Kitobni o'qish: «Другая жизнь», sahifa 4
Глава 3. На пути к богатству
Утро принесло море идей, будоражащих надежд, но главное – массу тревог. Меня ждала встреча с шахматистами, и как бы мне ни хотелось на нее опаздывать, проснувшись, я еще долго лежал, тупо уставившись в потолок. Сомнения, что ничего не получится, все сильнее вжимали меня в кровать и не давали подняться. Маленький человечек замыслил большое, взрослое дело. Даже не страх правил бал, скорее, всем заправляла уже паника. Но, как сказал боевой офицер Клочков, направляя 28 панфиловцев в бой: «Отступать некуда. Позади Москва!»
Эта историческая аналогия, конечно, не совсем уместная, заставила меня встряхнуться.
Встал. Умылся. Вышел. Детального плана нет, по ходу разберемся. Но в парке меня ждал настоящий сюрприз. Увиденное мною зрелище больше походило на собрание профсоюза библиотеки. На небольшой поляне возле моей лавки стояло около двадцати ребят разного возраста. Они, окружив бородатого, в больших черных очках и сильно сутулого мужика лет сорока, что-то громко обсуждали. Я даже подумывал свернуть и пройти мимо, но из толпы меня окликнули, и навстречу мне вышел мой новый товарищ Кеша. Быстро поздоровавшись, он завел меня в середину.
– Альберт Станиславович, ребята, знакомьтесь, это Миша! У него к нам есть дело.
Все разом замолчали и уставились на меня. Осмотрев меня оценивающим взглядом с ног до головы, мужик заговорил:
– Ну, Миша, излагай свое предложение, мы тебя все внимательно слушаем.
Выдохнув, что сразу не побьют, я повторил историю про брата и его товарищей. Потом для достоверности привел факты, всплывшие в моей голове сейчас, но ставшие известными, когда «перестройка» была уже в самом разгаре. Я сказал, что весной этого года был принят закон, разрешавший кооперативам заниматься любой, не запрещенной законом деятельностью, в том числе торговлей. И если до этого государство не очень поощряло, а силовые структуры часто воспринимали граждан, ведущих такую деятельность, как классовых врагов, то теперь, в связи с дефицитом товаров в магазинах, было дано разрешение на поддержку таких предпринимателей.
Слушали меня все в полном молчании. Я сделал паузу, чтобы дождаться хоть каких-то ответных слов. И учитель, поправив сползшие очки обратно к носу, прервал общую паузу:
– Сегодня проверим твои слова. В газетах «Известия» или «Правда» наверняка была публикация, но даже если и так? Что мы можем?
– А можем! – развивая успех, наметившийся в разговоре, продолжил я. – Для начала сделать то, что уже сделал мой брат, – зарегистрировать кооператив.
– Это и так понятно. Сейчас без этого никуда. Ты саму суть коммерции излагай, – слегка раздраженным голосом человека, зря теряющего время, произнес бородатый вожак стаи. И я, больше не испытывая его терпение, перешел к описанию одного из видов бизнеса, о котором помнил с тех лет:
– Мой брат, – вернул я свой рассказ на прежние вымышленные рельсы, – заняв у родителей немного денег, отложенных ими на черный день, заключил договор с нашим заводом «Электроприбор» о покупке у них миксеров и пылесосов. Предварительно он открыл на «блошином» рынке две палатки, где весь товар и продает, наценивая примерно в три раза. Все равно в магазине при заводе полки пустые и цен никто не знает, так как почти вся продукция уходит в Москву. И мы с вами можем сделать то же самое, только организуем продажи на двух других рынках.
Среди шахматистов начался галдеж. Каждый старался высказать свое мнение. Почти все пытались что-то спросить у меня, но из-за общего шквала нахлынувших на них эмоций что-то разобрать в их вопросах было очень трудно.
