Kitobni o'qish: «Ярослав. Том 2. Князь… просто князь»

Предисловие

Что было в предыдущем томе

Наш современник ехал на военно-исторические маневры «Призвание Рюрика». Но в силу природных особенностей решил пустить пыль в глаза и прибыть красиво. Поэтому выгрузил своего коня из трейлера на подъезде. Оседлал его. Упаковал. Сам снарядился. Вроде как верхом прибыл издалека. Даже оружие взял не то, что для потех в бугурте¹ или турнире, а особой выделки, хорошей ковки и заточки – чтобы ярче покрасоваться. Глупо, конечно. Можно было легко нарваться на штрафы или даже выяснение отношений с полицией. Но кто в таком возрасте не любит пустить пыль в глаза окружающим? Особенно если за банкет платит не он. В общем – сел Ярослав на коня да поехал через лес. Водителя же отправил обычным ходом по разбитой дороге…

Но что-то пошло не так. То ли лес оказался заколдованный, то ли вмешались какие-то высшие силы, то ли еще какая аномалия приключилась, но въехал он в лес в начале XXI века, а выехал в 858 году, то есть во второй половине IX века. И не там, где заезжал, а недалеко от Гнезда – поселения, известного в наши дни как Гнездово, что недалеко от Смоленска. Строго говоря – это и был старый Смоленск, который перебрался на современное место только в XI веке.

Ярослав прибыл к Гнезду в тот самый момент, когда его ополчение воевало с пришлой державой викингов. И он вмешался, переломив исход битвы. А потом еще и раненым помог как мог. Все это подвигло местных предложить ему стать новым военным вождем поселения. Старый-то погиб. А отказаться он не решился, законно опасаясь того, что в этом случае его просто прибьют и ограбят. Вон на нем какое дорогое имущество надето.

С этого-то момента все и пошло-поехало…

Любил старину? Лови. Живи да радуйся. Но не тут-то было. Ярослав не стал просто так сидеть и ждать у моря погоды. Он прекрасно осознавал, в какую сложную эпоху и в какое трудное место загремел. Поэтому, потихоньку конфликтуя с местными старейшинами, парень пытался укрепить свое положение, опираясь то на те, то на другие силы. Ярослав стремился максимально подготовить поселение к отражению вторжения большой дружины викингов, которая должна была произойти в ближайшие годы. Старейшины же старались не дать парню набрать слишком большой политический вес, максимально ограничивая его власть и вставляя палки в колеса. Они опасались, что он сможет подмять все вокруг под себя, если его не сдерживать.

Достаточно быстро Ярослав сошелся с местной жрицей Макоши – Преславой, которая стала его сожительницей. Подружился с волхвом Перуна и кое с кем из викингов, что возили товары этим путем. А когда подтянулись представители Византии, что лазили по этим краям, произошел весьма неприятный инцидент. Эти фантазеры признали в нем бастарда покойного Василевса Феофила, рожденного ему его любовницей Кассией. Той самой, которая едва не стала ему женой. Почему не стала? Так вмешательство мачехи вынудило отказаться Феофила от своего выбора в пользу более интересной кандидатки. Все это закрутило и завертело ситуацию в Гнезде совершенно лихим образом, можно даже сказать – диким. Интриги громоздились одна на другую, враз взбаламутив тихое болото этих мест самым бессовестным образом.

Будучи военным вождем поселения Ярослав отразил несколько набегов на Гнездо: налеты дружин викингов и соседей – радимичей. Он сумел ввести обязательную регулярную тренировку для ополчения, а также арсенал, в котором хранилось единообразное снаряжение для всех ополченцев поселения, приобретаемое вскладчину. Этим единообразным снаряжением стали большие круглые клееные щиты, копья да плюмбаты – маленькие дротики поздней Античности. В общем – он старался максимально облегчить свои будущие сражения. И не только в плане подготовки ополчения Гнезда, но и дипломатически. Например, он нашел общий язык с ярлом Ладоги и с восточной частью племени кривичей. Поэтому, узнав о подходе армии Хрёрика, он смог призвать на помощь союзников из племени и выступить общей армией в поход. И там в полевом сражении разбить викингов наголову.

