Kitobni o'qish: «Наследница»
Выпуск произведения без разрешения издательства считается противоправным и преследуется по закону
© Михаил Михеев, 2017
© ООО «Издательство АСТ», 2017
Глава первая,
в которой мирная жизнь отшельника рушится самым неожиданным образом
Здесь лапы у елей дрожат на весу,
Здесь птицы щебечут тревожно.
Живешь в заколдованном диком лесу,
Откуда уйти невозможно.
В. Высоцкий
Стук в дверь – не самый приятный звук. Особенно, когда за окном ночь и ты крепко-крепко спишь. Особенно, когда в ответ на твое сонное «пошли вон» стук повторяется с удвоенным энтузиазмом. Словно бы тому, кто барабанит в толстую, способную удержать тролля (ну, хотя бы на пару минут) дверь нечем больше заняться. И вот стоит, барабанит, под дождем изо всех сил мокнет. Шел бы отсюда, поискал, где укрыться можно… Елочку бы какую нашел, что ли, или шалаш соорудил, а не поднимал из мягкой, теплой постели старого отшельника, которого, вдобавок, мучает жесточайшее похмелье.
Торн с невероятным, воистину нечеловеческим усилием заставил себя принять вертикальное положение. В голове вначале перекатился свинцовый шар, а потом изнутри по черепу застучали молоточками тысячи гномов. Не тех, которые добывают золото в шахтах, а очень маленьких, хотя и не менее упорных. Тьфу, мерзость…
Во рту было сухо, как в пустыне в период засухи. Пошарив рукой по столу, Торн почти сразу нащупал искомое – огромный глиняный кувшин с огуречным рассолом. Лучшее средство от всех бед, связанных с похмельем, никакое заклинание рядом не стояло. Возблагодарив богов и собственную предусмотрительность, Торн взял его, поднес к губам и, не чувствуя вкуса, начал вливать в глотку живительную влагу. От головной боли, естественно, не помогло, но хотя бы стало не так мерзко, и язык перестал напоминать разбухшую до безобразия кедровую шишку. Это действо немного отвлекло Торна от окружающей действительности, и, когда спасительный кувшин показал дно и был со вздохом возвращен на прежнее место, отшельник с надеждой прислушался. Может, незваный визитер ему приснился?
Стук в дверь повторился. Кто бы ни пришел, он был настойчив и упорно желал встретиться с хозяином единственного на двадцать миль вокруг человеческого жилья. Лучше бы к медведю по ошибке завернул, с тоской подумал Торн и встал. В голове снова перекатился отвратительно холодный шар, но равновесие держать получалось без усилий. Это радовало – теперь незваный гость встретится не просто со злым колдуном, а со злым колдуном, крепко стоящим на ногах, а значит, готовым к бою.
Как ни странно, эта мысль, несмотря на категорически не подходящее самочувствие, немного развеселила его, и вниз Торн спускался уже в относительно приличном настроении. Даже в полах длинного халата ухитрился не запутаться, что в его состоянии выглядело целым достижением. Единственно, пожалел, что с вечера не поставил здесь полог тишины. Конечно, заклинание сложное и в плане энергии затратное, весь дом закрывать – недопустимая расточительность, но уж о спальне-то можно было позаботиться.
Холодильный ящик в углу привлек взгляд Торна, словно магнит железную пудру. Там, как он точно знал, стоит жбанчик с пивом. С восхитительно холодным пивом… Нет. Отшельник с трудом сдержался от того, чтобы мотнуть головой. Просто хорошо представил, какие ощущения ему при этом жесте грозят. Конечно, пиво есть – ума не надо, однако похмеляться он не собирался. «Неправильный опохмел ведет к длительному запою», – эти слова отца Торн запомнил с детства и не видел причин им не доверять. Папаша, что ни говори, был мудрым человеком. Хотя почему был? Он-то есть и от людей не прячется, наоборот, когда отец в гневе, люди прячутся от него, а вот будешь ли ты – вопрос открытый.
