Kitobni o'qish: «Сталинский сокол. Комэск»

Shrift:

* * *

Моим родителям, моим бабушке и дедушке посвящается

Выражаю глубокую признательность коллегам и администрации форума «В вихре времен» за помощь в работе над произведением

Пролог

Стоял теплый солнечный весенний день 8 мая 2015 года. На лавочке в одном из скверов г. Санкт-Петербурга сидел человек средних лет и, глядя на играющих неподалеку малышей, улыбался и щурился на солнце.

Олег Андреевич Северов, сорока девяти лет от роду, подполковник авиации в отставке, пребывал в философском расположении духа. Виной этому была простая мысль – через три месяца ему должно исполниться пятьдесят лет. Полтинник, это такой рубеж, когда не грех оглянуться назад и подвести некоторые итоги. Этим он сейчас и занимался.

Олег родился в семье, в которой мужчины давно избрали своей профессией военную службу, не оставались в стороне и женщины. Отец был офицером спецназа военной разведки, мама военным медиком, бабушка во время войны служила переводчиком в армейской разведке. Дед, генерал-лейтенант в отставке, прошедший все войны и конфликты, начиная с Халхин-Гола, в воспитании единственного и горячо любимого внука принял живейшее участие, тем более что родители маленького Олега часто мотались по командировкам. Учеба в школе давалась легко – Олег и без того обладал быстрым и цепким умом, схватывал все на лету, очень быстро читал. Так что времени для занятий в спортивных секциях было достаточно, с подачи деда Олег посещал пулевую стрельбу и рукопашный бой. Секцию рукопашного боя вел для детей офицеров отставной инструктор под маркой начальной военной подготовки. Бабушка, хорошо знавшая языки, с раннего детства занималась с ним немецким и английским. Мальчик имел фонематический слух, что позволило ему в конечном счете иметь очень хорошее произношение, соответствующее нижнепрусскому диалекту. Школу с языковым уклоном Олег мог окончить с медалью, хотя такую задачу перед собой не ставил. Учительница по литературе в старших классах отчего-то его невзлюбила, ставила четверки за сочинения, ссылаясь на помарки в тексте – черновики Олег не любил, писал сразу в чистовик. Так что аттестат о среднем образовании получился очень неплохой, но на медаль не тянул, что его обладателя нисколько не расстроило.

По мере приближения последнего школьного звонка приходило время принятия решения – куда идти учиться. То, что он пойдет в военное училище, подразумевалось само собой, вопрос был в том, какую военную профессию выбрать. Редкий мальчишка не мечтает стать десантником, Олег исключением не был, занятия стрельбой и рукопашным боем прекрасно укладывались в эту идею. Но посещение секции парашютного спорта принесло неожиданный результат. На одном из занятий знакомый деда, занимающийся самолетным спортом, предложил прокатить его на учебной спарке. В этот день безвозвратно погиб будущий десантник Северов и родился летчик.

По окончании школы Олегу посчастливилось поступить в Качу, которую он и окончил в 1986 году, после чего был направлен для дальнейшего прохождения службы в 190-й истребительный авиационный полк и вскоре оказался в Афганистане, где уже находились в командировке оба родителя. Летал на «МиГ-23МЛД», работал по наземным целям, кружился с пакистанскими истребителями. Два года, проведенные на той войне, принесли ордена Красной Звезды и Боевого Красного Знамени, звездочки старшего лейтенанта и потерю отца, а также неожиданный опыт. Ни один «МиГ-23» в Афгане сбит не был, но пару раз Северова приземлили. Первый раз в качестве пассажира «Ми-8», пришлось отбиваться от наседавших духов и уходить к точке эвакуации. Помогли серьезная подготовка в училище и занятия в спортивных секциях еще в школьные годы. Второй раз «подбросили» на «Ми-24», бегать не пришлось, держали оборону у сбитой вертушки, пока не пришла помощь. Друзья подкалывали, что «Бог любит троицу», но обошлось.

