Kitobni o'qish: «Линия соприкосновения»

Выражаю благодарность Игорю Анипченко, Андрею Воробьеву, Александру Терентьеву, сыну Михаилу и сестре Татьяне за помощь в работе над книгой

Михаил Аркадьевич Шуваев живет и работает в Москве. Знаком читателю по фантастическим и детективным романам «Звездный Гольфстрим», «Лунная соната», «Чужая игра», «Пункт назначения – бесконечность», «Мерцание», «По ту сторону пространства». Произведения автора отличаются динамикой и глубокой логикой сюжета, полетом фантазии и одновременно научным подходом. В них всегда присутствует захватывающий элемент приключенческого квеста. Повести и рассказы автора изданы во многих российских журналах.

Член Российского Союза писателей.

Часть I
Небесные камни

Глава 1

Специальный агент КОНОКОМа¹ Ричард Сноу вышел из кабинета директора и, задумавшись, остановился посреди стеклянной приёмной, похожей на аквариум. Выскользнувший вслед за ним Айвенго Блумберг осторожно прикрыл дверь начальственного кабинета и подошел к столу секретарши Бэллы. Девушка кокетливо посмотрела на двух озадаченных мужчин:

– Господин Блумберг, Директор просил напомнить вам, что послезавтра 30 ноября в пятницу в семь вечера вы идете с ним на открытие выставки «Спейс секьюрити интернешнл», – Айво поморщился как от зубной боли, что не ускользнуло от внимания секретарши. – Ничего не могу поделать – распоряжение Дон Кимуры.

Бэлла замолчала и, не глядя взяв со стола всегда лежащую наготове пилку для ногтей, принялась полировать и без того красивые длинные ногти. Сноу медленно повернулся к Блумбергу и, по-прежнему думая о чем-то своем, спросил:

– Я сейчас на квартиру Добровольского, ты со мной?

Айвенго Блумберг, начальник научного отдела КОНОКОМа, посмотрел на свой скромный биоадаптивный хронометр «Сектор»:

– Нет, Ричи. Давай двигай в Париж один, а я заскочу к себе в отдел, надо дать кое-какие указания. Потом присоединюсь.

Высокая, слегка сутуловатая фигура шведа скрылась за углом коридора, откуда сразу же послышалось тихое шипение открывающихся дверей лифта ДДЛ². Ричард подошел к огромному панорамному окну и посмотрел на Брюссель с высоты восьмисот метров, на которые возвышался над городом офис КОНОКОМа – спиральный небоскреб «Сатурн». Заканчивался ноябрь, стояла промозглая, холодная, сырая погода. Город внизу почти не просматривался из-за плотной пелены тумана и дождя, которые окутали сизым покрывалом всю Бельгию, а заодно и большую часть Северной Европы. Синоптики выслушивали в свой адрес нелицеприятные замечания и критику, но упорно стояли на своем: вмешиваться в погоду они не считают возможным из-за риска разбалансировать воздушную циркуляцию над всей территорией Сибири и Аляски. Справедливые замечания по поводу того, что в Северной Европе живет на порядок, а то и на два больше людей, не возымели ожидаемого эффекта.

Сноу представил себе, что сейчас ему придется выходить на крышу, под дождь и ветер, лететь в белесом сыром тумане в Париж… Бр-р-р. Он слегка передернул плечами.

– Противная погода, просто ужас, – Бэлла говорила, по-прежнему увлеченно занимаясь своими ногтями, периодически отставляя руку подальше от лица и придирчиво оценивая результат косметических манипуляций. – Меня вот тоже сегодня пригласили в Делириум-кафе, но как представлю, что надо выходить на улицу…

– Да, Бэлла, действительно трудная дилемма… – пробормотал Сноу и направился к лифтам.

Через сорок минут, когда флаер приземлился на парковке возле авеню Виктор Гюго в Париже, ожил МИППС³, и на экране коммуникатора появилось лицо Блумберга, обрамленное светлыми кудрями:

– Ричи, я на полпути, ты там как?