Проходя мимо зеркала в углу, Торн механическим, ставшим привычным с детства движением пригладил волосы. Ну, не лежат они у него, как надо, приглаживай, не приглаживай, им без разницы. Зато женщинам нравятся – длинные, почти до плеч, темные, слегка вьющиеся… Смешно, родители светловолосые, а он – совсем наоборот. В деда, наверное, тот тоже был чернявый и ходок тот еще. Хотя, кроме волос, роста и могучего сложения, другими серьезными достоинствами Торн не обладал. Лицо словно топором вырубленное, а после двух – оставленных рапирой одного не в меру заносчивого эльфа – шрамов, хоть и сведенных целителем, еще и малоподвижное. Глаза цвета льда. Что еще? Ах да, паршивый характер, средненький магический дар, ну и кое-какие мелочи – все это, по мнению самого Торна, недостатки. А еще полное отсутствие мозгов в голове, иначе не сидел бы в этой глуши, а давно возглавлял, к примеру, кафедру прикладной магии в Академии. Не в столице, разумеется, там и своих умников хватает, а где-нибудь в провинции, в филиале, что хоть и менее почетно, но тоже неплохо. Отец бы помог непутевому чаду… скорее всего. Да и мать подключила бы свои старые знакомства. Глубину связей предков Торна не знал никто, даже он сам, но то, что тянутся они на самый верх, в королевский дворец, секретом не являлось.
Стук в дверь оторвал Торна от привычных и успевших набить изрядную оскомину рассуждений. На сей раз он звучал как-то полузадушенно – сколь бы ни был упорен незваный гость, он явно устал бесплодно молотить кулаками по толстым доскам из потемневшей от времени лиственницы. У отшельника даже появился соблазн повернуться и уйти, но он все же пересилил себя. Нет уж, раз пришлось встать, пускай тот, кто посмел нарушить покой мирно спящего человека, почувствует, что такое его гнев. Несмотря на похмелье, на пару очень неприятных проклятий Торн был еще вполне способен.
Закрывалась дверь на хитрую систему засовов, которые пришлось бы отодвигать, наверное, пару минут. Или пять секунд, если знать, как это правильно делается. Один поворот рычага – и все остальное хитрая система противовесов сделает за тебя. Правда, чтобы эта хитрая, гномьей работы машинерия работала, надо, чтобы все пазы подходили друг к другу идеально, но мастер, делавший эту дверь, не зря выбрал в качестве материала лиственницу. Если знать, как с ней работать, можно добиться практически каменной твердости и полного отсутствия гниения, причем безо всякой магии. Дуб, разумеется, немного прочнее, но в этих местах его сложно найти, да и весить дверь будет столько, что рано или поздно металлические петли банально перекосит. Эта же дверь служила когда-то еще деду Торна и, если боги окажутся благосклонны, послужит и его внукам. Если они, конечно, когда-нибудь появятся, эти внуки, что в свете последних лет его жизни выглядит сомнительно.
Легкий шелест. Засовы выходят из пазов именно так, практически бесшумно, человеческому мастеру подобного не добиться, но для гнома такое качество работы норма. Дверь открывается без скрипа, и яркий свет сейчас бьет в глаза тому, кто стоит перед ней. А вот сам Торн расположился чуть сбоку, здесь очень удобная, специально для этой цели сделанная в незапамятные времена ниша. Из нее видно все, что происходит снаружи, а вот тем, кто перед дверью, требуется определенное время, чтобы обнаружить хозяина дома. Не такое уж и большое время, но, порой, вполне достаточное, чтобы захлопнуть дверь… или угостить незваного гостя промеж глаз чем-нибудь несочетаемым с долгой и счастливой жизнью. В отношении людей, равно как и прочих живых существ, отшельник иллюзий не питал, а немалый опыт тесного общения практически со всеми расами континента приучил его к осторожности. Лучше почувствовать приступ стыда на могиле невинно убиенного прохожего, чем увидеть, как плачут над твоей могилой. Знаем, проходили, и хвала богам, что не на собственном опыте.
