Kitobni o'qish: «Голос эха»

Глава 1

Сначала пришло ощущение того, что меня кто‑то гладит по руке, затем я услышал, как где‑то рядом что‑то пикает. Я с трудом открыл глаза и увидел девушку. Она держала меня за руку и припухшими от слёз глазами смотрела на меня. Увидев мой взгляд, она улыбнулась, но сразу же мои глаза бессильно закрылись, некоторое время я слышал, как она что‑то говорит, но что говорит и кому уже не было сил понять, меня опять унесло в тёмное забытьё…

Кто-то несильно, но требовательно тряс меня за плечо. Я открыл глаза и, немного щурясь от яркого света, падающего сверху, увидел слева человека в белом халате, склонившегося надомной.

– Как вы себя чувствуете, Олег Михайлович? – спросил он.

Чувствовал я себя не очень хорошо и, стараясь говорить отчётливо, едва слышно произнёс:

– Голова болит, – начал я хрипло, – и тело всё будто онемело, я его почти не чувствую. Вы мне поможете, доктор?

– Ничего, ничего, вы очнулись, а это главное, теперь быстро пойдёте на поправку. Вы находитесь в отделении интенсивной терапии. Вас доставили в клинику после несчастного случая на объекте номер три. Как показали проведённые анализы, общее состояние организма стабильно, и через час мы переведём вас из реанимации в палату общей терапии.

Он улыбнулся и подал кому‑то рукой знак подойти. Буквально через секунду справа от себя я увидел широко улыбающегося Йена Храфнсона, моего друга и по совместительству моего начальника: высокого, громкого и рыжебородого потомка викингов.

– Олег, ну ты и напугал нас. Но я не сомневался, что ты быстро оклемаешься, – сказал он, крепко сжав мою руку. – Но двое суток – это перебор! Поправляйся скорее. Пока ты тут отлёживался, я протолкнул на испытания твой проект по уплотнению газовой среды серверных и буквально через пол часа первый этап испытаний. Жаль, доктора тебя не отпускают. Я побежал, но, как будет результат, сразу сообщу.

И уже выбегая из палаты, Йен остановился в дверях и сказал:

– Если получиться, мы отпразднуем это лучшей выпивкой, которую я найду! – он подмигнул мне, быстро развернулся и исчез за дверью.

Медсестра отключила меня от капельницы и монитора сердечного ритма, издававшего тот самый пикающий звук, и перевезла по длинному коридору в светлую палату с большим окном в пол и видом на красивый зимний сад. На все мои немногочисленные вопросы она отвечала только тем, что ничего не знает и мне лучше спросить доктора Сергея Ариса, главного врача клиники, так как он меня наблюдает и все назначения делает лично. После этого она дала мне выпить пару таблеток и ушла. Меня уже совершенно непреодолимо потянуло в сон. Часы с календарём, что стояли на тумбочке рядом с кроватью, показывали семь часов вечера и подтверждали, что я пропустил два дня своей жизни, это вызвало беспокойство, но я всё глубже проваливался в абсолютную черноту сна…

Я проснулся от собственного крика и долго не мог отдышаться, сердце гулко стучало, но от сна в памяти ничего не сохранилось, совершенно. Единственное, что осталось, это ощущение панического, удушающего страха, но и оно стало вдруг быстро испаряться, а ему на смену тут же пришла усталость. Я с трудом приподнялся и посмотрел в окно, было темно, и часы на тумбочке рядом показывали два часа ночи. Я выпил немного воды и снова уснул.

Утро в клинике было очень тихим. Чувствовал себя уже вполне хорошо, и недавний ночной кошмар уже стал тусклым воспоминанием и поэтому решил попробовать встать, и дойти хотя бы до туалета. Не спеша и осторожно встал с кровати, и зашёл в санузел, который был прямо в палате. Я подошёл к зеркалу, посмотрел в него и не узнал себя. И вовсе не потому, что немного зарос щетиной. Я действительно не знал, того кто смотрел на меня в зеркале. Сердце гулко застучало. Я умылся пару раз холодной водой и решился посмотреть в зеркало ещё раз, но узнать того, кто отражался в зеркале, я не смог. Было только еле уловимое ощущение сходства отражения в зеркале с кем-то знакомым, кого я знал раньше, но не мог вспомнить кого.