– Ну-ка, тихо, – вмешался учитель в общую суматоху. – Все не просто. Надо как следует подумать и все перепроверить. Слушайте все задание. Вечером к встрече в шахматном клубе подготовьте следующую информацию. Распределяйте ее между собой сами, как хотите. Нужны газеты весенних выпусков со статьями о кооперативах. Еще нужна информация о стоимости продукции нашего завода «Электроприбор». Может, кто из родни или знакомых недавно что-то там покупал. Все свободны, вечером в семь.
Спорить, на мое удивление, никто не стал, видно, авторитетом учитель пользовался серьезным. Ребята разошлись. Остались только я, Кеша и учитель.
– Ну что, Миша, удивил! Если на тебя не смотреть, а только слушать, никогда бы не поверил, что тебе столько лет, да и кашу ты заварить взрослую хочешь. Но Моцарт свою симфонию написал в восемь лет, может, и тебе повезет. Я сам в Москве два месяца назад был и уже видел, как люди начали заниматься коммерческой деятельностью, и у меня тоже желание такое появилось, только я не знал, с чего начать. А ты, получается, будешь нас направлять, так скажем. И раз мы еще на берегу, хочу сразу сказать тебе: если все получится, делить будем на всех в равных долях. Мы – одна команда. И если это тебя не устраивает, еще не поздно все остановить.
Он хитрил. На его лице было написано, что ничего он не остановит, а своим вопросом давал мне понять, что я либо соглашаюсь, либо я за бортом его отплывающего от берега корабля. Если прикинуть, то, согласно моему плану, и работы, и денег от будущей деятельности должно хватить всем с лихвой, даже такой ораве, какая у нас собралась. А вариантов, куда нам приложить усилия, в моей голове масса. Но, соглашаясь сразу же, я дам ему понять, что мне и впредь можно будет по факту выкручивать руки. Я сделал небольшую паузу и только потом сказал:
– Хорошо, я согласен, но распределять заработанные деньги или вкладывать их в оборот никто без меня не будет.
Тут уже призадумался сам учитель. В тот момент мне захотелось назвать его «великим комбинатором», для антуража ему не хватало только трубки, белого шарфа и клетчатого пиджака.
– Я согласен, – чуть помедлив, заявил он и протянул мне руку.
Дни сменяли недели, недели – месяцы. Со времени встречи всей группой в парке прошло более полугода. Все складывалось как нельзя лучше. Несколько тысяч рублей, что наскребли ребята и учитель для первой сделки, за такой короткий срок приумножились примерно до ста тысяч. Правда, все основные деньги были в товаре, но «дело» росло в хорошей прогрессии. У нас имелось пять точек сбыта бытовых приборов и вместительный склад для их хранения. Старенький «Москвич» учителя мы заменили на «газон» с будкой, а для обычных переездов купили почти новые «Жигули». Все ребята старались каждый на своем направлении. Кеша вел общую бухгалтерию в штабе, так мы теперь называли шахматную школу. Кто-то принимал и отпускал продукцию со склада, следя за остатками. Учитель же закупал товар. Как оказалось, завод уже тогда разделился на разные цеха, которые производили что-то свое, и договор нужен был с каждым из них. Но это было только на бумаге. Все равно все решения принимал директор завода, а ему больше нравилось получать живые деньги от нас, чем, выполняя непонятный план для Москвы, ждать только зарплату. Большинство ребят торговали в точках на рынке, распределяясь посменно. Мы открыли еще две палатки – возле цирка и центральной площади – и продавали в них конфеты и сладости с нашей кондитерской фабрики, действуя также через договор с дирекцией.
Перед общим собранием под Новый год за мной в школу заехал Альберт Станиславович, с которым, к слову сказать, у меня наладились хорошие отношения, конечно, в большей степени обязанные успеху нашего предприятия, чем личной привязанности. Как мне представлялось, он по-прежнему относился ко мне очень подозрительно. В машине уже сидел Кеша с прилепившимся к нему прозвищем Бухгалтер и парень по имени Артем, трудившийся кладовщиком на складе.
