Kitobni o'qish: «Мобильный свидетель»
Все персонажи этой книги – плод авторского воображения. Всякое их сходство с действительными лицами чисто случайное. Имена, события и диалоги не могут быть истолкованы как реальные, они – результат писательского творчества. Взгляды и мнения, выраженные в книге, не следует рассматривать как враждебное или иное отношение автора к странам, национальностям, личностям и к любым организациям, включая частные, государственные, общественные и другие.
Частички вещества из Козерога, Рака и Льва неожиданно стали слетаться навстречу друг к другу с поразительной точностью и слились в пульсирующее галактическое тело.
Дэвид Зельцер. Знамение
Вместо пролога
Цепная реакция1
Себу, Филиппины, 2011 год
В Городе Ангелов была своя армия – армия проституток. Полковник Реутов чувствовал себя здесь как дома («Сам военный», – говорил он). Здесь он забыл обо всем. Здесь, в Эрмите (это довольно безопасный секс-район), у него была «временная регистрация». Он «прописался» ровно на две недели – пока не закончится его секс-тур. Прошло два дня, а он уже утрахался до тошноты. Но продолжал через силу, как будто представители Книги рекордов Гиннеcса фиксировали его достижения.
Сегодня вечером он зашел в бар, в котором, как ему показалось, проституток было больше, а посетителей меньше. Так и было. В этом баре обслуживался начальник местной полиции, и в этот час его ублажали две филиппинки. За стойкой Реутов заплатил за одну и вскоре оказался в ее номере. Приняв тибетского зелья под названием «Глоток надежды», он через пять минут почувствовал влечение к молоденькой, лет пятнадцати, жрице любви. Он буквально потерял голову: схватил ее за плечи и одним рывком сорвал с нее платье с широким вырезом на спине. Бросив ее животом вниз на кровать, он разделся догола и взгромоздился сверху. Наркотик вытворял с ним нечто невообразимое. Ему казалось, он выпил яд и насиловал рыжеволосую ведьму. Гель на ее теле светился, как будто тысяча светлячков присосалась к ней. Кто-то бормотал в углу комнаты: «Яд. Флакон. Скорость. Химическая ошибка. Потенция сильная. Костная мука. Слизь». Он сходил с ума. Эта минута стоила целой жизни, потому что он вырвал ее из потустороннего мира.
Он упал спиной на кровать. Напуганная проститутка, схватив свою сумочку и порванное платье, убежала, сверкая разодранными в кровь ягодицами. Но через секунду вернулась и уже в образе молодого человека склонилась над ним: «И это вы называете отдыхом?» Полковник в ответ рассмеялся.
«Реагенты. Топливо. Плюс на плюс дает минус». Он словно отходил от наркоза. Ему стало тяжело дышать. Вместе с подушкой на него обрушилась и темнота. Его кто-то душил – он понял это в последнюю секунду своей жизни.
…Саша Котик убрал с лица Реутова подушку. Полковник был мертв. Пора уходить отсюда.
Убийца открыл дверь комнаты и зажмурился от яркого света: не меньше пяти полицейских фонариков били ему прямо в лицо. Он выполнил первую команду: «На пол!» Потом вторую: «Руки за голову».
Три месяца спустя
– Номер 3417 – на выход!
Надзиратель короткой дубинкой указал на заключенного, облаченного в новую форму – оранжевые широкие штаны и черного цвета рубашку-распашонку с короткими рукавами. Тот поднялся и, заложив руки за спину, вышел в гулкий в этот час тюремный коридор.
Коридорный дубинкой постучал по скрещенным за спиной рукам заключенного:
– В следующий раз не делайте этого. Когда будет нужно – я скажу.