Я тут же стал вспоминать факты своей биографии: Олег Михайлович Белов, тридцать шесть лет, технический директор проекта “Октагон”, нахожусь в больнице после происшествия, о котором имею очень смутные представления. И это, пожалуй, всё. Честно говоря, негусто. Растерянный, я вернулся в кровать, выпил воды и уставился в потолок, пытаясь собраться с мыслями. Но мысли путались, а беспокойство и волнение мешали сосредоточится, к тому же жутко хотелось есть.

Вскоре в палату зашёл доктор, я даже сумел вспомнить, что его зовут Сергей Арис. И едва открыв дверь в палату, он широко улыбнулся и попросил привстать на кровати. Он достал стетоскоп и стал прослушивать, и простукивать меня, проверяя рефлексы. Быстро закончив осмотр, он спросил меня о самочувствии, не переставая при этом что-то вносить в мою мед карту. Я сказал о небольшом головокружении, слабости и о том, что ничего не помню о произошедшем в тот вечер. Внимательно выслушав, доктор слегка похлопал меня по плечу и, повернувшись в сторону стоявшей рядом медсестры, сказал:

– Значит так, Виктория, записывайте. Первое: больного покормить калорийно и вкусно. Второе: ванна с гидромассажем и бодрящей ароматерапией. Третье: отвезти на массаж к Сэму, после чего доставить в наш замечательный сад и напомнить мне туда прийти.

Он ещё раз похлопал меня по плечу, как будто проверяя мои рефлексы. И громко заявив:

– Ты в надёжных руках, Олег. Мы быстро приведём тебя в порядок, – вышел из палаты.

А потом были: прекрасный завтрак, не менее прекрасная ванна и ещё более прекрасный массаж. И после всех этих процедур, полулёжа в уютном кресле посреди зимнего сада клиники с ощущением, словно заново родился, я наконец начал размышления о моём текущем положении, и что мне делать дальше.

Или так подействовал на меня воздух в саду, или медицинские процедуры, но всё больше прояснялось у меня в голове, я даже смог вспомнить кое-что из биографии. Однако, я ничего не мог вспомнить о своём семейном положении, друзьях и даже просто знакомых. Неожиданно мои безуспешные попытки собрать воспоминания были прерваны визитом доктора Ариса. Он присел на соседнее кресло, глубоко вздохнул несколько раз и, наверное, минуту молчал. Мне говорить тоже не хотелось, но молчание всё же прервал он:

– Как ты себя чувствуешь, Олег?

– Уже значительно лучше. Спасибо Сергей. Еще неделю такого лечения и я буду здоровее, чем был когда-либо.

Он ещё немного посидел с задумчивым видом, после чего повернулся ко мне и сказал:

– Олег, я в затруднительном положении, я получил письмо от представителя корпорации, в котором сообщается о как можно скорейшей твоей выписке, так как сроки сдачи первого этапа проекта, над которым ты работаешь, под угрозой, а они не успевают прислать замену. У нас нет двух недель, которые я планировал. Есть только четыре дня. А теперь о самом важном – твоём здоровье, – он взял небольшую паузу, после чего продолжил: – Я дам тебе допуск к работе через четыре дня, так как об этом просит наш общий знакомый Йен, но на полное восстановление потребуется гораздо больше времени. Я пока никому не передавал данные о состоянии твоего здоровья, всё-таки врачебная тайна, но, если их запросят в корпорации, я буду обязан их предоставить.

Было видно, что он никак не может решиться, что-то мне сказать. Он то поворачивался в мою сторону, то откидывался на спинку кресла и смотрел вверх. Это продолжалось минуты две, и я не выдержал.

– Говори уже, не томи, чем мне это грозит?

Он вздохнул и продолжил:

– Честно говоря, не знаю. Я вижу, ты скрываешь свою глубокую амнезию, а возможно и ещё что-то.