– Я обещал тебе, и вот слово держу, – заявил учитель, прежде чем я успел сесть в машину. – Мы можем себе позволить распределить часть заработанных денег. По подсчетам Иннокентия и Артема, запас товара большой, и денег на закупку хватит. И если все это учесть, то на брата получается по десять тысяч рублей.
Мне показалось, что он произнес, скорее, волшебное заклинание, чем обычные человеческие слова. Одно дело – виртуальный оборот, детский план, и совсем другое – реальный результат в кармане. Да какой! Я знал, что мои родители накопили на машину восемь тысяч рублей за всю свою трудовую деятельность. Эмоции переполняли меня через край.
– Это хорошая новость, – стараясь сдержать дрожь в голосе, сказал я, – выдаем, ребята это заслужили.
– Ну и отлично. Предлагаю устроить небольшой новогодний праздник в штабе через три дня, тридцатого декабря, к нему все и подготовим. Тебя до дома подбросить?
– Нет, спасибо. Сам дойду. Не хочу вопросов от родителей. – На этом и расстались.
К слову сказать, отношения с родителями были просто на загляденье, а как же еще, если ребенок за полгода не принес ни одной четверки, выиграл районный турнир по карате, да еще и увлекся шахматами, без конца пропадая в профильной школе. На заводе родителям потихоньку стали задерживать зарплату, но возвращаться к старому разговору они упорно не хотели, а я не стал рисковать вновь. Так и жили. Ну ничего, еще немного – и будете меня на руках носить и говорить, как ошибались. Я же всех спасу!
30 декабря, 19.00 – все на месте. Наш клуб украшен несколькими светящимися гирляндами, большой стол, на котором лежат конфеты и фрукты, а венец пиршества – огромный торт. Расселись, налили чаю, все в праздничном волнении. Учитель толкает речь про то, какие все молодцы, что показали себя одной командой, да что там командой, мы стали как одна семья за это время. Немного сказал обо мне как новом члене их шахматной команды, правда, в очередной раз пошутив над моим уровнем игры. Впрочем, это уже стало привычным для всех ребят. Среди них не было ни одного игрока ниже первого разряда, и мне за все время регулярных тренировок так и не удалось ни разу никого из них обыграть. Свой тост он закончил словами, что для всех есть хорошая новость. И попросил Кешу принести дипломат. Когда все было исполнено, Альберт Станиславович освободил место на столе и, как мне показалось, с осторожностью сапера поставил его перед собой, медленно открыв крышку. Я сидел от него достаточно близко и смог видеть, что кейс был полон пачек с рублями, перевязанных резинками и с прикрепленными к ним бумажками.
– Ребята, сейчас я раздам вам заработанные нами деньги. – И он начал по очереди называть имена. Это было действительно полной неожиданностью, потому что у всех шахматистов буквально отвисли челюсти, и они растерянно смотрели друг на друга.
– Михаил, тебя зовут, – толкнул меня в плечо сидящий рядом Артем.
Видимо, меня так заворожило наблюдение за происходящим, что слух слегка отключился. Подойдя к учителю, я протянул руку, чтобы получить свою долю. Пачка оказалась больше, чем я мог представить, и, вернувшись на место, не знал, куда ее положить, и просто держал в руках.
Когда раздача денег закончилась, учитель опять взял слово:
– Предлагаю выпить этого душистого чая. – Надо заметить, что в шахматной школе всегда действовал сухой закон. – За Михаила! Без него такого успеха не случилось бы.
Я опустил глаза, а все ребята громко прокричали «ура», сидевшие же рядом хлопали меня по спине и активно трепали волосы.
– Ну, хватит, затрете парня. – И учитель, помахав руками в воздухе, отогнал от меня ребят. – Теперь к столу и режем торт.