Он говорил на пиджин-инглиш – смеси английского, испанского, русского, шведского, французского и еще пары языков. Он возник здесь «в ходе межэтнических контактов при острой необходимости достичь взаимопонимания». На нем общались между собой американцы, китайцы, тайцы, те же французы и шведы, а также филиппинцы, которых в этой тюрьме было большинство. Шведов было всего двое, и оба отбывали пожизненный срок за эксплуатацию несовершеннолетних и организацию порночата. Это они прозвали русского Парнем из Руссиона. Он отбывал пожизненный срок за убийство.
Надзиратель сопроводил подопечного в подвальный этаж этого главного корпуса тюрьмы:
– Лицом к стене. Руки на затылок.
Набросив кольцо наручников сначала на правую руку, он завел ее за спину, потом на левую, повторив процедуру с ловкостью американского копа. Открыв тяжелую дверь камеры, он спросил разрешения ввести заключенного.
– Да, давай его сюда, – разрешил директор тюрьмы Уго Рамон.
В декабре этого года Рамону исполнилось сорок шесть. Он активно сотрудничал с американскими военными и не делал из этого тайны. Заключенные для него были заключенными, лишенными всех прав и свобод. Тюрьма была местом, где они отбывали наказание, а работа Рамона заключалась в том, чтобы на свободу они вышли с чистой совестью. Сегодня в девять с четвертью у него состоялся телефонный разговор с начальником американской военной базы, дислоцированной в зоне видимости филиппинской тюрьмы. Тот попросил директора допустить к допросу русского «двух парней из ЦРУ». Рамон не стал отказываться. Он отвел под допрос отдельное помещение в подвале и лично показал «хорошим парням» его отличную акустику. Один из них отозвался об этих метровой толщины стенах как о носителях информации: сколько стонов, криков, сколько лжи и правдивых признаний хранят они в себе… Уго Рамон предпочел не комментировать это замечание.
– Сними с него наручники, – приказал он конвоиру. И обратился к американцу: – Если я вам больше не нужен…
– Да, да, можете идти. Большое спасибо. Вы тоже свободны, – отпустил тот конвоиров. Третьим человеком, к которому он обратился, был русский заключенный: – Присаживайтесь.
Саша Котик принял приглашение и сел за металлический столик. По другую сторону устроился его визави. Его напарник – лысеющий блондин неопределенного возраста и с невзрачной внешностью остался стоять в стороне с безучастным видом. Ему бы подошла роль человека-невидимки.
– Давайте вашу руку. Я измерю вам артериальное давление.
Он надел манжету на руку заключенного и закачал в нее грушей воздух. Стравливая его, он смотрел на показания регистратора пульсации.
– У вас чуть повышенное давление – сто сорок на девяносто. Думаю, продержится оно еще несколько дней. Вам нужно время для адаптации в этом заведении.
Американец убрал тонометр и приготовил диктофон. Бросил взгляд на компактную цифровую видеокамеру «Кэнон» с электронным затвором и жидкокристаллическим экраном, уже находящуюся в режиме съемки.
– Ответьте на несколько наших вопросов, – предложил он. – Во-первых, вам не хотелось бы узнать, кто мы?
– Мне наплевать. Я не стану отвечать на ваши вопросы. Я получил срок и хочу отсидеть его.
– Если вы правдиво ответите на наши вопросы, мы постараемся смягчить режим, а он, если вы еще не поняли, – maximum security penitentiary2. Вы лжете, когда говорите, что хотите отсидеть срок: каждый заключенный не откажется выйти хотя бы на день пораньше. Мы поборники правды и хотим помочь вам облегчить душу. Нам нужны ваши правдивые показания. Нет?.. – Американец покачал головой, как бы сожалея: «Я вас предупреждал».
Он подошел к двери и открыл ее. Подчиняясь его знакам, в помещение вошли конвоиры и, побросав дубинки, схватили заключенного за руки. Американец открыл коробку, похожую на футляр от перьевой авторучки, и освободил его от первого шприца.
