Kitobni o'qish: «Секретные расследования КГБ»

Дело № 34-С. Последний приют.

Натужно завывая мотором, чёрная “Победа” прорывалась сквозь весеннюю распутицу и разросшиеся кусты, корявые ветки которых злобно скребли по стёклам. Колёса буксовали, раскидывая жирные комья грязи, что уродливыми кляксами липла на пороги автомобиля. Сквозь хрипы помех прорывалось Всесоюзное радио, шёл повтор доклада Никиты Сергеевича Хрущёва от 23 февраля 1954 года:

«Задача состоит в том, чтобы уже в следующем году значительно повысить валовый сбор зерна, а государственные заготовки…».

«Ну всё, теперь каждый месяц будут крутить», – беззлобно подумал капитан в меховой шапке-ушанке с кокардой, густыми русыми волосами, зачёсанными назад, и цепкими серыми глазами, сидевший на заднем сидении автомобиля. Николая Акулова, нового оперативника управления “О” КГБ, мучило плохое предчувствие. На первое задание его отправили вместе с лейтенантом Марией Медведевой, молодой, но якобы опытной сотрудницей, чью ладную фигурку не удалось скрыть тёплой шинели. Он не понимал, почему девчонку назначают надсмотрщиком над ним, проработавшим в уголовном розыске больше десяти лет. Благодаря ему в тюрьмы и лагеря отправилась куча негодяев и преступников всех мастей, а сегодня опытный оперативник должен, как в детской сказке, найти то, не знаю что. Чем же может помочь вчерашняя выпускница академии?

Синие глаза Медведевой, спрятанные за густой каштановой чёлкой, безучастно смотрели в окно, ей явно не было дела до метаний капитана, а от неё самой точно веяло холодком. Но Акулов грешил на неработающую в машине печку, да и от долгого сидения кровь в жилах уже застоялась, отчего то и дело пробирала дрожь.

– Сколько ещё? – Нетерпеливо спросил он водителя.

– Да уж почти приехали, товарищ капитан! – Откликнулся прапорщик Дмитрий Фишман. Обычно без меры болтливый даже он всю дорогу молчал. – Ещё чуть-чуть и таки будем кушать мацу в тепле и уюте.

И добавил вполголоса, проверяя рукой поток воздуха:

– Ну, ничего, печечка, приедем, и я покажу тебе, где даже раки не зимуют.

Наконец, кусты расступились, и назойливый скрежет веток по стеклу прекратился. Автомобиль, мягко покачиваясь на ухабах, въехал в деревню. Если можно назвать деревней одну улицу из десятка кособоких хилых избушек и мрачной двухэтажной усадьбы с окнами-мотыльками, светящимися в вечерних сумерках.

Фишман остановил машину возле старого дома с покосившимся крыльцом. На крючке висела керосиновая лампа с мелким дрожащим пламенем, освещающим табличку “Милиция”. Водитель выскочил первым и тут же нырнул под капот. Акулов открыл дверцу и подал руку Марии, но она словно не заметила ни капитана, ни его жеста и, ощутимо задев его локтем, проскользнула сразу в дом. Челюсти сжались от внезапной боли – тычок лейтенанта пришёлся возле сердца, где с войны застрял крохотный осколок, о котором знали двое: Николай и хирург, спасший ему жизнь. Оперативник оглянулся, проверяя, не выдал ли кому свой секрет. Но Фишман так и копался под капотом, задорно матерясь, а улица оставалась пустынной, только уродливая старуха смотрела из окна дома напротив. Капитан словно кожей почувствовал её пронзительный взгляд. Поводя руками, она нащупала открытую створку и с оглушительным звоном захлопнула. Николай выдохнул – похоже, женщина была слепа, – и нервно дёрнул плечами, словно стряхивая взор старухи, и вошёл в дом.

Алеющие угли из приоткрытой печки кидали красноватые лучи на бревенчатые стены горницы. На столе, заваленном бумагами и пустыми стаканами чадила лампа, а сбоку стояла маленькая резная тумбочка с самоваром и самодельным радиоприёмником с корпусом из фанеры. Из динамика чистым, неискажённым расстоянием и помехами голосом продолжал свой доклад Хрущёв:

«В 1953 году посевная площадь под масличными культурами по сравнению с 1940 годом…»

Акулов едва заметно поморщился, услышав радио: не нравился ему новый секретарь, не первый раз своими авантюрными решениями рубивший с плеча, не подумавши, не оценив трезво последствия; и идея освоения целины, о которой шла речь в докладе, ещё не раз аукнется.