От меня сразу отстали и накинулись на угощения. От переполняющих меня эмоций в горле пересохло, и первая же конфета застряла во рту почти намертво. Пришлось выпить почти целую чашку чая, лишь бы протолкнуть ее в живот. Другие сладости я поглощал уже с каким-то остервенением, закидывал в себя все, что было на столе, пока понял, что больше есть не могу.
– Все. Теперь по домам, – громко произнес учитель, хлопая в ладоши, привлекая к себе внимание. И повернувшись ко мне, сообщил:
– Миша, я тебя отвезу. Еще раз всех с Новым годом! С деньгами осторожнее, все не тратьте. До свидания!
Из школы мы вышли последними и направились к учительской машине. Я в этот раз не возражал против предложения подвезти меня: очень волновался за сохранность денег, которые, кроме как за пазуху, не смог никуда засунуть. По дороге мы больше молчали. Я до конца не верил, что везу домой деньги, а учитель, немного пробубнив себе под нос что-то про баланс и новый договор с рынком «Север», видимо, тоже ушел в свои мысли. Ближе к дому я прервал наше молчание:
– Надо нам дальше развиваться. Есть новая идея для бизнеса, вчера слышал разговор брата с его друзьями…
– Миша, а почему я твоего брата ни разу видел? – получил я прямой встречный вопрос. – Может, познакомишь?
– Может, и познакомлю, только он часто в разъездах, дома мало бывает, – слегка напрягшись, быстро соврал я. К такому вопросу я был готов давно.
– А что за новое дело? Стоящее? – уже сменившимся тоном спросил учитель.
И я, расслабившись и в очередной раз мысленно похвалив себя за старания продумывать заранее важные вопросы собеседников, сообщил:
– Время, конечно, покажет, но должно быть не хуже того, что сейчас есть. Но это только со слов брата, – поправил я себя в последний момент.
– Это очень хорошо, – обрадовался учитель. – Приехали. Дальше горка. Спускаться не буду, могу не подняться. Сам дойдешь или проводить?
– Дойду, конечно. Спасибо большое. С наступающим вас!
– И тебя! Увидимся третьего, общий сбор в штабе в пять.
Я вышел, плотно захлопнув за собой дверцу. И, немного посмотрев, как машина разворачивается и с легкой пробуксовкой уезжает обратно, двинулся в сторону дома. Морозный воздух, выбивающий из легких пар, мелодичный скрип ботинок по свежему снегу, фонарь, еле отдающий свой свет и выхватывающий лишь контуры предметов вокруг себя… Есть что-то сказочное в зимнем вечере. А может, это моя новая жизнь, медленно, но верно превращающаяся в сказку, навеяла мне это настроение. Да не важно, хорошо – и все тут!
Дома: ужин, просмотр телевизора в кругу семьи, хотя сам весь на иголках. Как деньги-то родителям отдать? Этот вопрос стал мучить меня, как только переступил порог. Да, деньги у меня теперь есть, но мне от этого не легче. Как объяснить родителям? Что сказать? Заработал? Смешно. Украл? Не смешно. Нарисовавшаяся проблема начинала меня злить. Если не отдать родителям, что мне с ними делать? Мамин брат предлагал подработать у него в автохозяйстве летом, обещал платить, но не столько же. Спрятать-то я спрячу, а дальше? Да как же все сложно с этими родителями! Надо попробовать придумать какой-нибудь вариант. Но кроме как сначала купить клад, потом «случайно» его найти и сдать за премию, ничего в голову не приходило. В итоге закопал пачку денег в подвале, предварительно засунув в старый бидон из-под молока. Подожду момента. Новогодние праздники пролетели как один день. Сначала в кругу семьи за праздничным столом дома, потом поход в гости, гости – к нам. Каток, кинотеатр, зимняя лыжня. Программа была веселая, но очень быстро закончилась. Не успел глазом моргнуть, как пора на сбор к шахматистам. Пришел чуть раньше назначенного времени и увидел, что ребята уже на месте и о чем-то громко дискутируют. Поздоровавшись со всеми одним махом, я сел на свободный стул и стал слушать. Оказалось, что практически у всех одна и та же