– Что «как»? Прилетел вот, направляюсь на квартиру. Дождь тут еще сильнее, чем у нас в Брюсселе, ветер к тому же… – проворчал Сноу и, подняв воротник, двинулся по тротуару, обходя или перепрыгивая лужи. Метров через пятьдесят он свернул направо на улицу Лоншан и пошел по ней, вглядываясь в номера домов. Заметив рядом с одним из подъездов полицейский флаер, он решительно толкнул дверь, оказавшуюся незапертой. Поднявшись на лифте, вполне прилично отделанном под старину, он вышел на пятом этаже и оказался лицом к лицу с корпулентным французским ажаном⁴.

– Ричард Сноу, КОНОКОМ, – представился он.

– Здравствуйте, месье Сноу, – посторонился полицейский. – Инспектор Леруа ждет вас, проходите.

– Спасибо.

Сноу вошел в квартиру, двери которой были слегка приоткрыты. На табличке сбоку значилось: «Полковник Александр Добровольский». Пройдя по коридору, вдоль стен которого были развешены мрачноватые картины работы неизвестного художника, изображавшие космические пейзажи, Ричи оказался перед несколькими дверьми: направо были кухня и ванная комната, прямо – туалет, а слева – большая гостиная с винтажной мебелью и широким окном с выходом на узкий маленький балкон. У открытого окна стоял, попыхивая старенькой потертой трубкой, парижский инспектор. Услышав шаги за спиной, он обернулся, и на его грубоватом с крупными чертами сморщенном лице появилась дежурная улыбка. Лет ему было явно за шестьдесят.

Прямо Мегрэ из романов Сименона⁵, подумалось Сноу.

Рукопожатие «Мегрэ» оказалось на удивление крепким.

– Месье Сноу, честно вам скажу, что не в восторге от того, что к расследованию подключили КОНОКОМ. Говорю это прямо, без обиняков, чтобы между нами не было никаких недомолвок.

Сноу, предполагавший подобную встречу, примирительно поднял руки:

– Инспектор, я ни во что не буду вмешиваться, расследование поручено вам, вы и ведите. Возможно, моё участие в нем ограничится этой встречей, и в дальнейшем я избавлю вас от своего присутствия.

Француз, поняв, что слишком резко начал разговор, смягчил тон:

– Поймите меня правильно, месье Сноу, я вас не гоню, но…

– Инспектор, каждый из нас будет действовать в рамках своего регламента, и, надеюсь, у нас с вами достаточно опыта и благоразумия, чтобы вести дело к обоюдной выгоде.

– Да, конечно, – вынужденно согласился француз.

– Вот и прекрасно. Тогда не могли бы вы кратко ввести меня в курс дела.

– Mais certainement⁶. Сегодня утром соседи полковника Добровольского были озадачены громкими голосами, доносившимися из его квартиры. Он всегда вел спокойный размеренный образ жизни, и подобное совершенно нехарактерно для русского космонавта. Здесь он постоянно не жил, но, когда приезжал, то оставался, обычно на два-три месяца…

Леруа обстоятельно и подробно описывал стиль жизни русского космонавта, периодически попыхивая трубкой.

– Это его жена? – улучив момент, когда француз возьмет в рот мундштук и замолчит, спросил Сноу, заметив на полке объемную фотографию женщины.

– Да, бывшая. Они развелись несколько лет назад по её инициативе. Дальше. Остальное время пребывания на Земле он жил в Санкт-Петербурге. Голоса из квартиры слышались в течение десяти-пятнадцати минут, потом все стихло. Некоторое время спустя соседка вышла погулять со своей таксой и увидела приоткрытую дверь в квартиру Добровольского. Окликнув его несколько раз, она вошла и обнаружила полковника мертвым вот в этом самом кресле, – инспектор слегка театральным жестом указал на стоящее у стены большое кожаное кресло. – Прибывшие медики и эксперты не обнаружили признаков насильственной смерти… Пока не нашли. Вот, собственно и всё, месье Сноу.

«Малоинформативно, но зато с массой несущественных подробностей», – про себя подумал Ричард, а вслух спросил:

– Камеры видеонаблюдения?

– Изучаются, но пока получается, что к нему никто не приходил. Все посетители дома, а их сегодня было только двое, опознаны и были не у него. Соседи подтвердили.

– А, может кто-то нанёс визит еще вчера…

– Но сегодня никто другой, кроме этих двоих, не выходил.