Я удивлённо посмотрел на него.

– Да, да. Было не трудно догадаться. Ты не спросил о своей жене, и хоть я не являюсь твоим близким другом, всё же мы периодически встречались за партией в покер, а смотришь ты на меня так, будто впервые видишь.

Я действительно был уверен, что встретился с доктором только здесь, в больнице и раньше никогда его не видел. Да и новость о жене вызвало неподдельное удивление на моём лице.

– Ну что же мне теперь делать, док? Что будет с моей памятью? Она восстановится?

– Ничего определённого сказать, увы, не могу. Можем попробовать выявить пораженные или плохо функционирующие зоны мозга. У нас очень хорошее оборудование. Сделаем повторную функциональную томографию. Если получится, начнём направленную стимуляцию и появится шанс восстановить тебе память в короткий срок. Самое главное – это убедиться, что основные функции не нарушены и не допустить возможного развития амнезии. Пропьёшь курс ноотропов, нейропротекторов и витаминов. Но на всё нужно время, а его-то как раз и нет. Йен, прежде чем допустить тебя до работы, хочет убедиться, что ты полностью здоров. Он пока не знает, что у тебя потеря памяти, но знает о двухдневной коме. А, как я понимаю, технический директор ему нужен в здравом уме и твёрдой памяти.

– Когда начнём? Я, знаешь ли, хочу много чего вспомнить, – я попытался улыбнуться, но получилось это слишком натянуто.

Доктор потянулся в кресле, после чего поднялся, встал напротив меня и сказал:

– Начнём сразу после обеда. Сначала ряд анализов. Потом невролог. Поработаешь с психологом, рассмотрим вариант гипноза. Главное для тебя сейчас – не беспокоиться и спокойно ждать результатов, а они будут, не переживай. Но для начала я позвоню твоей жене. Пусть придёт, принесёт твой любимый плед, посидит с тобой, поговорит, простимулирует память, одним словом.

В течение последующих трёх часов мне сделали кучу анализов, меня посетили четыре врача, и уже ближе к вечеру пришла жена. В палату вошла женщина среднего роста, со светлыми волосами и голубыми глазами. Как мне показалось, она вошла в палату как-то настороженно и, едва сдерживая волнение. Я сразу отметил её лёгкую, немного смущённую улыбку и блеск в её грустных глазах. Но вспомнить её имя я не мог, как ни старался. Мне почему-то стало неудобно, и я не знал, куда девать взгляд. Мне показалось, что это длилось вечность, но вдруг я вспомнил её. Сначала пришло чувство переполняющей меня нежности, и уже потом я вспомнил её имя и всё, что было с ней связано. Я протянул ей руку, как делал обычно, и она сразу подошла и обняла меня, поцеловала и, сев на край кровати, сжала мою руку, но при этом не сказала ни слова. Просто смотрела на меня и словно ждала чего-то. Первым не выдержал я:

– Настя, дорогая, как хорошо, что ты пришла, – я хотел ещё сказать, как я рад её видеть, но она тут же перебила меня.

– Олег, как я рада, я так переживала, не спала двое суток, как тебя сюда привезли. Ты в порядке? Как себя чувствуешь?

– Всё хорошо. Полежу здесь ещё несколько дней и на выписку.

– Не знаю зачем, но доктор Арис попросил меня принести твой любимый плед, вот он, – с этими словами достала из большой красной сумки плед, который я тут же узнал. – А ещё попросил, когда я войду в палату, не заговаривать первой. Это почему?

– Не знаю. Может это часть терапии. У меня небольшая амнезия. Скажи мне, что со мной произошло? Почему я здесь оказался? Я не помню произошедшего.

– Мой бедненький, – она протянула ко мне руку и стала нежно гладить мою небритую щёку. – Я мало что знаю о том, что случилось, всё со слов Йена, а он завёл внутренне расследование инцидента и все обстоятельства засекретили. Могу только сказать, что ты был на крыше третьего корпуса, там что‑то случилось, и ты упал на заградительную сетку двумя ярусами ниже. В больницу тебя доставили без сознания, переломов нет. Это всё, что я смогла узнать. Ты правда чувствуешь себя хорошо, милый?

