Kitobni o'qish: «Сталинский сокол. Комбриг»

© Нестеров М., 2019

© ООО «Издательство «Яуза», 2019

© ООО «Издательство «Эксмо», 2019

Глава 1

Путь до Москвы занял сутки, утром следующего дня Северов, голодный, уставший и замерзший, прибыл наконец в управление формирования и комплектования ВВС ВМФ. Дежурный на входе не хотел пускать такое чучело и требовал привести себя в порядок, правда, не мог объяснить, как это можно сделать. Их перебранка привлекла внимание солидного вида командира, спустившегося по лестнице и направлявшегося к выходу.

– Что у тебя, Пилипенко?

– Да вот, товарищ полковник, настоящее чучело! Я этому сухопутному говорю, чтобы привел себя в порядок, а потом шел на прием!

– Правильно говоришь! Иди, приведи себя в порядок, боец! – командир с презрением оглядел Северова и повернулся, чтобы уйти.

– Товарищ полковник! Разрешите обратиться!

– Ты что, слов не понимаешь? – разозлился тот.

– Я не боец, я лейтенант! И форма моя вместе с самолетом сгорела, а другой в госпитале нет! – повысил голос Северов.

– Вот как! Дай свои документы! – полковник посмотрел их и повысил голос на дежурного. – Ты что, Пилипенко, с ума сошел! Ты не видишь, что он из госпиталя? Вместо того чтобы помочь человеку, ты его мурыжить решил?! Пропусти немедленно и проводи к Белову!

Потом повернулся к Северову:

– Пройдешь с ним. Подполковник Белов тебе место службы определит.

Подполковник Белов оказался небольшого роста круглым дядечкой с основательной лысиной, кустистыми бровями и басом, сделавшим бы честь самому Шаляпину. Правда, из-за этого баса говор у него был довольно невнятный, Олегу приходилось напрягаться, чтобы понять, о чем тот говорит. Сначала подполковник внимательно читал документы Северова, потом не менее внимательно их перечитывал, потом вздохнул и принялся перебирать их третий раз, перечитывая уже только некоторые из них. Летчик мысленно успокаивал себя тем, что голод можно и потерпеть, а вот то, что в кабинете было тепло, это большой плюс. К тому же ему предложили сесть, а не поставили по стойке «смирно» на неопределенное время.

Когда Белов вознамерился перебирать бумаги в четвертый раз, Северов не утерпел:

– Что-то не в порядке, товарищ подполковник?

– С чего ты это взял? – искренне удивился кадровик.

– Извините, – лейтенант приготовился ждать как минимум до обеда.

Однако подполковник перестал изучать документы и принялся задавать вопросы. Северов отвечал, Белов кивал и вновь погружался в размышления. Потом, пройдясь вопросами по фронтовой биографии Олега, особенно заинтересовался выходами из вражеского тыла. Справки о результатах проверки особистами были приложены, но подполковник еще раз пошуршал ими. Лейтенант уже прикинул, что кантоваться ему тут придется до весны, но тот неожиданно улыбнулся и сказал, что Северов будет направлен в запасной авиаполк для восстановления навыков (кто бы сомневался, такой порядок). А для дальнейшего прохождения службы он может быть направлен в формируемый 33-й истребительный авиационный полк КБФ. И, видя недоумение собеседника, пояснил, что шансов вернуться в свой 4-й ИАП у него нет, он выведен на переформирование и его штаты полностью укомплектованы.

– Короче, принуждать не хочу. Если согласен, получай назначение, если нет, то все равно поедешь в запасной авиаполк, но там, сам понимаешь, куда и когда попадешь – неизвестно.

Северов предложение оценил. Белов имел полное право ничего не спрашивать, но он спросил и оставил выбор за лейтенантом.

– Я согласен, товарищ подполковник. И спасибо вам.

– Эх, парень! Не путевку в санаторий предлагаю. Все равно на фронт, а уж четвертый полк или тридцать третий, какая разница.