забота. Хотя разница в возрасте у меня с ними была минимум семь лет, никто из них тоже нигде не работал, и все жили с родителями. Словом, показать родителям заработанные в таком количестве деньги никто и не рискнул. Больше того. Почти все принесли их обратно, не зная, что с ними делать. Только один шахматист придумал, как выйти из положения. Он сказал дома, что получает зарплату, работая на рынке, размер ее триста рублей в месяц, и ему выдали сразу за полгода. Вот он и отдал родителям почти две тысячи. Спасибо учителю, что он все это подтвердил, когда родители ему позвонили. А что делать с оставшимися деньгами, он тоже не знает. Пришел Альберт Станиславович. Поздравив всех с наступившим Новым годом и выслушав заботы ребят, он похвалил находчивого парня за версию о зарплате и предложил всем сказать дома то же самое. Заверив, что готов, если понадобится, всех прикрыть. Но проблему, связанную с основной суммой денег, это не решало. И тут в разговор вмешался бухгалтер Кеша, предложивший всем хранить деньги в товаре, закупая его на общий склад. Каждый будет точно знать, сколько у него не денег, а, к примеру, пылесосов или стиральных машин в зависимости от вложенной суммы. Понадобились деньги, продал свою часть техники – и порядок. Идея всем понравилась. И встреча перешла в разряд сдачи денег обратно в кассу и записи в большую амбарную книгу с пометкой «дело № 3». Почему три? Так Кеша написал, ему виднее. Не участвующий в сдаче денег учитель, наверное, знавший, куда их потратить, подойдя ко мне, задал вопрос: решил ли я свою проблему с хранением денег?
– Решаю. Но у меня все проще. Брат и так семье помогает, я через него родителям отдаю.
– Родителям – это правильно. Когда о новом деле поговорим?
– Да можно прямо сейчас.
За праздники я приготовил учителю рассказ про очень выгодный бизнес начала девяностых, когда в СССР никто особенно не знал реальную цену цветного металла, да и не нужна она была простому человеку. С заводов могли на помойку выбросить бобины медной проволоки, алюминиевые каркасы различных конструкций. Ходили слухи о выкинутом на свалку пассажирском самолете, состоявшем почти полностью из дорогостоящего металла, но абсолютно никому не нужного. Позже, когда бесхозный цветной хлам закончился, предприимчивые люди скупали за бесценок алюминиевые ложки и вилки по столовым и военным частям. Но в самом начале перехода от «общесоветского» к «частно-рыночному» режиму сам металл абсолютно негде и некому было продать. В этом и заключался мой главный секрет. Как только железный занавес приоткрылся, на нашу Родину двинулись, правда, сначала несмело, скупщики всего ценного, организуя небольшие конторы возле границ. Вскоре уже сотни, а затем тысячи таких коммерсантов расползлись по всей стране, подбирая за бесценок все – от старых медалей до действующих боевых ракет. Правда, к этому времени многое уже было продано, а новые собственники страны знали реальность и дешево ничего не отдавали. Но мы были в том времени, когда это только начиналось. А значит, снимать можно было самые сливки, доставляя дармовой металл к ближайшей границе. И я предложил план действий, уже реализуемый, по моей версии, предприимчивым моим родственником.
– Мой брат, – начал я, – организовал сбор меди и алюминия и своим транспортом отвозит в Брест, прямо к границе с Польшей. И там меняет металл на всякое европейское барахло: джинсы, магнитофоны, кожаные куртки. Операции с валютой запрещены, так он ничего и не продает за валюту, только меняет. И по документам все проходит, а значит, закон не нарушается. Здесь он все вещи через свои точки на рынке продает, уходит все влет. Сам же металл, нужный для обмена, находит со своими ребятами на местных свалках. А мы вообще попросим школьников собирать его для нас. У брата есть свой грузовик, и мы в городском автохозяйстве можем себе купить.