Итогом этой победы стало провозглашение Ярослава конунгом Гнезда, а не его военным вождем. То есть произошло повышение статуса. Кроме того, в нем не только «узнали» бастарда покойного Василевса, но и признали это на самом высоком уровне. Появилась его мать. Родственники. И это оказалось до крайности опасно. Потому что Византия – это Византия. Там интриги так же естественны, как мухи на навозной куче. Тем более что Аморейская династия, к которой формально был отнесен Ярослав, пала в результате переворота Варды. И теперь там правил Вардан I Мамиконян. Не без участия Ярослава, кстати. Он своим длинным языком и деятельным характером уже довольно сильно повлиял на исторические события в этой реальности.

Кроме этого переворота многое пошло не так, как должно было пойти. Например, конунг фрисландских данов Хрёрик был разбит под Ладогой и попал в руки своих врагов – саксонцев. А гегемоном в регионе стал по факту он – Ярослав, а не пресловутый Рюрик. При этом герцог Саксонии взял под свой контроль Фризию, принадлежавшую до того Хрёрику. Более того – он договорился с викингами на тех же условиях, что и старый владелец территории. То есть он предоставлял им свои земли в качестве плацдарма для нападений и грабежей на державы франков и острова Британии. А они делились с ним своей добычей. Из-за чего волна грабежей и разбоя стала еще более мощной, нежели в оригинальной истории. Как и торговые потоки, сбывающие награбленное на юго-востоке: через Днепр в Византии и через Волгу в Персии.

Папа Римский оказался публично обвинен в использовании подложных Исидоровых декреталий, подделанных еще Карлом Великим. Из-за чего попал в очень сложную ситуацию. Он был дискредитирован как авторитет в международной политике и богословии, попав фактически в международную изоляцию. А концепция короны Запада, как и всей Империи Карла Великого, оказалась под большим идеологическим ударом. Ситуация усугублялась еще и тем, что именно франков грабили викинги, которых воспринимали как наказание божье за грехи. И теперь всем стало ясно – за какие грехи. В глазах простых обывателей в их бедах оказались виновны короли и Папы из-за этой своей измены и лжи. В общем – на западе Европы ситуация выглядела куда хуже, чем в оригинальной середине IX века. И ухудшилась она буквально за год. Резко и очень сильно.

И все это происходило на фоне укрепления позиций Византии. Потому что новый Василевс Вардан I смог заключить очень интересные и выгодные династические браки с Болгарским и Моравским княжествами. Это обеспечило мир и покой на Балканах. А значит, и покой для европейских владений его державы. Династический брак с лидером армян Халифата облегчил положение Византии в Малой Азии. А брак сестры дочери бывшего Василевса с аристократическим родом из Южной Италии вывел Византию под стены Рима. Ну, почти. Что в сложившейся ситуации практически роняло Рим в руки Константинополя.

Мир буквально за два года активной деятельности Ярослава поменялся. Казалось бы, немного, но на самом деле очень существенно…

Пролог

861 год. 1 июня. Гнездо

^Я

рослав вышел на крыльцо и вдохнул свежий утренний воздух. Было чуть зябко из-за росы. Но не сильно. Едва-едва. Да и, видимо, сказывалось еще, что он только проснулся, то есть валялся без движения.

Пару недель назад начался третий год его нахождения в этой древности. И проблем от этого меньше не стало. Скорее напротив…

Следом за ним на крыльцо вышла Пелагея. Ну, то есть Преслава. Она хоть и приняла христианство, но от должности жрицы Макоши не отказывалась. Это было вполне обыденно для язычников и прекрасно укладывалось в их головах. Ведь для них христианский бог был просто еще одним из многих.

– Не выспался? – тихо спросила она.