В этом была правда, и Северов вдруг подумал, что у Белова наверняка есть сын, и он сейчас воюет или готовится убыть на фронт. Мысленно пожелав Белову-младшему удачи, Олег еще раз поблагодарил подполковника и отправился оформлять необходимые документы. Для этого требовалось некоторое время, так что у него есть возможность пока пообедать и через два часа прибыть в соседний кабинет, где ему выдадут направление и проездные документы.

Когда Олег вышел на улицу, то сообразил, что пообедать вряд ли удастся. На ресторан денег нет, да и заходить в приличное место в таком одеянии просто неудобно, а талонов в столовую у него нет. Придется обратиться к дежурному, может, он подскажет, что делать. Вдруг у Северова появилось чувство, что на него кто-то смотрит, быстро обернувшись, летчик увидел Забелина, который с улыбкой его рассматривал. Олег заметил, что в петлицах у него присутствует ромб, повысили до майора госбезопасности.

– Хорош! – искренне восхитился майор. – Если бы в другом месте встретил, подумал бы, что к заброске подготовили. Тебя что, на улице обобрали?

– Здравия желаю, товарищ майор госбезопасности! Нет, это я из госпиталя пробираюсь.

Владимир Викторович посмотрел на часы:

– Так, немного времени у меня есть. Давай рассказывай, как тебя угораздило. Кстати, а шел ты куда?

Узнав, что Олег решал проблему обеда и имеет целых два часа на ее решение, Забелин скомандовал следовать за ним и привел к машине, на которой они приехали столовую, в которой питались командированные в столицу сотрудники НКВД. Талоны у него оставались, так что майор велел Северову не переживать по этому поводу. За обедом, который летчик съел с большим аппетитом, он рассказал про свою службу после выхода из окружения, ранение и направление в морскую авиацию. Забелин покачал головой:

– Да, досталось тебе.

Некоторое время он сидел молча, только отпивал чай небольшими глотками, потом сказал:

– Ладно, время у меня вышло, ехать надо. Рад, что ты живой, может, увидимся еще.

Северов вернулся в управление, немного подождал, затем старший лейтенант выдал ему предписание, еще раз оглядел стоящее перед ним чучело и, качая головой, скрылся за дверью кабинета. Еще через полчаса кряхтящая и дребезжащая полуторка неспешно увозила лейтенанта в Кубинку, где базировался запасной авиаполк.

Генералы Петровский и Снегов были наконец выписаны из госпиталя. По-хорошему, надо было бы еще подлечиться, но обстановка на фронте не позволяла спокойно лежать на больничной койке или отдыхать в санатории. Состояние здоровья было признано удовлетворительным, и выписку им назначили на один день. Когда об этом стало известно, они получили приказ сразу из госпиталя прибыть к начальнику Генерального штаба РККА маршалу Шапошникову. Было понятно, что речь пойдет не столько о новом назначении, сколько о докладных записках. Петровский и Снегов были эрудированными военачальниками, имеющими к тому же пусть и небольшой, но успешный опыт боевых действий против немецких войск. И теперь, вызванные к Шапошникову, готовились комментировать и отстаивать свой совместный труд. А еще они договорились для себя, что Снегов будет проситься к Петровскому начальником штаба. Меньше чем на армию назначить не должны, ведь Леонид Григорьевич уже был назначен командармом до своего ранения. А если предложат что-то большее… Справятся и с бо́льшим!

Они не знали, что, прочитав их докладные записки, Шапошников пришел в большое волнение. Он показал записи только двум людям – своему заместителю Василевскому и своему предшественнику Жукову. У Жукова не было времени подробно ознакомиться с их содержанием, он постоянно мотался по фронтам. Но даже беглого взгляда хватило, чтобы Георгий Константинович в своей обычной лапидарной манере сказал:

– Логично и убедительно! Надо немедленно докладывать Верховному! Можете рассчитывать на мою поддержку в этом вопросе.