Я закончил и ждал реакции. Учитель был серьезен. Но все же попытался немного разрядить напряжение, возникшее после моего монолога.
– Все повторяется в истории. Опять меняем золото на бусы! Но позволь спросить, откуда твой брат такие идеи берет? Не мое это, конечно, дело, но на коленке такое не придумаешь.
Я постарался выдержать театральную паузу как можно дольше, всем своим видом изображая некое сомнение.
– Не хотел говорить, дядя у нас в Москве, важный человек, вот и подсказывает, – выдал я очередную домашнюю заготовку, мысленно говоря «спасибо» шахматам.
– Складно как-то все и до мелочей продумано, но повода сомневаться в брате ты вроде не давал пока. Ладно. Сейчас ребятам план действий набросаю, и, наверное, с весны будем пробовать, сразу, как снег сойдет.
– Мое дело предложить, но, думаю, это хороший вариант для развития нашего бизнеса…
– Все, решили! – уже более громким голосом произнес учитель, хлопнув для верности в ладоши. – Ждем весны. А к этому времени покупаем грузовик, все равно денег много.
Ребятам идея понравилась. Хотя мне казалось, скажи им, что будем затевать все не из-за денег, а ради мира во всем мире, все равно бы согласились. Общее дело сплачивает. А новое, сложное и, возможно, опасное дело волнует и, конечно, интригует молодые сердца.
На подготовку ушло как раз около двух месяцев. Все оказалось еще легче, чем я мог предположить. Цветного металла на импровизированных свалках возле даже небольших предприятий было море. Да и школьники с удовольствием тащили нам все подряд за весьма скромное вознаграждение. Грузовик мы купили достаточно вместительный и почти новый, правда, для этого пришлось сначала составлять хитрые акты с руководством автохозяйства о «неподлежащей восстановлению технике», так как по-другому приобрести мы ничего не могли. Поначалу несколько наших ребят ездили и собирали металл, свозя его на склад, но уже через две недели все было забито, включая две большие открытые площадки рядом. В поездку до границы вызвались двое. У Алексея, одного из добровольцев, в Бресте жила бабушка, и он несколько раз до этого ездил туда на машине с отцом. Еще зима не закончилась, а мы с опережением намеченного графика отправили ребят в путешествие. Не представляя всех нюансов, связанных с дальней дорогой, ребятам на всякий случай выдали денег с большим запасом, тем более что мы спокойно могли это себе позволить. Наш основной бизнес шел неплохо. Хотя прибыль немного уменьшилась по причине нехватки товара. На заводе происходили перебои с комплектующими, и производство, естественно, снизилось.
Примерно через пять дней после выезда наших товарищей тренер собрал нас в зале и сообщил:
– Ребята отзвонились. Добрались без происшествий. Других подробностей пока нет. Будем ждать следующего звонка.
Еще через два дня появилось новое известие. Бабушка Алексея познакомила внука с таможенником, живущим этажом ниже в их доме. И тот согласился за тысячу рублей организовать встречу с польским товарищем. Все это со стороны мне стало напоминать шпионский роман: разведчики, пароли, явки и тайные встречи. А в адрес ребят хотелось сказать только словами Горького: «Безумству храбрых поем мы песню». Но, как выяснилось позднее, я знал только внешнюю сторону бизнеса. Какие страсти кипят внутри, стало раскрываться только тогда, когда мы полностью окунулись в этот процесс. Машина вернулась домой, заполненная на четверть блоками с сигаретами и жвачками, потому что у нашего «менялы» был только этот товар. Но он заверил, что в следующий раз достанет все, что нужно, и будет нас ждать. Если подвести итог поездки в деньгах, что получалось, что пятнадцать тонн металлолома мы продали почти за сто тысяч рублей. И это при условии, что наш новый товар разошелся всего за неделю. К этому можно было добавить только одно: металла вокруг было еще столько, что голова начала кружиться у всех. Мы сделали в шахматной школе красивый ремонт, купили еще один грузовик и, с учетом даже снизившейся прибыли от бытовых приборов, опять выдали из прибыли по десять тысяч рублей каждому, но уже всего лишь за один месяц. И в подвале у меня стало два закопанных бидона. Родителям я отдавал по двести рублей в месяц, якобы устроившись в шахматную школу помощником бухгалтера. Умнее версии не нашлось. Но при папиной зарплате в триста для семьи это стало хорошей прибавкой. И плюс всем понравилось, что я, еще учась в школе, осваивал нужную профессию. Дед даже расщедрился и передал тренеру и бухгалтеру по три литра лучшего домашнего вина. Я, естественно, не стал ему рассказывать про сухой закон в шахматной школе и отдал подарок физруку, принявшему его с особой радостью.