– Руку на стол, – скомандовал он голосом доктора Менгеле, проводившего опыты на узниках Освенцима и прозванного Ангелом Смерти. – Я сделаю вам внутривенный укол. Будете сопротивляться, я введу сыворотку быстро, и ваше давление резко упадет. Без квалифицированного врачебного вмешательства вам не выжить, вы понимаете меня?.. Отлично, сидите спокойно.
«Ангел» ввел заключенному тиопентал натрия и триметилксантин, этакий усиленный вариант «сыворотки правды», и продолжил оказывать давление словами:
– Через пять минуту ваше сознание станет подавленным. Ваше артериальное давление и ударный объем сердца понизятся, мышцы расслабятся. Через пять минуту вы станете самым правдивым человеком. Увы, сотрудничеству вы предпочли дорогостоящую процедуру, и режим вашего содержания останется прежним: максимально строгим. Чувствуете головокружение? Поднимите руку, скажите что-нибудь.
Котик вспотел и был похож на Морфеуса, которому агент Смит ввел электронный аналог «сыворотки правды». Он поднял руку – медленно, как парализованный, прикладывая максимум усилий, и не смог удержать ее на весу…
– Хорошо, вы готовы. Он готов, – обратился «Ангел» к своему напарнику. Тот снова никак не проявил себя.
Он сам подошел к двери, открыл ее, выпуская конвоиров, и вернулся на место.
– Назовите ваше имя, фамилию, – начал он с простого.
– Александр Котик. – Пока еще заключенный нормально владел языком, однако с каждым словом речь его становилась тяжелее, как будто он сидел в стоматологическом кресле после обезболивающего укола.
– Вы состоите в штате военной разведки?
– Нет.
«Ангел» смотрел ему в глаза и мысленно констатировал: «Это правда».
– Вы работаете на военную разведку России?
– Да.
«Правда».
– Вам приходилось убивать?
– Да.
«Правда».
– Вы получали деньги за успешное выполнение контракта?
– Да.
«Правда».
– Вас устраивала сумма вознаграждения?
– Да.
«Правда».
– Назовите имя вашего куратора из ГРУ.
Вместо ответа из груди Котика вырвался стон, как если бы он сказал себе: «Стоп!» Его правдивость споткнулась о конкретного человека. Сам он не в силах был скрыть свою косвенную принадлежность к разведывательному ведомству, но не мог предать вполне определенного, реального, живого человека. Предательство в его понимании – не отказ от прежних взглядов и привычек, а переход на сторону врага, нарушение верности, клятвы. Этот внутренний стопор не мог сломать ни один наркотик.
– Нет.
– Что – нет?
– Я не назову его.
«Ангел» ничего не понимал. Он отдавал себе отчет в том, что русский был сильной личностью и мог скрывать свои убеждения, но прямого отказа отвечать на вопрос он не ожидал. Он даже взял в руки шприц и повертел его в руках… Впервые «сыворотка правды» не сработала. Впервые напичканный химией подопытный буквально сорвал эксперимент. Впрочем, сорвал – сильно или преждевременно сказано. Нужно продолжить допрос и добиться других ответов.
– Кого вы устранили на Филиппинах?
– Полковника Дмитрия Реутова.
– Кто он? Расскажите о нем подробнее…
В это время в своем кабинете директор тюрьмы принимал штатного хореографа.
– Присмотрись к новичку, Рональд.
– Кто он?
– Русский.
– Русский танцор?
– Еще какой! Сейчас он пляшет под дудку янки. Я не задел твоих патриотических чувств?
– Мне начхать… Как сказал один мой знакомый – тоже патриот и тоже черный, как я: «Я ненавижу расистов, особенно белых».
Москва
Генерал Валерий Паршин прочел две статьи, опубликованные в электронных СМИ. К первой прилагался аудиофайл – как начало беседы в аудиоформате.
«Назовите свое имя и фамилию».
«Александр Котик».
«Вы работаете на военную разведку России?»
«Да».
«Вам приходилось убивать?»
«Да».
«Вы получали деньги за успешное выполнение контракта?»