И снова уехал на фронт. Александр Михайлович Василевский документы изучил внимательно и был полностью согласен с Жуковым. Борис Михайлович доложил Сталину, тот взял их на изучение. Изучал их довольно долго, хотя обычно он даже объемные материалы читал быстро. Было очевидно, что он не просто читает, но и обдумывает. Целую неделю он не упоминал о них, а потом попросил Шапошникова остаться после заседания Ставки ВГК.

– Что вы думаете об этих документах, Борис Михайлович?

– Я боюсь, товарищ Сталин, что мне трудно оценить их в полном объеме. Сначала выскажусь по поводу чисто военных вопросов. Я взял на себя ответственность и ознакомил с ними товарищей Жукова и Василевского. Они очень высоко оценивают эти предложения по совершенствованию нашей тактики и вооружений. Ни одно из них не вызвало ни у них, ни у меня принципиальных возражений. Что же касается нашей военной промышленности и, особенно, политических вопросов, то здесь я менее компетентен. Однако все, что там написано, и мне и моим коллегам кажется очень обоснованным. Если честно, то я не ожидал от этих генералов таких смелых, а главное, отлично продуманных предложений и тезисов по такому широкому спектру вопросов. Но должен заметить, что товарищи Петровский и Снегов подготовили великолепные документы, продемонстрировали прекрасную штабную культуру и высокий уровень компетентности. Хочу напомнить, товарищ Сталин, что они хорошо зарекомендовали себя в первые месяцы войны, успешно сражались с немцами и только общий ход военных действий не позволил им нанести более серьезный урон противодействующим силам противника.

– Как вы считаете, товарищ Шапошников, достойны эти генералы награды за проделанную работу?

– Безусловно, товарищ Сталин!

– Теперь по поводу их будущих назначений. Командующий Брянским фронтом генерал-лейтенант Еременко ранен и не может пока исполнять свои обязанности. Есть мнение назначить на эту должность товарища Петровского. А начальником штаба ему дать товарища Снегова. Он ведь был начальником штаба дивизии и корпуса. А товарища Захарова мы используем на другом фронте.

– Я считаю, это будет правильно. Пусть на практике докажут правильность предлагаемых нововведений. Дадим им самые широкие полномочия в этом вопросе. А товарищ Жуков проконтролирует их действия как представитель Ставки.

Сталин не стал обсуждать с Шапошниковым затронутые в документах политические вопросы. Прочитав первый раз докладную записку, касающуюся причин возникновения Второй мировой войны и роли ведущих мировых держав в ее ходе и послевоенном устройстве, Сталин был глубоко взволнован. Смутные подозрения, которые у него имелись по ряду моментов, были изложены ясно и аргументированно. Можно было бы отнестись ко всему намного проще, мало ли что напридумывают люди. Но во-первых, сделанные прогнозы полностью становятся реальностью и нет оснований полагать, что дальнейшие события пойдут как-то иначе. Во-вторых, Сталин аккуратно, не раскрывая сути дела, запросил дополнительную информацию от НКИДа и разведки. То, что он получил, полностью укладывалось в приведенный расклад. И это многое меняет в наших отношениях с союзниками. Нет и не будет никакого второго фронта в Европе, пока наша победа не будет решающей, пока наши войска не подойдут к границам Германии. А тогда он нам будет совершенно не нужен! И сейчас акцент надо сделать на поставки не вооружений, а некоторых материалов, которых у нас пока недостаточно, а также промышленного оборудования, а не готовой продукции. Предложения по совершенствованию тактики наших войск позволяют надеяться на бо́льшую их эффективность в борьбе с врагом. А прогноз на действия в 1942 году с ударом в сторону Нижней Волги и Кавказа с его нефтью, подтвержденный полученными выкладками по производству нефти и нефтепродуктов Германией и ее сателлитами и их потреблению, позволяет спрогнозировать перемещение центра тяжести советско-германского фронта на юг. И подготовиться к такому развитию событий. Для себя Сталин решил продолжать отслеживать соответствие прогноза реальным событиям.

