Общественный роман Салтыкова-Щедрина, составленный из написанных им очерков, поистине беспощаден. На примере отдельной семьи Головлевых показан распад и разложение целой прослойки общества о которой говорили многие классики того времени. Все герои настолько отвратительны, циничны и так привержены материальному обогащению и внутреннему разложению, что читать местами неприятно до возмущения. Во время чтения невольно ловишь себя на мысли, что из всего этого смрада пытаешься найти хоть что-то человеческое, потому что хочется же хоть кому-нибудь сопереживать.
Деспотичность одного героя, рожденная недостатком любви и предательством, порождает пьянство, маслянистое лицемерие, жадность и безвольность; малодушие и пустословие другого в свою очередь порождает ненависть, злость и смерть. Все это вместе порождает мрак, страдание и запоздалое, никому уже ненужное раскаяние. Да, безусловно, – это одно из самых депрессивных произведений, которое я когда-либо читала, а все потому, что не знаешь за какую добродетель уцепиться.
Тем не менее, это сильный, но при этом легко читаемый и как никогда актуальный роман великого классика Салтыкова-Щедрина, стоит прочитать всем без исключения. Он учит тому как делать НЕЛЬЗЯ, если не хочешь впоследствии погрузиться в такой же мрак как персонажи этой книги. Все темы здесь на виду: нельзя предаваться случайным страстям не думая об их последствиях, нельзя отмахиваться от детей “кусками” (подарками), потому что им прежде всего нужна любовь и внимание, нельзя жить в неуважении к друг другу, нельзя небрежно относиться к слову и т.д.
Отняла звездочку не за произведение, а за оформление. Первое, что бросается в глаза – это количество опечаток, для такой небольшой (а тем более платной) книги, больше трех как-то многовато. Второе: все сноски на неизвестные нашему поколению слова могли бы быть выведены в виде пролинкованных сносок для каждой страницы, так как неудобно каждый раз перелистывать в конец, чтобы посмотреть значение какого-то слова.
Актуальный роман, затрагивающий многие темы, в том числе тему стремления к обогащению ради самого этого обогащения, которое может убить в человеке любовь и доброту. Интересное произведение, поднимающее вечные проблемы. Советую прочитать.
Одновременно смешной и трагичный роман русского классика навсегда останется в моей памяти. Превосходное описание помещичьего быта до и после отмены крепостного права. Общественные вопросы и проблемы, поставленные в романе, до сих пор остаются актуальными.
В моей личной классифике безысходных и тленных книг за прошедший год лидерскую позицию пока уверенно удерживала Элизабет Гаскелл - Мэри Бартон . Но теперь я однозначно отдаю пальму первенства "Господам Головлевым". Так как тут мрак и хаос достигли своего апогея, который вряд ли имеет переход на новый уровень.
Роман Салтыкова-Щедрина во многом автобиографичен. К примеру, прообразом Арины Петровны Головлевой послужил образ дражайшей маменьки Салтыкова-Щедрина, образ Порфирия "Иудушки" Головлева списан с брата Дмитрия, а книжный Стёпка – прототип брата Николая.
Вот интересно, Салтыков-Щедрин намеренно лишил героев положительных черт или в пику разлагающемуся помещичьему классу? В любом случае, какая бы причина не была – абсолютное декаденство изчезающего класса помещичьего дворянства раскрыта великолепно.
Если брать во внимание понятия "семья" и "Головлёвы", то эти понятия плохо сопоставимы. Так как за семью ни один из её членов не держался. Главный мотор семьи, Арина Петровна, всю жизнь положила на приобретение материальных благ. Шутка ли дело, приумножить состояние в десять раз, не заручаясь поддержкой никого извне. Эта успешная финансовая деятельность, несомненно, не может не вызывать уважения, но детей Арина Петровна по дороге растеряла. Кто не умер, тот пытался выгрести. Но властной маменькой не позволено выгрести, уж лучше стухни безвольно где-нибудь за конюшней. Поэтому ничего удивительного, что родственных чувств в семье не было.
А то, что было имело неизменный оттенок разочарующего, глупого, быдловатого и неистрибимого хамства. Собственно, самый яркий пример в романе – это образ Порфирия "Иудушки" Головлёва: не чуждого мелкой лести и неуёмного пустословия. Ну и Аннинька отличилась – падшая актриска, похорнившая сестру и свои идеалы.
Я совершенно не удивляюсь, что данное произведение обошло меня в школьные годы. И замечательно, что я с ним встретилась годы спустя.
Есть книги, на которые рецензию хочется написать сразу по прочтении, чтобы успеть передать возникшие впечатления, не упустить какие-то пришедшие во время чтения мысли и замечания. Но есть и другие, написание рецензий на которые откладываешь на какое-то время, ждешь, пока улягутся нахлынувшие мысли, оформятся выводы, откроются новые, не обнаруженные сразу, смыслы. Роман Салтыкова-Щедрина относится ко второй категории, прошло уже больше недели, как я перевернул последнюю страничку книги, а всё не торопился писать отзыв, книга вылеживалась в запасниках подсознания. И вот, сегодня утром, я, проснувшись, понял, что, кажется, я созрел для того, что высказать свое мнение.