«Да».
«Кого вы устранили на Филиппинах?»
«Полковника Дмитрия Реутова…»
На этом аудиозапись «по техническим причинам» обрывалась.
«Кто он, расскажите о нем подробнее».
«Его называли Вовкой – Военно-Воровской КАссир. Он был хранителем наличных денег и ценностей генерал-лейтенанта Паршина».
«Кто он?»
«Паршин – экс-глава Департамента отчета и отчетности Минобороны, очень влиятельный и авторитетный человек в мире военного криминала. Считалось, если убрать Реутова, то Паршин не сможет получить доступ к значительной части своих наличных».
«Речь о крупной сумме?»
«Это сотни миллионов рублей, долларов, евро. В этом задании я впервые выполнял роль оперативника. По заданию моего куратора я сблизился с парнем из окружения Паршина, Олегом Лобовым, капитаном-танкистом в отставке. Проще говоря, я втерся в доверие к нему. Убрать Реутова оказалось сложно. Но нам представился шанс сделать это за границей. Реутов собрался на Филиппины. Это был третий его визит на острова, и носил он прежний характер: он поехал за сексом. А здесь секс «самый фантастический и экстремальный». Я купил путевку в Город Ангелов и прилетел в Манилу на сутки позже, чем Реутов. По стечению обстоятельств в заведении, в котором обслуживался Реутов, постоянным клиентом был шеф местной полиции. Он вызвал подкрепление на жалобу проститутки, с которой Реутов обошелся жестко. Я убрал полковника, но уйти не смог: меня арестовали…»
Заявление представителя Минобороны Российской Федерации (опубликовано на официальном сайте военного ведомства в связи с распространением в Сети материалов о принадлежности А. Котика к серии убийств, заказчиком которых, по словам авторов материалов, выступала военная разведка Российской Федерации):
«Александр Александрович Котик, осужденный филиппинским судом за совершение тяжкого преступления, не привлекался российскими военными структурами к каким бы то ни было работам. Соответственно не получал никаких поручений (заданий) из органов военной разведки Генштаба ВС.
А.А. Котик действительно проходил срочную службу в войсках специального назначения. В 2007 и 2008 годах предпринял попытки поступить в военное училище, для чего подал заявления в военный комиссариат по месту жительства. На этом связи А.А. Котика с любыми военными структурами ВС РФ прекратились».
Назвав полковника Реутова мягко – уродом, генерал Паршин тотчас взорвался, как будто это слово стало кодом запуска его гнева.
– Я сто раз говорил этому необструганному уроду, что рано или поздно секс-утехи сведут его в могилу. Оторвался, падла!
Нельзя было его отпускать за границу, нельзя! Паршин чувствовал (только проверить не мог), что Реутов подсел на наркотики. Майор Хорьков сделал в его квартире обыск и выложил перед шефом препарат, в названии которого фигурировало английское слово bullet – пуля, – и инструкцию по применению препарата. Паршин допустил ошибку, посчитав препарат для повышения потенции именно тем снадобьем, на которое подсел Реутов. Дело обстояло куда хуже. Судебные медики Филиппин обнаружили в его крови лошадиную дозу кокаина. Вряд ли это Котик напичкал его – Реутов только что не ржал, насилуя проститутку. Наркотик вознес его до небес, и он увидел червей, которых раньше принимал за людей. И прихватил с собой чемодан с пятью миллионами долларов.
Словно не доверяя своей памяти, Паршин открыл сейф и вынул коробку из-под обуви. В этом картонном хранилище берег украшения с драгоценными камнями отставной полковник Реутов. В этом плане ставший наркоманом офицер переплюнул тех хитрожопых, которые прятали письма в почтовом ящике.
А может быть, подумал генерал, Реутов спустил часть денег? Только часть. Он надеялся, что не все. Пять миллионов долларов – это немалая сумма. Это цена одной и самой успешной аферы генерала Паршина.