Когда Петровский и Снегов прибыли к Шапошникову, он, несмотря на большое желание обсудить с ними ряд вопросов, поехал с ними к Сталину. Оба генерала заметно волновались, оно и понятно. Сама по себе встреча с Верховным Главнокомандующим – событие не рядовое, а если иметь в виду повод для нее, то тем более.

Однако встреча прошла хорошо. Сталин спросил об их здоровье и, услышав в ответ, что они готовы служить Родине в любом месте, где будет приказано, перешел к делу. Он задал много вопросов, по которым чувствовалось, что Сталин и сам хорошо в них разбирается и тщательно их проработал и обдумал. Ответы его, видимо, удовлетворили.

– Ну что ж, товарищи, подытожим. Поскольку вы имеете самое непосредственное отношение ко всем этим предложениям, то вам и предстоит показать их правильность. Есть мнение назначить вас, Леонид Григорьевич, командующим Брянским фронтом, а Михаила Георгиевича – начальником штаба. Членом Военного совета вам дадим Дмитрия Александровича Лестева, он человек молодой и решительный, опытный в военных делах. А есть ли у вас, товарищ Петровский, кандидатуры на должность заместителя командующего фронтом?

– Так точно, товарищ Сталин! Генерал-лейтенант Лукин Михаил Федорович. Его должны на днях выписать из госпиталя.

Сталин кивнул:

– Вижу, вы в госпитале времени не теряли. Не только с документами работали, но и к людям присматривались. Ставка согласна с кандидатурой заместителя командующего фронтом.

От Сталина не укрылась радость обоих от того, что и дальше они будут работать совместно. Он улыбнулся и продолжил:

– Вам будут даны самые широкие полномочия, вся новая техника, о которой идет речь в докладных записках, будет направляться в первую очередь к вам для всесторонних фронтовых испытаний. Соответствующие поручения руководителям нашей промышленности, конструкторам и ученым уже даны. Курировать фронт со стороны Ставки будет генерал армии Жуков. Ставка Верховного Главнокомандования высоко оценивает проделанную вами работу, решение о вашем награждении будет принято в ближайшее время.

От Сталина генералы вышли в приподнятом настроении. Шапошников отпустил их отдыхать, а утром они явились к нему и проработали весь день, вникая в обстановку и планируя и согласуя с Генеральным штабом дальнейшие действия своего фронта. А вечером они снова были вызваны в Кремль, где Михаил Иванович Калинин вручил им ордена Ленина. Рано утром следующего дня генералы вылетели на фронт.

В кабине полуторки было холодно, дуло немилосердно, и Северов замерз как цуцик. Когда он, снова голодный и замерзший, в своем бомжеватом прикиде появился в штабе полка, то больше походил на пленного румына, чем на командира РККА. Находившиеся в штабе три воендевушки смотрели на Олега с нескрываемым презрением. На них была хорошо подогнанная по фигуре форма, на вешалке висели новенькие шинели из английского сукна, возможно, пошитые по индивидуальному заказу, на гимнастерках блестели какие-то значки. Но Северову было не до рефлексий по поводу своего внешнего вида, он отдал свои документы румяному старшему лейтенанту, помощнику начальника штаба полка, и сразу переместился к печке, собираясь немного отогреться.

– Что, солдатик, замерз? – насмешливо спросила одна из девушек. – В тылу-то еле жив, а что на фронте будет?

Разговаривать с девицами в резкой манере не стоило, хотя и очень хотелось, поэтому Олег промолчал и продолжал отогреваться у печки.

– Оставь его, Наташа. Не видишь, мальчика только от мамки оторвали. Страдает, бедняжка!

Летчицы весело рассмеялись. Это был перебор, но ничего сказать в ответ Олег не успел, старший лейтенант, смотревший его документы, неожиданно резко сказал:

– А ну тихо! Он не солдатик, а лейтенант, командир эскадрильи. У него боевых вылетов под сотню, восемнадцать сбитых лично. Награжден двумя орденами Красного Знамени. А к нам из госпиталя, после ранения. Ничего себе, три раза сбивали над оккупированной территорией, три раза возвращался! Лейтенант, да ты кто вообще такой?