– А если этот кто-то остался в доме? В другой квартире, например?

Леруа удивленно подбросил брови:

– Но… мы же не можем произвести обыски в каждой квартире…

– Не спорю, но я бы на вашем месте установил скрытное наблюдение за зданием хотя бы на сорок восемь часов. Дальше, по поводу голосов, которые слышались из квартиры. А может, это был голос из гологравизора, Добровольский смотрел какой-нибудь фильм, а соседи приняли его за…

– Нет, я тоже об этом подумал. Голос Добровольского соседи вроде бы узнали, и, плюс к этому, когда соседка вошла, гологравизор был выключен.

– Она такой хладнокровный человек, что, увидев труп, не растерялась, взяла себя в руки и внимательно осмотрелась? – усмехнулся Сноу.

– Нет, конечно, она запаниковала, это очень пожилая женщина. Но она утверждает, что когда вошла, ничего не трогала, ничего. А когда мы приехали, гологравизор был выключен.

– Понятно, – вздохнул Сноу. – Пальчики?

– Сняли.

– Есть что-нибудь?

– Да, но когда наследили, пока сказать невозможно: может, сегодня, а, может, год назад.

– Так уж и год? Квартира в хорошем состоянии, видно, что здесь кто-то прибирает…

– Убирается тут домашний робот, а не приходящая прислуга.

– Минуточку, а дроид что говорит? – удивился Сноу.

– Ничего он не говорит. В десять тридцать, после легкой утренней уборки, хозяин приказал ему уйти в стойло и выключиться, что он и сделал.

Леруа прошел в коридор и распахнул небольшую дверцу, за которой открылась узкая ниша, предназначенная для зарядки дроида. Здесь же к стене были прикреплены всевозможные приспособления, которыми пользовался робот, поддерживая порядок в квартире. Сам дроид относительно старой модели был выключен и висел, поддерживаемый креплениями, выступающими из стены. Инспектор захлопнул дверцу.

– Вот так вот, майор. Сдается мне, что дело тут простое, сейчас я получу ответ от операторов связи, не говорил ли полковник с кем-нибудь по МИППСу в это время, и всё встанет… Ага, вот и звонок! Главный инспектор Леруа, говорите!

Сноу услышал шум и выглянул в коридор. Так и есть: прибыл Айво Блумберг: чертыхаясь и облокотившись на комод, он стягивал с больших ступней явно промокшие полуботинки.

– Ты бы еще сандалии нацепил, – поддел его Ричард. – На улице такая мерзость, а он…

– Я не собирался сегодня никуда из офиса не выходить, а когда сообразил, было уже поздно, – немного раздраженно ответил начальник научного отдела и выпрямился, держа ботинки в руке. – Здесь есть где высушить обувь?

Сноу подошел к нише и нажал зеленую кнопку. Дверцы раскрылись, и домашний робот подплыл к детективу. Он выдал Айво гостевые домашние тапочки и занялся промокшими ботинками.

– Эй, месье Сноу, где вы там? – Леруа высунулся в коридор, пыхнув облаком синего дымка, и заприметил Айво. – А, месье Блумберг пожаловали. Soyez lа bienvenuе!⁷ Значит так, сегодня с утра у Добровольского был единственный разговор по коммуникатору – он заказал в турагентстве один билет на послезавтра на Фомальгаут – туда и обратно.

– Странно для полковника Космофлота, который не вылезал из дальних галактических экспедиций. Я думал, что у него к космическим перелетам идиосинкразия, а он… – недоуменно пожал плечами Сноу. – Месье Леруа, мы можем тут немного осмотреться?

– Пожалуйста. Мои ребята всё осмотрели и зафиксировали. Я, собственно, ждал только вас. Но, честно говоря, очень хочется кушать – у меня с утра маковой росинки во рту не было. Вы не будете возражать, если я вас покину?

Увидев, что детективы дружно кивнули в ответ, он накинул плащ, висевший в коридоре на вешалке, и, выходя, обернулся:

– Жером вас выпустит, когда закончите, и запрет за вами дверь! – донеслось уже из лифта. – Балкон закройте, а то комнату зальет!

Блумберг, поручив заботу о промокших ботинках роботу, ворча всунул ноги в гостевые домашние тапочки, которые выдал ему дроид, и прошел в гостиную.