Однако, как ни удивительно, в этот раз Торн и посетитель увидели друг друга одновременно. Незваный гость из-за того, что хозяин стоял в стратегически выигрышной позиции, плюс того, чьи глаза привыкли к темноте, ослепил свет, а сам Торн… Ну, честно говоря, лишь потому, что ориентировался на рост обычного человека, а притупленная алкоголем реакция не дала сразу отреагировать и посмотреть вниз.
Закутанная в темный плащ фигура могла быть с успехом описана двумя словами – «мелковата» и «сыровата». Пожалуй, она могла бы дышать Торну под мышку… Хорошо хоть, не в пупок. К тому же она оказалась весьма субтильной, даже набухшая от воды ткань плаща не могла этого скрыть. Ну и, вдобавок, когда начала открываться дверь, гость сделал шаг назад, что, в свою очередь, заставило его спуститься на одну ступеньку ниже. В результате всех этих манипуляций он и выпал на пару секунд из поля зрения отшельника. Впрочем, ничего страшного при этом не произошло – кем бы ни оказался пришелец из ночи, буйным он явно не был.
– И кого это демоны принесли?
Это было вежливо. Для колдуна, которого если и не смертельно боялась, то уж точно опасалась вся округа, послать незваного гостя куда подальше обычное дело. Тем более, когда его разбудили. Самое смешное, никакого удовольствия самому отшельнику такое поведение не доставляло, однако так было правильно. Крестьяне – народ простой. Даже слишком. Или они боятся колдуна и обращаются к нему только в крайнем случае, неся в клювике соответствующую проблеме денежку, или же будут прибегать из-за каждого пустяка, вроде чирея на пятке. И, что характерно, без кошелька, свято уверенные, что волшебник добрый, он поможет страждущему. Обязательно поможет. За так. Или, в крайнем случае, в долг. Ага, поможет. Он, Торн, доверчивый. Был. Когда-то.
– Меня зовут… – Тут ей на лицо упала скатившаяся с крыши струйка воды, и она закашлялась. – Войти… можно?
Ну вот, еще и баба. Причем, судя по голосу, молодая. Больше всего Торну хотелось захлопнуть дверь и отправиться досыпать. Он гостей не приглашал!
– Заходи…те.
Ну вот, так он и знал. За то время, пока вставали на свое место засовы, с плаща на пол натекла вода. Целая лужа. Хорошо еще, полы он сам обрабатывал, тщательно, даже, можно сказать, с любовью вплетая в доски несколько слоев заклинаний. Гнить не будут, высохнут сразу же. К тому же они теплые, хотя в том заслуга не столько магии, сколько тщательно продуманной системы отопительных трубок, идущих под полом и равномерно отдающих ему жар от хорошо протопленной печи.
Судя по тому, в какой позе стояла гостья, в мокрой одежде ей было весьма неуютно. Мешковатый плащ скрывал это, но не до конца. А вот не надо было под дождем ночами бегать, с внезапно проснувшимся цинизмом подумал Торн, а вслух сказал:
– Я думаю, вам будет несколько комфортнее, если вы снимете эту тряпку.
Обиделась, вон, как головой дернула, но смолчала. Только решительно взялась за завязки. Угу, угу, давай, развязывай намокший шнурок, интересно, как у тебя это получится…
Как ни странно, получилось. Не с первой попытки, разумеется, но все же раньше, чем отшельник предложил ей нож, дабы разрезать неподатливый узел. Рывок! Плащ мешком свалился к ногам гостьи, открыв бледное, довольно симпатичное лицо и отличную фигуру, запакованную в дорожное платье из дорогой, это можно было определить даже сейчас, темно-синей ткани. Тоже мокрое насквозь. И колотило ее хозяйку в ознобе нещадно, хотя в доме было тепло, а на втором этаже даже, можно сказать, жарко. Вот только снаружи уже осень, и лужи к утру иной раз оказываются подернутыми тонким ледком.
