Kitobni o'qish: «Божественный спор»

Shrift:

* * *

Пролог

в котором три богини ссорятся в небесных покоях

– И все же я не согласна, – мелодично протянула Ниилида, бросив хитрый взгляд на соперниц. А затем слегка повернулась: так, чтобы свет падал сбоку, подчеркивая ее изящный профиль.

В ответ богиня войны Гердия свела к переносице густые темные брови.

– Ты сомневаешься в моей силе? – хриплый голос Гердии зазвучал раздраженно. – Я же не говорю, что ты некрасива, а Онифа глупа. У каждой из нас свои достоинства.

– Я говорю о том, что физическая сила не всегда приводит к победе, – ответила Ниилида. – Есть много способов достичь желаемого…

– Например, умом или хитростью, – вмешалась в разговор Онифа, третья богиня, славившаяся мудростью. Ее серые глаза лукаво блестели, а на тонких губах играла улыбка.

– На каждую хитрость найдется свой хитрец, – покачала головой Ниилида, и ее золотистые локоны блеснули на солнце. – Нежность и очарование позволяют многое решить миром.

– Если на слабую девушку в подворотне нападут грабители, ты думаешь, она сможет их очаровать? – Гердия скрестила руки.

– Какой кошмар! Бедная девушка… – Ниилида округлила глаза в притворном ужасе. – И все же обаяние может сыграть свою роль в такой ситуации. Не стоит недооценивать силу улыбки.

Она тут же продемонстрировала, о чем идет речь, обнажив белоснежные зубки.

– Ну хорошо, допустим. Но что ты предложишь сделать воину, на чей дом напали иноземные гости и держат кинжал у горла хозяина? – не сдавалась богиня войны, продолжая хмуриться. – Тоже поразить их улыбкой?

– В словах каждой из вас есть доля правды. Но только мудрый человек может решить, в какой ситуации лучше действовать силой, а когда обаянием, – снова вмешалась сероглазая Онифа. – Впрочем, это бессмысленный спор. Каждая из нас считает, что ее способности – ось, на которой держится мир.

– Я не поверю, что богиня мудрости не знает, как это выяснить наверняка, – в словах Гердии, бурной в эмоциях, как и ее стихия, чувствовалась угроза. – Скорее можно подумать, что богиня мудрости не хочет искать истину.

Ниилида протянула руку и взяла из золотой вазы персик. Нежная бархатистая шкурка фрукта лопнула, едва богиня его надкусила, и густой сладкий сок наполнил рот. Наблюдать за тем, как лицо Онифы теряет привычное равнодушие, было любопытно.

– Мне нечего бояться, Гердия, – холодно парировала богиня мудрости, и в ее глазах засеребрился туман. – И, если ты так хочешь узнать, кто из нас сильнее, это просто выяснить. Достаточно спросить Единоглазого, который сделал нас богинями, подарив каждой свою божественную частицу.

– Думаешь, он так просто признается? – поинтересовалась Ниилида.

– А почему бы и нет? Думаешь, ему выгодны наши пересуды? Этот разговор повторяется не одну сотню лет. Я сама от него устала. И, между прочим, в прошлый раз, когда Гердия решила доказать нам свою силу, людям пришлось перерисовывать карту мира.

– Дело не в нашем споре. Не надо обвинять меня в излишней жестокости или горделивости, – поморщилась богиня войны. – Все складывалось так, что разрозненным землям требовалась одна крепкая рука.

– Да, но процесс объединения племен занял бы больше времени и прошел бы не так жестоко, если бы ты не поддержала того человека.

Остановить богиню мудрости в дискуссии… или это была полемика? Ниилида никак не могла запомнить разницу. Зато она знала, что Онифу можно отвлечь.

– Онифа, мне кажется твоя идея попросить рассудить нас Единоглазого, как всегда, блестяща, – нежно пропела богиня красоты, не отводя взгляда от серых глаз богини мудрости. К концу фразы серебристый туман в них почти рассеялся, снова показав зрачки.

– Если вы так этого жаждете, то давайте пойдем и спросим, – Онифа уже сделала шаг в сторону, как вдруг остановилась и медленно добавила: – Только помните, что сбывшиеся желания нечасто радуют их владельцев. Даже если это боги.