Но прежде хочу поблагодарить друзей, которые настоятельно советовали мне прочитать эту книгу. Так сложилась моя читательская биография, что в школе, когда "проходили" роман, я его пропустил, болел кажется, а потом всё как-то не складывалось. Но я дал слово Svetlana-LuciaBrinker , Lilia55 , Ludmila888 и Anastasia246 , что к Новому году исправлю сей недочет, план мне удалось даже перевыполнить. Так что можно уверенно сказать, что "по совету друзей я приобрел автомобиль "Москвич", ой, нет, "Москвич" приобрел герой "Бриллиантовой руки", а я прочитал "Господ Головлёвых".
Книга, конечно же, сильнейшая, у неё есть два уровня: исторический и социальный. Первый касается исключительно времени и сословия, изображенных в романе, второй - вечный и общечеловеческий.
Что касаемо первого. На мой взгляд, "Господа Головлёвы" сыграли великую роль в деле расшатывания сословных устоев в Российской империи, подготавливая её переход к обществу равноправных граждан. Салтыков-Щедрин показывает агонию мелкопоместного дворянства, иждивенческую сущность этого класса, предсмертные судороги разлагающегося паразита. По второму аспекту - социальному - роман продолжает оставаться актуальным по сей день, потому что типажи, выведенные классиком, по прежнему встречаются, пусть и в преломлении нынешних реалий.
В русской литературе было две книги, забивающих гвозди в гроб уходящего в тень истории дворянства. Первая - это "Обломов" Гончарова, где было показано безволие и пассивность погрязшего в паразитизме класса, а вторая - "Господа Головлёвы", в которых подводилась жирная черта под бесполезностью и бессмысленностью существования выморочного сословия. Я недаром называю русское дворянство салтыковским термином - выморочное - оно действительно будет вымарано беспощадным историческим процессом навсегда и окончательно.
Известно, что прототипами семейства Головлёвых служили члены семьи самого автора, так в образе Арины Петровны представлена мать писателя - Ольга Михайловна, а Иудушка списан с брата автора - Дмитрия Евграфовича, с которым он судился из-за наследства и чья пустословная лексика вложена в уста Иудушки.
В целом же семейство Головлёвых представляет почти все черты упадничества разлагающегося дворянства. Мать - Арина Петровна - властная женщина, в погоне за "благоприобретениями" теряющая то, ради чего жила - семью. Отец - Владимир Михайлович - человек "легкомысленный и пьяненький". Старший нелюбимый сын Степан - кутила и пьяница, носитель "рабского" характера. Младший Павел - безвольный метатель, в чем-то похожий на Обломова. Племянницы Анненька и Любонька - жертвы того образа жизни, что сложился в Головлёве, вытолкнутые "в люди", не нашедшие своего места в жизни и безжалостно растоптанные.
И, наконец, главная фигура романа - Порфирий Владимирович - он же Иудушка - "кровопивушка". В этом образе сплотилось всё отрицательное и мерзкое, что было свойственно многим представителям угасающего дворянства - жадность и стяжательство, притворство и лицемерие, подлость и мелочность. И все же он не средоточие зла, в нем тоже есть что-то от человека, что не смогло или не успело развиться, что оказалось заморожено и забито глубоко внутрь гнетущим матушкиным воспитанием, в нем просматриваются какие-то позывы. И это только усиливает трагизм этой фигуры, человека, впустую растратившего свою жизнь на подсчет копеек, из-за которых он погубил всех трех своих сыновей - двоих законных и последнего, прижитого от Евпраксеюшки. И проблеском какого-то понимания всего ужаса, который он сотворил над собой и своими близкими, выглядит гибель Иудушки на последних страницах - финальная точка самонаказания после длительной агонии физической и моральной деградации.
Концовка мрачная - "финита ля комедия"
Головлевский трэшак с его мертвечиной всегда мне виделся ярчайшим гнусным приколом Салтыкова-Щедрина в частности и русской литературы в принципе. Другое дело, что последняя имеет в своих рядах предостаточно подобных неоднозначных творений, за что каждого истинного патриота во всякое время искренне прямо-таки распирает от гордости. Право же, доброта не самое отличительное русское национальное качество, хотя перманентный образ какого-нибудь Ивана-дурака и должен обладать некими подобными исходными признаками.