В 1991 году страна, которой он принес Присягу, прекратила свое существование, но Олегу вновь посчастливилось, оказался на территории России. Глядя на творившееся кругом, получил предложение и принял решение, о котором впоследствии ни разу не пожалел, переучился на «Су-25», стал летчиком-штурмовиком. Вскоре началась Первая чеченская, в которой заместитель командира эскадрильи 461-го штурмового авиационного полка капитан Северов принял самое непосредственное участие. «Красные собаки» потерь не понесли, но Олег от всего происходящего испытывал сложные чувства, выразить которые в рамках цензуры было не так просто. А у самого Северова потери были, погибла мама, майор медицинской службы. Машина, в которой она ехала, была обстреляна боевиками. Дед с бабушкой пережили ее ненадолго. Так что очередная война принесла новый боевой опыт и разочарование в талантах и мудрости высоких руководителей армии и государства. Впрочем, Северов научился четко различать понятия Родины и государства. Государство – это люди у власти. Они могут продать и предать, не выполнить взятые ранее обязательства, они платят деньги за службу и считают, что имеют право превращать в бизнес все – службу Родине, науку, искусство, лечение и обучение людей. Северов решил для себя, что он служит Родине, преданность которой не может измеряться размерами зарплаты. И верил, что этот бардак закончится и понятия Родины и государства будут гораздо ближе друг к другу.

До начала Второй чеченской Олег окончил Военно-воздушную академию им. Ю.А. Гагарина и получил звание майора. Известие о ликвидации родного училища в 1998 году воспринял очень болезненно, но на общем фоне это не выглядело чем-то из ряда вон выходящим. Многие однокурсники давно покинули ряды ВВС, но Северов продолжал служить и верить, верить в необходимость своей службы, в абстрактное светлое будущее, в то, что он еще нужен своей стране и своим товарищам. Со сменой власти появилось ощущение, что долгожданные изменения начались. Вторая чеченская прошла не так, как Первая, и Северов стал думать не просто о службе, а о карьере. По крайней мере в августе 2008 года в Южной Осетии подполковник Северов был уже заместителем командира полка, а наличие двух орденов Мужества и ордена Святого Георгия 4-й степени в дополнение к советским наградам позволяло не теряться в общей массе заслуженных военных летчиков. Но все рухнуло в одночасье, когда случился конфликт с доверенным лицом самого Табуреткина и Олег стремительно вылетел на пенсию, нисколько не жалея о сделанном и сказанном, но навсегда простившийся с возможностью подняться в небо в кабине боевого самолета. Самое обидное заключалось в том, что здоровье как раз позволяло это делать без всяких ограничений. Медицина уже закрыла небо большинству однокурсников Северова, а он, не без оснований надеявшийся летать еще хотя бы несколько лет, вдруг остался не у дел.

Но повезло еще раз, нашел себя в самолетном спорте. Самых высоких спортивных званий не получил, все-таки уже за сорок, но в число сильнейших пилотажников входил. Неплохое знание двух языков облегчало общение на международных соревнованиях, по миру поездил изрядно. Пришлось даже принять участие в съемках фильма про летчиков-истребителей времен Великой Отечественной войны, взлетал, садился, изображал с коллегами воздушный бой.

В общем, грех было жаловаться на скучную серую жизнь, да и денег хватало. Была просторная родительская квартира, был спортивный мотоцикл Yamaha R6, была приличная машина – Toyota Camry. Вот только разделить все это было не с кем, так и не обзавелся семьей. Пока мотался по горячим точкам, учился, снова воевал, время шло, да и мечтающих выйти замуж за военного в постсоветской России изрядно поубавилось.

Вот и сидел отставной подполковник авиации, кавалер пяти боевых орденов в самом философическом настроении и смотрел на играющих детей. Чужих. И думал о том, что в одном был все это время не прав, в том, что откладывал личную жизнь на потом. Это потом давно наступило, а личная жизнь так и не наладилась. Нет, женщины были, но длительные серьезные отношения как-то не складывались. Так что оставалось лишь сидеть на лавочке и наблюдать за чужими детьми.