Новую партию металла мы собрали за десять дней. И опять, практически без срывов, машина вернулась через неделю, полная сигарет и жвачки. К этому времени заказов на этот товар у нас было больше, чем его пришло. И мы все продали за день, не сгружая товар на склад, развозили его по магазинам на нашем грузовике. Так в подвале появился третий бидон с деньгами. Но все хорошее, как правило, рано или поздно заканчивается. Впрочем, эти качели двигаются в обе стороны. Темная полоса, если она приходит, тоже когда-то заканчивается, правда, как говорят юмористы, не всегда в этой жизни, чаще – в следующей. Но в нашем случае все складывалось неприлично гладко, и вот настал тот день, когда все произошло.
У учителя умер любимый хомяк. Может быть, его никогда и не было. Но он попытался взять на себя весь удар от спешащих к ребятам неприятностей, хотя вечно живущих хомяков я не встречал, и будем считать, что просто подошло его время. А вот понимание, что сейчас вы ждали неминуемо плохой развязки и она, конечно же, будет, но чуть позже, совсем не радует. И это происходит только потому, что мы по своей человеческой сущности даже в мыслях не можем радоваться безоблачному настоящему, нам обязательно должно мешать это делать ожидание неизбежной «клоаки». Но вернемся к реальным неприятностям. Дорожка вниз началась с письма: «Директору кооператива, Альберту Станиславовичу, нужно явиться к 8 утра…», и дальше указывался номер кабинета местного отделения РОВД.
Это письмо мы нашли на его столе на второй день, когда он не пришел в школу. Человек он был одинокий, жил недалеко от школы, и мы сразу решили проверить, не дома ли он, естественно, надеясь на лучшее в виде банального гриппа. Дверь нам никто не открыл, и следующей точкой наших поисков стало местное отделение милиции. Дежурный, узнав, кто мы и по какому вопросу пришли, сказал, чтобы мы ждали в коридоре и не уходили. Через десять минут к нам спустился, как он сам представился, старший следователь Иванов и приказал идти за ним. Мы и пошли, пятеро ребят, включая меня. Остальные наши были заняты согласно обычному распорядку дня. Следователь привел в довольно большой кабинет и, предупредив, что через пять минут вернется, вышел. Мы все находились в растерянности и не понимали, что происходит и почему. Я собрал всех в кружок и как можно тише проговорил:
– Ребята, случилось что-то нехорошее. Скорее всего, учителя арестовали, иначе нам дежурный сказал бы, что нет его, мол, и отправил бы искать его в другом месте. А если все так плохо, значит, нам нужно ничем не скомпрометировать себя и учителя. И говорить надо всем одно и то же: приходим, тренируемся в шахматы играть и ничего не знаем. За шахматы нас в тюрьму не посадят, а дальше видно будет.
Все покивали и стали ждать следователя. Он вернулся с пачкой белой бумаги и ручками.
– Двигайте свои стулья к столу и пишите, – обратился он к нам, раздавая «инвентарь». – Вверху фамилию, имя, отчество, домашний адрес и номер школы или название вуза.
Мы стали исправно выводить свои данные.
– Написали?