Задавшись этим вопросом, а он не такой-то и сложный, ибо русская литература имеет, как и пристало национальному менталитету, еще и четкое иерархическое деление, отвлекся в приятных перечислениях имен. Оказалось, что гуру русской литературы, если и выводят в главные герои какого-нибудь блаженного (что, кстати, характеризует на только одну лишь русскую литературу), то погружают его в такую кошмарную реалистическую среду, что не остается никакого сомнения по поводу намерений и возможностей самого автора. Действительно, скажем, тот же Достоевский, где-нибудь в "Преступлении и наказании" столь убедительно и реалистично изображает все ужасы уличной жизни, что это наводит на мысль о том, что в этом-то он прекрасно разбирается. Или Лев Толстой, описывающий обиженных и поруганных девушек где-то в "Воскресенье" или "Дьяволе" демонстрирует недюжинный собственный практический опыт. Прости, Лев Николаевич, за мысли грешные. В общем, порывшись и покопавшись в низинах русской литературы, насколько позволил мне мой уровень примитивности, пришел к выводу, что, если где-то в темноте и затаились добрые, светлые авторы, то это явно не тот случай. Самым "добрым" видится Гончаров. Тургенева не рассматриваю, ибо, если его внимательно читать, то можно обнаружить прямо-таки тонны всякого навоза по отношению к России, а самое главное - к самому себе.
Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин видится особенным автором даже на фоне столь прекраснейшего набора романов-ужасов, являющихся столпами русской литературы. И дело даже не в том, что он единственный, кто достиг высот на ниве чиновничьей службы и изведал российскую глубину всех глубин. Его сатирические сюжеты являются всего лишь следствием того, чем наградила его природа. Едкими, саркастическими чертами характера, какой-то даже потусторонней проницательностью, способной проникать в особые свойства предметов и явлений, кажущихся обыденными. Ну и, конечно, та самая "доброта", которая у Салтыкова-Щедрина выражена наиболее ярко. Отношение его к людям в "Господах Головлевых" нашло наиболее яркое выражение. Здесь полный набор уродов, нет ни одного мало-мальски приличного человека. Зато, как водится, исконно по-русски, можно выбрать на свой субъективизм одного из перечня головлевских убогих и, заливаясь слезами на местный манер или с кулаками наперевес - опять же на тот же манер, ибо это другое проявление крайности, пригреть его у себя на печи. Обычно самолично я выбираю Арину Петровну, но ей уже столько посвящено, что пусть спокойно отдохнет старушка. Ей и так прилично досталось, но замечу, что образ этот в большинстве своем похож на небезызвестный образ Скарлетт ОХара и причины ненависти к нему большинства девушек давно расписаны на составляющие и закреплены причинно-следственными признаками вырождения. Вырождение, оно, знаете ли, не только головлевское, но и любое в своей однобокости. Однобокость - основная причина начала вырождения.
Давайте немного пройдемся по Иудушке. Начнем с имени. Появился мальчик, родился, еще ничего и сделать-то не успел, а его Иудушкой окрестили. Нам не только указали на то, как его, бедного, величать, но и на то, как к нему в итоге мы должны относиться. Нет уж, извините, подвиньтесь, Михаил Еврграфович, мы сами будем решать - кого любить, а кого бить по ночам. Вначале мы видим мальчика глазами только его многострадальной мамы. Опять же - мы должны поделиться на два нестройных лагеря любителей и ненавистников Арины Петровны. Радует меня то, что по отношению к ней нет равнодушных. А нет их по той причине, что они есть в этом произведении, но в реале эти люди не занимаются такой чепухой - чтением Салтыкова-Щедрина. Иудушки - их так много и при нынешнем положении рыночной экономики в стране им очень некогда. Они носятся целыми днями, отрабатывая сверх нормы свои места менеджеров по продаже алкоголя или табачной продукции, старыми тачками барыжат - в общем, сами понимаете, им не до чтения. Но нужно помнить, что Иудушек много, а здесь собрались только те, кого бесит деспотизм Арины Петровны или умиляет то, что она женщина.
Арина Петровна взирает на мальчика с некоторой опаской, ибо, как истинная русская женщина, ждет искреннего к себе подхода, а от ребенка - природной бестолковости и натуральных слез. А за всем этим и ходить никуда не нужно - вон он сидит, ее муженек, ярое и стопроцентное воплощение русского духа, а рядом с ним и старший сын, Степка-балбес, настоящий сын своего отца, нечто поистине бестолковое и устрашающее в своей бессмысленности. А неподалеку и младший сын, Павел, другая форма инфантильности, он бы тоже с удовольствием заплакал, да только он маменьку боится. Бывает такое - именно в этих руках ребенок плакать отказывается. Но это совсем не значит, что он не умеет плакать. Казалось бы, на фоне этой склизкой аморфной и бесполезной массы детей, любой родитель бы обрадовался такому подарку судьбы - рождению разумного ребенка. Но Арине Петровне откровенно не повезло. Ее обычные методы силы и разума применительно к Иудушке не работают, что совсем не означает, что Иудушка абсолютно неуправляем. Ему, если в чем-то и не повезло, то лишь в том, что на его жизненном пути не попалось ни одного хорошего доброжелательного человека. У кого и чему ему было учиться. И здесь вряд ли виновата Арина Петровна. В силу своей природной предрасположенности она не способна на ту форму ласки, что так необходима была маленькому хитрому мальчику. Мальчик затаился, но сохранил эту детскую травму навечно. От отца он, естественно, получить ничего не мог, ибо балбес и алкоголик не способен ни на что человеческое. Во всем этом можно винить и патриархальный уклад того времени, ибо при смене ролей в семье, в современной семье, например, принято меняться ролями. Кто сказал, что Иудушка не мог получить своей доли ласки от отца?