На следующий день будет 9 мая, День Победы, праздник, который в их семье всегда был самым главным. Дед и бабушка всю войну прошли во фронтовой разведке, бабушка демобилизовалась после Победы. На праздник к ним всегда приходили их сослуживцы, или они сами ходили к ним в гости и брали с собой Олега.

В преддверии праздника накатила меланхолия, что вообще с ним случалось крайне редко. По всему получалось, что свои пятьдесят лет прожил вроде бы не зря, а после себя что оставил? Впервые в жизни сердце зацарапала такая тоска, что Олег вдруг понял тех, кто с этой тоски пьет.

Отстраненно наблюдающий за беготней детей Северов увидел, что к лавочке на противоположной стороне аллеи подошел молодой человек со спортивной сумкой, но не сел, остался стоять, озираясь по сторонам. Выражение лица у него было откровенно глуповатое, и вообще он был похож на человека под воздействием наркотиков. Нарки не были, к сожалению, редкостью, и Олег уже отвернулся, когда услышал хлопок. Инстинктивно повернувшись на звук, он увидел, что по асфальту катится граната, а наркот смотрит на нее с идиотской ухмылкой. Отбросить? Не успеть, да и люди кругом. Значит, закрыть гранату собой! Никто еще не успел ничего понять, когда тело отставного военного летчика метнулось вперед и упало на катящуюся гранату. И за мгновение до того как боль вонзилась в тело, он успел подумать: «Спасибо тебе, Господи!!!»

Глава 1

Белое, перед глазами что-то белое. Белый потолок!?

Боль в груди, несильная, почти не беспокоит.

Слабость. Мысли путаются. Слышатся голоса, но слов не разобрать. Глаза закрываются. Сознание уходит.

Олег снова открыл глаза и посмотрел на потолок. Обыкновенный белый потолок.

«Значит, я жив, – подумал он. – Ерунда, я не должен быть живым. Это невозможно! И боль почти совсем ушла…»

Олег несколько раз отключался, то ли засыпал, то ли сознание уходило. Иногда он чувствовал присутствие рядом других людей, слышал их голоса. Кажется, ему делали уколы, давали пить.

Очередной раз Олег открыл глаза и снова увидел белый потолок. Он попробовал пошевелиться, и это ему удалось. Рука прошла по груди и животу, но никаких повязок или шрамов там не оказалось.

«Что это такое? Допустим, граната не взорвалась, я просто потерял сознание, поэтому на груди и животе нет шрамов. Так это что, я сомлел как институтка!?»

Покрутив головой, Олег осмотрел помещение, в котором находился. Несомненно, это была больничная палата, но она была довольно странной. Мысли в голове еще не приобрели ясность, поэтому Олег не сразу сообразил, в чем она заключалась.

Деревянные оконные рамы, деревянные табуреты, черная тарелка репродуктора, какие обычно показывали в старых фильмах.

«Раритет какой, как он только сохранился. Стоп. Вот что не так. Все выглядит как в старом кино. На тумбочке у кровати в белой металлической кювете лежат стеклянные шприцы. Давно нигде не используются многоразовые шприцы! Ретропалата, ощутите себя пациентом во времена строительства социализма. Бред».

Дверь открылась, в палату тихо вошла невысокая сухонькая старушка в белом халате с завязками на спине и белой косынке. Увидев, что Олег смотрит на нее, всплеснула руками и выскочила обратно за дверь.

Через некоторое время дверь снова открылась, в палату зашел мужчина лет 50 в таком же халате и белой шапочке, в очках, с небольшой бородкой клинышком.

– Так, молодой человек, как ваше самочувствие? – не дождавшись ответа, доктор, а это был, несомненно, доктор, спросил еще раз. – Вы меня слышите?

Ошеломленный Северов кивнул и прошептал:

– Нормально. Со мной все нормально. Где я?

– В больнице, товарищ летчик, где же еще? – удивился, в свою очередь, доктор.

К Северову начал потихоньку возвращаться голос, и он уже не прошептал, а прохрипел-просипел:

– Я вижу, что не в библиотеке! Что это за больница? Где она находится?