В палату зашёл мой доктор и попросил её не затягивать с визитом, а дать мне возможность лечь спать пораньше, так как день выдался насыщенным, и мне требовался отдых.

– Хорошо, хорошо, я через пять минут уйду, – сказала она, – в самом деле, ты должен поспать. Вижу, ты хорошо себя чувствуешь. Я приду завтра, в десять.

– Лучше вечером, после четырёх, у него завтра много процедур. Приходи к нему после четырёх, посидите в саду. Я хочу, чтобы вы завтра многое обсудили, – сказал доктор, попрощался с ней и вышел.

– Милый, я пошла. Обещаю, завтра приду в четыре, принесу твоё любимое варенье, и мы с тобой попьём чаю и всё обсудим.

– Я буду ждать.

Она поцеловала меня в щёку, погладила по плечу и направилась к выходу из палаты, повернувшись у самой двери, послала воздушный поцелуй и вышла, осторожно прикрыв дверь.

День действительно выдался насыщенным и, вспоминая события прошедшего дня, я ловил себя на ощущении некоторого смешанного чувства удивления и радости, а ещё небольшой тревоги за будущее. Но стоило опустить голову на подушку, как всё быстро растворилось в наступившем и таком желанном сне.

Я опять проснулся посреди ночи в каком-то непонятном тревожном состоянии и поначалу никак не мог понять, где я нахожусь, чем был немного обеспокоен, но вскоре вспомнил, что нахожусь в клинике нашей корпорации и стал постепенно успокаиваться. Едва слышно зашумел кондиционер и меня, словно яркая вспышка, пронзило воспоминание, которое, похоже, и не давало мне спокойно спать, и так беспокоило меня эти дни, и просилось наружу из глубины памяти.

Оно буквально прорвалось откуда-то, и я очень чётко вспомнил, как встретился с Йеном на крыше недостроенного третьего корпуса. Мы пришли туда специально, чтобы без лишних ушей обсудить очень важный вопрос.

– Олег, происходит что-то совсем непонятное, – сразу сказал Йен, едва мы остановились у ограждающих конструкций внешней части системы кондиционирования. – Я начинаю своё небольшое частное расследование. И поэтому хочу, как своему другу, рассказать об этом и попросить помощи.

– Что случилось? Проблемы со строительством, хищения? Если это так, это может стать для нас реальной проблемой. Мы только утрясли все процессы.

– Нет, конечно, иначе я уже обратился бы в службу безопасности. Понимаешь, мне не нравится та повышенная секретность, которая у нас присутствует. Я многое повидал, но с таким сталкиваюсь впервые, так работать просто невозможно, но это ещё пол беды, привыкли. Знаешь, что меня тревожит больше всего?

– И что же? – спросил я его настороженно, так как ещё никогда не видел Йена таким неуверенным и взволнованным.

– Меня очень беспокоит то, что кто‑то вмешивается в наше строительство.

– Я не заметил. Неужели пытаются сорвать поставки?

– Нет, я не об этом. В общем… только это всё, между нами, Олег, хорошо?

– Само собой.

– В общем, я обнаружил, что кто‑то исправляет мои промашки в руководстве этим проектом, в экономических вопросах и планировании этапов строительства. И этот кто‑то делает всё скрытно!

Йен замолчал и смотрел на меня растерянным взглядом.

– Как такое возможно? – недоумённо спросил я.

– Я не имею ни малейшего понятия. Это почти уровень совета директоров… Я узнал об этом случайно. Месяц назад я понял, что ошибся, не критично, но могли быть отдалённые последствия, и я решил всё исправить. Сам знаешь, люблю, когда за работу не стыдно. И знаешь, что? Когда я стал разбираться в документах, оказалось, что мою ошибку поправили. Причём так, будто я её и не совершал. Тогда я запросил ещё некоторые документы и опять всё идеально. После этого я намеренно сделал серьёзную ошибку. Я рисковал, но этот тайный контроль не просто беспокоил, а уже буквально выводил меня из себя. И ты представляешь!? Ничего, абсолютно, всё исправили так быстро, что об этой ошибке никто не узнал. И если бы я не держал в своих руках распечатанные копии документов, то подумал бы, что сошёл с ума.