За столом на грубо сколоченной скамейке сидел крепкий мужчина лет семидесяти с бронзовым загаром и во все глаза смотрел на лейтенанта Медведеву. Она как раз прятала удостоверение в шинель, когда зашёл Николай.

– А это капитан Акулов, – сказала она. – Вместе со мной он ведёт расследование.

– Агась, – кивнул дед немного испуганно. – Здрасьт… То есть, здравствуйте, товарищ капитан! Дмитрий Степанович Васюков, участковый. Как говорится, милости просим в нашу шалашу.

Участковый встал и опёрся на костыль, Акулов заметил, что у него отсутствует нога ниже колена.

– Эхо войны, – беспечно отмахнулся Васюков и протянул руку.

Капитан снял перчатку и ответил на рукопожатие. Ему ли не знать.

– Кабы не это, сам бы того нехристя как пить дать поймал! Давайте, самовар поставлю, а то вы с дороги продрогли, аж иней сыпется. И радио выключу, заманали, одно и то же крутят. Лучше бы Утёсова поставили.

С этими словами участковый отсоединил провод, ведущий к антенне на крыше, и выключил шипящий приёмник. Николай покачал головой.

– Чай отложим на потом. Рассказывайте.

– Тут лучше показывать..

Участковый взял лампу, вставил костыль в подмышку и поманил за собой во двор. Николай посмотрел на лейтенанта, холодные синие глаза безразлично взирали на него..

– Вы идёте, товарищ капитан? – спросила Медведева.

– Да-да, – опомнился Акулов и поспешил за Васюковым, чтобы хоть на миг оказаться подальше от жуткого пустого взгляда.

За домом стоял сарай, а прямо за ним стеной высился густой лес. Пушистые кроны сосен покачивались от холодного ветра и вспарывали брюхо стремительно темнеющего неба. Во дворе лежали кучи снега, изъеденные оспой весеннего солнца, земля влажно чавкала под сапогами. Навстречу шла молодая блондинка с подростком лет тринадцати. Девушка, одетая в резиновые сапоги, длинную шерстяную юбку и ватник, была необычайно красива. Даже капитан, привыкший ставить работу превыше всего, не мог отвести взгляд.

– Ритка! – Воскликнул Васюков. – Ритка-Маргаритка, а ты чего здесь делаешь? Ещё и дитё притащила! А вдруг убивец этот тут бродит? Марш обратно!

Девушка Рита вздрогнула от неожиданности, на миг задержала взгляд на Медведевой и улыбнулась Николаю, мальчик испуганно спрятался за её спиной и украдкой выглядывал, с едва скрываемым любопытством осматривая пару оперативников.

– Ой, будет вам, Дмитрий Степанович! Я просто решила одному воспитаннику ужастик показать, а то все уши прожужжал. Пойдём да пойдём! Вон, видите, как боится теперь. Зато успокоился, непоседа.

– А не будешь меня слушаться, – наклонилась Рита к подростку. – Злой дядя тебя заберёт! Пошли.

Маргарита упорхнула, едва касаясь земли, и увела мальчика. Акулов глазами проводил девушку. Эффективность таких педагогических приёмов он ставил под сомнение, но ещё больше его беспокоило, что незваные визитёры могли испортить улики. И от него не укрылось, как Медведева слегка повела носом, когда Маргарита пробежала мимо, точно пыталась уловить её запах.

– Это Рита, – сказал им Васюков, бодро хромая к сараю. Его костыль погружался в мягкую землю, выталкивая из-под травы грязь с пузырьками. – Воспитатель в нашем детском доме. Ушлая девка! Заставила к нам в деревню линию провести. Совсем скоро и у меня эт самое лектричество будет. А о детях заботится… как о своих собсных!

Участковый открыл двери сарая и подкрутил фитиль фонаря, огонь довольно зашипел, змеиным языком скользнул по стеклу, вспучился, раскинул огненную крону и выплюнул копоть, осветив утробу деревянного сарая. Будучи оперативником уголовного розыска Акулов повидал всякое, но даже он усомнился в реальности происходящего. На земляном полу на досках рядком лежали четыре тела: трое мужчин и женщина, и выглядели они так, словно из них откачали все жидкости, похожие на сухие, туго обтянутые восковой кожей скелеты, но на этом странности не заканчивались. Капитан забрал у Васюкова фонарь и склонился над одним из трупов. Для марта человек оделся слишком легко: льняная рубашка, брюки да тонкая ветровка. А ещё он был чересчур стар. Будь он всё ещё оперативником угро, то предположил, что эти люди умерли от слишком преклонного возраста вкупе с обезвоживанием.