– Нет, девушка, так не пойдет. Заработаете воспаление легких, а мне с вами потом возиться, – Торн повернулся, не выпуская, впрочем, на всякий случай девушку из поля зрения. Видел он уже как-то раз стилет, птичкой вылетающий из такого же рукава, ага. – Вот, переоденьтесь, а потом проходите в комнату. Прошу извинить, платьев дома не держу…
Когда девушка, кутаясь в его халат, вошла в комнату, Торн как раз заканчивал разжигать камин. Можно было бы, конечно, прогреть комнату и магией, но живое тепло горящего очага куда лучше воспринимается человеческим телом. На столе мерцал рубиновым блеском бокал с подогретым вином, там же стояла кое-какая еда, извлеченная из холодильного шкафа, все же законов гостеприимства еще никто не отменял, и ни раздражение, ни плохое самочувствие не были оправданием, чтобы пренебречь ими. Впрочем, настроение малость улучшилось, когда Торн увидел, как гостья старается не запутаться в его халате, для нее определенно слишком длинном. Выходило это у нее настолько комично, что он с трудом удержался от смешка. От девушки, тем не менее, его настроение не укрылось, она зыркнула возмущенно, но смолчала, что разом подняло мнение Торна об ее умственных способностях на пару делений. Правда, всего на пару, не более – уже тот факт, что она сейчас находится здесь, заставлял лишний раз задаться вопросом о существовании интеллекта вообще и женского в частности.
Пока гостья ела, кстати, не чинясь и не пытаясь жеманничать, что говорило или об отсутствии манер, или об изрядном голоде, Торн внимательно, ничуть этого не скрывая, рассматривал ее. Откровенно говоря, ничего особенного. Лет восемнадцать, может, чуть больше или чуть меньше. Невысокая, худощавая… Честно говоря, такие были не во вкусе отшельника, во всяком случае, в те времена, когда он еще не был отшельником. Волосы прямые, темные, даже темнее, чем у Торна. Лицо симпатичное, но не более того, красавицей девушку не назовешь. Черты тонкие, аристократические, но это ни о чем не говорит, подобные экземпляры встречаются порой и в глухих деревнях, где селяне в жизни не видели картины интереснее огромной кучи любимого навоза. Словом, ничего из ряда вон выходящего, такие типажи увидеть можно часто. И бледная, что, в общем-то, легко объяснимо – снаружи, чай, не лето. Плюс наверняка устала – во дворе не было и намека на лошадь, а сапожки гостьи, которые Торн успел разглядеть еще в дверях, могли похвастаться толстым слоем налипшей грязи и отсутствием подметок. Стало быть, шла по лесной дороге пешком – там сплошная глина, и если в ней остались только подметки, то путешественница, в принципе, легко отделалась. Сам Торн, как-то решивший прогуляться по этому недоразумению, которое местные крестьяне с гордостью называют трактом, один сапог и вовсе утопил. Право же, в сырую погоду по лесу идти значительно легче.
Наконец девушка закончила трапезу. Ее уши, чуть более заостренные, чем у большинства людей, что наводило на мысль о толике эльфийской крови, при этом забавно шевелились, однако, когда она подняла голову, у Торна почему-то не возникло и тени желания рассмеяться. Взгляд был прямым и острым, как клинок эльфийской рапиры, и в то же время каким-то устало-беспомощным. Таким бывает взгляд очень сильных людей, не привыкших отступать, но оказавшихся вдруг перед непрошибаемой стеной… и бившихся о нее головой до потери сознания. Не тот взгляд, который ждешь от совсем молодой девушки.
– Итак, кто вы и что привело вас в мое скромное жилище? – Торн, подумав, решил взять нить разговора в свои руки. А то гостья мнется, явно не зная, с чего начать.
Девушка подняла глаза – огромные, черные – и с усилием, будто выталкивая застрявшие в горле слова, выдохнула:
– Я прошу у вас помощи. И защиты.
– Гм… Это интересно, – Торн механическим жестом почесал щеку, с неудовольствием отметил, что уже дня три не брился, и вздохнул. – Даже если не учитывать тот факт, что вы начисто проигнорировали мой первый вопрос, возникают еще как минимум два. Почему я должен вам помогать и чем вообще может кому-то помочь старый отшельник?
– Насчет старого я бы не сказала, – девушка вдруг улыбнулась. – Вам не дашь больше тридцати.