Часть первая

в которой мы знакомимся с тремя девушками, ставшими участницами отбора невест, и самим королем, а также обнаруживаем богинь в непривычных для них обликах

Глава 1. Загорается метка

В священном лесу Имизонии

Оперение стрелы щекотало щеку. Олень стоял локтях в десяти, и еще ни разу Арнике не удавалось подойти к нему так близко. Умное животное не подпускало к себе хищников – ни диких зверей, ни толстокожих, вонючих, шумных людей. Арнике пришлось сливаться с листвой и делать каждый шаг бесшумным, несмотря на треск сухих опавших листьев. Самым сложным было подавить волнение и спрятать аромат тела, для этого она специально шла все время против ветра.

И теперь Арника чувствовала гордость за то, что ей удалось выследить большерогого оленя – уже немолодого и потому опытного. Сейчас все зависело только от одного: попадет стрела Арники в цель или нет. Если той не удастся угодить прямо в сердце, легкое ранение только испугает животное и заставит сбежать. Одна стрела определит, что впереди – победа или поражение. Никто не станет ругать Арнику за промах, но после такого ей самой будет стыдно показаться на глаза матери, чью меткость постоянно восхваляли певуны.

Арника не стала медлить дальше: оттянутая до упора тетива и так грозила выскользнуть из влажных пальцев, а то и вовсе лопнуть… Наконец, вырвавшись на свободу, стрела звонко свистнула. Этот звук все еще стоял в ушах Арники, когда олень жалобно заревел, сорвался с места, но, не пробежав и пары шагов, завалился на бок. Арника шумно выдохнула, глядя на желанную добычу и еще не до конца веря, что все удалось. Так же, как матери Арники в первую охоту. А может, даже лучше.

Дальше она уже не думала, а просто бежала к туше, на ходу доставая из заплечного мешка веревку, чтобы подвесить оленя и освежевать. Дотащить такую огромную тушу сама Арника не смогла бы, а звать на помощь было некого. Ритуал первой охоты требовал справляться со всей работой в одиночку, доказывая свою самостоятельность делом. И пусть в последние годы молодые имизонки пользовались все большими послаблениями, Арника не могла себе этого позволить. Царской дочери не к лицу ждать поблажек.

Работа была грязной, но Арника не морщилась, методично работая ножом. В копании в потрохах может найти удовольствие только безумец, но и просто так забрать жизнь оленя было бы безответственно. Нет, эта душа уйдет на новый круг без сожалений, зная, что ее плоть еще послужит живым. Успокоив себя этой мыслью, Арника безотчетно проделала все необходимое. И даже удивилась своему спокойствию, подумав, что разделывать кроликов в детстве было гораздо тяжелее. Арника и сейчас чувствовала легкие уколы жалости, когда проходила мимо загона с пушистыми зверьками, беззаботно жующими силос. Впрочем, в этом не было ничего, чего Арнике стоило бы стыдиться. Да, иногда приходится проявлять жестокость, но кто сказал, что от нее нужно получать удовольствие?

Люди в Имизонии не какие-то отсталые дикари, как, наверное, думают в Катории. Охота – дань древним традициям, крайне редкое и особое событие, которое нечасто случается в жизни высоких родов, а у простолюдинов и вовсе единожды. Еще не скоро Арнике понадобится вернуться в лес, чтобы бросить вызов самой себе и доказать, что ее рука все еще тверда. А может быть, к тому времени, когда мать передаст ей царский венец, народ будет готов к некоторому смягчению обычаев. Одно точно: когда Арника примет власть, с кроликами будут иметь дело только царские мясники.

Плечо обожгло, когда она уже сделала две ходки и привязывала последний мешок с добычей к седлу коня. Арника не сдержалась и грубо выругалась от неожиданности, а затем начала расстегивать ворот рубашки, чтобы посмотреть, в чем дело. Вывернула шею, ожидая увидеть след от укуса слепня или какой-то другой летающей гадости, но вместо этого обнаружила на плече светящийся узор. На золотистой от загара коже мерцали ярко-белые линии, складываясь в рисунок пиона. Точно такой же цветок Арника не раз лично рисовала в альбоме на уроках по международной геральдике. Символ королевского дома Катории.

Обычно бережная с лошадьми, в этот раз она гнала кобылу, как ветер. И только услышав, как хрипит и задыхается от бешеной скачки несчастное животное, одернула себя и с галопа перешла на рысь. Царский шатер, в котором ожидали результатов охоты мать и старшие женщины родов, был уже рядом. Соскочив с лошади, Арника бросилась вперед, преодолевая последние локти до устланного дорогими коврами входа в шатер.