– Да нет. А что?

– Так хмурый вон какой. Что-то болит?

– Конечно, болит. Ты на ноге у меня стоишь.

– А? Где? Ах! Ты опять шутишь?

– Шучу.

– Что с тобой? Ты же вроде утро любишь и всегда свеж и полон сил с первыми лучами солнца.

– Думу думаю… пойдем прогуляемся…

Она молча кивнула и последовала за мужем. Тем более что он был полностью готов к этой прогулке. Проснувшись, он успел провести утренний моцион и одеться нормально в помещении. Чай, не самая последняя средневековая дыра. И печь нормальная, с дымоходом. И освещение от фитильной лампы, что работала на древесном спирте. Не очень ярко, но вполне себе. Во всяком случае, это было не в пример лучше, чем раньше возиться в прокопченном сарайчике, имея для освещения либо лучину, либо масляную глиняную лампу, что нещадно коптила и почти не давала никакого света. Супруга его тоже была вполне упакована, поэтому никому никого ждать не пришлось.

Они прошлись по двору и вышли за ворота. К речке. Где по раннему времени никого еще не было. Сели на бревнышко поленницы. Их за зиму натаскали на летнюю стройку. Вот они и лежали с просветом, чтобы просохнуть и проветриться. Местами высоко и неудобно, а местами и сесть можно было. Вот они и сели. Молча.

– Что тебя тревожит? – наконец спросила Пелагея после пары минут гнетущей тишины.

– Мне кажется, что над нами сгущаются тучи. Страшные тучи. И буря будет такой, что мы можем ее не пережить. Как бы нам бежать не пришлось, спасая жизни.

– Куда бежать?

– Да куда угодно.

– Что случилось? – напряглась она, подавшись вперед.

– А ты сама не видишь? Нет? Твою мать… – тяжело вздохнул Ярослав и выплюнул травинку, кончик которой до этого жевал.

– При чем здесь моя мать?

– Ты не обратила внимание на то, как увеличилось население Гнезда за последний год? Полторы сотни ополчения. Да моя личная дружина – четыре десятка. Семь десятков сосланных ремесленников из ромеев. Почти сотня пришедших из племени на заработки. Плюс десяток свеев, прибывших переселением. Триста шестьдесят человек². И это – только мужчин. Взрослых мужчин. Когда я прибыл сюда, их здесь жило вдвое меньше. Понимаешь?

– Понимаю, – кивнула она. – Но не понимаю, почему ты переживаешь. Радоваться ведь надо. Это ведь в случае нападения больше трех сотен можно в строй поставить. Славное дело!

– Так и есть, – грустно произнес Ярослав.

– Так что же тебе не нравится?

– А кормить их я чем буду? Это без малого четыре сотни мужчин. Многие без женщин. Но они их найдут. Быстро найдут. И через год-два их уже под тысячу окажется. А ведь от союза мужчины и женщины обычно появляются дети. Так что это только начало…

– Разве это твои проблемы? Пусть сами о себе пекутся. Ты им конунг, а не мамка.

– Многие из них мне служат или ко мне пришли на работы.

– Ты конунг, – с нажимом произнесла Пелагея.

– Там, откуда я пришел, конунгов нет. Я мыслю иначе. Я волей-неволей ставлю себя во главе всего этого поселения, которое мню вмененное мне во власть высшими силами. Для защиты и процветания. И при таком подходе на мне и война, и кров, и корм. И даже защита от болезней. Все на мне.

– А на что же тогда нужны старейшины? – неподдельно удивилась Пелагея.

– Как на что? Чтобы мешать мне.

– Ясно, – кивнула супруга с усмешкой. – Все равно не вижу смысла переживать. Пришлых ремесленников да соплеменников можно в леса отправить на зимовку.