Далее, вплоть до самого конца, Иудушка предстает перед нами, обласканный взором самого автора, который, конечно, изобразил его полным уродом. Михаил Евграфович, списав образ с собственной семьи, продемонстрировал истинное христианское смирение и всепрощение. Обхаяв как мог родного брата, с которого он списал образ Иудушки, Салтыков-Щедрин столкнул его лбами с мамой, а сам отошел в сторонку. Но далеко не уходил, ибо уже знал - что будет дальше. А как же истинное "если тебя ударят в левую щеку, то повернись к лесу передом, а ко мне задом"? Не нужно думать, что на этом все кончилось - демонстрация Иудушки во всей красе продолжалась в течении всего повествования и, разумеется, не в лучшем свете. Почему-то смазаны и практически выброшены из хронологической последовательности целые десятилетия мужания Иудушки, его женитьбы и жизни с женой. Нам остается только догадываться о причине того, почему Иудушка так и не пришел к какому-то равновесию и почему он не остался в городе. Самой очевидной версией была бы та, что Иудушке проще всего было прийти к материальному благополучию, обирая своих родственников, нежели долго и нудно добиваться успеха в другом месте. Ну, так кто виноват, что он один такой среди убогих. Почему-то всегда, когда на горизонте замаячит один-единственный нормальный человек с врожденным разумным мышлением, его тот час записывают в Иуды, ростовщики, американцы, что там еще. Хотя, он всего лишь порождение той самой массы, что так его называет. Не давайте ему особенно резвиться и будет вам счастье.
Впрочем, нужно отдать Иудушкам должное, что на прозвища они особо не реагируют, а знают только одно - свое бесконечное дело о накопительстве материального. Вопрос "для чего копит богатства Иудушка" странен и говорит о том, что его абсолютно не понимают. Таких образов в жизни и литературе довольно много. Только они вечно куда-то спешат, им некогда остановиться и рассказать праздношатающимся, что они не копят богатства, а занимаются их накопительством. Им важен не результат, а процесс. За внешним проявлением эмоций, которое может быть каким угодно - благопристойным, экстравагантным, добрым даже - скрывается холодный и расчетливый ум. У Иудушки не было шанса выглядеть привлекательно, ибо на него смотрят только одни глаза - глаза Михаила Евграфовича. Но даже при таком раскладе можно углядеть некую предвзятость, надуманность и изменить угол зрения. С точки зрения полезности Иудушка более чем безупречен - деловит, энергичен, коммуникабелен, очень непритязателен в быту. А что свинья - так того, кроме нас с вами, никто не видит.
Финал произведения не имеет к Иудушке никакого отношения, ибо повествование погрязло в сумасшествии, а автор ко всему прочему подсунул Иудушке собственную совесть. Уж если быть последовательным, то во всем. Нравственный облик же русского человека, просыпающийся почему-то только тогда, когда его притесняют, не требует отдельного обсуждения, но эмоциональные крайности хорошо выражаются в картинке, что приложена к тексту.
P.S. Как-то слишком критично в итоге вышло по отношению к любимому автору, но Салтыков-Щедрин бы понял и посмеялся.
Бывают семьи, над которыми тяготеет как бы обязательное предопределение
Несколько дней назад здесь, на ЛайвЛибе, я написал историю про то, как на экзамене по русской литературе в университете сдал «Господ Головлевых», не читая романа, зная о книге только по лекциям да чужим конспектам критических работ по Салтыкову-Щедрину. И вот теперь прочитал роман, наконец, и сижу в оцепенении.
Я много литературы не прочитал в годы студенчества, и «догонял» потом. И я хорошо знал, например, о чем «Братья Карамазовы» Достоевского, или «Оливер Твист» Диккенса. И по прочтении их в дальнейшем, я говорил себе – да, это хорошо, сильно (а про какие-то книги говорил – нет, это не для меня, и больше этого автора я трогать не буду). Но вот позади «Господа Головлевы»!
Никогда еще во время чтения книги образ персонажа (особенно главного) не вызывал во мне такого отвращения, такой гадливости, такой брезгливости, не провоцировал физической тошноты, так Порфирий Иудушка Головлев. Я вот по натуре практически не брезгливый, и подчас без особых усилий над собой опускал незащищенные руки в такие нечистоты, о которых писать тут умолчу. А тут такое чувство, что я упал в выгребную яму.