– Так-так! Очень любопытно!

Пока шла эта содержательная беседа, доктор проверил пульс, надел фонендоскоп и принялся прослушивать грудную клетку пациента.

– Прекрасно! Хрипов в легких почти нет, ты поправляешься!

– Что со мной? Как я здесь очутился?

Доктор озадаченно посмотрел на Северова.

– Любопытно! Значит, ты ничего не помнишь?

В мозгах наконец случилось очередное легкое прояснение, и Северов решил не торопить события. Надо подумать, проанализировать ситуацию, присмотреться.

Тем временем доктор тоже, видимо, решил не торопиться с выводами и спросил:

– Есть хочешь? Тебе бы не помешало подкрепиться.

Олег и в самом деле ощутил зверский голод.

– Да, очень хочу!

Доктор дал знак рукой кому-то в дверях, наверное, той самой старушке. Через некоторое время она появилась с чашкой горячего куриного бульона. Какой чудесный запах!

Доктор, мурлыча под нос что-то веселое, удалился, а Олег принялся за еду.

Старушка жалостливо на него смотрела, время от времени протирая ему рот салфеткой. Осилив бульон, Северов, наряду с приятной тяжестью в животе (глазами готов был съесть ведро бульона, но насытился и чашкой), ощутил и сонливость. Если раньше это больше походило на беспамятство, то теперь это была именно сонливость.

– Поспи, милок. Сон для тебя сейчас – лучшее лекарство.

С этими словами старушка удалилась, а Северов провалился в сон.

Пробуждение произошло, судя по положению Солнца и пению птиц, утром следующего дня. Не успел Северов толком проснуться, как, словно по волшебству, появилась та же старушка с тазиком и полотенцем.

– Давай-ка умываться, милок! А потом будешь завтракать.

Протерев лицо и руки Олегу влажным полотенцем, она покормила его вкусной манной кашей на молоке. Манную кашу Олег не ел лет сорок, не любил ее никогда, но эта оказалась очень даже ничего! Пока старушка уносила посуду, Северов принялся анализировать ситуацию.

Выглядело все откровенным бредом. В живых он не должен был остаться, граната – не новогодняя петарда. Но он жив и, судя по состоянию тела, весьма здоров. Что-то здесь не так. Обстановка-ретро. Это, во-первых. В разговоре доктор назвал Северова летчиком! Это, во-вторых. Откуда он может это знать? Хотя, если подумать, пенсионное удостоверение и документы из аэроклуба при нем были. А, обращение! Товарищ летчик! Кто же так станет сейчас говорить?

Дверь открылась, снова вошла старушка и принялась протирать тряпкой тумбочки и подоконник. «Начнем с простого», – подумал Северов.

– Скажите, а какой сейчас день?

– Так пятница уже! Ты в беспамятстве пять дней лежал. Мы уж думали, не осилит организм твой, помрешь…

«Так, была боль в груди, хоть и несильная. Голова побаливала, но не как при ударе или контузии. А сейчас вообще не болит, при травме головы так не бывает. Значит, какая-то простуда с высокой температурой. Пневмония?»

– А у меня что, воспаление легких было?

– Было милок, было. Доктор говорил, что очень сильно простудился ты, в ледяной воде долго был.

Видя недоумение на лице Северова, старушка подошла поближе и присела на краешек кровати.

– Ты что же, и правда ничего не помнишь? Ребятишки на плоту катались, да развалился плот-то у них. В воде они оказались, а вода-то ледяная! Потонули бы, верно, так ты в воду бросился и вытащил их. За одним нырял долго, но вытащил! А сам ты, как приятели твои сказали, совсем недавно от хвори оправился. Организм уже ослаблен был, вот и заболел ты так тяжело.

«Ну и дела, – изумленно слушал Северов этот рассказ. – Значит, никакой гранаты не было, а была река, из которой я каких-то пацанов доставал! Я сошел с ума, сбрендил, крыша уехала! Так, вода холодная, вернее ледяная. Ну да, май, потеплело недавно. Вода, конечно, очень холодная. Вот только откуда она в парке взялась?»