– Тут? – спросил он.

– Тут, – подтвердил Сноу и кивнул на кресло.

Айво начал кругами мерить комнату, внимательно всё осматривая. Сноу подошел к балкону и хотел закрыть дверь, но, потянув носом и учуяв по-прежнему стойкий аромат трубочного табака, оставил её открытой. А тем временем дождь на улице продолжал стегать струями по стене и окнам дома, и у двери натекла целая лужа. Прикрываясь рукой, Сноу выглянул наружу и увидел, что над балкончиком имеется выдвижной козырек. Пошарив рукой по стене, он нашел кнопку и нажал. Металлический складной каркас с пластиковыми полупрозрачными пластинами начал неторопливо разворачиваться. В какой-то момент раздался щелчок, козырек замер и на выключателе замигала красная лампочка.

– Что такое? – чертыхнулся Ричард, снова высунулся на балкон и внимательно посмотрел на полувыдвинувшийся солнечный козырек.

Через секунду всё стало понятно: направляющие штанги были слегка погнуты и не позволяли конструкции развернуться полностью. Но от дождя, по крайней мере, козырек худо-бедно спасал. Крупные капли больше не стучали по полу комнаты. Из коридора показался домашний дроид и деловито подплыл к двери на балкон.

– Стой, ты куда? – преградил ему дорогу Сноу, сам до конца не понимая, зачем это делает.

– Выдвижной карниз поврежден, необходим ремонт, – проскрипел робот, уставившись на Сноу своими красноватыми окулярами.

– А что раньше не починил? – спросил Сноу, понимая, что его диалог с дроидом выглядит несколько необычно.

– Повреждение отмечено только что.

– Как только что?.. – Сноу повернулся и еще раз внимательно посмотрел на заевший карниз. – Ты хочешь сказать… А вчера козырек выдвигали?

– Нет.

– А когда в последний раз?

– Позавчера.

– И он работал?

– Да.

– Ясно. Свободен. Ремонт отменяю.

– Месье Добровольский будет недоволен, он всегда старается…

Ричард внимательно посмотрел на дроида и вдруг понял, что ему даже немного жалко этого механического слугу. После смерти хозяина его наверняка отправят на свалку, учитывая более чем преклонный возраст.

– Месье Добровольский больше не придет, приятель.

– Месье улетел в экспедицию? – всполошился робот и выдвинул дополнительную антенну. – Но он всегда предупреждал меня! Я не приготовил ему одежду. Мадам Марлен… Надо срочно взять из химчистки…

– Всё. Выключись и в нишу.

Робот замолчал и секунду висел неподвижно, словно размышляя – следовать приказу человека или нет. Потом подплыл к нише, открыл дверцы и скрылся в своем электронном углу, сверкнув напоследок оптикой. Ричард готов был поклясться, что дроид подчинился ему с неохотой.

– Айво, ты где там? – крикнул Сноу в коридор.

– Я здесь, в кабинете, дверь направо.

Ричард открыл массивную деревянную дверь и оказался то ли в кабинете, то ли в музее. Вдоль стен почти до самого потолка стояли ряды прозрачных стеклянных полок, уставленных самыми разнообразными предметами. Больше всего здесь было камней и друз всевозможной окраски, размеров и формы. Возле каждого экспоната лежала карточка с пояснениями: что за камень, откуда. На отдельном стеллаже виднелись и знакомые земные предметы – порванная перчатка от скафандра, кусок приборной доски с пульта управления какого-то флаера, погнутая металлическая термокружка. Судя по всему, эти предметы что-то напоминали полковнику – людей, планеты, события… В углу кабинета возвышался небольшой стол с консолью панорамного монитора и мощным стационарным компьютером.

– Прямо филиал Лувра, – присвистнул Сноу, оглядывая ряды разноцветных камней. – Музей небесных камней.

– Да, Добровольский по основному образованию геолог. И хоть в дальние экспедиции летал обычно вторым пилотом, всегда входил в научную группу планетологов. Отсюда – вот эта немалая коллекция булыжников с посещенных им планет. Посмотри – вот, например, образчик. Видишь серебристые прожилки? Это платина, причем высочайшей пробы!