Мы подтвердили это, и он продолжил:
– Ниже – объяснительная. Я такой-то, знаю учителя Власова Альберта Станиславовича с такого-то времени. И дальше в произвольной форме пишем сочинение о том, чем он и вы занимаетесь. Или лучше называть его шефом?
На удивление, все произошло, как в хорошем фильме про шпионов. Никто из ребят не обратил внимания на явную провокацию со стороны следователя. Все усердно выводили свои каракули, уткнувшись в бумагу. Я тоже старался не поднимать головы. К тому же из нашей компании, наверное, ввиду возраста, интереса у следователя к себе я вообще не наблюдал. Он все время, пока мы писали, ходил вокруг стола и заглядывал через наши спины. Минут через пять все уже сдавали свои «сочинения», и по его недовольной физиономии стало ясно, что этого он не ожидал. Прочитав при нас «объяснительные», следователь начал кричать прямо в лицо одному из нас, что брехня это все и он знает, что не в шахматы мы играем, а спекулируем народным имуществом и незаконно богатеем в то время, когда страна держит оборону от нападок западных империалистов., что честные люди у станков работают, а мы хотим на чужом горбу в рай попасть. Слюна летела во все стороны у защитника народного имущества. Мне никогда не доводилось так близко слышать пламенные патриотичные выступления. Что-то похожее звучало с трибун на первомайской демонстрации, но расстояние от ораторов до участников шествия было приличное, и слова не действовали так эмоционально. Сначала мне стало стыдно от этих праведных речей, захотелось выскочить вперед и рассказать, что это я виноват в расхищении и обогащении. Но то ли следователь переборщил с назиданием, то ли я вспомнил момент, когда в 93-м году отца, возвращавшегося после работы с получкой, остановил автомобиль патрульной службы, в простонародье «бобик», и после проверки документов и первичного обыска на подозрение в бандитизме ему отбили дубинкой почки и отобрали кровно заработанные деньги. Понятно было, что вся страна – в перестроечных руинах, и каждый выживал, как мог. И милиции в те годы с задержкой платили копейки, а семьи кормить надо. Но обирать трудяг, отнимая последнее?! Короче, действия милиции тогда характеризовали ее с весьма неприглядной стороны и вызывали ненависть у обычного люда. И если в советские годы к профессии милиционера относились с глубоким уважением, например, участковый в частном секторе был желанным гостем в любом доме, и к нему всегда, как к учителю, обращались только по имени-отчеству, то в 90-е всех милиционеров стали пренебрежительно называть «ментами». Вот и сейчас я сразу представил этого следователя с дубинкой, полосующего моего отца, преследуя свои интересы и прикрываясь данной ему властью. Все, закончился патриотизм! Вместе со страной улетучился. Вволю накричавшись, следователь вышел, приказав всем сидеть и ждать его. Мы – молчали, опустив головы. Желания смотреть друг на друга тоже не было. Но иногда я чувствовал косые взгляды ребят в мою сторону, но тогда я еще верил: мы одна команда, и все образуется. Примерно через два часа ожидания за нами пришел дежурный, который встречал нас у входа.
– За мной!
Глаза в пол, затылок в затылок. Мы шли, как на расстрел. Но, к нашему удивлению, он проводил нас до выхода и сказал: «Проваливайте!» Не веря своему счастью, мы рванули из отделения, как спринтеры на Олимпиаде. И только забежав за соседнее здание, остановились. На лицах – паника, на лбу – пот, группа психов, по-другому не скажешь.
– Что делать теперь будем? – вопрос прозвучал от одного, но интересовал всех. И я, опять взяв инициативу на себя, предложил:
– Надо предупредить остальных и до возвращения учителя прекратить все действия. Мы ученики шахматной школы, и не более того. А то, что учитель невиновен, мы с вами знаем. Значит, и его, как и нас, скоро отпустят. Кто куда? – Ребята быстро распределили между собой направления. – Ну, все, погнали.
