Kitobni o'qish: «Иван Васильевич. Профессия царь!»

Пролог

1537 год – 4 сентября, Москва

Он нехотя вошел в комнату, куда его вежливо затолкали, сняв с Ивановской колокольни. Не совсем его, конечно, а мальчика лет семи со странным именем Тит¹, каким он являлся уже добрую неделю. Погиб и воскрес. В другом месте, в другом времени и в другом теле. Причем, судя по всему, старого хозяина отправили куда-то погулять. Разве что воспоминания да кое-какие двигательные и речевые навыки остались. А то бы было совсем тяжело.

– Мама², – насмешливым тоном произнес дерзкий мальчик, – ты³ хотела меня видеть?

Рыжеволосая женщина в дорогой одежде вздрогнула и резко повернулась, явив ему грозный вид своего красивого лица.

– Почему ты убежал? – с раздражением процедила она.

– Потому что хотел посмотреть на город, – невозмутимо ответил Иван.

– Тебе не пристало лазить по колокольням! – с нажимом произнесла она.

– Почему?

– Потому что ты Великий князь!

– В самом деле? – криво усмехнулся малыш и, кивнув на людей, что фактически приволокли его с колокольни, продолжил: – А мне показалось, что холоп.

– Ты еще мал, – дрогнувшим голосом ответила мать.

Признаться, она не знала, что делать. Десять дней назад ее старший сын упал в Успенском соборе, потеряв сознание. И очнулся лишь на третьи сутки. Но уже совсем другим человеком. А главное – все это действо происходило на глазах митрополита Даниила⁴. Религиозный символизм для глубоко мистического мышления тех лет просматривался с ходу. И как со всем этим быть, она ровным счетом не понимала…

– Я хочу с тобой поговорить наедине, – произнес сын, выдергивая ее из задумчивого состояния.

Она кивнула. И люд, что имелся в этом помещении, спешно удалился, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Иван Васильевич едва заметно улыбнулся. Первый шок прошел, и теперь он откровенно радовался тому, как все замечательно сложилось. Он не только не умер – теперь его ждала новая жизнь! Да, в древности. Да, в сложной ситуации. Но могло сложиться все намного хуже. В общем, Иван Васильевич уже не рефлексировал, всецело утонув в этой новой реальности и жизни своего реликтового тезки…

– Ты изменился, – произнесла она, когда последний слуга покинул помещение.

– Это плохо?

– Не знаю… – покачала Елена головой. – Непривычно. И непонятно.

– Мне тоже. Неисповедимы замыслы Его, – произнес Иван и перекрестился.

– Истинно так, – неохотно кивнула Елена. – О чем ты хотел поговорить?

Вместо ответа Иван сделал несколько шагов и ногой пнул дверь, открывающуюся наружу. С той стороны донеслись удар, всхлип и быстро удаляющиеся шаги. После чего, помедлив несколько секунд, он обернулся и, смотря прямо матери в глаза, произнес:

– Ты знаешь, что тебя собираются отравить?

– Кто? – спросила, подавшись вперед, мать. Ее глаза сверкнули льдинками, а все лицо напряглось. Видимо, она подозревала что-то подобное.

– А кому это выгодно? Князя Старицкого недавно голодом заморили. Князя Дмитровского еще ранее той же дорогой отправили к Всевышнему. Так что сейчас между Шуйскими⁵ и престолом стоим только мы с братом да сын Старицкого. Умрешь ты – нас всех передушат как кутят.

Елена Васильевна Глинская внимательно посмотрела сыну в глаза. Спокойный, уверенный взгляд. В чем-то даже дерзкий. Так дети не смотрят. Да и размышления правильные, но совершенно не характерные для его лет. Это был первый их разговор после того происшествия в церкви. До того он все больше отмалчивался или отвечал односложно, был замкнут и даже как-то нелюдим. Теперь оттаял. Да так, что мать оказалась в ступоре, не понимая, как на все это реагировать.

– Ничего больше сказать не хочешь? – наконец выдавила из себя Елена Васильевна после затянувшейся паузы.