Лесть, наглая и беспардонная. Торну недавно исполнилось тридцать пять, и на них он, как сам был уверен, и выглядел. Но все равно приятно…
– Я просто неплохо сохранился. И все же прошу ответить на мои вопросы.
В его голосе явственно звякнул металл – такую интонацию он в свое время отрабатывал часами, в ущерб многому другому, и учитель риторики был вне себя от непослушного ученика. Торн по опыту знал, что, услышав его голос, многие предпочли бы испугаться, но девушка оказалась из другого теста.
– Разве помощь ближнему не является благословенной богами добродетелью?
– Во-первых, не всеми богами, а лишь некоторыми. Меньшинством, кстати, и не самым популярным. А во-вторых, ближних, – тут Торн оглянулся и в недоумении пожал плечами, – я здесь почему-то в упор не наблюдаю.
Разговор начал его забавлять. Пожалуй, слишком долгое сидение в одиночестве противопоказано для человеческой психики, и он соскучился по общению. Что же, будем считать, свое вино гостья уже отработала. К тому же голова уже практически перестала болеть, и это настраивало Торна на благодушный лад.
– Понятие «ближний» – иносказательно.
– Я предпочитаю не понимать намеков. Так почему я должен кому-то помогать? И как вообще может помочь кому-то безобидный отшельник?
– А я думала, что прозвище Эль Барро кому попало не дадут.
Очень интересно. Эль Барро. Снежный барс на староэльфийском диалекте. А еще – несущий смерть зверь, приходящий из тумана. Это если вдаваться глубоко в тонкости перевода. Так его звали… когда-то. Не здесь, далеко, на побережье… Интересно только, откуда эта девушка знает такие малоаппетитные подробности его биографии?
– Неисповедимы причудливые изгибы человеческой мысли. Но словесное фехтование мне преизрядно надоело еще в те времена, когда я был… тем, кем был. И альтруизм в число моих недостатков точно не входит. А потому или вы сможете толково, четко и ясно объяснить мне, от кого надо вас защищать и почему я должен это делать, или пойдете вон. Скажем, в тот самый момент, когда кончится дождь. И можете мне поверить, у Эль Барро еще хватит сил, чтобы вышвырнуть вас отсюда.
Забавная логическая ямка. С одной стороны, открытым текстом говорит, что выкинет, с другой – есть время подумать, осенние дожди длинные… Посмотрим, как отреагирует.
– Меня предупреждали, что вы скажете что-то в этом роде, – вздохнула девушка. – Вот…
Откуда появилось письмо в ее руке, Торн не понял. Скорее всего, она его прятала в складках халата – учитывая разницу в сложении, халат отшельника позволял девушке спрятать под ним полный рыцарский доспех. И пони, чтобы его везти, кстати. Но пони в данном случае не наблюдалось, а вот конверт из плотной синей бумаги оказался на диво материальным и отвратительно мокрым, едва не расползаясь в пальцах. Впрочем, маг он или нет?
Секунду над конвертом колыхалось трепещущее марево, а когда заклинание закончило действовать, он оказался сухим, немного сморщенным и горячим. Пришлось даже перебросить конверт пару раз из правой руки в левую и обратно, чтобы охладить, и лишь потом Торн аккуратно вскрыл послание. Бумага отвратительно заскрипела под ножом, но сопротивления не оказала, позволив выудить на свет аккуратно сложенный лист из плотного пергамента. Надо же, а он-то, грешным делом, полагал, что после изобретения листов переработанной целлюлозы, дешевой и удобной, дорогой пергамент ушел в небытие меньше чем за десятилетие, и было это еще до его, Торна, рождения. Тем не менее, у кого-то появилось желание выпендриться, и это, кстати, плохо – в отличие от бумаги, которая в худшем случае покоробится, после экспресс-сушки пергамент становится излишне хрупким. Так что пришлось разворачивать его осторожно, чтобы не рассыпался.
К счастью, операция по извлечению и развороту прошла успешно, и пергамент наконец предстал перед Торном во всей красе. То, что посылавший его редкий аккуратист, было ясно с самого начала, уж больно точно складывали лист, будто по линейке углы подгоняли. И само послание выглядело соответствующе, буквы ровные-ровные, словно кто-то их нанизывал на тонкую, невидимую струну. Очень характерный почерк, Торн не видел его уже много лет… И предпочел бы вообще никогда не видеть.