– Нельзя, – покачал головой Ярослав. – В том-то и дело, что нельзя. Иначе бы я уже стал плодить малые поселения вокруг Гнезда. Но это – плохая идея. Ты просто не понимаешь, какие над нами сгущаются тучи. Викинги…

– Викинги? – перебила Пелагея мужа. – Ты же их разбил. Куда им теперь?

– Я разбил одного их конунга. Дом Скьёльдунг оказался уничтожен. Но это ничего не значит. Знаешь, сколько там еще этих домов? Знаешь, сколько драккаров они могут выставить? Сотни полторы-две. Это если прямо вот сейчас все вместе выйдут. А так – по двадцать-тридцать драккаров могут регулярно выставлять в походы на нас. А то и больше. Поступок герцога Саксонии приведет только к одному – через нас и Ладогу пойдет больше караванов с награбленным. И наши поселения станут еще более соблазнительной добычей. Не только для викингов, но и для других соседей. Тех же хазар. С каждым днем на Гнездо облизываться будут все больше и больше. А значит, нам нужно стремиться всемерно укрепиться. А это невозможно без увеличения количества рабочих рук в одном месте. Здесь. А их нечем кормить… замкнутый круг получается…

– Можно избавиться от лошадей, что ты завел. Сорок всадников-недорослей – это никуда не годится. Баловство.

– Если бы, – покачал головой Ярослав. – Это наши глаза и уши в походе. Без коней очень туго нам придется. Даже таких убогих.

– Да, но сколько жрут эти лошади! И не только травы. Ты ведь их и зерном кормить вздумал!

– Подкармливать.

– Оттого не легче.

– Вот оттого и печалюсь. Думаю – где можно взять столько корма. А ведь скоро на заработки к нам будут не только кривичи³ приходить. От них труд и польза. А от меня что? Как я их прокормлю? А надо… И две тысячи надо, и три… И где их всех размещать? На улице под дождем? А зимой?

Пелагея промолчала.

Ярослав же еще несколько минут сокрушался, а потом попытался вытянуть из супруги совет. Может быть, она что знает или что предложить может?

Требовалось в самые сжатые сроки где-то добыть хоть какой-нибудь еды, чтобы прокормить всю ту толпу, что образовалась и стремительно росла у него под рукой. И укрепление строить. Потому что без укрепления в поход не пойти. Рискованно очень. Ты за порог, а к тебе гости. А без похода покоя не добиться. В обороне победы не добыть. Да и вообще – пора уже переводить все на совершенно другой уровень. Все эти первобытные игры Ярослава совершенно достали.

Как там было в древней компьютерной игре? Накопив совокупность технологии, можно и нужно перейти в более совершенную эру. А он все топтался в первобытности. И Ярославу отчаянно хотелось уже сделать этот level-up и выбраться из до крайностей опротивевшей ему этой чертовой варварской эпохи. Не так, чтобы ему было это зачем-то нужно в каком-то идейном плане. Нет. Ему было плевать на светлое будущее и прочие глупости. Просто в совсем уж архаичной среде совершенно невозможно заниматься серьезными делами. Общество еще слишком примитивно во всех смыслах этого слова. Не украсть и не покараулить. Даже крепость нормальную не построить – выкручиваться надо. Народ в округе пока не созрел и не вполне понимает ценность хороших укреплений. А даже если и понимает, то не хочет напрягаться с их возведением. Крепость ведь не сарай. Усадьбу укрепленную – еще куда ни шло. Но крепость… тем более большую и серьезную? Да ну… Вот Ярослав один лбом и пытался пробить эту стену звенящего непонимания.

Он ведь по осени что думал? Правильно. Строить себе нормальный маленький замок самого обычного типа. Из римского кирпича⁴. Но то – по осени. С тех пор ситуация изменилась. И теперь эта идея была напрочь лишена смысла. Ему нужно было теперь что-то большее. Вместительное и просторное, чтобы заселить всех своих людей и укрыть их имущество. Маленький красивый замок – замечательная вещь… только очень маленькая. Слишком маленькая. Да и в плане постройки весьма недешевая. Не в деньгах, нет. В человеко-часах и, как следствие, в еде. А еда и время были для него теперь важнейшими стратегическими ресурсами. И крайне дефицитными. Особенно еда хорошая, а часы квалифицированного труда.