– Я предлагаю занять Шуйских выгодным делом, чтобы они промеж себя передрались, – сказал Иван. Он не желал никак объяснять свое преображение. Мистическое сознание обитателей XVI века придумает все намного лучше и понятнее для них. Ведь во всей этой истории религиозного символизма полные штаны. Позитивного, разумеется. – Главное сейчас – отвлечь их и спасти твою жизнь, а вместе с тем и меня с Юрой.

– Каким же делом ты их хочешь занять? – нехотя спросила Елена Васильевна…

Разговор затянулся на полчаса. А когда сын ушел, она отправилась к своей матери⁶ и долго с ней раскладывала мысли по полочкам. И чем дальше, тем сильнее погружаясь в тоску и грусть. Ведь, если отбросить тот факт, что Иван ребенок, вещи он сказал ей очень дельные… и страшные. Да и вообще знатно встряхнул, вернув на землю.

Великий князь же обрел полную свободу действий в пределах Кремля. В конце концов, что такого, если он желает осмотреть свою столицу с высоты колокольни? Да и доступ к книгам дорогого стоил. Если уж ему предстоит тут жить, то нужно как можно скорее разобраться с местной письменностью и уровнем знаний…

Часть 1
Княжьи дела

Безопасность государства не имеет ничего общего со справедливостью.

Эмгыр вар Эмрейс. «Ведьмак»

Глава 1

1537 год – 2 декабря, Москва

Государь и Великий князь Московский и всея Руси Иван Васильевич вошел в Грановитую палату Кремля со всей возможной важностью. Ребенок ребенком, но надулся, словно взрослый. Прошел к своему креслу. Сел и окинул взглядом бояр.

Рядом, по правую руку встала его мать – Елена Васильевна Глинская, являющаяся по совместительству еще и регентом.

Иван взглянул на маму и молча кивнул.

– Собаки злобесовы, – начала она, – из Ливонии и Ганзы совсем нашу торговлишку задушили. Товары берут за бесценок, так еще и без уважения⁷.

– То нам известно! – подал голос Иван Васильевич Шуйский, а Великий князь отметил – остальные бояре помалкивали, отдав всю инициативу Шуйским. Хреновый диагноз, говорящий о многом.

– А известно ли вам, что гроссмейстер Ливонского ландмейстерства Тевтонского ордена издал указ по землям своим не пускать мастеровой и прочий ученый люд на Русь? В том он и от Ганзы поддержки добился, и от Литвы, и от епископств Рижского да Дерптского. А коли кто пойдет, то задерживать да судить вплоть до того, что и головы рубить, дабы даже впредь не помышляли о подобном.

– Пес! – выплюнул с особым омерзением это слово князь Василий Васильевич Шуйский, прозванный за немногословие Немым. Прочие бояре его охотно поддержали, породив всплеск экспрессивной лексики самого подзаборного формата.

– С севера Ливония да Швеция, – продолжила Елена, когда все успокоились. – С запада Литва. С юга – Крым. С востока Казань да Астрахань. Кругом враги. С Литвой извечная война и ежегодные стычки. Татары так и вообще грабят и разоряют наши земли, угоняя людишек в рабство. Сказывают, что в Венеции даже улицу одну назвали славянской от обилия рабов с наших земель… там их продают…

– Воевать, что ли, зовешь? – нахмурился Андрей Михайлович Шуйский.

– Не время, – покачала головой Елена, сохраняя невозмутимость. – Речь о другом. Нам нужно как-то торговлишку выправлять.

– И как?

– Полвека назад мой свекр отправлял из Холмогор караван с зерном в Данию, а вместе с ним и посольство⁸. Корабли вышли из Белого моря, обогнули земли норманн и прибыли в датский порт. И зерном расторговались, и посольство наше приняли с добром…

– Ты что несешь! – воскликнул Андрей Михайлович Шуйский⁹. – Ты хоть понимаешь, каких трудов стоит доставить товары до Холмогор?!

