другого на уме. Ему придется сосредоточить усилия и на этом, прежде чем он сможет поменять что-то внутри страны.

Жан Луи кивнул.

– Трусливый бурбонец почти не оставил ему войск, так что придется прежде всего сколачивать армию. Обещания реформы не более чем подачка для народа.

Годами Джо доводилось работать с агентами, не только с Жаном Луи, Арлетт и Моник. По долгу службы Джо и Мунго бывали и далеко на западе, в Лиссабоне, и, однажды, даже в Москве. Ее отец создал хорошо подготовленную агентурную сеть от одного конца Европы до другого, и Джо унаследовала большинство его связей.

Конечно, с ходом войны многое изменилось. Многие пропали без вести, кто-то погиб или присоединился к той или иной армии – часто против воли – и со многими знакомыми ее отца связь прервалась. С огромной радостью она узнала, что эти четверо – ее любимчики – живы, здоровы и готовы сотрудничать.

Джо поднесла ко рту последнюю ложку тушеного мяса и уже подумывала о добавке, когда к ней на бревно подсел Эллиот.

Она вопросительно взглянула на него, и он так тихо, что она едва расслышала, сказал:

– Может, пройдемся? Мне нужно поговорить с тобой кое о чем.

Дискуссия между остальными все больше накалялась, и они, кажется, позабыли про Джо и Эллиота.

Джо кивнула и поднялась на ноги. Ангус, до этого дремавший на высохшем дереве неподалеку, встрепенулся, черные глазки блеснули в свете костра: ворон ждал знака следовать за хозяйкой, – а когда его не позвали, опять сунул голову под крыло и уснул.

Вороны от природы дневные птицы, но Ангус понемногу привык к распорядку сна своей хозяйки, особенно после того, как она стала работать в цирке, и часто засиживался допоздна в отличие от диких птиц, но даже они, случается, просыпаются по ночам.

Правда, то, что Ангус считал важным, не всегда казалось таковым Джо. Однажды кошка забралась на дерево, где он спал. Ангус проснулся, каким-то образом учуяв хищника. Спящая птица стала бы легкой добычей для обычной домашней кошки, но бодрствующий ворон – да еще и под два фунта весом – наводил страх даже на самых крупных кошек.

Для незадачливой хищницы это наверняка была самая долгая и злосчастная ночь в жизни: Ангус безжалостно гонял ее вверх-вниз по дереву и с ветки на ветку, не давая возможности слезть и улизнуть.

Конечно, Джо могла бы его остановить, но кто она такая, чтобы мешать Ангусу, если тот решил кого-то проучить.

Следом за Эллиотом она пошла от костра к тому месту у речушки, скорее даже ручья, где они привязали лошадей.

– Ты не против, если я покурю? – спросил он, поднося к губам небольшую темную сигару.

– Не против, – ответила Джо, присаживаясь на пенек и наблюдая, как он вынимает из кармана кремень и огниво.

Мунго тоже любил «подымить», как он это называл. Это вошло у него в привычку, когда он работал в Америке.

Эллиот запрокинул голову, на мгновение блаженно прикрыл глаза и, медленно выдохнув прозрачную струйку серебристого дыма, смущенно улыбнулся.

– Прости, я так давно об этом мечтал.

– Мой дядя тоже обожал покурить, – сказала Джо, поражаясь собственной болтливости.

«Просто ты не хочешь с ним расставаться».

Джо хотела бы сама себе возразить, но знала, что это правда.

– Вот как? – Он прислонился спиной к дереву, и тонкий месяц освещал серебристо-голубым светом только половину его лица. – Твой дядя был военным?

– С чего ты взял?

– Догадался. Это он тебя вырастил?

Джо знала, что Эллиот наверняка изучил ее биографию вдоль и поперек, так же как она в Лондоне изучила его собственную.

– Думаю, тебе все прекрасно известно.

Ленточка дыма подплыла к ее лицу, и она сделала глубокий вдох, наслаждаясь ароматом, сразу вспомнив Мунго.

Эллиот сверкнул зубами.

– Я знаю официальную версию – ту, что прочел в твоем досье.

С минуту Джо размышляла над его откровением. Зачем он признался, что все про нее знает, что его правительство расследовало ее прошлое? Хочет заручиться ее доверием? Предупредить? Ради чего?

– С чего ты взял, что есть неофициальная версия?

– Просто профессиональное чутье.

– Любопытно: какова официальная версия? – спросила Джо.

– Почему бы тебе самой мне не рассказать?

Джо, невольно улыбнувшись в ответ на его скрытность, солгала:

– Я знаю только одну версию, правдивую. Я родилась на ферме в Йоркшире и жила там, пока мне не исполнилось двенадцать. Ферма сгорела дотла, на пожаре погибли мои родители, братья и сестры – все, кроме меня. Я спаслась, потому что в тот день тайком убежала посмотреть на новорожденного жеребенка. Мой дядя Мунго Браун – единственный родственник, не считая стареньких бабушки и дедушки, – был недавно уволен из армии и взял на себя заботы обо мне. Он работал то там, то сям, и нам часто приходилось переезжать с места на место.

Эллиот медленно кивнул, снова глубоко затягиваясь.

– Да, это и есть официальная версия.

– Но? – поторопила его Джо.

– Но она не объясняет, где ты научилась так, э-э, умело обращаться с ножами.

Было неудивительно, что Эллиот знает эту версию: все-таки агент правительства, – не удивило ее и то, что он раскусил наспех состряпанную историю, которую Мунго – ее отец, а не дядя – по своим причинам сочинил много лет назад.

Джо всегда казалось, что отец слишком осторожничает. За несколько месяцев до его смерти, когда они только-только переехали в Англию, их обоих вызвали на допрос в какую-то контору под эгидой министерства внутренних дел. Причиной послужила работа, которую они выполняли для британского флота тремя годами раньше. Джо поразило, что чиновники даже не подозревали, на кого тогда работали Джо и Мунго. Мунго часто упоминал, что правительство до раздражения не любит делиться информацией, но только после того допроса – а он был не из приятных и продолжался больше двух недель – осознала, насколько верно выражение, что левая рука не знает, что творит правая.

К счастью, расследование заглохло за недостаточностью информации и улик. Джо знала, что если дело примет серьезный оборот – если правительство решит предъявить им с Мунго обвинения, а не просто задержать, – ждать помощи от адмирала, на которого они работали, не стоит. Берясь за работу, они знали, что адмирал станет отрицать любую связь с ними и их заданием. Если их привлекут к ответу, им никто не поможет.