Ярослав в свое время, во время увлечения военно-исторической реконструкцией, с головой погрузился в варварскую культуру IX–XI веков. Он жил ей. Он грезил ей. Он мечтал проявить себя в бою. Он жаждал личной славы. Набегов. Поединков. Грабежей. Там. В XXI веке. В котором после всех этих игр он отправлялся спать в уютную квартирку, предварительно приняв душ и «заточив» что-нибудь вкусное из холодильника. А здесь, в середине IX века, он просто не понимал, что делать со всем этим варварством. Оно было таким бестолковым… таким примитивным… таким глупым… во всем… в законах, в обычаях, в нравах… Красивых. Да. И весьма романтичных. Но жить они не помогали. Ему во всяком случае. Ему было плевать на то, к чему стремились местные вожди и правители. Особенно племенные. Потому что ему требовалась крепость. Ему требовались хорошо дисциплинированные и снаряженные юниты для ее защиты. Ему требовалось нормальное стабильное производство. И покой, предсказуемый покой, который позволял хоть что-то планировать. И это – не говоря уже о горячей ванне, удобном сортире, вкусной еде и мягкой постели без клопов и прочих непрошеных сожителей.

Да, какой-то уровень удобств он себе уже обеспечил. Какой-то. Однако бесконечно далекий от того, какой был у него там… в прошлом, ну, то есть в будущем. Только окунувшись по самую маковку в древность, Ярослав смог понять, что там, в XXI веке, несмотря на все проблемы, был настоящий золотой век человечества. А здесь… все еще царствовали темные века…

Ярослав только здесь, в разгар IX века, и сумел повзрослеть, отбросив флер того романтичного бреда, которым жил раньше. Избавившись от инфантилизма и нерешительности. Здесь закон – твой топор и верное копье. И каким бы душевным человеком ты ни был, но выжить, не замаравшись в крови, можно было только прозябая в самом ничтожестве. А если ты жаждал себе хлеба с икрой, то извольте и резать, и убивать, и грабить, и прочими непотребствами заниматься. Потому как ресурсов крайне мало, а желающих их отжать – толпа.

Да, кто-то скажет, что мы все умрем. И он будет прав. Когда-нибудь, как-нибудь, где-нибудь мы точно умрем. Но до смерти еще нужно дожить… И Ярослав планировал жить долго и с максимальным комфортом. Ради чего и развивал бурную деятельность.

Часть 1
Индустриализация курятника

Заказчик строителю:

– А не слишком ли тонкие стены?

– Нормальные, еще ведь обои будут.

Глава 1

861 год, 6 июня, Гнездо

Беседы с женой не дали, в сущности, ничего. Жрица Макоши совершенно ничего не смыслила в делах организации труда и прочих «фишках», опережающих ее уровень бытия. Нет, конечно, она старалась. Рассказывала все, что знала. Думала. Но ее парадигма мышления находилась в рамках известного ей поля вариантов. Да, на фоне остальных местных она была недурно развита. Да и в целом – девчонкой была толковой. Но задача эта выглядела для нее слишком сложной. Поэтому Ярославу пришлось самому выкручиваться.

Поначалу, в прошлом году, он думал начать строить «развитой феодализм в отдельно взятом болоте». Это, несмотря на странность задумки, было достаточно просто, легко и в целом шло в тренде мирового развития. То есть каких-либо значимых препятствий не имело.

Да и система в целом устойчивая. Не говоря уже о том, что передовая по меркам IX века и в целом перспективная, хоть и до крайности нетипичная для этих земель. Во всяком случае, такой на Руси так и не сумели построить. Сначала пошли по скандинавскому пути развития, практически не тронутого феодальными концепциями. Потом при Иване III решили все перестроить, откатившись к моделям раннего, архаичного феодализма. А потом, при Алексее Михайловиче и Петре Великом, начали строить новое государство по схеме административной монархии. Не без нюансов. Но не суть. Главное, что никакого развитого феодализма на Руси не было и она даже не приближалась к нему никогда.