– Их охотники нашли, – заговорил участковый. – Что интересно, похожи все, как один. Так и лежали, рядком. Вот я и вызвал, так сказать, подкрепление.

– Что-нибудь было при них? – Спросил Акулов.

– Не, в карманах хоть шаром покати. Ни документов, ничего.

– А люди в окрестных деревнях не пропадали?

– Кабы пропадали на моём участке, то ко мне бы пришли. Да и в нашей вроде все на месте.

– Понятно, – протянул капитан. Мозаика никак не желала складываться.

Акулов осторожно отогнул воротник рубашки и увидел на шее странную отметину, лейтенант присела с другой стороны, достала карандаш и отодвинула верхнюю губу. Кожа, словно ветхий пергамент, лопнула на месте сгиба, но осталась сухой. Николай с любопытством следил за её действиями, Мария удовлетворённо кивнула и поднялась.

– Зубы чересчур хорошие, – сказала она. – Не как у стариков..

– Это не единственная странность, товарищи. – скрипучим голосом протянул Васюков.

Но Акулов это и сам заметил.

– Они не пахнут.

– Точно-точно! Я бы подумал, что их убили зимой, а токмо сейчас оттаяли, но уж больно они выглядит странно. Словно…

– Высушенные, – закончил за него Николай.

– Да! Что ж это за невидаль такая, товарищ капитан?

– Не переживайте, Дмитрий Степанович, мы со всем разберёмся. – Мягко сказал Акулов, стараясь не всполошить ветерана. – Всё, что вы видели, строго секретно. Чуть позже с вас и Маргариты с ребёнком я возьму подписку о неразглашении. Но это потом. А сейчас оставьте нас.

– Как скажете, – разочарованно ответил Васюков и пошёл обратно в избу, бормоча на ходу. – Мне и своих дел хватает.

– Что думаете, товарищ лейтенант? – Спросил капитан Марию, показывая отметину на шее.

Медведева внимательно изучила рану: несколько тёмных отверстий, похожих на следы маленьких острых зубов: одно большое, по центру, и множество вокруг, словно к шее присосалась огромная пиявка.

– Дело по нашей части. – сказала Мария. – Думаю, что это упырь, товарищ капитан. Крови нет, на шее характерные отметины. Всё очевидно..

Акулову стало ясно, что лейтенант его проверяет. В милиции она бы ещё пару лет дела расшивала-подшивала, а тут учителя из себя строит, но Николай решил, что не время и не место давать волю уязвлённому самолюбию. Он провёл пальцем по сухой коже трупа, казалось, надави, и она лопнет и рассыплется в пыль, чувствовалось – отверстия очень глубокие.

– Я бы не сказал, что упырь, – ответил Акулов, осматривая другие тела. – Зубов многовато. А вот зубы жертв меня смущают.

– Неужели?

– Да, – капитан не позволил себе сбиться с мысли и решил нанести ответный укол. – Вы, товарищ лейтенант, верно подметили, что они молодые. Я бы даже сказал слишком, словно у подростков. С возрастом зубы стачиваются, и будь жертвам действительно лет столько, на сколько они выглядят, это было бы заметно. Да и упырь охотится на стариков? Нонсенс. Но есть вопрос, который может указать на убийцу…

Капитан осёкся, в нём заговорил оперативник уголовного розыска, коим он больше не являлся. Убийца… Нет, он искал не просто убийцу, а монстра, убивающего людей, как скот, и чтобы найти его, вопросы должен задавать правильные. Иначе снова пострадают невинные, чего Акулов допустить не мог.

– Почему трупы нашли только сейчас?

Лейтенант удивлённо изогнула бровь.

– То есть? Какое это имеет значение?

Капитан хмыкнул про себя, опыт оперативно-розыскных не пропьёшь, как не старайся. Он чувствовал, что разгадка близка.

– В лесах сейчас высокая влажность, а трупы словно в сушилке на пилораме лежали. Ни кровинки, ни капли влаги. Вероятность, что упырь – а это точно не упырь, но пока других подозреваемых нет – смог за раз умертвить четырёх, мала. Столько крови ни в одну тварь не влезет. Значит, трупы оказались в лесу только сейчас, а до этого их хранили в сухом помещении. Точнее, прятали от чужих глаз.

Медведева поджала губы, похоже, капитану действительно удалось её удивить.

– А если упырей несколько? – Мария не собиралась принимать на веру версию Акулова.

– Нет, – протянул Николай. – Если бы это была банда… то есть, стая, они действовали наглее и взяли всю деревню в заложники. Нет, монстр один.