Сноу с неподдельным интересом и удивлением смотрел на невзрачный, на первый взгляд, камень с далекой планеты, в который впаялся благородный металл. «Система Альдебаран⁸», звезда К-3450, планета «Торран», № 3410» – гласила маленькая вертикально стоящая металлическая пластина. Сноу посмотрел на место рядом, которое пустовало – табличка наличествовала, но не металлическая, а из плотной бумаги. Она лежала надписью вниз, а вот объект отсутствовал. Ричард машинально протянул руку, чтобы прочитать, что на ней написано, но его пальцы наткнулись на что-то невидимое. Непроизвольно он отдернул руку и задел полку. Несколько экспонатов свалились и рассыпались по полу. Ричард присел, чтобы собрать образцы.

– Руки – крюки! – прокомментировал Айво, но тоже опустился на корточки, чтобы помочь собрать упавшие камни.

Приведя в порядок экспозицию, Блумберг обратил внимание на один отсутствующий предмет. Он взял в руки ту самую бумажную табличку и прочитал:

– Хрустальный шар.

– Что? – переспросил Сноу.

– Шар, говорю!

– Дай сюда!

Ричард взял из рук Блумберга маленький клочок бумаги:

– Действительно Хрустальный шар и номер – 3779/2. Странно, что не написано, откуда экспонат. И где он, интересно?

– Потерялся, Добровольский подарил, да мало ли вариантов! – предположил Айво.

– Согласен, – неуверенно ответил Ричард и еще раз посмотрел на бумажку. – Написано от руки почему-то… а ведь другие таблички фирменные – металлические.

– Не успел заказать, а, может, и вообще сомневался, достоин ли экспонат находиться в коллекции.

– Возможно, – проговорил Ричард.

Однако пальцы помнили легкое прикосновение, и Сноу провел по полке рукой. Пусто. Он посмотрел вслед Блумбергу, который скрылся в коридоре и, судя по звуку, вошел в комнату напротив – спальню. Ричард приблизился к столу и включил компьютер. Над столом мгновенно развернулся большой объемный панорамный монитор. По центру экрана мигала надпись: «Блок памяти отсутствует». Сноу понял, что полиция изъяла накопитель для изучения. Он вздохнул, выключил бесполезный компьютер, встал и шагнул к окну. Над Парижем по-прежнему клубились низкие облака, и дождь продолжал поливать студеными струями и без того изрядно промокший город. От стекла ощутимо веяло холодом. Сноу поежился и крикнул, не оборачиваясь:

– Айво, ты там скоро завершаешь?

– Да, считай, закончил. Ничего примечательного.

– Тогда пошли отсюда.

Ричард развернулся и сделал шаг в сторону двери. Неожиданно он почувствовал что-то под правой ногой. Что-то твердое и круглое, вроде бильярдного шара, только меньше. Ступня неловко подвернулась, и специальный агент растянулся на ворсистом ковре, одновременно саданувшись головой о дверь и тем самым резко захлопнув её.

– Чёрт! – вырвалось у него.

– И что у нас происходит? – Блумберг, осторожно приоткрыв дверь, уставился на сидящего на полу и потирающего ушибленную макушку Ричарда. – Бедокурим, пока взрослых нет?

– Слушай, Айво, я тут наступил на что-то…

Сноу, к вящему удивлению начальника научного отдела, не поднялся на ноги, а встал на четвереньки и двинулся в такой позе по комнате, шаря перед собой руками. Блумберг присел на корточки рядом с коллегой:

– Ричард, порой ты меня…

– Хватит зубоскалить, Айво, лучше помоги найти…

– Что, что найти-то? – Айво повертел головой.

– Круглый такой, совершенно прозрачный шар. Чуть меньше бильярдного.

– Ну, ты, старина, даешь! – Блумберг тоже опустился на четвереньки и начал медленное продвижение по ковру. – Кому рассказать…

– А ты не бойся, мы никому не расскажем, Айво.

– Месье Сноу! – на пороге комнаты вырос полицейский Жером и осекся, уставившись на двух сотрудников КОНОКОМа, ползающих по полу. – Инспектор просил узнать…

– Ну, что просил узнать Леруа? – недобро спросил Сноу, замерев на ковре и посмотрев снизу вверх на парижского ажана.