Здравствуй, старый враг! Удивлен? Я не вижу твоего лица, но знаю – удивлен. Впрочем, если ты читаешь эти строки, значит, меня уже нет в живых, а потому нет и смысла разливаться мыслию по древу и упражняться в остроумии. Мне уже все равно, а ты, я знаю, не из тех, кто бежит через полмира только ради сомнительного удовольствия плюнуть на чужую могилу. Хотя, конечно, если идти недалеко, плюнешь обязательно. Хе-хе…
Ладно, к делу. Девушка, которая передаст тебе это письмо, моя дочь. Моя – и человеческой женщины. Ты знаешь, как у нас относятся к полукровкам, и знаешь, что они не наследуют всех достоинств нашего племени. Очень жаль, кстати, поскольку в грядущей клановой войне пощады не будет никому. Ты прекрасно знаешь, даже нам, высшим, очень сложно уцелеть в этих битвах, а уж полукровка и вовсе обречена.
К сожалению, у меня нет друзей, поэтому я вынужден обратиться к врагу. Врагу честному и наверняка помнящему, кому он обязан жизнью. За тобой долг, Торн, и я прошу в качестве оплаты помочь моей дочери. Не защищать ее, это самоубийство, но хотя бы спрятать на некоторое время, пока все не утихнет. Вот, в принципе, и все. Прощай.
Подписи не было, равно как и печати, да и не требовались они. Отшельник слишком хорошо знал единственного, кто мог это написать. И, надо сказать, особого траура по его смерти объявлять не собирался. Впрочем, и радости от нее не испытывал – это и впрямь был честный и сильный враг, другие такого всю жизнь ищут. И долг, про который он писал, тоже никуда не делся.
Торн медленно встал, обошел стол и бесцеремонно приподнял двумя пальцами губу девушки. Так смотрят зубы у лошадей те, кто считает себя знатоком. Именно считает, настоящим знатокам на чужие зубы смотреть не требуется, они больше о безопасности собственных заботятся, а возраст лошади и без того видят сразу.
Гостья дернулась, вряд ли ей было приятно, но смолчала. Умненькая девочка. Что же, Торн увидел то, что ожидал. Клычки. Заметно длиннее человеческих, но короче, чем у отца, если не присматриваться – не заметишь. Похоже, она и есть. Отшельник вздохнул:
– Ну что же, наследница вампира, рассказывай, как ты меня нашла? Я-то надеялся, что в этой глуши мне удастся скрыться от чужого внимания.
– А вот так, – девушка сунула руку за отворот халата. Зрелище получилось… Да уж, измученному воздержанием (ну, это окружающие так думают) отшельнику полагалось бы слюнки пустить от вожделения. Очень выверенное движение, и халат подраскрылся ровно настолько, чтобы ничего не показать, но в определенном направлении мысли собеседника повернуть. Ох уж эти женские уловки. Как же, проходили. Много лет назад, и с куда более опытными кумушками. На Торна подобное не действовало уже давненько. Так что не повелся бы, даже забудь вдруг, что напротив сидит хищник, опасный даже для него. Одно хорошо – крови ей не нужно.
На шее девушки, на тонком, но прочном шнурке из непонятного материала висел амулет. Тоненькая деревянная пластинка. Торн втянул носом воздух. Сосна. Хорошо высушенная, отполированная, покрытая лаком, но все равно, запах не отобьешь. Странно, такое дерево для амулета вроде бы не слишком подходит – хрупкое оно. Вернее, магии-то плевать, на какое дерево садиться, но при такой толщине сосна может просто расколоться. А расколовшийся амулет – так, деревяшка никчемная.
– Что за игрушка? Я вроде бы от всего экранировался.
– Магия крови.