Офис Валерия Паршина находился на Малой Никитской улице, до 1993 года – улица Качалова, рядом с доходным домом архитектора Шишковского. Небольшой, может быть, даже тесноватый кабинет был оформлен в стиле хай-тек: стекло, металл, пластик, мебель без декоративной отделки. Он пресытился приторным классическим стилем, в котором, в частности, был оформлен его кабинет в Минобороны: натуральное дерево и кожзаменитель, натуральный шелк – в общем, все характерное для оформления кабинета руководителя. Особое внимание генерал уделил освещению. Его кабинет был так ярко освещен, что каждый, кто впервые перешагивал порог кабинета, по меньшей мере щурился.
Свой первый капитал Паршин сколотил, не выходя из своего «классического» кабинета, и случилось это при распределении средств, выделенных Минобороны на развитие ядерного оружейного комплекса Российской Федерации: стоимость работ была завышена на полторы сотни миллионов рублей, и часть этой суммы Паршин положил себе в карман. Двести миллионов рублей было похищено фактически из того же источника – при реализации строительных работ в интересах войск, в том числе с участием фирмы «Гепард-S», теневым руководителем которой являлся Валерий Паршин. Военные прокуроры устроили на него настоящую охоту, когда в ходе контрольных обмеров выявили «астрономический факт завышения стоимости работ и смонтированного оборудования» по меньшей мере в двух случаях. Травлю возглавил лично военный прокурор Дмитрий Рамаданов. По материалам прокурорской проверки в отношении генерала Паршина и «некоторых коммерсантов» был возбужден ряд уголовных дел по статье «Мошенничество и злоупотребление должностными полномочиями». Однако довести их до суда Рамаданову не довелось. Мало того – Паршин повязал его своими знакомствами с влиятельными лицами по рукам и ногам, а вскоре выбил из-под него прокурорское кресло. Это было в 2005 году. Годом позже Паршин оставил военную службу и вышел из тени. Еще два года – и он сделал пробные шаги в политике.
Подчиненные Валерия Паршина перелопатили гору материала на филиппинскую тюрьму, но не нашли, за что зацепиться. А генерал требовал одного: «разобраться с Котиком». Нет, он не устанавливал сроки (месть, по его неуклюжему выражению, не имеет срока давности), он по-военному четко ставил задачу: разобраться и доложить.
Единственным человеком из его группировки, который хотя бы раз побывал на Филиппинах, был покойный отставной полковник Дмитрий Реутов, остальным секса хватало в России, в Москве, а некоторым даже на одной лестничной клетке. Славившийся, как купец, своими связями, в данном и конкретном эпизоде Паршин оказался бессильным. Это в российской тюрьме можно подкупить заключенных, и они выполнят заказ – за деньги, за дозу, за те же посулы дать им свободу раньше срока… Как подкупить филиппинского заключенного в филиппинской тюрьме? Сам генерал назвал этот казус своим именем – «биномом Паршина». Казалось, эту формулу не решить, однако майор Хорьков из его ближайшего окружения пусть не решил задачу, но предложил некую форму ее решения. В Сети он набрел на одну любопытную заметку. Из нее следовало, что…
В филиппинской тюрьме, в которой отбывал срок Саша Котик, сложилась традиция: заключенный выходил на свободу и селился в номере, «вышитом» на его тюремной робе. Если он этого не делал, то, по статистике, снова попадал в тюрьму, и «тюремный мониторинг» зафиксировал пять таких случаев. Со временем традиция могла оборваться, поскольку номера были индивидуальными и не зависели от срока заключения: нумерация не прекращалась и росла с каждым новым каторжанином. Традиция нашла поддержку в лице предприимчивого филиппинца Моисея Сото. Нет, он не построил небоскреб, он воздвиг одноэтажный мотель-отель, назвав его просто – El Hotel Libertad – «Свобода», и снабдил двери наборными табличками (фотография счастливого Сото и его отеля прилагались). Он спрашивал очередного клиента, какой номер тот хотел бы снять, и, получив ответ, натурально набирал номер на двери, в его представлении походившей на банковскую: она принесла ему еще несколько десятков песо. В этой связи его заведение получило известность, и в номерах стали останавливаться иностранцы.