– Там же написано, – засмеялся слегка отогревшийся Олег. – Лейтенант Северов, авиация КБФ.

Девушки смотрели на него с откровенным удивлением.

– Ну и приодели тебя в госпитале! – старший лейтенант покачал головой. – У нас тут со снабжением пока неважно, но постараемся что-нибудь придумать.

На улаживание всяких формальностей с документами потребовалось некоторое время, после чего он был определен на ночлег. Разместился Северов в комнате вместе с пятью другими пилотами, которых тоже направили в 33-й ИАП КБФ. Два лейтенанта, три младших лейтенанта. Судя по виду, все воевали, зеленых новичков нет.

Антон Соколов, лейтенант, летал на ЛаГГ-3. Пять сбитых. Орден Красной Звезды.

Роман Воронин, лейтенант, летал на МиГ-3. Шесть сбитых. Орден Красного Знамени.

Иннокентий Журавлев, младший лейтенант, летал на ЛаГГ-3. После госпиталя. Три сбитых. Медаль «За отвагу».

Вадим Хомяков, младший лейтенант, летал на ЛаГГ-3. Четыре сбитых. Орден Красной Звезды.

Владлен Железнов, младший лейтенант, летал на МиГ-3. Два сбитых. Медаль «За боевые заслуги».

Вот такая компания. И лейтенант Северов, два ордена Красного Знамени. В прошлом старший летчик в 12 ИАП, командир эскадрильи в 4 ИАП ВМФ.

С мужиками познакомился быстро, воевавшие практически с начала войны летчики быстро распознали своего. История у всех, кто воевал летом – осенью 41-го, была богатая, но выходами из вражеского тыла очень заинтересовались. Железнов один раз выходил из вражеского тыла, ощущения свои помнил хорошо. Журавлева сбивали целых два раза, но над своей территорией. В общем, тема для разговоров была долгой, на несколько вечеров.

А на следующий день началась учеба. Сначала всех посадили в класс, изучали матчасть – Як-1. Потом начались и полеты. Три недели интенсивной учебы, полеты каждый день. На восстановление навыков пилотирования истребителя ушла целая неделя, потом стало получаться (помнят руки-то!). Сначала Олег летал в роли ведомого у Воронина, но через две недели руководство запасного полка, оценив его уровень, назначило Северова ведущим, а ведомым стал Железнов. Тот отнесся к этому спокойно. Хлебнувший полной ложкой военного лиха, он прекрасно понимал, что Северов в качестве ведущего – его дополнительный шанс на выживание. Вообще все летчики оказались очень неплохими пилотажниками и стрелками, Олег делился с ними всем, что знал, и ребята воспринимали все на лету в прямом и переносном смысле слова. Уже через день после знакомства все шестеро стали вместе бегать и заниматься гимнастикой. У командования запасного полка они были на отдельном счету, после обучения их должны были забрать, а командиру полка очень хотелось оставить хоть кого-нибудь из них инструктором. Впрочем, их инструктор – старший лейтенант Тяжелов, которому исключительно подходила его фамилия, тоже был очень хорошим летчиком. Объяснял он все неторопливо и доходчиво, никогда не повышал голос и не ругался. Ну, на шестерку опытных летчиком обижаться было не за что, а вот молодняк из военных училищ откалывал номера. Тяжелов учил еще восемь человек этих птенцов. Один сел на брюхо, не выпустив шасси, его учили на И-15, он просто забыл это сделать. Другой дал на посадке такого козла, что подломилась стойка шасси. Третий потерял ориентировку и с трудом нашел аэродром, уже на последних каплях горючего. Летчику-инструктору надо иметь железные нервы! Тяжелов только вздыхал и продолжал терпеливо объяснять новичкам их ошибки. А однажды вечером, прогуливаясь перед сном, Северов и Железнов услышали голоса из окна комнаты, где располагался кабинет командира запасного полка. Тяжелов ревел медведем, скандалил так, что летчики просто не могли себе представить такой сцены с его участием. А требовал он от командира отправить его на фронт! Эти едва умеющие летать пацаны скоро будут на фронте, а он, Тяжелов, остается в тылу, прячется за их спинами! Потеряв терпение, командир полка тоже орал, что тогда все здесь, и он в том числе, тоже прячутся за чужими спинами. А кто будет учить их летать? Кто сделает из них летчиков? Успокоившись, командир полка сказал, что сам получил втык от начальства за бесконечные рапорты о переводе на фронт и Тяжелова прекрасно понимает. Будет возможность – отпустит. Олег и Владлен переглянулись, вот такая жизнь в тылу. Никто из них не хотел бы остаться здесь инструктором, так что Тяжелова, да и командира полка, они прекрасно понимали.