Кстати, такую же фразу я писал в свое время по поводу книжки Виктора Ерофеева «Жизнь с идиотом». Но если в том случае я имел в виду лишь то, что книжка на редкость мерзкая, то в данном случае роман Салтыкова-Щедрина замечательный, а главный персонаж – ну я уже сказал про него.
Переплюнул, ох переплюнул Иудушка многих известных литературных героев. В лицемерии – мольеровского Тартюфа, в подлости - гюговского Тенардье. Разве в скопидомстве до Плюшкина не дошел…
Вообще ситуация предсказуемая. Старая кочерга Арина Петровна все сделала для того, чтобы получилось все, как получилось. Жила семьей, но не для семьи. Копила богатство – но не для детей. Детей нарожала – и не любила их. В последнем – главная причина. Детьми надо заниматься, детей надо любить, а коли не любишь ты детей, кто же их еще любви научит? Ну, а если им «кидать куски», как собакам, так они собаками и станут. Точнее, и стали таковыми. Гниль, оказывается, передается по наследству. Такое, к счастью (или к несчастью?) бывает только в роду человеческом. Ох, а что было бы, коли во всех живых видах такое встречалось. Только представьте – выросла яблоня, и всякий раз на ней вырастают гнилые яблоки. Бр-р-р…
Михаил Евграфович во всем великолепии показал еще одну интерпретацию заповеди «Не убий». Ну в самом деле, мало ли мы знаем способов убийства – от банального задушения до изощренного сдирания кожи? А тут мы видим, как убить можно словом, причем убиение происходит ме-е-едленно, ме-е-едленно, ме-е-е…
И вот еще что. Прочитав роман, я вдруг понял, что знаю таких людей, которые если не точь-в-точь, как Иудушка, то достаточно приблизились к нему. Которые, святоши такие, даже не подозревают о том, что за гнилой маской гнилого их благочестия скрываются такой же прах и тлен, такая же душевная и духовная гниль, как у Иудушки. Такие люди, к слову, во много раз хуже настоящих злодеев. Потому что злые люди, разбойники, убийцы и всякая прочая дрянь все-таки понимают, кем на самом деле являются. И всякого рода Иудушки творят зло в святом неведении, с уверенность в своей правоте.
Повторяю, я знаю некоторых таких. Жалко, что они не читали «Господ Головлевых». А подсунь им эту книжку незаметно – страшно оскорбятся! Станут креститься на образа, вопя и стеная, говоря о своих заслугах и невинности. Забывая об одной из главнейших христианских истин – настоящий христианин не станет говорить о своих заслугах, тем более о своем БЛАГОЧЕСТИИ, ибо это есть грех тщеславия и фарисейство.
Головлево - это сама смерть, злобная, пустоутробная; это смерть, вечно подстерегающая новую жертву. Двое дядей тут умерли; двое двоюродных братьев здесь получили "особенно тяжкие" раны, последствием которых была смерть; наконец, и Любинька... Хоть и кажется, что она умерла где-то в Кречетове "по своим делам", но начало "особенно тяжких" ран несомненно положено здесь, в Головлеве. Все смерти, все отравы, все язвы - все идет отсюда. Здесь происходило кормление протухлой солониной, здесь впервые раздались в ушах сирот слова: постылые, нищие, дармоеды, ненасытные утробы и проч.; здесь ничто не проходило им даром, ничто не укрывалось от проницательного взора черствой и блажной старухи: ни лишний кусок, ни изломанная грошовая кукла, ни изорванная тряпка, ни стоптанный башмак. Всякое правонарушение немедленно восстановлялось или укоризной, или шлепком.
И еще могу сказать, что в этом романе я не заметил ни одного в достаточной мере значимого лица, которое было бы симпатичным. Вот уж правда – дьявольское, убивающее место. При всем этом роман не выглядит фаталистическим. Хотя иногда и прорывается мысль – так им всем и надо, туда им всем таким и дорога. Но… если всем подобным туда дорога, тогда, боюсь, мор будет-с…
P.S. Прекрасно, выразительно озвучил книгу Александр Клюквин, за что ему самую ма-а-алость меньшее спасибо, чем самому Салтыкову-Щедрину. А еще спасибо неизвестному звукорежиссеру за очень удачные саунды в самых напряженных местах. Интересно, когда была сделана запись? Не удивлюсь, если в 70-х…
«Как „матерой волк“ он наелся русской крови и сытый отвалился в могилу» В.В. Розанов о М.Е. Салтыкове (Щедрине)
Михаил Евграфович Салтыков, представитель столбового дворянского рода (знаменитая Салтычиха это его родственница, правда из очень дальней (но значительно более богатой) ветви огромного родового древа Салтыковых), писавший под псевдонимом «Щедрин», когда описывал дворянские нравы — был глубоко в материале. Именно ему, Михаилу Евграфовичу, судьба уготовила роль стать как самым страшным хулителем русского народа, так и самым светлым его писателем. Господа Головлёвы здесь, разумеется, его главная и программная вещь. Как любое гениальное произведение, Господа Головлёвы оглушают своих читателей. Разобраться в этом романе не то чтоб совсем невозможно — но его действительно надо «разъять как труп», т.е. строго соответствуя научному методу «анализа» разделить на части, и изучать по отдельности. Творческое восприятие объекта — синтетическое. Понимание, как же оно функционирует — возможно только через аналитику.