Северов провел рукой по подбородку. Странно, щетина, конечно, есть, но не то чтобы очень длинная. За пять дней должен зарасти намного больше. Может, в беспамятстве щетина растет медленнее? Блин, ерунда какая, при чем здесь щетина! Тело, похоже, вообще не его!

– Бабушка, а как вас зовут?

– Марья Петровна я, можешь просто баба Марья звать. Санитаркой я здесь работаю.

И тут в голову Северова пришла гениальная мысль.

– Марья Петровна, а газеты мне можно почитать? За пять дней много чего произошло, наверное.

– Хорошо, милок! – покладисто согласилась санитарка. – После обеда я тебе газет принесу.

На обед был куриный суп с клецками и пюре с вареным куриным мясом. И компот из сухофруктов!

После обеда снова потянуло в сон, и когда Олег проснулся, Марья Петровна принесла ему одежду – черные трусы и белую майку, а также небольшую пачку газет, и вышла. Северов неторопливо натянул трусы и не без внутреннего содрогания взял в руки газеты, уже примерно представляя, что он сейчас увидит.

Газета «Правда», пятница, 28 марта 1941 года.

Северов медленно встал и, преодолевая слабость, подошел к висящему у входной двери зеркалу. В зеркале перед ним предстал он сам, Северов Олег Андреевич, но на вид ему было лет двадцать, может, немного больше. И тело было на загляденье. Мускулатура была даже внушительнее, чем была у Олега в таком же возрасте раньше. Горой мышц он никогда не был, но силу имел приличную. По крайней мере скрутить пальцами толстый гвоздь мог. На марш-бросках тащил свой груз да еще помогал товарищам. В общем, долгие тренировки и правильные методики давали отличный результат. Да и проведя на пенсии шесть лет, Олег нисколько не расплылся, старая форма по-прежнему сидела на нем как влитая. А это тело ощущалось по крайней мере не хуже!

Олег вернулся и опустился на кровать. Получается, что он каким-то образом оказался в прошлом. То ли в прошлом его мира, то ли параллельном. Историю Олег знал неплохо, но не настолько, чтобы по нескольким газетам определить, есть ли существенные отличия. Пока их не видно. Ломать голову над тем, как произошло его перемещение, смысла нет. Все равно ничего не придумаешь и не изменишь. Да и зачем менять? Он жив, скоро будет совсем здоров, моложе на добрые три десятка лет! Правда, через три месяца начнется самая страшная в истории человечества война, но он офицер, он присягал государству, которое сейчас есть и которое будет бороться за свое существование. Он летчик, значит, он снова на СВОЕМ месте! Ему дан шанс, дана новая жизнь. Да, могут убить, можно не дожить до Победы, но ведь он уже умер там, в мае 2015 года, и сделал это добровольно и осознанно, спасая жизнь других. Да какая разница, доживет до Победы или нет. «Делай что должен, и будь что будет!» А что должен, подполковника Северова учить не надо!

Сердце стучало. Северов разволновался, как не волновался в минуту смертельной опасности. Прошло несколько минут, прежде чем он успокоился. Счастлив ли он? Да, счастлив! И ни о чем не жалеет!

Снова зашла Марья Петровна.

– Уже ходишь! Смотри, аккуратнее, слаб еще. Скоро доктор придет, осмотрит тебя.

– Марья Петровна, а как доктора зовут?

– Аркадий Андреевич он.

Тем временем в палату зашел Аркадий Андреевич.

– Здравия желаю, товарищ доктор!

– Ну вот, начал в себя приходить!

Доктор снова прослушал и осмотрел Северова и остался доволен.

– Дело идет на поправку! Неделька больничного режима тебе, конечно, еще необходима. А потом можно будет потихоньку возвращаться к обычным нагрузкам. Но не усердствовать! Вы, батенька, у нас прекрасный гимнаст, но не рвитесь сразу нагружать себя на полную катушку. Понятно?

– Понятно, Аркадий Андреевич!