– Н-нет, нет, ничего, извините.

Полицейский ретировался и прикрыл за собой дверь. Айво посмотрел на Сноу и поднялся с пола, отряхивая руки:

– Всё, Ричи, с меня хватит.

– Смотри!

Сноу показал на ковер. В одном месте высокий ворс был примят, будто там лежало что-то круглое, тяжелое и невидимое. Блумберг замолчал, присел и протянул руку. В пальцах оказался совершенно прозрачный шар. Кроме осязания, его невозможно было обнаружить никаким другим органом чувств – он был по-настоящему абсолютно невидим. Детективы встали, глядя на кажущуюся пустой ладонь Айво.

– Вот тебе и Хрустальный шар, – тихо сказал Сноу. – Нашелся, черт возьми. Чует мое сердце, наживем мы с ним неприятностей.

– Типун тебе на язык, Ричи.

Глава 2

Детективы попрощались с ажаном, сверлящий взгляд которого они чувствовали затылками, пока двери лифта не закрылись. Выйдя на улицу и остановившись под стеклянным козырьком подъезда, по которому не переставая барабанил дождь, они задумались над дальнейшими действиями.

– Ты как хочешь, а я в ресторан обедать, – решительно заявил Айво. – Желудок диктует мозгу необходимость переместить тело поближе к камбузу.

– Не возражаю. А куда? – Сноу не очень хорошо ориентировался в «ресторанном» Париже.

– На Трокадеро есть отличное заведение, и не одно. Пошли!

Блумберг активировал силовой зонтик, закрывший их обоих от льющейся из прохудившихся небес воды, и они торопливо зашагали по пузырящимся лужам в сторону дворца Шайо. Эйфелева башня, появившаяся, как только они вышли на авеню Дэйло, виднелась чуть больше чем наполовину: третий этаж был скрыт тугой пеленой дождя и низкими облаками.

– Что мы имеем? – спросил Сноу, вытирая тарелку кусочком хрустящего хлеба и отправляя его в рот. – Умер известный астронавт, нет – космонавт, у русских они так называются, полковник Космофлота Александр Добровольский, 2234 года рождения, то есть сорока двух лет, участник четырех галактических экспедиций в дальнее внеземелье и полутора десятков планетарных научных вояжей. Причем в последнюю дальнюю он летал в качестве командира экипажа – заместителя начальника экспедиции. Вернулся не так давно – в июне 2276-го, полтора года назад. Так, смотрим, куда летал, – Сноу сверился с коммуникатором. – Толиман⁹ в 2257-58 годах, Капелла¹⁰ в 2264-66, Вега¹¹в 2268-71 и Ахернар¹² в 2273-76. Смотри-ка, все звезды – это «альфы» в своих созвездиях!

– Не больше, чем интересное совпадение, – ответил Айво, отодвигая пустую тарелку. – Гарсон, десерт!

– Совпадение? – задумчиво повторил Ричард. – Может быть. Пока не будем на этом зацикливаться.

– Зацикливаться ни на чем не стоит, – заметил Блумберг, придирчиво осматривая принесенную вазочку с разноцветными шариками мороженого, посыпанного тертым белым шоколадом.

– Хорошо. Дальше. Солярные экспедиции¹³: Плутон, Европа, Оберон… Черт, мы с тобой запутаемся в этих вояжах!

– Ричи, а нам это надо? – спросил швед, принимаясь за мороженое, внешний осмотр которого его удовлетворил. – Совершенно неочевидно, что эти экспедиции имеют отношение к его смерти. Я предлагаю для начала побеседовать с его друзьями, бывшей женой, коллегами по работе…

Сноу немного подумал, взвесив и так и эдак то, что предложил Блумберг.

– Ты прав, как всегда, наука. С кого начнем? С бывшей жены – Марлен Дютрон?

– Давай с неё. Где она живет?

Сноу нашел в МИППСе нужный файл:

– Тут, в Париже… – он с удивлением посмотрел на шведа. – Надо же – в кои-то веки к свидетелю не надо лететь за тридевять земель.

Он набрал на коммуникаторе номер и стал ждать. Наконец, ему ответили. На мониторе появилось миловидное лицо брюнетки.

– Мадам Дютрон?

– Да.