– Какой номер у Котика?
– Тридцать четыре семнадцать.
3417. Этот номер, отпечатанный на арестантской робе Саши Котика, автоматически отпечатался и в памяти генерала Паршина… Он несколько раз смотрел флешмоб из филиппинской тюрьмы максимально строгого режима и сделал пару скриншотов. Он был уверен в том, что эти снимки с экрана – самые последние, они же самые свежие. Насколько он мог судить, Саша Котик был из породы людей, рожденных свободными, и не в стерильной палате роддома, а на лоне природы, тут же закаленными свежим ветром. Генералу не верилось, что Котик состарится и умрет в этом филиппинском остроге. Не важно, все или не все он взял от жизни. Важно другое, перевернутое мнение: он ничего не сможет взять в застенках. Тоска возьмет его за горло. И он станет первым хищником, наложившим на себя руки. Он умрет у подножия своей горы, к вершине которой стремился, стоя по колено в озере собственных слез. А вообще, что может увидеть человек, добравшись до вершины своей горы? В первую очередь он увидит след, окропленный пóтом и кровью снег. Только потом перед ним откроется красота долины у его ног. И когда он надышится, насладится чистейшим горным воздухом, вся красота и мудрость простершегося перед ним мира – когда выше него окажутся только звезды, – только тогда его душа очистится от скверны, а путь к родным пенатам будет короток.
Для Саши Котика генерал придумал более короткое и менее лирическое определение: жизнь в яме для него – позор. А выбраться из нее – ему не суждено. Ему на роду было написано стать офицером. Но чего не вышло, того не вышло.
Такие мысли приходили в голову генерала не потому, что он отличался добросердечием, – чаще всего они рождались под воздействием его любимого дагестанского коньяка. Но ему ни разу не приходило в голову записать какую-то свою мысль. Он забывал их, ничуть не жалея об утрате, как будто ни с кем не хотел ими делиться. Придет другое время, придут другие, не менее красивые, а может быть, не менее уродливые мысли.
– Нет, это не выход, – покачал головой генерал. – Это скорее наказание. Позови-ка сюда этого… все время забываю его фамилию – танкиста Лобова. – Действительно, Паршин пока еще не наказал подчиненного. Противник обыграл самого Паршина, использовав Лобова как инструмент.
Олег Лобов едва не закрыл глаза ладонью, перешагнув порог его ярко освещенного кабинета.
– Давно не виделись, Олег, – первым приветствовал его Паршин.
Тот буркнул что-то нечленораздельное и подошел ближе к генералу, однако присесть на свободный стул не решился.
– Сделай-ка для меня вот что. Но для начала прочти статейку. Присядь, в ногах правды нет.
Лобов прочел статью дважды и ничего не понял. И только с третьего раза до него дошло: во-первых, ему предстояло узнать точно, в каких гостиницах есть номер 3417. Во-вторых…
– Но когда же Котик там появится? Ему же пожизненное впаяли.
– Кто сказал, что он там должен появиться? – Генерал артистично усмехнулся. – Отбывай наказание вместе с ним. Тебе, надо сказать, повезло больше, чем твоему другу. Устраивайся вышибалой, парковщиком – мне без разницы.
Теперь, когда наказание было определено, Паршину стало «без разницы» – устроится ли Лобов в высотную гостиницу или нет. С глаз долой. Не будет под рукой человека, который напоминал бы ему об обидном поражении. Но он не расстался с мыслью узнать имя человека, который стоял за этой дерзкой операцией. И еще: он хоть что-то сделал. Хотя это «что-то» было похоже на плевок в эпицентр бушующего пламени.