А под конец обучения им пришлось выступить в роли противников для девушек из 586-го истребительного авиаполка. Летали те неплохо, очень даже хорошо, но Олег вспомнил, читал еще в прошлой жизни, что их в истребительные части быстро перестали брать. Женский организм все-таки хуже переносит нагрузки. Видимо, это не лишено смысла, так как ребята их просто перелетали. К тому же за три недели ежедневных полетов по два-три раза в день они здорово натаскались не только в пилотировании, но и в тактике. Девушки были сильно разочарованы, но когда появился Северов в своих обмотках и обрезанной шинели, их возмущению не было предела. Проиграть заслуженным боевым летчикам – это одно, но такому чучелу – совсем другое. Соколов и Воронин на правах старших товарищей стали их успокаивать, и вскоре девушки уже смеялись над своей горячностью. Вечером они предложили прийти к ним в гости, попить чаю, поговорить. Заодно отметить 23 февраля, День Красной Армии и Флота, сразу после торжественного собрания.

А ребят ждал еще один сюрприз. Командир полка объявил им, что завтра они будут получать новую технику. Что за самолеты, он точно не знает, но вроде не «Яки». И вообще не наши, а иностранные. Северов подумал, что если это «Харрикейны», то вот будет облом! Но вслух ничего не сказал. Он не знал, когда в СССР стали по ленд-лизу поступать «Аэрокобры», «Спитфайры» и «Киттихауки». Может, что-то из них?

Олег колебался, идти ли ему в гости к летчицам из 586-го ИАП, но Соколов сказал, что его пригласили персонально, одна из девушек очень хотела познакомиться с ним, летчицу впечатлила его техника пилотирования.

Северов слышал, что порядки в женских подразделениях очень строгие, но все оказалось намного проще. Командование полка с большей частью личного состава уехало в Москву, а шесть девушек остались ждать новые самолеты. Их обещали со дня на день. Так что если не шуметь и не привлекать внимание, можно устроить нормальные вечерние посиделки и попить не только чаю, но и чего покрепче. Это самое «чего покрепче» истребители уже раздобыли – две бутылки чачи и три бутылки оджалеши. Все это богатство им предоставил троюродный брат Вадика Хомякова, который служил в Закавказском военном округе, в транспортной авиации. Вадик не жмотился и сразу сказал, что это для посиделок с девушками. А тут и случай представился. Тот же бесценный брат Вадика привез еще и целую сетку мандаринов и чай в бумажном кульке. Прикупили на рынке немного сала, Кеша Журавлев сделал салат из редьки с морковкой, нашлась и пара банок тушенки. У девушек был хлеб, хрустящие соленые огурчики, десяток вареных яиц, картошка в мундире. В общем, устроили настоящий пир.

Интересовавшаяся Северовым девушка оказалась младшим лейтенантом Викой, фамилия у нее была Галанина. У нее были роскошные черные волосы, карие миндалевидные глаза и грудь третьего размера. На вид ей было года двадцать два, она была единственной девушкой в бриджах, все остальные были в юбках. Оказалось, что она получала обмундирование позже всех, и юбки ее размера не нашлось.