Йен замолчал и мне показалось, с какой-то надеждой смотрел на меня, и я отлично понимал его. Он, как генеральный директор проекта “Октагон”, несёт колоссальный груз ответственности, впрочем, как и я, и каждая, даже небольшая наша ошибка может стоить корпорации огромных денег. Мы к этому привыкли, это часть нашей профессии. И тут выясняется, что от него не так много зависит, а его должность директора превращается в формальность. Есть от чего расстроиться.

– Понимаю твоё беспокойство, Йен. Ты выяснил кто это?

– Нет, – уже спокойнее ответил он, – даже служба безопасности мной заинтересовалась, так высоко я забрался в своих поисках. Но главное, что меня беспокоит во всей этой истории, это то, что по какой-то причине всё делается скрытно, незаметно, очень быстро и без последствий для нас. Я не могу этого объяснить, но, честно говоря, меня это немного пугает.

– Йен, теперь и я разделяю твои опасения. Что планируешь делать?

– Я хочу провести небольшое частное расследование, но мне нужна твоя поддержка.

– Да, Йен, конечно, можешь на меня рассчитывать. Я помогу, чем смогу.

– Что же, рад это слышать. Но пока можешь забыть об этом разговоре, твоя помощь потребуется позже, – Йен осмотрелся по сторонам и добавил: – Тогда расходимся. Я пойду, а ты немного подожди и тоже спускайся, не нравятся мне эти тучи, как бы не было ливня, синоптики прогнозировали осадки только через час, но как-то слишком близко подошла облачность.

– Хорошо. Пойду заодно взгляну на внешнюю часть системы кондиционирования, раз уж поднялся.

Йен ушёл, и едва я поднялся по ступенькам наверх, как начался дождь. Редкие крупные капли глухими ударами застучали по железным конструкциям. Я сразу решил вернуться внутрь здания, повернулся к лестнице, чтобы спуститься и…

Всё, больше я ничего не помню, разве что какое-то чувство перехватывающего дыхание страха.

Это воспоминание отняло последние силы, и я даже не мог не то что пошевелить рукой, но даже приоткрыть потяжелевшие веки. Воспоминания, страхи, переживания уже не беспокоили меня, и я вновь заснул.

Новый день обошёлся без сдачи анализов, но был насыщен тестами и разными методиками стимуляции работы моего мозга. Психолог и невролог будто соревновались и, наблюдая их рвение, я с каждым часом укреплялся в уверенности, что вскоре смогу полностью восстановить свою память.

Вечер, согласно составленному для меня плану лечения, был выделен для встречи с женой. Мы мило сидели в зимнем саду, пили чай с моим любимым грушевым вареньем, болтали на разные темы и обсуждали план, возможно, скорого отпуска. Я с удивлением отмечал всплывающие в памяти факты, и чем больше мы говорили, тем яснее ощущал, что лечение работает, и я скоро смогу вполне уверенно покинуть клинику и вернуться к работе. Всё это настроило меня на ощущение счастья, с которым я не хотел расставаться, но Настя ушла, а ей на смену пришёл мой доктор.

– Как чувствуешь себя, Олег? Отчёты коллег меня радуют: хорошая положительная динамика и хороший прогноз.

– Ладно, док, к чему все эти слова? Сергей, скажи лучше, что со мной произошло? Что вообще происходит?

– Я не знаю, что с тобой произошло. У меня есть только короткое сообщение от службы безопасности, удивлён, что они вообще мне что-то рассказали, с их-то манией всё засекречивать. Это они доставили тебя в больницу. А ещё есть анализы и тесты, вот на основе этого я и лечу тебя. И должен заметить, довольно успешно. На сегодня с тебя хватит переживаний, рекомендую не засиживаться, завтра не менее насыщенный день. Я связался с Институтом мозга человека в России они прислали новую перспективную методику лечения амнезии и, если ты не против, опробуем её на тебе.