Все это время доктор держал в руках медицинскую карту, в которую иногда заглядывал, а Северов старался прочитать, что же на ней написано. Наконец ему это удалось, на карте значилось «Северов Олег Андреевич», а также «инструктор Борисоглебской Краснознаменной военной авиационной школы имени В. П. Чкалова». Вот дела, зовут его так же, как и раньше. Уже легче!

А доктор, продолжая разглядывать пациента, говорил:

– Настраивайтесь, батенька, на прохождение медицинской комиссии, да-с! У вас была высоченная температура, вы без сознания лежали столько времени, так что комиссию придется проходить по всей строгости! А то еще угробитесь на своем «ишаке», а мы виноваты окажемся!

Вот это да! Сколько раз он примерял на себя различные ситуации из истории Великой Отечественной войны, и вот примерка становится реальностью. Опыт пилотирования у Северова был более чем приличный, налет в несколько тысяч часов и немалая часть из них за последние шесть лет на легких самолетах. Из авиапушки, правда, эти годы не стрелял, зато на службе в практике недостатка не было, помолотил из «ГШ-30-2» изрядно.

– Аркадий Андреевич, а мои сослуживцы в больницу заходят?

– Конечно, вчера заходили. Спрашивали, не очнулся ли ты. Я велел им передать, чтобы они завтра зашли.

– А заниматься мне можно? В смысле учебники читать? Если мне здесь еще неделю лежать, так лучше я готовиться буду к новому выпуску курсантов.

– Давление у тебя нормальное, температура тоже, голова не болит. Занимайся.

– Тогда попрошу ребят мне книги принести.

Остаток дня Олег провел в размышлениях о своей дальнейшей жизни. Ведь он носитель информации, которая может спасти много жизней и даже существенно изменить ход истории. Вот только как ее подать и кому. Написать письмо Сталину? Вот он сразу поверит, и будут они на пару государством рулить! Анонимно написать? Если бы Олегу до попадания кто такую историю бы рассказал, он бы поверил? Нет. Почему Сталин должен верить? Да, изложенные факты в свое время найдут подтверждение, но пока это случится. К тому же после подтверждения предсказаний его будут искать, да еще как! А когда найдут, что делать будут? Да закроют где-нибудь на веки вечные, чтобы не сболтнул ничего и никому, а то и в расход пустят!

Кстати, теорий по поводу перемещений во времени Олег знал несколько, хотя специально этим, естественно, не интересовался. Ну, с той, которая отвергает саму возможность перемещений во времени, все понятно. А вот с остальными… Если считать, что главную линию изменить нельзя, то что бы он ни делал, все останется как в его истории. Сомнительно и странно. С другой стороны, если изменения возможны, то будущее будет меняться, и в нем, возможно, уже не будет Олега Северова. Или будет, но совсем другой человек. А может быть, просто история пойдет по другой ветви.

Морочить себе голову размышлениями на эту тему Олег больше не стал. Все, что он читал, было в изложении писателей в их книгах, а не в работах серьезных ученых-физиков. Посмотрим, что будет. В любом случае раз он здесь, то история уже как-то меняется. И даже если он «самоликвидируется» прямо сейчас, то неизвестно, к каким последствиям это приведет. Ведь тот человек, в теле которого он сейчас находится, тоже оказывает на историю свое влияние.

И вот еще что. Он по-прежнему Северов Олег Андреевич и даже очень похож на самого себя в таком же возрасте. Так кто он сейчас? Родной брат у деда был, но, во-первых, он точно не Северов, потому, что это дед по линии матери. Во-вторых, он был танкистом и погиб под Прохоровкой. Причем весной 1941 года он ни в каком военном училище еще не учился. Может, еще были какие родственники? Может, и были. По линии отца родня была многочисленной, но малознакомой. То есть Олег знал, что у отца двоюродных и троюродных и прочих братьев и сестер много. У деда и бабушки по линии отца было по шесть-семь братьев и сестер только родных. А сколько двоюродных и троюродных, неизвестно, просто много. И практически никого из них Олег не видел, даже на фотографиях. Отец после школы поступил в военное училище и связи с многочисленными родственниками почти не поддерживал. К тому же Олег был очень похож именно на деда по линии матери, а на отцовскую линию совсем не походил. В общем, все эти размышления к результату опять не привели, поэтому Олег решил дальше голову не ломать, все равно ни к чему это не приведет.