Все быстро разбились на пары, благо ребят и девушек было одинаковое количество, и принялись уничтожать съестное и спиртное под замысловатые тосты. Первый был, впрочем, простой – за Победу. Второй – традиционно – за Сталина. А дальше дали волю фантазии. Олег угощал Вику мандаринами, подкладывал в тарелку еду посолиднее, сам съел вареное яйцо, пару картофелин, похрустел огурцом. Оставшись верен себе, спиртного в рот не брал, с удовольствием пил свежезаваренный чай. Хотя на оставшиеся одиннадцать человек вина и чачи было немного, девушки немного захмелели. Все-таки чача была очень крепкая, хоть и пилась легко.

Ребята и девушки спели несколько песен, у некоторых были очень хорошие голоса. В прошлой жизни Олег имел хороший слух, но совершенно не имел голоса, поэтому подпевать даже не пытался. Потом потанцевали под негромко игравший патефон, снова сели за стол и допили-доели почти все, что еще оставалось.

– А ты никогда не пьешь? Совсем?

– Совсем. Не привык раньше, сейчас зачем привыкать?

– Без этого на войне свихнешься! – убежденно сказала Вика.

– Пока не свихнулся, обойдусь и дальше, – засмеялся Северов.

Девушка немного помолчала и спросила:

– А ты не считаешь нашу встречу пиром во время чумы? Ну, в смысле, что вся страна воюет, а мы тут пьем, едим, танцуем…

– Не считаю! Мы за чужими спинами не прячемся, придет наше время, улетим обратно на фронт. Когда – решаем не мы. Сейчас тысячи людей голодают, но если мы тоже не будем есть, им лучше не станет. Мы ни у кого счастье не воруем, оно наше, все, сколько есть!

– Ты прав, извини, – девушка вышла из задумчивости и совсем тихо добавила: – Пойдем со мной.

Три пары уже куда-то исчезли, барак, в котором жили девушки, был почти пустой. Вика привела Олега в небольшую комнату с двумя кроватями, в углу которой стояла длинная вешалка с летными комбинезонами. В комнате было жарко натоплено, довольно светло от фонаря за окном.

Вика стащила сапоги, стянула бриджи вместе с кальсонами.

– Я тоже хочу свой кусочек счастья! Я хочу, чтобы меня обнимал сильный и уверенный в себе мужчина! Потому что мне очень страшно одной! А рядом с тобой спокойно!

Девушка обняла Северова и ткнулась ему лицом в плечо.

Олег не был ее первым мужчиной, но опыта у нее не было практически никакого. Так что вскоре она забыла обо всем на свете, о войне, о своем страхе, о холоде за окном. Ее руки обнимали Олега за шею, тело отзывалось на ласку, по нему проходили сладкие судороги. Через полчаса Вика обессиленно вытянулась на кровати. В комнате было очень тепло, и Вика лежала на животе поверх одеяла, а Северов гладил ее по бедрам, ягодицам, спине.

– Мне кажется, городской девушке на войне тяжелее, чем деревенской.

– А ты деревенский? Не похож совсем. И как ты догадался, что я из города?

– С трудом себе представляю, что девушку из глухой деревни могут назвать Викторией. А я не городской и не деревенский. Я никакой.

– Как это? – удивилась Вика.

– Очень просто. Я не помню, где родился.

Девушка приподнялась на локтях, Олег невольно залюбовался ее грудью.

– Как не помнишь?

– Я детдомовский. А в марте 41-го болел, чуть не умер. Вот и не помню кое-чего из детства.

– А из какого детдома?

– Не знаю, да и какая разница. Почти год прошел, а я так и не вспомнил. Ну узнаю, что из Орла или Новосибирска, и что?

– Да, наверное, ты прав, – задумчиво сказала Вика. – А я из Смоленска. Папа у меня инженер, призвали в начале войны, где воюет, не знаю. А мама осталась в Смоленске. Их школу эвакуировали, но перед отправкой была бомбежка, не все пришли. А искать времени не было. Я так ничего про нее не узнала. В общем, вроде не сирота, а никого нет.