– Чем мне это грозит? – спросил я настороженно.

– Мы будем точно знать, где в твоём мозге произошел сбой и сможем более избирательно его простимулировать. Ну и появишься в статье в одном из медицинских журналов под именем пациента Б.

На этом мы попрощались. Я ещё немного посидел, пытаясь хоть немного рассортировать казавшиеся новыми воспоминания и отправился в палату, где и уснул с нетерпеливым ожиданием завтрашнего дня.

Я проснулся довольно рано. С удовольствием принял душ и побрился. Эти нехитрые процедуры вернули меня в настоящее не менее качественно, чем усилия докторов. Мне казалось, что воспоминания быстро возвращаются, и я вспомнил, пусть и не всё, но уже близок к этому. Однако, я так же понимал, что не всё так просто и, возможно, есть нечто, что мне ещё предстоит узнать.

После завтрака началось обещанное Сергеем лечение. Ничего нового я не отметил: тот же звукоизолированный кабинет без окон, то же мягкое и удобное кресло, и те же электроды для энцефалограммы, Единственное отличие – экран с мелькающими картинками и надписями, перед которым я, по настоянию доктора, сидел расслабленный и спокойно созерцал их мелькание. Это заняло не более часа, но я всё равно немного устал. Голова слегка гудела, и это сразу отметил Сергей.

– Как себя чувствуешь? Вижу, уже не так весел, как утром. Но ничего, ещё немного осталось, – сказал он, – наберись сил, начинается самое интересное.

Заметив моё удивление, пожимая плечами, он ответил:

– А ты что хотел? Это была только калибровка и тестирование. Отправим данные учёным в Институт мозга, они их расшифруют и после обеда проведём второй сеанс, уже по стимуляции.

Я громко вздохнул и прикрыл глаза.

– И не вздыхай так, пожалуйста. Недостаток времени вынуждает нас немного форсировать проведение процедур, но отзыв на лечение хороший. Естественно, ты быстро устал, но тут и здоровая голова кругом пойдёт. Сейчас у тебя три часа на отдых, пока делают анализ данных, рекомендую обед и хороший сон. Я пообедать уже не успеваю. Увидимся на втором сеансе, – сказал он, похлопал меня по плечу и быстро вышел, оставив меня на попечение невролога.

Обед в палате с видом на зимний сад и последующий непродолжительный сон сделали своё: я словно заново родился и полный сил, уже с нетерпением, ждал результатов утреннего теста и продолжения лечения.

В том же самом кабинете, где проводилась первая процедура, я удобно устроился в кресле. С минуты на минуту ждали прихода моего лечащего врача, Сергея Ариса. Я немного нервничал, но считал это хорошим знаком, поэтому старался расслабиться и максимально успокоиться.

Вскоре доктор вошёл в кабинет и энергичным голосом сказал:

– Предварительные результаты расшифровки первого сеанса показали несколько областей памяти которые пока заблокированы. Большая часть не относится к профессиональной сфере и её мы трогать не будем, дабы избежать излишнего вмешательства. А вот то, что связано с работой мы и хотим простимулировать.

Я полулежал в кресле, немного нервничал и, несмотря на спокойный голос доктора и убедительность его доводов, никак не мог успокоиться.

– Расскажи о рисках. Я не стану психом? – спросил я его осторожно.

– Олег, я с тобой предельно честен. Мне нет никакого смысла обманывать тебя. Любая твоя проблема с головой ударит по моему авторитету и авторитету моих коллег. Ты не первый на ком будет применяться эта методика лечения, и если бы были большие риски, то я ни за что не рискнул бы предложить её тебе. К тому же у них есть и обратная методика. Благодаря ей, мы можем откатить твой мозг к состоянию до процедуры.