– А ты знаешь, что бочка дегтя, отбывшая из Новгорода, прибывает в Лондон, подорожав в несколько раз? В Ливонии местные берут большую долю в перепродаже. Потом купцы из Ганзы. Датчане пошлины дерут нещадно за проход через их проливы. Да еще и пираты Готланда злодействуют, вынуждая задирать цены купцов заморских из-за непомерных опасностей.

– И нам что с того? – фыркнул он, немного остыв.

– Если англичане на своих кораблях станут сами ходить до устья Северной Двины, а мы им туда товары сплавлять, то в выгоде останемся и мы, и они.

– Чего это?

– Так мы цену поднимем, а им все равно дешево будет. Дешевле, чем у ганзейских купцов, покупать товары наши.

– Полоумная… – процедил Андрей Михайлович, но уже больше под нос. Однако его за плечо схватил Василий Васильевич Немой и характерно так сверкнул глазами, давая понять, чтобы унялся. А потом повернулся к Елене и спросил:

– Андрей прав. До Холмогор путь безлюден и дик.

– О том с вами и хочу совет держать, – сказала она и посмотрела ему в глаза. Немой кивнул, мол, продолжай. – В Вологде амбары поставим. Южный порт будет. Свозить будем со всех сторон круглый год товары туда разными путями. Какие на санях, какие на стругах. А по весне спускать по реке к Холмогорам. Путь неблизкий. Посему каждый дневной переход острог малый ставить надобно. А при нем лавку справлять, дабы расходы отбивала, торгом с местными. Северный порт с амбарами встанет в Холмогорах. Да сильный острог с пушками ниже по течению срубить надобно, чтобы прикрыть торг от лихого люда.

– Дорого это. Мнишь? – смотря на нее, все тем же давящим голосом произнес Немой.

– Дорого, – кивнула Елена с достоинством. – Посему и предлагаю создать Северодвинское товарищество. Каждый жаждущий может войти в общее дело. Иванову сотню¹⁰ пригласим. Они и деньгами поделятся. Им же с торга и выгода большая. Кому, как не им, шевелиться? Но и нам тройная польза. С одной стороны, отдушину откроем для торговлишки и найма мастерового люда. С другой – у Новгорода спеси поубавится. С третьей – такой путь караванный оживит промысел поморский, спрос на сало, кожу и зуб зверя морского поднимет. Соль, опять же, и рыба соленая. Главное – путь проложить, а там дело пойдет.

– А чего Англия? – буркнул Андрей Михайлович. – Чего не Дания?

– У Дании старые отношения с Ганзой и орденом. Один Бог знает, как переговоры сложатся. А в Англии король их с папой римским повздорил. Не желает признавать его главой христиан. Так что с латинянами у короля распря, что нам только на руку. Мы ведь тоже с латинянами не лобызаемся. Более того, мы ему не только торговлишку мехом, пенькой, дегтем, воском и прочим предложим, но и пожелаем упрочнить отношения союзом брачным. У него дочь младшая есть, Елизавета. Вот ее сын мой старший и посватает.

– Так он ее и отдал… – усмехнулся Иван Васильевич Шуйский.

– А чего ему ее не отдать? Она в опале. Мать ее головы лишилась. Лиза ему без особой надобности. Ради выгодной торговлишки охотно отдаст. Может, и приданое какое дельное даст, хотя веры в то мало. Но нам и девица будет полезна.

– Почему меньшую? – поинтересовался Немой.

– Старшая дочь – латинянка истовая, да и глаз на нее Кесарь Карл положил для сына своего. А мы ему не ровня. Не сосватать нам старшую. Не по зубам нам она.

Наступила пауза. Все пытались прикинуть в голове, что к чему. Тишина затягивалась. Поэтому Великий князь, сидевший все это время молча, очень громко произнес:

– Что думаете, бояре?

Все вздрогнули, ибо никто не ожидал, что мальчик вообще подаст голос.

Немой посмотрел Ивану в глаза своим тяжелым, давящим взглядом. Вмешательство мальца ему пришлось не по нраву. Однако Великий князь не отвел глаз, демонстрируя спокойствие и полное самообладание. Даже чуть улыбнулся.

– А что думает Великий князь? – наконец спросил Василий Васильевич, не отводя, впрочем, взгляда и продолжая давить психологически.