Такая схема была удобна именно в плане захвата власти. Поставил всюду своих ярлов да бонов. Потихоньку. А потом внезапно оказалось, что у тебя в руках прослойка до зубов вооруженных людей, готовых отстаивать твои интересы против толпы, старейшин и так далее. Удобно. Просто. Доступно. И в целом с минимальным количеством усилий.

Но так было в прошлом году.

В этом же Ярослав пришел к выводу, что такой вариант ему совершенно не подходит. Просто потому, что ведет к децентрализации ресурсов, как военных, так и трудовых. А чем меньше плотность населения и беднее живет народ, тем больше проблем приносит децентрализация. То есть нужно делать строго наоборот, собирая и концентрируя ресурсы в один кулак. Пусть и в целом не очень большой, но совершенно непреодолимый в любом конкретном месте.

Поэтому, поразмыслив, он решил пойти проторенным путем. Благо, что немало о нем знал. Увлечение европейским варварством требовало от него ясного и четкого понимания того, с кем эти самые варвары воевали. С кем сражались. Как. А главное, чем эти противники жили. И, как несложно догадаться, традиции IX–XI веков в Европе имели очень длинные ножки, уходившие в глубокую Античность. Со всеми вытекающими последствиями…

Оформив свои мысли и план в собственной голове, Ярослав решился собрать тинг⁵ Гнезда. То есть общее собрание всех взрослых и лично свободных обитателей.

– Многие из вас видели – в последние годы беда все чаще и чаще обрушивалась на наши благословенные земли, – начал Ярослав издалека. – Чем лучше мы начинали жить, тем чаще к нам старались заглянуть ближние или дальние соседи, жаждущие отнять все нажитое непосильным трудом…

– Ярослав Васильевич, – усмехнувшись, произнес кузнец Мал. – Мы ведь все ценим тебя и уважаем. Ты, как мы все знаем, умеешь говорить. Хорошо. Красиво. Но у нас дела есть. Сказывай сразу, чего предложить хочешь.

– Да, – поддержали его некоторые из обитателей Гнезда.

– А что? Пусть говорит, как разумеет! – возразил лодочник. – Чай, ромеец. А мы послушаем. Все веселее.

– Я тебе дам веселье! – рявкнула на него жена и огрела коромыслом по спине. – К тебе Свен уже третий раз приходит. Стыдно уже перед людьми!

– Да я что?

– Тихо! – рявкнул кузнец Мал, останавливая эту извечную перепалку. – Всем известно, что Баламут бездельник.

– Гордая птица! – хохотнул кто-то. – Пока не пнешь, не полетит.

– И это верно, – подняв руку, произнес Мал. – Но дело свое крепко знает. И то, что Свен третий раз приходит, – его беда. Кто знает Баламута – над душой у него стоит и не подносит чарочку до окончания дела. И все на этом! Нас Ярослав Васильевич собрал. Видно, не просто так. Вот и послушаем.

– Мое предложение просто… – начал говорить Ярослав и, приосанившись, начал долго, вдумчиво и неспешно излагать свои мысли. Неспешно, потому что местные думали медленно. Иной раз очень медленно. Громко, чтобы все услышали. А вдумчиво… так многие вещи им были совершенно непонятны, и приходилось буквально разжевывать.

Общую идею он предложил какую?

В Гнезде уже живет много людей. И будет жить еще больше. А порядка – нет. И с этим нужно что-то делать, дабы не дожить до беды.

Перво-наперво он, как человек, отвечающий за защиту поселения, предлагал ввести право голоса только для тех, кто состоит в ополчении.

– Можешь защищать город и голос имеешь! – произнес Ярослав.