– Ты так говоришь, будто имеешь в руках совершенный интерфейс управления мозгом. Даже я знаю, что такого нет. Или я не прав?

– Ты прав. Это Святой Грааль физиологии мозга – общение с ним напрямую и даже с каждой его структурой отдельно. Но эта методика близка, как никакая другая. А совместно с функциональной магнитно-резонансной томографией высокого разрешения позволяет подойти вплотную к разгадке работы мозга, а это то, о чем так мечтают когнитивные нейробиологи. И вот именно эту методику мы будем применять, чтобы тебе помочь.

– Не очень хочется быть подопытным кроликом, всё-таки я рискую своей памятью, своей личностью, собой!

– Риск, пусть и небольшой, но есть. Однако вероятность возможных проблем крайне невелика, и я заверяю тебя, что уверен в этом методе, как ни в каком другом. Воздействие на мозг минимально. Образно говоря, мы как будто протираем грязное стекло, через которое ты смотришь в прошлое, не более того. Я не давлю на тебя. Только прошу принять взвешенное решение.

– Конечно, Сергей, я понимаю. И постараюсь как следует всё обдумать.

– Может тебе посоветоваться с женой? Я позвоню.

Я всё знал наперёд: как она выслушает меня, как будет ещё раз расспрашивать Сергея, и всё равно оставит выбор за мной. Поэтому я решил её не беспокоить, ей лишние волнения ни к чему, она и так двое суток не спала, переживая из-за меня.

– Я согласен. Я подпишу бумаги и начнём.

– Всё не так просто. Связаться с женой всё-таки придётся, требуется и её подпись. Это обычная процедура, если нет полной уверенности в дееспособности пациента. У нас есть её разрешение на стандартные методы лечения, но на эту процедуру требуется отдельное. Я пойду и вызову её, а ты пока ознакомься с бумагами.

Он протянул мне несколько листов и вышел из кабинета.

Сидевшая напротив невролог – лечащая меня доктор Эмили Питерс, складывала в ящик стола наборы электродов. Я ещё минут пять знакомился с документом, после чего подписал и отложил его. Больше делать было нечего, и я решил расспросить её подробнее.

– Доктор, Питерс, можете рассказать мне о предстоящей процедуре?

Она закрыла ящик стола, пододвинулась ко мне поближе и с нескрываемым удовольствием стала рассказывать о предстоящем эксперименте.

– Я надеюсь, мой рассказ снимет все возможные опасения, которые есть у вас относительно процесса лечения. Итак, вас переместят в наш специальный томограф, вы там уже были и процедура вам известна. Для проведения стимуляции мозга нам необходимо сделать так, чтобы мы смогли точечно воздействовать направленным электромагнитным полем на нужные зоны мозга и при этом передать вам определённые визуальные образы и звуки. И для этого у нас есть уникальная разработка нашего экспериментального отдела – специальная “изолирующая оптика полного присутствия”, – Питерс, произнося это название, даже закатила глаза вверх. – Название не моё, а кого‑то из учёных, они любят дать название так, что потом одно мучение, хорошо ещё, что не на латыни. Я называю их просто линзами.

Мне стало так интересно, что волнение отошло на второй план, и я спросил её:

– Эмили, я прошу подробностей, “изолирующая” я ещё понимаю, а вот “ полного присутствия” требует пояснения.

– О, это удивительный по реализации идеи проект, в нём участвовали лучшие лаборатории корпорации и всё это ради того, чтобы сделать возможным смотреть мультики или кино лёжа в томографе! – Питерс не скрывала улыбки и, как мне показалось, искренней гордости. Она встала со стула подошла к шкафу с матовыми стеклянными стенками и поднесла свою идентификационную карточку к его замку. Замок едва слышно щёлкнул и, открыв дверцу, доктор достала небольшую белую коробочку.

– Сейчас вы увидите это удивительное творение, которое оказалось сегодня так кстати.