Пантелея не зря заслужила прозвище Сиятельная. Сверкали и переливались сотнями бликов драгоценные камни в ее царском венце. Золотой нагрудник и наручи выходного доспеха будто не отражали свет свечей, а сами светились изнутри. На плечах царицы лежал подбитый мехом плащ, а по бокам от нее стояли молодые охранницы – умелые и спокойные. На загорелом лице матери играла легкая улыбка, которая тут же исчезла, когда Арника ворвалась в шатер. Лица охранниц остались равнодушными, но тела напряглись, и это заставило Арнику непроизвольно замедлить шаги. Она опустилась на колени и почтительно склонила голову, ровно и уверенно произнося древние слова ритуального приветствия:

– Здравствуй и радуйся, старшая мать, ибо несу я весть об успехе первой охоты твоей дочери. Ее шаги были тихи, руки тверды, а глаза зорки, и потому острая стрела встретилась с сердцем хозяина леса.

– Сердце матери поет, слыша весть, которую принесла ее дочь. Славная добыча порадует старших и младших сестер. Будет вечер и будет пир, станут славить умелую охотницу и мать, что ее воспитала, – торжественно ответила Пантелея Сиятельная, ничем не выдав своего беспокойства.

– Будет вечер и будет пир, – подтвердила Арника и низко поклонилась, уже понимая, что разговор с матерью о странной метке отложится до вечера.

В Каторийском дворце маркиза Фламбре

Аппетитный запах жаркого заставил рот тут же наполниться слюной. И все же Лиона продолжала сидеть на месте с милой улыбкой, даже не глядя в сторону тарелки, только что наполненной лакеем. Как того требовал этикет, ее взгляд принадлежал соседу слева, тучному архитектору с седыми бакенбардами.

– Я проезжала на прошлой неделе мимо здания нового театра. Ваша работа, мейстер Глохтер, просто превосходна. Особенно меня восхитили скульптуры на фронтоне, слышала, их изготовили по особому заказу триклопы. Неужели это правда?

Мужчина раскраснелся от удовольствия, услышав похвалы. Но вопрос о скульптурах заставил его на мгновение нахмуриться, и Лиона отметила про себя, что следует быть осторожнее. Отец не одобрит, если она выйдет из образа образованной, но не слишком проницательной собеседницы.

– Да, скульптуры действительно делали на заказ. Впрочем, слухи об участии триклопов всего лишь досужая болтовня. Мастер, с которым я работал, из западных провинций, просто он не очень известен, – спокойно ответил мессир Глохтер.

– Ах, вот как. Я сразу и подумала, что это всего лишь сплетня, но не смогла сдержать любопытства. Видимо, скульптуры так хороши, что кому-то стало завидно, – бросила Лиона, подкрепив слова беззаботным смехом.

Архитектор посмеялся вместе с ней и ощутимо расслабился. Лиона подарила ему напоследок еще одну улыбку и, покончив со светским долгом, наконец удостоила вниманием жаркое. Медленно отпилила серебряным ножом кусочек мяса, наколола на вилку и отправила в рот. Лицо ее сохраняло меланхоличное выражение, пока внутри все пело от счастья, что пришло время наполнить желудок.

Честь попасть на званый ужин маркиза Фламбре выпадала далеко не всем аристократам. Но присутствовали на нем отнюдь не только титулованные особы. Помимо мейстера Глохтера, здесь так же приятно проводили время несколько богатых торговцев и виконт Сенари, один взгляд которого заставлял тело Лионы покрыться мурашками. Худой, высокий, исчерканный морщинами старик с дрожащими руками мог бы вызывать жалость, но в его глазах было что-то такое, что заставляло Лиону чувствовать себя жалкой букашкой в паутине древнего паука. Похожие чувства у нее вызывал только отец. Бросив взгляд на другой конец стола, она убедилась, что, к счастью, главе семейства сейчас нет до нее дела, слишком занят беседой со своим соседом – молодым, глупым, но очень богатым бургграфом Шантельи, недавно унаследовавшим титул.

Отправив в рот еще несколько кусочков аппетитного блюда, Лиона тщательно прожевала их, а затем, несмотря на все еще неутоленный голод, отодвинула тарелку и перевела внимание на беседу, которую вели справа.

– Единоглазому построят еще два храма в столице. Поговаривают, бюджет существенно пополнился после конфискации земель бургграфа Антийского.

– Неужели? Я слышал, что его молодой жене присвоили титул и передали права на несколько поместий, – уточнил сосед Лионы.