– А коли не можешь? Что, и сказать нельзя?

– Сказать? Отчего нельзя. Можно сказать, – кивнул наш герой. – Но тут что же выходит? За прошлые пару лет сколько было нападений на Гнездо? И каких нападений! И что же получается? Кто-то будет город защищать, а кто-то мнение высказывать? Это разве правильно?

И Ярослава поддержали.

Ведь большая часть присутствующих на тинге и были те самые ребята, которые становились в строй. И им вообще не понравилась идея, когда они дерутся, а им кто-то там что-то из-за спины указывает. В общем – проголосовали. И приговорили.

Что резко подняло влияние Ярослава. Не явно, но все же. Ведь он был хоть и не простой военный вождь, а конунг, но и не верховный правитель. А отличие между ними немалое…

Военный вождь – это, считай, военный специалист на службе у общины. Он командует племенным ополчением общины только в походе. И все. В остальном – обычный обыватель. Конунг получает в бонус к этой функции еще и право судить, разводя споры. Но, как и военный вождь, он даже ополчение собрать не имеет права. Он может предложить это дело общине, но только община решает – поступать так или нет.

Военная власть в походе и право судить в мирной жизни – это солидно. Для архаичного общества – это просто огромная концентрация власти и чрезвычайное уважение. Но это не правитель. Пока еще не правитель.

Вот Ярослав и пытался дальше, шаг за шагом отжимать себе не только военной, но и гражданской власти. Ведь тинг, ставший впоследствии вече, был высшим источников власти в этом городском поселении. И он постарался трансформировать его таким образом, чтобы в нем находились только лояльные ему люди. Он отвечает за войну, а значит, там должны быть только те, кто, так или иначе, состоит под его началом. Ведь общий сход и совет старейшин еще раньше утвердили необходимость тренировки ополчения Гнезда. То есть, считай, весь этот народный парламент регулярно оказывается под его прямым подчинением и хочешь не хочешь привыкает к этому. Привыкает считать его главным и выполнять его приказы.

Шаг важный, хоть и не вполне очевидный.

Но на этом наш герой не остановился.

Он попил водички и стал дальше рассказывать о том, как можно улучшить оборону Гнезда. Ярослав предложил, чтобы каждый житель поселения, вне зависимости от пола, старше четырнадцати лет, вкладывался службой в безопасность. По три дня в месяц или тридцать шесть дней в году.

Какую службу и как ее нести, решал конунг.

Эту схему он предложил прежде всего для реализации возведения укреплений. Чтобы было кому строить. Если же горожанин не хотел или не мог работать, то он мог заплатить товарами или деньгами из расчета стоимости своего рабочего дня. Тот же, кто уклонялся от службы, должен был выселяться из города.

Хорошая идея? Да ничего. Только народ тут так легко ее не одобрил.

– Мы с вами уже два года толкуем о крепости. И что? Где она? – спросил Ярослав, переждав волну возмущения.

– Так мы же не против! – крикнул кто-то из толпы.

– Вы не против, если я вам ее построю. Желательно самостоятельно. А мыслимо ли это?

– Почему же сам?

– Что ты такое говоришь?

– А как ее строить? Тинг приговаривает. Старейшины хоронят. Тинг приговаривает. Старейшины хоронят. И так по кругу. И ведь не просто так хоронят приговор. Не по прихоти своей. Вопросы поднимаются такие, что им не решить. А тут – дело говорю. Потихоньку. Полегоньку. Построим. Кто не может или не хочет, заплатит. Остальные трудиться станут.

– А теперь ты будешь решать? Не старейшины?

– А теперь мы сможем начать укрепления строить.

– Так начни, мы поддержим!

– Вот я и начинаю. Крепость – не баловство. Это общее дело. Большое, сложное, дорогое, но очень важное общее дело. Или вы, может, знаете, как пригласить лесных духов нам на помощь? Чтобы они вместо нас землю ворочали да стены возводили?