Сюжетный пласт Первый и самый известный всем пласт — сюжетный. Сюжет здесь простой и совершенно незатейливый, но для русской литературы не особо характерный. По крайней мере в канве произведений русской литературы последней четверти XIX века он выделяется очень заметно. Это не деградация дворянства как такового (хотя такой мотив там нет), и не история лицемерия. Нет, это история абсолютного зла, которое, как известно, обязательно должно маскироваться под добро. Антихрист будет похож на Христа. Тема неблагодарных детей - можно ли сказать здесь что-то после Король Лир ? Сложно. Но навряд ли какое-либо иное произведение писателя данного периода способно и сейчас оглушить читателя настолько же сильно, как Господа. Сюжет пересказывать нет смысла — собственно, он пересказан прям внутри:
«— Петушок, петушок! востер ноготок! Петух кричит, наседке грозит; наседка — кудах-тах-тах, да поздно будет!»
Пророчество сие изрекает блаженный старец Порфирий, живший в поместье Головлёвых, и только этими словами можно описать всю сюжетную канву.
Характерный пласт Если с сюжетом всё просто — то всё совершенно не просто с характерами. Герои у Щедрина, как водится, выпуклые, очень харАктерные. И Арина Петровна, и её муж, и её дети, и даже слуги. Но, конечно, самым ярким бриллиантом здесь является именно Порфирий Владимирович. Михаил Евграфович знал что пишет — и почему-то знакомясь ближе с его персонажами сложно отделаться от мысли, насколько он далёк от знаменитой Дарьи Салтыковой? Каждый из его персонажей словно из палаты мер и весов русской литературы. И если персонажи Гоголя в Мёртвых душах , которые тоже (если помните) олицетворяют человеческие пороки, выглядят сатирично-комично (все эти губернаторы с вышивками, дети-Фемистоклюсы да прокуроры-свиньи), то здесь от персонажей Щедрина веет могильным холодом. Это не попытка высмеять реальность — это и есть та самая реальность. Психологическая достоверность персонажей Щедрина просто поражает — впрочем, поражает она не только меня, но и больших классиков, вроде Горького.
Социальный пласт Если сюжет это линия краски, а характер это кисть — то социальный пласт произведения это холст. Абсолютная власть, абсолютно развращающая абсолютных людей. Абсолютное благолепие, абсолютная боль и абсолютная безысходность. Какой-нибудь литературовед сказал бы, что именно социальная часть здесь предстаёт более сатирической, чем характерная (обычно то в сатире наоборот, иначе сатира и не работает как задумывалось). На самом деле социальная ткань романа целиком и полностью работает на нагнетание атмосферы. Почему его произведения нельзя назвать сатирой? Ведь сатира это тоже смех через боль! А потому что смех Щедрина слишком уж мучителен. Своим смехом он мучается сам, и мучает всех окружающих — уникальный случай для русской литературы. В смехе Щедрина видна та самая социальная реальность, попавшая в его «окуляр», и которую он, по роду деятельности, знал слишком хорошо — больше чем любой другой русский классик. Что-то подобное мог бы написать Блок, со своим опытом работы в ЧСК — вот только сомнительно что он чувствовал боль, как Салтыков. По крайней мере переживания свои он выразил совершенно иначе .
Технический пласт Линией, кистью и полотном ещё не исчерпывается картина, ведь есть ещё самое важное, манера письма. Это филигранное произведение русской литературы, которое совершенно не пытается оглушить тебя. Вместо этого автор пытается тебя задушить. Но не задушить «сжав твоё горло руками», а выкачать вокруг тебя весь воздух. Не знаю, многие ли читатели ощущали то физическое удушье, которое начинает тебя обволакивать, и к концу уже полноценно не даёт вздохнуть? Автор блестяще создает ту самую атмосферу, которое накрывает всё Головлёво. Степан, прибывший в Головлёво, понимает, что оттуда веет смертью. Нет, не смертью — склепом. И эти дуновения очень явственно несутся со страниц этой книги.