– Сирота, это когда маленький. А когда вырос – просто одинокий.

– Просто… Просто для тебя, потому что ты сильный.

Олег понял, что надо снова заставить ее забыть обо всем. И ему это удалось.

Проснулся Северов в шесть часов утра и, услышав поскрипывание половиц и осторожные шаги за дверью, встал и быстро оделся. Когда он надевал сапоги, дверь приоткрылась, в нее заглянула одна из летчиц, Катя. Танцевала она с Соколовым, с ним потом и ушла. Олегу сделала знак, чтобы шел за ней. Ребята уже сидели на кухне и пили чай. Катя в шинели, надетой, как халат, прямо на голое тело, села рядом с Антоном и прижалась к его плечу. Летчики быстро допили свой чай, съели по куску черного хлеба и ушли в свое общежитие. На прощание Антон нежно поцеловал свою Катю, в глазах которой стояли слезы.

Командир запа огорошил их новостью, что самолеты пришли разобранными. Так что предстоит их сначала собрать, а уж потом осваивать. Вот только проблема в том, что инструкция написана на английском языке, теперь надо искать переводчика.

Северов ответил, что это как раз не проблема, английский он знает, в школе пилотов изучал. А проблема – квалификация механиков. Однако командир запа за своих механиков заступился, тем более что работать они будут под руководством двух военинженеров, специально присланных ГУ ВВС. Проблема была только в переводчике.

Два средних лет военинженера 3 ранга английский немного знали, по крайней мере кое-как объясниться смогли бы, но для перевода инструкции по сборке этого было явно недостаточно. Однако при помощи Северова дело пошло. А в ящиках оказались шесть Curtiss P-40E Kittyhawk. Северов провел также занятия с остальными летчиками, чтобы они могли оперировать милями, футами, галлонами и прочими буржуйскими единицами измерения. Наконец самолеты были собраны, можно было начинать их осваивать. Наблюдая за работой механиков, Северов отметил, что они действительно неплохи, но с тоской вспомнил Михалыча, Винтика и Шпунтика. Даже взгрустнул. Правда, бонусом к иностранным самолетам оказались отличные кожаные летные куртки А-2 и пистолеты «Кольт» М1911А1 45 калибра. Куртки были летние, но никто особо не расстроился, зимой в комбезе надо летать, а зимняя куртка, если штанов нет, только для форсу. «Кольты» в свободное время пристреляли, понравились машинки, хотя Олег «Вальтер», а тем более «Браунинг», на «Кольт» не поменял бы.

К полетам приступили 1 марта и напряженно занимались еще целую неделю. Все летчики были опытными, а самолеты – несложными в управлении, поэтому освоили их достаточно быстро. Олег читал в свое время, что на освоение «Киттихаука» один из летчиков на Севере потратил всего несколько часов, а потом выполнил на нем комплекс фигур высшего пилотажа. Так что недели им хватило, чтобы более-менее уверенно овладеть новой техникой. Самолеты, в общем, понравились. Кабина была удобной, радио- и навигационное оборудование хорошим, вооружение довольно мощным – шесть крупнокалиберных пулеметов, дальность полета тоже была приличной. Но и недостатки имелись. Маневренность с «Мессером» не сравнить, да и скороподъемность раза в два ниже.

Решено было отправить пополнение на место дислокации 33 ИАП КБФ 9 марта, на аэродром под Москвой, около городка Бронницы. Накануне, 8 марта, летчики пришли попрощаться с подругами из 586-го полка. Из спиртного на этот раз были только три бутылки чачи (снова брат Вадика помог), да и с едой было похуже. Вареная картошка, сало, хлеб. Украшением стола была кастрюля ухи, сваренной летчиками, свежепойманую рыбу для нее дал один из механиков. Ароматная уха под чачу пошла великолепно, потом потанцевали и около десяти вечера разошлись по комнатам. Олег устроил Вике (а может, и она ему) ночь настоящей страсти, угомонились они после полуночи, усталые и довольные друг другом.