– Мой отец доверял тебе. И я доверяю. Посему прошу тебя возглавить посольство. А тебя, – Иван перевел взгляд на своего тезку из Шуйских, – принять главенство в Северодвинском товариществе. Надеюсь, никто не усомнится в том, что вы достойны такого назначения? Или кто-то считает, что есть более родовитые среди вас?

Кое-кто из бояр фыркнул с явным раздражением. Но промолчал. Великий князь обвел взглядом всех. Вглядываясь. Пытаясь запомнить реакцию. Все запомнить. Ничего не пропустить.

– Что скажешь? – веско спросил Иван, вернувшись взглядом к Немому.

Тот криво улыбнулся и кивнул.

– А ты?

– Сложное дело, – начал было торг тезка.

– Коли все по уму сделаешь, не обеднеешь. Сытное место.

– Ну коли так, – вроде как нехотя согласился Иван Васильевич Шуйский, хотя у самого глаза горели.

– Так что скажете, бояре? Приговорите ли дело доброе?

Отказавшихся не было. Спорить с внезапно образовавшейся коалицией из Елены Глинской и Шуйских никто не решился. Да и Великий князь всех смутил. Он вел себя совсем как взрослый… в свои семь лет. И это не говоря того, что дело действительно выглядело полезным.

Уходя из Грановитой палаты, Иван Васильевич остановился и оглянулся. Все бояре были поглощены беседами, обсуждая новое предприятие. Лишь Немой внимательно смотрел на Великого князя. Иван встретился с ним взглядом и слегка кивнул. Вроде как персонально прощаясь. И только после продолжил шествовать к выходу…

– Зачем ты вмешался? – прошипела мать, когда они остались наедине и убедились, что челяди под дверью нет.

– Ты растерялась и потеряла нить беседы. Бросила вожжи.

– И что?

– Мам, мы сделали все правильно. Немому дали почетное дело, настолько, что никто не поймет его, если он откажется. Ивану – денежное. А Андрея оставили ни с чем. Думаешь, в них будет единство?

– А меня кто травить собирался?

– Немой. Но успокойся. Ни ему, ни Ивану резона в том более нет. Пока нет. А Андрею они и сами не дадут дурить. Ведь если ты умрешь, начнется склока великая. Им это сейчас не с руки. Кстати, я говорил тебе, что ты красивая женщина?

Мать осеклась и подозрительно посмотрела на сына.

– Расположи к себе Андрея. Он не устоит, если ты станешь ему знаки внимания выказывать. Только до близости не доводи.

– Сынок!

– Мама, я все понимаю. Ты взрослая женщина. Тебе нужен мужчина для удовлетворения естества. Но с ним не надо доводить до конца. С ним нужно просто поиграть. Если ты понесешь от него, за мою жизнь никто и полушки не даст.

– Я… я не хочу об этом говорить.

– Понимаю, – серьезно произнес сын. – Стесняешься. Но что нужно, я сказал. Дальше ты уже сама. Чай, я малыш, а не нянька.

Мать поперхнулась от такого заявления. А сын как ни в чем не бывало попрощался и удалился по своим делам, оставив ее вариться в собственном соку.

Глава 2

1538 год – 2 декабря, Москва

Солнечный зимний день. Скрипучий снег.

Возок остановился возле небольшой площадки на берегу Яузы, и Елена Васильевна смогла понаблюдать за играми сына. Там, на импровизированном плацу с добротно притоптанным снегом, сотня недорослей посадских развлекали своего Великого князя…

Выстроившись в четыре шеренги по двадцать пять человек, ребята четырнадцати-пятнадцати лет пытались маршировать. Елена, правда, не знала, что именно они делают¹¹. Подростки оперировали длинными увесистыми палками, двигаясь под рваный барабанный бой. Удар – шаг. Удар – шаг. И так далее.

– Странная потеха, – произнесла Елена.

– Отчего же? – удивилась ее мать, Анна.

– А что в том хорошего?