Великий знаток земли русской М.Е. Салтыков, и это навсегда осталось железным «компроматом» на него, в народники не спешил, а карьеру выбрал самую что ни на есть сомнительную в глазах российской интеллигенции — министерство внутренних дел. Талантливый человек талантлив во всём — возможно именно поэтому карьерной вершиной для него стал пост вице-губернатора Твери. Находясь на казенной должности, регулярно сталкиваясь с «казенными делами» можно смело утверждать — свой народ Михаил Евграфович знал значительно лучше иных «болящих за судьбы народа», дальше своего фамильного поместья не выезжавших. Жизнь — лучший источник творчества для литературы? Тогда нельзя не начать сожалеть — сколько же той самой жизни мы не знаем, поскольку у лиц, занимающихся выполнением властных функций, как правило нет литературных талантов?
Тьма и свет Господа Головлёвы — одно из самых светлых произведений русской литературы. Почему? Да потому что даже из той тьмы, куда Иудушка сам себя погрузил, из того беспросветного ужаса и мрака, в который он опустился — он нашёл выход. И пусть этот выход несовместим с его земной жизнью — но ведь святость это не то, о чём мы можем судить по нашим примитивным, «земным» меркам? Беспросветный мрак повествования заканчивается по-библейски — раскаянием. А раскаяние это первый шаг на пути к свету и спасению.
Понимание Щедрина понимали — остросоциальность его произведений трудно было отрицать. Фактически, невозможно. Плюс глубина знания материала — то, чем мало кто мог похвастаться даже из писателей «первой десятки» русской литературы. Гоголь сам сконструировал свою «Малороссию» , Лермонтов во многом сам создал образ «Кавказа» . Лев Толстой написал свою историю отечественной войны . Эти произведения нисколько не плохие — нет, они куда лучше реальности. Именно в них «художественная» правда затмила правду реальную, и сама стала реальностью. Щедрин не создавал новый мир — он своей кровью разрушал воздушные замки, и заставлял увидеть мир реальный. Поэтому при общем признании гениальности, к личности автора всегда было больше вопросов, чем ответов. Тут тебе и МВД, тут тебе и власть, тут тебе и вольнодумство. Государственники не признавали его за своего, обвиняя в слишком уж большом «либерализме», либералы же отказывали ему от дома под предлогом его «государственнической» карьеры. Быть пророком в своём отечестве нелегко. Почему пророком? Да потому что он предсказал чем все закончится, и как Иудушка в Господах Головлёвых, так и гениальный юродивый русской литературы Розанов 26 октября 1918 года кается:
«Целую жизнь я отрицал тебя в каком-то ужасе, но ты предстал мне теперь в своей полной истине. Щедрин, беру тебя и благославляю. Проклятая Россия, благословенная Россия».
Ты такой, Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин. Гений русской литературы. Будь ты проклят. Благословляю тебя.
Вообще, книга сильно напоминает "пошехонскую старину" того же авторства со знаком минус, правда. Не так хорошо проработаны характеры, и в целом несколько смазано и действие, и куча пробелов в стиле "чик-чик монтаж". Еще подпортил впечатление слишком архаичный язык. Я, конечно, понимаю, что салтыков добивался идентичности, но бесконечное, нудное переливание из пустого в порожнее (особенно, иудушка постарался) вырвиглазным стилем в речах персонажей - это ахтунг. Так вот.
На арене снова вымирающее во всех смыслах дворянское семейство средней руки, во главе которого стоит деспотичная мать. И она, конечно, салтычиха и кабаниха. Но ежели у отпрысков был бы какой-никакой характер, была бы сильная сердцевина... В конце концов их мытарили не больше, чем почти всех дворянских недорослей на руси. А силы-то в натурах нет. Хоть маменька и плоха, а все же ждут от маменьки халявы в виде материального содержания. Причем, она как-то раз, будучи бесправной женщиной, приумножила состояние фамилии. А деточки и внучки - пырей да крапива. Хотя от зеленух может быть и больше пользы, чем от них.
И, глядя на все это, чего-то меркнет ореол зла вокруг маменьки. Ибо деточки, как на подбор, халявщики, тунеядцы, алкоголики, мошенники, пустобрехи. Да и сам салтыков в общем-то пишет ближе к финалу, что не помогло вливание свежей крови именно от маменьки в загнивающую ветвь. Но всю дорогу так и слышался вопль о том, какой зверь, значит, маменька. При этом все мужчины от сыновей до внуков постоянно ждали солидного содержания от зверюги. Причем, им дали образование, старт в виде капитала (и не один раз) и... пшик на выходе.
Особенно, порадовали сыновья иудушки (одного из сыновей маменьки-зверя). Один сынка женился и, оказывается, папаша должен был содержать молодую семью. А у молодожена, видимо, лапки. Второй сынка запустил свои лапки в полковую казну, и папаша просто-таки был обязан спасать проворовавшегося отпрыска. Нет, иудушка, конечно, козлище и скупердяй. И вообще какой-то недоделанный. Временами даже было жалко его, хоть и гнида. Но с какого такого панталыку он обязан содержать и выручать взрослых бессовестных лбов? Он-то свою халяву ой-ёёй как у маменьки отработал. Тут такое дело, короче. Или играй по правилам семейства, или все сам, своими лапками.