Она сама навострила ушки, заинтересовавшись подробностями последнего громкого скандала. Его сиятельство бургграфа Антийского пару недель назад заключила под стражу Королевская канцелярия, а затем вышел указ о его казни за преступления перед короной. Какие конкретно, Лионе было неизвестно.

– Да, король позаботился о том, чтобы леди Фионе хватало на булавки, но мы же с вами понимаем, – второй собеседник понизил голос до шепота, но у Лионы был чуткий слух, – что у его сиятельства было гора-а-аздо больше средств, если он был замешан в этих делишках с девицами.

– Будет вам, считать чужие деньги бессмысленно. Тем более, что мы все равно не знаем деталей. Говорят, чтобы исключить слухи, король сам допрашивал бургграфа в Кабинете правды.

– Конечно, не узнаем. Но нам это и не нужно, достаточно видеть, насколько широко простирается благосклонность его величества к жрецам и как все меньше любезностей достается нам.

– Наш король суров, но, возможно, жене из хорошего рода удалось бы смягчить его сердце. Ему давно пора подумать о невесте, тем более, в этом году столько прекрасных дебютанток. Да взять хотя бы леди Лиону.

Собеседники перевели на нее взгляд, и она тут же испуганно ойкнула и глупо улыбнулась.

– Господа, я чувствую в ваших словах привкус лести. Неужели вы заигрываете со мной?

Мужчины тут же поспешили заверить ее, что это безобидная шутка, и осыпать комплиментами. Чувствуя, как щеки заливает румянцем, Лиона опустила глаза, продолжая держать на губах легкую стыдливую улыбку. От дальнейшего разыгрывания спектакля «юная леди неловко пытается флиртовать» ее спас громкий голос отца, который предложил насытившимся господам переместиться в курительную комнату. Дамы в это время могли посвятить себя карточной игре или продолжить беседы в женском кругу. Лиона хотела встать, но неожиданно плечо что-то болезненно обожгло. Она непроизвольно дернулась, но тут же взяла себя в руки и огляделась, не заметил ли этого кто-то. К счастью, ее соседи не обратили на произошедшее внимания, поэтому, попрощавшись с ними, Лиона медленно пошла прочь из зала, намереваясь ненадолго отлучиться и посмотреть, в чем дело.

В одном из пустынных коридоров она оглянулась по сторонам, и, не заметив поблизости слуг, потянула кружевной ворот вниз, чтобы оголить плечо. Ткань поддавалась с трудом, и приходилось действовать с осторожностью, чтобы не порвать. Лиона почти справилась с платьем, когда внезапно на другое плечо опустилась тяжелая рука.

– Чем это ты здесь занимаешься? – раздался скрипучий голос отца.

Лиону парализовал на месте животный ужас, с детства ставший постоянным гостем в ее теле. Прежде чем она успела что-то ответить, отец с силой рванул вниз рукав, который она до этого осторожно дергала. Швы платья жалобно затрещали.

– О-о-о, я уже не ждал, что тебе когда-нибудь удастся меня обрадовать. Но ты смогла меня удивить.

Отец смотрел на ее обнаженное плечо, и на его худом морщинистом лице медленно расцветала улыбка. Опустив глаза, Лиона увидела, что на месте, где она искала ожог, светится магическая метка. С рисунком королевского пиона.

В храме Мальтира, на западе от столицы

Расческа легко скользила по блестящим черным волосам, слегка застревая на кончиках.

– Рия, чем ты тут занимаешься? Ты слышала новости?

Молодая жрица скорчила рожицу своему отражению в зеркале, а потом тяжело вздохнула, отложила расческу в сторону и обернулась к подруге.

– Конечно, слышала, Лика.

Подруга оторопело уставилась на нее, потом нахмурилась и недоверчиво переспросила:

– Что-то ты слишком спокойно это говоришь. Ты понимаешь вообще, что происходит? На ночь Мальтира приедут гости из дворца. Высокопоставленные. – Последнее слово Лика специально выделила интонацией.

– Да-да, я тоже была на утреннем собрании и слышала, что говорили старшие сестры.

– Порочный Мальтир, да что же с тобой такое! – не удержалась и громко заорала Лика. – Сегодня ночью. К нам в храм. Приедет толпа аристократов. С самим королем. Ты понимаешь?! То есть… сегодня любая из нас может провести с ним ночь. Да это же будет настоящее чудо!

Глядя, как подруга машет от возбуждения руками, Рия не выдержала и рассмеялась. Через мгновение успокоившись, она состроила серьезную мину и загадочным голосом произнесла:

– Понимаешь, в чем дело, Лика… Чудо может произойти в любой момент. А может и не произойти. Другое дело – если к нему хорошенько подготовиться.