Она подкатила передвижной столик ближе ко мне, очень осторожно поставила на него коробочку и открыла её. Я привстал и, предвкушая увидеть чудо инженерной мысли, заглянул во внутрь. Сначала я ничего не смог разглядеть. Внутри белой коробки, почти по край была налита какая-то жидкость, а в ней что-то плавало, но что именно понять было невозможно. Это нечто было полупрозрачным и мне никак не давалось определить его форму. Видя моё замешательство, Питерс приглушила общий свет и поднесла к коробке синюю лампу. В этом свете внутри жидкости чётко обозначились контуры чего-то, отдалённо напоминающего очки.

– Я покажу схему, и вы всё поймёте, – сказала она, взяла в руки планшет и открыла на нём изображение того, что плавало в коробке. – Вот эта тонкая полупрозрачная полоска соответствует верхней части оправы очков, к ней крепятся видео и аудио интерфейсы. Видео интерфейс выглядит на рисунке, как контактные линзы для глаз, они связаны с полупрозрачной полоской тонким и гибким оптоволокном. А аудио интерфейс – это специальные внутриканальные наушники, они просто крепятся к дужке гибким креплением. От этой полупрозрачной полоски отходит эластичный шнур, внутри которого проходи оптоволокно для видео интерфейса и пневмо-канал для передачи звука.

Я с интересом смотрел, то на картинку, то в коробку.

– Доктор Питерс, а как это будет крепиться на мне?

– Здесь как раз всё просто: аудио интерфейс, как наушники, вставляется непосредственно в ушной канал, а видео интерфейс, как контактные линзы, накладывается на область зрачка. Чтобы исключить дискомфорт, в глаза закапываются специальные капли, всё-таки они немного толще обычных линз. Я считаю, физики совершили практически невозможное, разместив внутри них оптическую систему приёма видео сигнала высокого разрешения. Тонкое оптоволокно от них выводится из-под закрытого века через внутренний или внешний край глаза и отводится к полупрозрачной дужке. Эта полупрозрачная дужка очень эластична и может быть расположена, или даже временно приклеена, сверху или снизу от глаз. И после подключения вы видите то, что мы хотим показать, можем даже выводить объёмное изображение и стереозвук. В общем, эффект полного присутствия и, что очень важно, в полной изоляции от внешних раздражителей.

– Доктор, а как в вашем аппарате происходит стимуляция мозга электромагнитным полем?

– Сам томограф сконструирован так, что может служить источником направленного электромагнитного излучения, причём на разной частоте, с разной энергией и в нескольких направлениях одновременно.

– Всё это просто удивительно! Именно этим и будут меня лечить?

Питерс закрыла коробку, но не убрала её со столика, вероятно, этот экземпляр предназначается мне.

– Торопиться не будем, – ответила она. – Дождёмся согласия вашей жены.

В этот момент в помещение зашёл Сергей, и поставил передо мной планшет, из которого меня приветствовала Анастасия. Она улыбалась и махала мне рукой.

– Привет, милый. Как ты там?

– Ася, привет. У меня всё хорошо. Иду на поправку. Ты не смогла приехать?

– Я буквально на сутки уехала в срочную командировку. Вот, только прилетела на место. Возвращаюсь обратно уже завтра. Доктор Арис мне всё объяснил, но я хотела сначала поговорить с тобой. Как ты сам относишься к этому эксперименту?

– Асенька, прошу тебя, не беспокойся. Я всё обдумал уже несколько раз. И своё согласие уже подписал.

– Хорошо, я всё поняла. Я прилетаю завтра и к вечеру буду у тебя. Доктор, пришлите мне файл с соглашением, я подпишу электронной подписью и вышлю вам обратно. Милый, пока, пока!

– Приезжай быстрее, я буду ждать!

Мы помахали друг другу, и видео связь закончилась. Доктор Питерс повернулась к доктору Арису и спросила:

– Готовимся к процедуре?

– Да, сейчас половина третьего, думаю в три начнём, – он посмотрел на меня, слегка улыбнулся и, положив руку на плечо, сказал: – Не беспокойся, у нас лучшие врачи, к тому же я всё ещё хочу отыграться. Надеюсь, ты не забыл, на следующей неделе мы собираемся за покерным столом.