Подумать следовало о другом. Как его амнезия скажется на дальнейшей жизни. Был один человек, а стал другой, с другими привычками, навыками, знаниями. Можно забыть, как сослуживца или подопечного зовут, но если раньше любил одно, а теперь это терпеть не можешь, то это внятно объяснить уже сложнее.

Олег встал и подошел к зеркалу. Была у него в прошлой жизни особая примета – четыре родинки под левой лопаткой образовывали правильный ромб, пятая находилась точно на пересечении диагоналей. Рассматривать спину было не очень удобно, но сомневаться не приходилось, родинки на месте. И что это ему дает? Тут Северов подумал, что это просто здорово, что есть такая примета, воспроизвести которую нельзя. Ведь по ней его можно однозначно идентифицировать! Есть, правда, нюанс – наличие таких родинок у нынешнего Северова. Если они появились после «вселения», то это совсем плохо. Напрямую спрашивать нельзя, так что с этим придется разбираться позже. А пока надо осторожно расспрашивать у однокурсников про свои привычки и вообще прошлую жизнь.

Утро принесло новые ощущения. Олег, покопавшись в памяти, понял, что какие-то обрывки воспоминаний прежнего хозяина тела все-таки присутствуют. Видимо, вчера он был слишком взволнован, чтобы это заметить. По крайней мере, как зовут начальника школы, преподавателей и своих курсантов, он вроде вспомнил. А еще он вспомнил, что в прошлом, 1940 году, окончил Борисоглебскую военную авиационную школу и, как лучший выпускник, был оставлен в ней инструктором. До поступления в школу жил в детском доме, не мог, правда, вспомнить в каком. Это тоже можно было записать себе в плюс, видеть чужих людей и считать их своими родителями непросто.

Следовало также озаботиться разными бытовыми мелочами, о которых человек обычно не очень-то задумывается. Чистить зубы не «Колгейтом», а зубным порошком не проблема, пользоваться, пардон, газетами вместо туалетной бумаги тоже придется привыкнуть. А вот с бритьем посложнее. Электробритв тут, наверное, нет, да и безопасную тоже найти не так просто. Остается опасная бритва, а к ней еще привыкнуть надо. В прошлой жизни Олег как-то нашел у деда прекрасный «Кобар Золинген». Ею, конечно, давно никто не пользовался, но Северову захотелось попробовать. Изрезался, разумеется, довольно прилично, но правильно держать научился. Беспокоило его другое, после бритья Олег привык пользоваться кремом, кожа была чувствительной. Брызгать на щеки одеколоном он не мог, лицо сразу будет напоминать по цвету спелый помидор, да и ощущения не из приятных. Порывшись в тумбочке, Олег никаких мыльно-рыльных принадлежностей не обнаружил. Придется спрашивать у товарищей.

Утром после завтрака в палату осторожно зашли три молодых человека в наброшенных на плечи белых халатах.

– Привет, герой-спасатель!

– Здорово, орлы!

Ага, невысокого сероглазого крепыша зовут Тарас, похожий на жителя Средней Азии, а он таковым и является, Бахадур, но все зовут его Борисом. Третий Севастьян, Савоська. Все трое были лейтенантами, Севастьян и Борис инструкторы, как и Олег, а Тарас, успевший поучаствовать в зимней войне с финнами, преподаватель. По возрасту они его немного старше, но в неслужебной обстановке они общались на равных.

– Тебе, Олежа, надо было не в летчики, а в моряки идти, – сразу подначил Тарас. – Ты, говорят, такой класс плавания показал, что местные обзавидовались.

– Тогда уж прямо в подводники, я вроде бы еще и нырял!

Все засмеялись, а Севастьян серьезно сказал:

– А вообще ты молодец! Знал ведь, что только после простуды, а все равно в ледяную воду полез.