– И как же можно подготовиться к чуду?

Рия снова повернулась к зеркалу.

– Ну, для начала расчесаться. Вряд ли король бросится на самую растрепанную девицу.

Лика схватилась за голову.

– Мальтира на тебя нет! – горестно застонала она. – Ну и как с тобой разговаривать? Все время шутишь! Когда тут такие дела происходят… Ладно, расчесывайся, а я побегу проверить, как украсили большой зал младшие. Все должно быть сделано на высшем уровне!

Лика действительно выбежала из маленькой комнаты, подхватив повыше подол белого платья. Рия покачала головой и снова рассмеялась. А затем вернулась взглядом к своему отражению и продолжила расчесываться.

Забавно, что слова Рии воспринимают как шутку, даже когда она говорит всерьез. Конечно, ей хотелось бы восславить Мальтира с самим королем. Любопытно же, какой он – на вкус, слух и запах. Но Рия также искренне считала, что, если чему-то суждено случиться, это непременно произойдет… по воле богов. А в ее смертных руках только то, что зависит от нее самой. Например, хорошенько выспаться, расчесаться, позавтракать и неспешно разобраться со всеми делами. И в ночь священной оргии быть полной сил и в хорошем настроении. Тогда Рия сможет получить удовольствие от происходящего вне зависимости от того, кому повезет оказаться в королевских объятиях.

Когда закат окрасил розовым белоснежные стены храма, все приготовления были закончены. По краям атриума установили деревянные столы, укрытые разноцветными скатертями с серебряной вышивкой. На них выставили вазы с сочными фруктами и кувшины с летним вином. Между увитыми цветущими лианами колоннами колыхались на ветру полупрозрачные отрезы ткани. Курительницы с благовонными маслами уже исходили легким дымком. Младшим сестрам оставалось только расставить свечи в высокие подсвечники на витых бронзовых ножках. И зажечь их, когда последний луч солнца скроется за горизонтом.

Рия остановила взгляд на огромной статуе, установленной в центре атриума, прямо посреди бассейна. Обнаженный Мальтир сидел на камне, поджав одну ногу под себя, а другую опустив в воду. Голову его украшал венок из виноградных листьев, по плечам бежали густые вьющиеся волосы, легкое одеяние складками обтекало тело, не скрывая мужской красоты и силы. Губы бога плодородия и плотской любви улыбались, а глаза, казавшиеся живыми, смотрели прямо на Рию озорно и весело. Словно говоря, что сегодняшняя ночь не заставит ее скучать.

Как всегда, Мальтир сдержал даже невысказанное обещание. Наступил вечер, и заплясали на стенах отсветы от пламени свечей. Обнаженные жрицы с распущенными волосами плавно затанцевали под ритмичные удары барабанов. Душистый запах цветущих глициний смешался с сандаловым ароматом благовоний. А к звукам музыки прибавились смех беседующих, плеск купающихся в воде и стоны тех, кто уже начал воздавать почести богу.

Рия танцевала, закрыв глаза. Босым ступням было жарко от нагретого за день камня, в груди разрасталось томление, бедра с каждым кругом двигались все более плавно, а движения рук становились призывнее. Ее переполняло не только собственное желание, но и возбужденное волнение танцующих рядом. Казалось, что еще чуть-чуть – и чувств станет слишком много, чтобы их могла вынести одна маленькая жрица. Но Рия только сделала глубокий вдох и задвигалась быстрее и яростнее, отпуская из головы последние мысли и полностью отдаваясь музыке.

Сначала она почувствовала чужое восхищение и жажду и только потом ощутила, как ее талии коснулись мужские пальцы. Сильное мужское тело прижалось к Рие сзади, подстраиваясь под ее ритм. Это были приятные движения, но их вскоре стало недостаточно, и тогда Рия не выдержала и развернулась. Ее тонкие руки нашли широкую шею, мягкая грудь прижалась к плоской мускулистой груди, а взгляд поднялся вверх, но нашел вместо лица только туманную дымку.

Черты мужского лица расплывались, не давая ни определить себя, ни запомнить. Рия только видела, что он красив. Но сейчас все это было неважно. Ее волновало совсем другое, и, следуя требованию души, тела и музыки, она многообещающе улыбнулась и потянула мужчину в сторону свободной кушетки.

В любовной горячке Рия не почувствовала ожога на плече.