– Здравствуйте, вас беспокоит специальный агент КОНОКОМа Ричард Сноу.

– Понятно. Вы по поводу смерти Саши?

– Саши? – сразу не понял Ричард. – Ах, да, извините, Александра Добровольского.

– Меня сегодня уже расспрашивала полиция.

– Я знаю, мадам Дютрон, но дело в том, что когда происходит… м-м-м… умирает, или что-то случается с офицером Космофлота, этим в обязательном порядке занимается КОНОКОМ. Смерть месье Добровольского не исключение.

– Понимаю, – после некоторой паузы донеслось из коммуникатора. – Вы, вероятно, хотите поговорить?

– Если это вас не затруднит.

– Хорошо. Вы где?

– Мы с напарником сейчас в Париже, на Трокадеро.

– Тогда жду вас через полчаса у себя на улице Пасси, 27.

Мадам Дютрон отключилась. Сноу посмотрел на свой атомный «Ролекс», потом на Блумберга:

– Пасси, это ведь где-то рядом?

– Да, – вытирая рот салфеткой и бросая её на стол, ответил Айво. – Если бы не эта мерзкая погода, могли бы пешком прогуляться. Тут буквально рукой подать.

– На мэгвеях доберемся за пять минут.

Сноу имел в виду миниатюрные платформы на магнитной подушке, которые многие использовали в качестве индивидуального транспортного средства для передвижения на небольшие расстояния. Мэгвей, отдаленно напоминающий изобретенный еще в ХХ веке сегвей, управлялся торчащей из платформы вертикальной ручкой, заканчивающейся чем-то похожим на руль мотоцикла. Легкий наклон руля вперед – движение вперед, наклон назад – торможение и назад, влево, вправо – то же самое. Чем сильнее наклон, тем выше скорость или резкость поворота. Такая платформа была рассчитана на одного человека и скользила в нескольких сантиметрах от поверхности на скорости до сорока километров в час. Мэгвеи во всех городах использовались на специальных дорожках для велосипедистов и на проезжей части улиц, по которым теперь передвигались разве что редкие гравибасы.

Еще в середине ХХII века весь транспорт ушел либо под землю, либо в небо. Под землей до сих пор действовала система туннелей мономагга – преемника древнего метро, опутавшая своей плотной паутиной всю Землю, а в воздухе безраздельно царили флаеры и флайты. Улицы городов почти полностью оказались во власти пешеходов, велосипедистов, мэгвейеров, гравироллеров и флайбордистов.

Выйдя из кафе, детективы подошли к стоянке мэгвеев и, оплатив залог, встали на круглые платформы, включили силовые зонтики и быстро заскользили над мокрой брусчаткой безлюдной в такую погоду площади Трокадеро. Вскоре они стояли около подъезда дома 27 по улице Пасси. Сноу нажал на кнопку видеофона, под которой светилась надпись «Мадам М. Дютрон-Добровольская». На экране появилось лицо Марлен:

– Входите. Шестой этаж.

Сноу и Блумберг прошли по скромному темноватому фойе на нулевом этаже и поднялись на шестой этаж¹⁴. Как только они вышли из лифта, одна из трех дверей на лестничной площадке приоткрылась.

– Проходите, – Марлен, одетая в темный брючный костюм, посторонилась, пропуская детективов, и закрыла за ними дверь. – Располагайтесь в гостиной, я сейчас.

Увидев на полу роскошный бежевый ковер, конокомовцы по очереди сунули ноги в обувную нишу, где их мокрые ботинки мгновенно вытерли, почистили и продезинфицировали специальные механизмы. Мягко ступая стерильными подошвами по безупречно чистому ковру, они прошли в комнату и остановились. Сзади появилась хозяйка и сделала жест в сторону больших кресел, обитых белым мехом. Пока они устраивались, Сноу смог рассмотреть Марлен Дютрон. На вид ей было около сорока и, судя по всему, она не очень старалась скрыть свой возраст. Красивой её назвать трудно, хотя она и не была лишена женской привлекательности. Темная шатенка среднего роста. Главное её достижение – огромные голубые глаза, которые не совсем вязались с немного тяжеловесным подбородком и крупноватым носом. Худая, но не настолько, чтобы это обращало на себя внимание. В целом же она производила впечатление вполне успешной бизнес-леди, для которой главное не внешняя привлекательность, а работа. Устроившись в кресле, женщина положила руки на колени и вопросительно взглянула на детективов:

– Я слушаю вас, месье.