Угу, вот теперь и впрямь понятно. Берется капля крови, наносится на амулет. Дерево тут и впрямь лучше всего подходит, оно кровь впитывает, это с камня ее смыть легко. Потом накладывается поисковое заклинание – и вуаля! Откуда только кровь взяли, интересно… Впрочем, для вампира незаметно добыть чуть-чуть крови не так и сложно. И экранироваться от этой магии надо иначе, а он, Торн, даже не подумал о такой возможности.
– Ясно, – Торну вдруг жутко захотелось спать. – Значит, война, и твой отец решил спрятать дочь куда подальше. Весьма разумно с его стороны. Детали расскажешь потом, время еще будет. Выгонять тебя не стану, все же я должен твоему папаше самую малость – жизнь. Так что поживешь у меня, – а потом резко, глядя в глаза девушке, спросил: – То, что написано в письме, правда?
Мага обмануть, конечно, можно, но сложно. Особенно если задействовать вместо одного классического, всеобъемлющего и громоздкого, несколько простеньких заклинаний разной структуры. Это тяжелее, зато надежнее, именно так учила Торна мать. Собственно, она такую методику и разработала – в свое время едва не погибла из-за того, что враг обошел классическое заклинание, вот и научилась подстраховываться на все случаи жизни.
Девушка моргнула от неожиданности, потом кивнула и пробормотала под нос, что да, правда. Получилось зло – все же Торн ухитрился ее ошарашить, и сейчас это вкупе с раздражением после путешествия под дождем по грязной лесной дороге, да еще и ночью, вылилось в обиду. Однако мага чувства гостьи не интересовали, главное – она не врала, и Торн успокоился.
– Тогда спать, – он с трудом сдержал зевоту. – Вон там есть комната для гостей, в ней все, что нужно. Захочешь есть – сама возьмешь на кухне, что увидишь. И да… – уже на лестнице Торн остановился, поглядел на все еще сидящую за столом девушку. – Тебя как зовут-то?
– Меня не зовут, я сама прихожу, – девушка с вызовом посмотрела ему в глаза и упрямо выпятила подбородок.
– Хорошо, мадемуазель Я Сама Прихожу, иди спать, утро вечера мудренее.
Утром Торн, несмотря на вчерашние возлияния и ночные бдения, чувствовал себя бодрым и на удивление хорошо отдохнувшим. Наверное, виной тому были полог тишины, который он все-таки решил поставить на случай появления новых гостей, и хороший защитный барьер на дверь и окна. Ну, это так, чтобы в комнату никто не вошел, все же гости – это хорошо, но доверять им можно далеко не всегда.
Внизу было темно и тихо. Очевидно, юная вампирша (или, точнее, дампирша, если придираться к словам) и впрямь умаялась, раз все еще не проснулась. А ведь снаружи был уже день, в этом можно было убедиться, попросту распахнув ставни. То, что вампиры ночные существа, не более чем суеверие – они одинаково хорошо чувствуют себя в любое время суток. Просто в обыденной жизни удобнее бодрствовать днем, а вот воевать как раз наоборот. В результате в любом городе можно найти пару-тройку вампиров, живущих жизнью обычных людей, и никто не подозревает, что они не те, за кого себя выдают. Единственный минус – кровь, в которой эти существа нуждаются, иначе нарушается их обмен веществ, но и тут все решаемо. В конце концов, кровь животных ничем не отличается в плане усвояемости от человеческой, надо ее совсем немного, пару ложек в неделю, а острый приступ голода всегда можно задавить банальным плохо прожаренным бифштексом. Так что любовь вампиров к питию из горла, причем человеческого, не то чтобы байки, а, скорее, описание моральных уродов, таким образом демонстрирующих свое превосходство над людьми и самоутверждающихся. Кстати, эти умники обычно плохо кончают – вампир, конечно, быстр и силен, но толпа крестьян с тяжелыми осиновыми кольями в два счета сначала переломает ему все кости, а потом сожжет бездыханное (а если очень не повезет, то еще дышащее) тело на костре из все тех же многострадальных кольев. Тоже, надо признать, суеверие. Никакими особыми преимуществами в плане убиения кровососов осина перед другими материалами не обладает, однако же – традиция.