– Не пойдут, – серьезно кто-то произнес.

Ярослав с трудом сдержал усмешку. Он-то пошутил. Но выступал он перед коллективом, представляющим насквозь архаичное общество. Для них все эти духи были такой же обыденной реальностью, что и смартфон для обитателя мегаполиса начала XXI века. Ну, не видят они этих духов. И что? Это для их парадигмы мышления не было проблемой.

– Вот и я говорю – не пойдут, – продолжил наш герой. – И за нас нашу работу не сделают. Если мы хотим жить спокойно и не бояться больших набегов – то крепость строить нужно. И откладывать этот вопрос более нельзя.

– А чего нельзя? – хохотнул кто-то.

– Да, и верно. Уже два лета откладываем, а теперь нельзя! – поддержали этого говоруна из толпы.

– Потому что наша жизнь стала слишком богатой. У нас появилось что брать. И теперь добычи, ежели нас всех под нож, хватит даже для большого войска, – максимально холодно и спокойно произнес Ярослав. – И дальше будет хуже, – продолжил он после небольшой паузы. – Наша жизнь становится лучше. У нас появляются завистники. И они распускают слухи один хуже другого.

– Да что с тех слухов?

– Помните дружину, что пришла перед Хрёриком?

– Да, – нестройным хором ответила толпа.

– Крупная дружина?

– Да немаленькая.

– Как мне удалось выяснить, ее собрали под обещание богатой добычи. Вождь, что вел ее, ходил по Упсале и рассказывал сказки о том, что мы с золота едим и курей жемчугами кормим.

– Так враки же!

– Враки, – кивнул Ярослав. – Он знал о том, что мы не так беззубы, как кажется. Поэтому его расчет был на то, что большая часть дружина ляжет в бою. А для оставшихся и та добыча, что они возьмут, будет богатой. Вы скажите, никто такое повторить не сможет?

Тишина. Люди задумались.

– Кроме того, есть еще и завистники, – продолжил Ярослав, прерывая изрядно затянувшуюся паузу. – Им добыча не нужна. Они живут иной жизнью. Корова у соседа сдохла – у них на дворе праздник. А если они науськают наших соседей? Отобьемся? Я так не думаю.

– Так они промеж себя передерутся! – воскликнул Мал.

– Нам от этого легче станет? Наши кости делить ведь будут.

Попререкались они еще с полчаса, если не больше. Но наконец основная часть тинга согласилась с доводами Ярослава. Да, надо. И не на откуп старейшинам этот вопрос отдавать, а решать тут и сейчас. Начали обсуждать предложение нашего героя. Задавать вопросы. Спорить. Иной раз так спорить, что за бороды друг друга таскать. Демократия же. Всем ведь известно о том, что лучший способ доказать что-то кому-то при нормальном демократическом диспуте – это просто дать в глаз. А если с первого «слова» не поймет, то во второй. Для симметрии. Один раз Ярославу даже оружие пришлось извлекать, чтобы успокоить драчунов-спорщиков. Но обошлось. Кроме какого-то количества выбитых зубов и помятых носов ничего страшного не произошло.

Так или иначе, но тинг не только утвердил эти два закона, полностью их согласовав в обход традиционного слушания старейшинами, но и дальше пошел. Записал точную формулировку на бересте с предложениями Ярослава, дабы впоследствии не было никаких вопросов к точности приговора. При всей толпе. И все, кто умел читать, – контролировал это. Писали на латыни и рядом же – на греческом. То есть на тех языках, которые были в ходу у торгового люда. А потому в таком поселении знатоки их имелись. Могли бы и на старославянском⁶. Но кто же его знает? Его еще не придумали. Но и это еще не все. По предложению Ярослава тинг доверил ему найти мастера, чтобы в камне эти два закона вырезать. Ну и, само собой, конунгу, как главному судье Гнезда, эту бересту, а потом и этот камень и хранить. Да предъявлять людям, кои задумают взглянуть на эту ценность.