– Ты что-нибудь слышала о ландскнехтах? Я их видела в молодость свою. Знаешь, зачем палки они вот так держат? Это, мыслю, чтобы привыкнуть к весу длинного особого копья. Его пикой называют.

– Вот как? – выгнула брови Елена Глинская. – Ты уверена?

– С нашим мальчиком ни в чем нельзя быть уверенным. Но видишь вон того человека, – указала Анна Стефановна на крутившегося вокруг внука худощавого мужчину. – Это Ганс Шмульке. На последней литовской войне¹² его в полон взяли. А он, сказывают, из ландскнехтов.

– И как он возле сына моего оказался?! Кто его пустил?! – разозлилась Елена. Ее совсем не обрадовало, что какие-то проходимцы прилипают к сыну. И хорошо, если ради корысти. А если их кто подослал для дела дурного?

– Так Ванюша сам его приметил. Как по всяким мастерским стал лазить, так и нашел. Он при Якобе фан Веллерштадте¹³ был. Подсоблял в работах у избы пушечной.

– Ясно, – нехотя кивнула Елена и кивнула возничему. Тот тронул, и возок «заскрипел снегом» в сторону потешной сотни…

Прошел ровно год с того знаменательного заседания Боярской думы.

Елена выжила и сохранила свои позиции регента. А вот положение Шуйских существенно ухудшилось. И это при том что со стороны как самой Елены, так и ее людей никакого явного противодействия им не было.

Андрей свет Михайлович наотрез отказался соблазняться. Видимо, сказались те три года в холодном подвале, куда его Елена упрятала. Поэтому ему нашли другое приключение – отправили в Пермь наместником, нашептав, что Строгановы золото моют тишком по ручьям. Выехал он, значит, и через три месяца новость пришла о «геройской смерти» этого «славного мужчины» ¹⁴. Строгановы не поняли его неуемной алчности. А места там глухие, дикие, люду лихого множество. И татары опять же. В общем, погиб Андрейка не за понюшку табака. Но Великий князь о том не печалился. Да и зачем? И врага сгубил, и со Строгановых виру вытряс. Тайно, без огласки. Они ведь понимающие, за убийство наместника, да еще кровей, можно и головы лишиться всем семейством. Заплатили. Охотно заплатили. Тем более что Великий князь слишком много и не просил.

Василий Васильевич, прозванный за риторические таланты Немым, также отправился в Страну вечной охоты. Шестьдесят лет – солидный возраст для тех лет. Он и так своим ходом в относительном покое должен был отойти в ноябре 1538 года, а тут Ванюша его делами нервическими загрузил по самые гланды. Подготовка большого посольства – дело непростое. Да еще в обстановке полного бардака и конфликтов с братом своим двоюродным за скудные ресурсы. Вот он в мае и преставился на глазах у многих. Как стоял, так и упал. Сгорел на службе государя, как и Андрейка…

В результате этих бед число желающих занять престол Московский сильно уменьшилось. По сути, из совершеннолетних значимых претендентов осталось только двое. Это изрядно перезрелый Иван Васильевич Шуйский, балансирующий на пороге старости, и молодой да горячий Федор Иванович Скопин-Шуйский. Но Иван, прихватив малого сына, отправился в Англию, возглавив посольство, а Федор сидел тихо-тихо. Его эти внезапные смерти родичей изрядно испугали. Очень уж они вовремя произошли.

Таким образом, всего за полгода кризис власти был успешно преодолен, и ситуация на Москве стабилизировалась. А дальше? Дальше Ванюша смог наконец заняться делами более значимыми, чем попытка выжить в острой обстановке…

– Ты хотел меня видеть? – спросила Елена, когда, заметив прибытие матери, Великий князь подъехал к ней.

– Да, – кивнул он и выразительно так посмотрел.

Мама нахмурилась, но, откинув мех с колен, вылезла из возка и отошла с сыном в сторону.

– Ты не доверяешь бабушке? – наконец спросила она, когда они удалились шагов на тридцать от всех.

– Нет. Просто там много всякого простого люда. Их обычно не замечают, иной раз и за людей не считают. А зря. Они все видят, все слышат и ежели что узнать нужно – подкупить бедняков проще и легче, чем родовитых да влиятельных.