Назвавшись сам и представив Блумберга, Сноу спросил:

– Не могли бы вы нам сказать, как и от кого вы узнали о смерти Александра Добровольского?

– Как от кого? От полиции, от кого же еще? Мне позвонил… этот… инспектор Гастон Леруа.

– Понятно. Никто больше не интересовался смертью Добровольского?

– Нет, – ниточки бровей приняли форму домиков, – с чего вы взяли? Еще не все знают о его… смерти.

– Понятно. Мадам Дютрон, не могли бы вы немного рассказать об Александре Добровольском?

– Господи, да зачем это вам? Какое теперь может иметь значение, каким был Саша, что он делал?

Однако сказано это было, скорее, безразличным тоном.

«Похоже на дежурное возмущение. Хотя…» – отметил про себя Сноу, но вслух не сказал ничего. Видя, что детективы молчат, Марлен пожала худенькими плечами:

– Мы с Сашей поженились в 2267 году, сразу после его экспедиции на Капеллу. По характеру он всегда был немного замкнутым и даже нелюдимым человеком, но мы с ним, видимо, отчасти похожи и вполне уживались до последнего времени. В 2268 году, уже после его отлета в очередную экспедицию, у нас родилась дочь Натали, ей сейчас девять лет…

– А её здесь нет?..

– Она учится в лицее-интернате в пригороде Парижа.

– А, простите, почему в интернате?

– Бабушек-дедушек у нас не наблюдается. Саша воспитывался в детдоме, а мои родители погибли… Он все время в полетах, ну а я тоже работаю. Так что могу заниматься Натали только по выходным, да и то не всегда.

– Понятно. Больше детей нет?

– Есть. У меня сын от первого брака.

– Взрослый?

– Да, – вздохнула она. – Фредерик учится в Сорбонне. Но вы же хотели услышать о Саше…

– Да, да, конечно! Продолжайте, прошу вас.

– Наш брак не был особенно счастливым, но и несчастным его не назовешь. Каждый по большому счету занимался своими проблемами, своим любимым делом. Саша – космонавтикой, я – архитектурой. На детей времени оставалось мало, но покинутыми они не чувствовали себя никогда. Со стороны нас, возможно, принимали за идеальную пару…

Марлен замолчала.

– А что же подтолкнуло вас к разводу?

Женщина пожала плечами:

– Даже и не знаю, как сказать. Мы с Сашей расходились все дальше и дальше. Он совсем замкнулся в себе, сидел у себя на квартире, что-то писал, по-моему. Часто уезжал в Санкт-Петербург, и доходило до того, что мы неделями, месяцами не виделись. Мне это порядком надоело, и я предложила разойтись. Он воспринял это совершенно спокойно и подписал все бумаги, ни слова не говоря. Собственно, после этого наши взаимоотношения абсолютно не изменились: он как сидел у себя на Лоншан, или в Петербурге, так и продолжал сидеть, изредка звонил дочке.

– А с вашим сыном у него какие отношения?

– Никаких. Когда мы поженились, Фредерику было двенадцать. Он воспринял Сашу спокойно, но контакта у них никогда не было.

– Враждовали?

Марлен удивилась:

– Нет, что вы. Они общались совершенно нормально. Но как чужие люди.

Сноу и Блумберг переглянулись.

– Мадам Дютрон, а в последнее время вы не заметили каких-либо серьезных изменений в характере или поведении Добровольского? – спросил Ричи.

Женщина задумалась:

– Даже не знаю. За последний год я его видела всего несколько раз…

– А где, когда?

– В декабре прошлого года на новогоднем празднике в лицее дочери, потом… постойте! Он приходил ко мне около месяца назад и принес…

– Что принес? – тут же насторожились конокомовцы.

– Сейчас.

Марлен встала и вышла из комнаты. Буквально через пару минут она вернулась, неся в руках небольшую черную коробочку, которую передала Сноу. Ричард открыл нехитрый замок. Внутри на бархатной подложке лежал миниатюрный мемори-кристалл.