– Давайте тему сменим, – попросил Олег. – Мне это купание и так боком выходит, еще медкомиссию проходить придется, так что хватит об этом.

Ребята рассказали, что к ним на днях заходил комиссар школы, Иван Пантелеевич, хвалил его, сказал, что Северов поступил как настоящий комсомолец и военнослужащий РККА. А чужая память подсказала, что Ивана Пантелеевича еще во время учебы расстраивала некоторая политическая пассивность Олега. Он старательно конспектировал первоисточники – труды Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, всегда правильно отвечал на вопросы по истории партии большевиков, но речи на собраниях говорить не любил, а от должности комсорга группы сумел вежливо отказаться.

Олег стал осторожно расспрашивать товарищей о последних события в школе, курсанты, иногда перебивая друг друга, рассказывали, передали ему привет от другого инструктора, капитана Евгения Алексеевича Курдаева. Друзья говорили о нем, как о требовательном, но справедливом человеке, хорошем, в общем, мужике. А Северов вспомнил, что тот учил летать его самого.

Ребята принесли ему зубную щетку, порошок, мыло, помазок, бритву и одеколон. Когда они ушли, Северов отправился бриться. В умывальном помещении, к счастью, никого не было, так что его ужимки никто не видел. Порезался, естественно, но решил объяснить это нетвердостью руки после болезни, если спросят. А вот насчет чувствительности кожи переживал зря. У этого Северова она к такому обращению была привычной, так что просто смыл остатки мыла холодной водой, и все. Жизнь налаживается!

Все следующие дни были посвящены в основном чтению принесенной литературы. Объем информации был не так уж и велик, тем более что некоторые вещи Олег и так знал. А может быть, сыграло роль то, что предыдущий «владелец» тела не был чужеродной личностью и его знания и умения частично «встроились» в сознание Олега. Кроме того, Олегу не терпелось приступить к тренировкам и «испытать» новое тело. Тем более что Аркадий Андреевич говорил, что Олег его удивил. Он очень быстро выздоравливал, восстановление организма шло просто рекордными темпами.

В течение недели друзья Олега заходили почти каждый день, хотя забот у них хватало. Из острожных расспросов Олег выяснил, что прежний владелец этого тела, если так можно сказать о почти самом себе, по привычкам и предпочтениям от него почти не отличался. Даже девушек предпочитал того же типа, хотя как раз на общение с противоположным полом у них времени оставалось мало. Но это даже хорошо, а то пришлось бы еще и с подругой объясняться. Попробуй, объясни своей девушке, которой сам не помнишь чего наговорил, почему не узнаешь и как будто видишь впервые!

С привычками Олег вроде бы разобрался, больших сюрпризов по крайней мере быть не должно, личности во многом совпадают. Сложнее со знаниями и умениями, но и тут есть лазейка. Прежний Северов плотно занимался самообразованием, много читал. Немецкий, например, неплохо знал еще до поступления в школу, а здесь стал учить английский. Языки курсанту давались легко, так что некоторых успехов он достиг, а интерес свой объяснял расширением кругозора. Англичане то готовились бомбить СССР, то рассматривали как союзников, но знание их языка лишним руководство школы не посчитало. К тому же есть еще и американцы, на том же языке разговаривают. Чужая память услужливо подсказала любопытную деталь. В каком именно детдоме воспитывался тот Северов, он не мог вспомнить, хоть убейся, но точно знал, что немецким с ним занимался настоящий немец, уехавший из Германии еще в 20-е годы, когда отношения между странами были приличными. В школе также было несколько немцев-детей, так что и прежний хозяин этого тела владел языком довольно свободно, не хуже нынешнего. Но располагался ли детдом в Поволжье, Олег сам так и не вспомнил. Северов также узнал, что к нему, из-за его довольно широкого кругозора, привычки много читать и успехов в учебе, в первый же месяц после поступления в школу приклеилась кличка «Профессор». На занятиях случалось ему даже озадачивать преподавателей своими вопросами.