– Что-то серьезное? – напряглась Елена, сообразив, что сын ее вытащил в это снежное поле не просто так.

– Мне нужны деньги.

– И ты ради этого звал меня сюда?! – ахнула мама.

– Ты не спросишь, для чего и сколько?

– Обычно ты осторожен в своих тратах. Что тебе потребно?

– Вино и девицы, – на голубом глазу¹⁵ произнес восьмилетний Иван. А потом, видя отсутствие реакции, продолжил: – Ты уже поняла, зачем мне эти дети посадские нужны?

– Не до конца. Бабушка твоя сказывала что-то про ландскнехтов.

– Она умная женщина, – улыбнулся Великий князь. – Без крепких пехотных баталий нам никуда. Я хочу для них особую слободу здесь строить, доведя число потешной рати до пяти сотен. Снаряжать их надобно всем. Сама видишь – даже платья на них доброго нет. Клинки надобны, пики, пищали и прочее. Знаю, что дорого. Потому к той слободе потешной мастеровые избы приставить нужно для опытов. И кое-каких дельных людей нанять. Кого подрядом взять, а кого и переселить сюда, привлекая к службе.

Елена долго и задумчиво смотрела в глаза своему сыну, а потом спросила:

– Это тебя немец подбивает?

– Какой немец?

– Которого ты в пушечной избе себе взял.

– Ганс Шмульке?

– Да.

– Не только ты наблюдаешь за моими забавами. Ганс – удобный человек. Он думает, что советует мне. Я его держу при себе во время забав. И все то видят. А если его станут расспрашивать, то он подтвердит легенду охотно и убежденно. Даже приняв вина изрядно. Он – тот, кого должны видеть. Ежели пожелают мне навредить и сорвать упражнения, то именно его и попытаются убить или сманить.

– Кто же тогда тебе советует?

– Ганс, – продолжил Иван, проигнорировав вопрос мамы, – инструктор, то есть особый род учителя, наставник. Он обучает этих детей посадских приемам работы с пикой. Он ведь с пикой ходил до плена. А кроме того, я ему вменил в обязанность обойти Москву с окрестностями да поискать тех, кто в полон был взят в свое время, и вызнать, кто чему обучен и нет ли там полезных людей.

– И многих нашел?

– Пятерых, но трех я забраковал как болтунов, четвертый вон на барабане стоит, а пятого к делу пока не пристроить – ему меч большой нужен. Цвайхендер¹⁶. Обещал несколько учеников подготовить из наших для оформления почетной свиты при прапоре¹⁷.

– Хорошо, – после небольшой паузы кивнула мать. – Сколько тебе нужно денег?

– Я представлю смету затрат.

– Боже! Где ты понабрался этих слов?!

– Не предоставлять? – повел бровью Иван. – Мне показалось, что тебе она понравилась.

– Предоставлять, – чуть поколебавшись, согласилась Елена Глинская и, поджав губы, направилась к возку. Расходы, задуманные сыном, ее не порадовали совершенно. Определенный резон во всей этой задумке имелся, но деньги… их требовалось слишком много… а было слишком мало…

Иван же, проводив взглядом мать, не сдержался и позволил себе легкую улыбку. Ее душевные мучения слишком явно проступали на лице. Да и странно, если бы они не проявились. Сажать пять сотен рыл на довольствие великокняжеской казны – удовольствие ниже среднего. Дорого это. Не так чтобы критично, но дорого. Впрочем, Иван уже думал над тем, как разрешить это затруднение.

Любопытным в этой ситуации с потешной ратью оказалась позиция боярства. Узнав, что Великий князь желает набрать детишек для забав, они охотно пропихнули туда своих малышей. Но не рассчитали. Забавы оказались решительно скучными для детей и подростков. Настолько, что даже сейчас на этом импровизированном плацу находилось трое отчаянно скучающих боярских отпрысков. Что им вся эта шагистика? У них в голове война ассоциировалась с конницей. Так что отваливались они при первой возможности и с изрядной охотой.