Вот внучки мне понравились. Славные, решительные девушки, но погубил их тот образ жизни и окружение, что они выбрали. Впрочем, они единственные из всех головлевых хотя бы попытались чего-то добиться сами, чтобы вырваться из трясины, и не попрошайничали у более обеспеченной родни, а сами стремились помогать. К сожалению, там практически сразу было понятно, что случится безнадега, обусловленная законами того времени и безобразным отношением к женщинам.
Так что никого особо тут и не жалко: ни угнетателей, ни их жертв. Тем более, что они периодически менялись местами. Кроме внучек, естественно.
До того в этой книге всё удручающе и мрачно, что посмеяться над гиперболизированными пороками и несовершенствами уже и сил не остаётся. Это произведение, как дементор, все светлые мысли и эмоции из читателя вытрясывает. Сурова русская классика. Но зато, читая вот такие вот произведения, я радуюсь, что я таки носитель русского языка, а ни какого-либо другого, ибо не представилась бы мне возможность всякий раз нервно вздрагивать, заслышав слова с суффиксом –ушк в полной мере ощутить безграничные достоинства авторского языка и понять особенности российского менталитета. Актуальные проблемы и герои, которые ещё не скоро переведутся, в старых декорациях. События, описываемые в книге, охватывают промежуток времени до отмены крепостного права, а затем и после, демонстрируя гниение системы, на нём державшейся, и жуков-навозников в этом навозе копошащихся. Но если абстрагироваться от исторического контекста, произведение заиграет новыми красками и теперь.
Кем была бы в наше время Арина Петровна? Бизнес леди и глава семейства, заведующая всеми его делами. Только матриархат сыграл злую шутку: привёл к деградации мужского элемента, который за ненадобностью системе, оскудел. Муж Арины Петровны, да и впоследствии сыновья и внуки, подверглись типичному, как принято считать, российскому недугу и проследовали вслед за дочерью, честь семьи опозорившую. Так уж их всех она строила, что и съела, глазом не моргнув. Ведь имидж – всё: как бы люди чего плохого не подумали. При этом ей казалось, что для них, родимых, старается. И ведь переживала взаправду, что ради деточек вкалывала, а те и не оценили. Только с их стороны, наверняка, всё выглядело иначе. Деньги – ось бытия этой семьи, а семейные отношения – это скорее вынужденное партнёрство, ни о каких материнских и сыновьях чувствах тут нет и речи, это полное разложение института семьи. Чем не капиталистическое общество? Только ради чего это заколачивание состояний, показное соответствие прописным истинам, когда смысл существования собственными руками был доведён до абсурда и обращён в ничто?
Один лишь сорняк прижился на почве этой: Порфирий, получивший с лёгкой руки брата прозвище Иудушка. Он и с поцелуями лезет, и молитовки все наизусть знает, и перед образами на колени правильно падает. Только он – то и есть тот монстр, что взрастила созданная Ариной Петровной система. Иудушка – лицемер от религии, да и «лицемер» слишком громко сказано. Ведь религия же такая вещь, которая подразумевает множество трактовок. Оттого и не совестно Порфирию было гадости делать, и деньги выше родных ставить: по его трактовке он праведную жизнь вёл. Такие они, эти праведники: грешат, а потом ходят по церквям, грехи замаливают. Хорошо бы их в таком случае не совершать, не правда ли? Но им важнее соответствовать обряду. Впрочем, совести у него и нет, как и других человеческих чувств, таким уж его система сделала. Монстр в обличии праведника – это классика. В общем, тут я с Фаулзом соглашаюсь: религия, какой мы её сейчас знаем, изжила себя в принципе (см. «Куколка»).
А чем была бы отмена крепостного права теперь? Допустим, экономическим кризисом, после которого уже бизнес Арины Петровны не оправился бы, как и она сама, годы уж, не те. Пришло время пожинать плоды своего труда. С ужасом Арина Петровна обнаруживает в отношении Порфирия к своим детям, ту же модель поведения, к которой сама не раз прибегала. Такая вот преемственность поколений. Поразило её не столько то, что это он такой, а оттого, что на себя со стороны посмотрела. Заключительная часть по-настоящему страшная, последний абзац – и вовсе выстрел в висок. Что, впрочем, страшнее: осознание сотворённого Порфирием или же, наоборот, как если бы он ничего не осознал? В романе много смертей, много сравнений головлёвских поместий с могилами. Безапелляционный приговор выносит автор семье Головлевых, которая, надо думать, представляет собой российское общество.
«Господа Головлевы» kitobiga sharhlar, 137 izohlar