Ну что же, теперь придется готовить завтрак. Торн дико не любил этим заниматься, предпочитая обходиться бутербродами, но тут вроде как гостья, поэтому никуда не денешься. Так что когда девушка, зевая, потягиваясь и поводя носом на вкусные запахи, выбралась из своей комнаты, она обнаружила хозяина, прыгающего вокруг плиты в изрядно засаленном фартуке. Надо сказать, мало кто мог похвастаться, что видел Торна в столь неподобающем мужчине и магу виде.
Увы, спокойно позавтракать ему сегодня было не суждено. Пока так и оставшаяся безымянной гостья умывалась, точнее, плескалась в душе (артезианская скважина с избытком обеспечивала дом Торна водой, оставалось только приспособить несложное бытовое заклинание для регулирования ее температуры), прошло изрядное время. А если его тянуть, то рано или поздно обязательно что-то случится. В данном случае это был стук в дверь.
Двое крестьян в заляпанных грязью лаптях, призванных, очевидно, продемонстрировать, что с деньгами у них совсем швах, неуверенно топтались у крыльца. При появлении Торна оба поклонились в пояс:
– Батюшка помирает. Взглянули бы, ваша милость…
Ну, почему бы и не взглянуть, тем более, телега с густо облепленными грязью колесами стояла почти рядом. Как они ее протащили по раскисшей дороге? Точнее, как справилась с этим худая, заморенная лошаденка? Нет, до деревни всего ничего, конечно, но дорога… Коняшку жалко.
Торн спустился с высокого крыльца, мимолетом отметив, что лапти лаптями, а одежда на мужиках пусть и неброская на вид, но весьма даже добротная. К такой больше подходят крепкие сапоги, и наверняка у просителей они имеются. Вот только хотят выглядеть нищими и убогими. Все как всегда, в общем. Хотя, может статься, просто не хотят портить обувь в непролазной грязи, лапти же, в отличие от сапог, практически ничего не стоят – в доме любого крестьянина их сплетут быстро и вполне качественно.
Размышляя подобным образом, отшельник подошел к телеге, заглянул и с интересом посмотрел на лежащего в куче соломы, влажной от стоящей в воздухе сырости, мужика. Невысокий, но широкий настолько, что не в каждую дверь протиснется, на вид лет сорок пять, черная, без единой нитки седины, бородища едва ли не до бровей. Торн видел его раньше, но вспоминать, кто это, совершенно не тянуло. Много их в округе, всех крестьян запоминать – головы не хватит. Куда интереснее, что же с этим бугаем случилось.
Да уж, видок у мужика был неважный. Лицо, там, где его не скрывала густая растительность, бледное аж до синевы. Поза скрюченная. И впрямь хреново, видать, плюс в телеге наверняка растрясло, плюс одежда, хоть дождя и нет, мокрая насквозь… Брезгливо ткнув в сторону пациента согнутым пальцем, Торн небрежно бросил:
– Раздеть.
Мужики, толкаясь и мешая друг другу, бросились исполнять приказ. С больного стянули верхнюю одежду, рубаху… Торн поморщился – запах от мужика исходил вполне ожидаемый. Запах больного человека. Впрочем, некоторые городские и здоровые пахли куда хуже – все-таки крестьяне традиционно следили за чистотой.
Отшельник встряхнул кистями рук, разминая их и заставляя кровь течь быстрее, склонился над пациентом. От кончиков пальцев к телу крестьянина устремились десятки энергетических нитей, абсолютно невидимые обычными людьми и явственно различаемые любым магом. Коснулись тела, легко прошли сквозь кожу… Торн скривился от вполне ожидаемых, но от того не менее неприятных ощущений. Когда целитель вот так сканирует пациента, он чувствует его боль. Не так, как сам пациент, разумеется, слабее, приглушеннее, но все же. Именно поэтому проводить диагностику напрямую не любит никто, и большинство предпочитают при каждом удобном случае обходиться внешним осмотром. Зато такой способ быстр и дает четкую картину заболевания, а раз так, то, по мнению отшельника, можно и потерпеть. Зато исключается ошибка, а своей репутацией Торн дорожил. Пускай даже речь идет всего лишь о крестьянине.