– Как скажете, товарищ капитан, – безразлично пожала плечами Медведева. – Полковник Татищев приказал помогать вам, так что… кого мы ищем?

Похоже, экзамен сдан. Николаю претило такое недоверие, но в Управлении “О” свои порядки приёма новых оперативников.

– Надо снова поговорить с участковым, – сказал Акулов, вставая. – Есть одна версия, но хочу сперва убедиться. Трупы объявились именно сейчас неспроста. Их прятали, а затем попытались быстро перепрятать, да времени не хватило. Преступник… кхм, монстр спешил. Его кто-то спугнул.

Идея билась в сознании, как птица в клетке. Он боялся промедлить и упустить её.

***

Васюков что-то скрупулёзно выводил на листке бумаги, вполголоса бормоча:

– Сахару… двадцать мешков! Пшена… десять мешков! Картошки… тоже десять, нет, двенадцать мешков!

Когда Акулов стремительным вихрем ворвался в горницу, участковый резко подскочил, пролил чернила и схватился за сердце. Медведева молчаливой тенью встала за капитаном, всё такая же холодная и безразличная.

– Твою ж… товарищи! Ну, нельзя же так людей пугать! Тьху, придётся заявку на провизию для детдома сызнова писать! Что… что случилось? Чудище эт нашли?

– Прошу прощения, – извинился Николай. – Нет, но есть к вам ещё пара вопросов. Вы замечали что-нибудь странное в последнее время?

– В каком эт смысле? Навродь нет, но… в войну в деревне немцы стояли, так что местный народ всякого навидался. Тяжко пришлось, вот и… некоторые умом повредились. Но эт ничаво, сейчас спокойно живётся.

Версия Акулова дала трещину и грозила вот-вот рухнуть. Капитана мучал ещё один вопрос, но он старательно даже в мыслях увиливал от него – слишком он был страшным. Но если он не найдёт хоть какую-то зацепку, хоть случайно, хоть нет, тварь, убивающая людей, может остаться непойманной. Вопрос должен быть задан.

– А… – Николай сглотнул внезапно подкативший к горлу ком, провёл ладонью по глазам, словно убирая липкую паутину страха, и тихо спросил. – А дети не пропадали?

Васюков нахмурился, поскрёб жёлтым прокуренным пальцем лоб и сказал:

– Ну, если честно, бывает такое. Сами понимаете, детский дом, сироты кто мамку искать начинает, кто папку, кто просто думает, что за забором его сладкая жизнь ждёт. Да, сбегают бывает. Но всех находим. Кого с товарняка сымают, кого в городе ловят. Один вон вообще на поезде до Колымы доехал! Месяц его искали, а он вон куда махнул.

Участковый улыбнулся:

– Хороший парень, но шкодливый. Ну… зато не пропадёт! С месяц назад снова в бега подался, рецидивист, да и компашку свою с собой прихватил. Но я, как директор детского дома, ответственно заявляю! Ищем! Ищем и найдём! Чай не иголка в стоге сена. У этого шило в мягком месте, сам себя обнаружит как пить дать.

После войны на плечах людей, закалённых в пламени сражений, теперь покоилась страна, которую предстоит исцелить и восстановить. В таких глухих местах, как деревня Звягинцево, мужчины часто брали на себя больше, чем могли унести, как Дмитрий Степанович Васюков, участковый и директор детдома.

У Акулова всё похолодело внутри, сбывалось то, чего он боялся. Прямых улик не было, но косвенных хоть отбавляй – монстр охотился на детей. Сирот, которых никто не будет искать. Словно в ответ на его мысли из глубины леса донёсся пронзительный волчий вой, налетел сильный ветер, и могучие сосны заскрипели, застонали, качая кронами, и громко затрещали сухими ветками.

– А почему это дети от вас так часто сбегают? – Ледяным голосом спросила лейтенант и нависла над участковым, уперевшись в стол.

Васюков под её взглядом словно съежился, но быстро подобрался..

– Вы этот поклёп бросьте, товарищ лейтенант, – тихо сказал он. – Я фронтовик, и дети эти – будущее, за которое я воевал. Да, в детдоме жизнь не сахар, но у нас и не пансионат благородных девиц. Судьба к ним с рождения немилосердна. Посмотрел бы я на вас в их возрасте! Кабы не Ритка…

Вдруг участковый осёкся. Акулов подумал, что Медведева переборщила, и решил исправить ситуацию:

– Дмитрий Степанович, – начал он мягко. – Вы нас поймите, мы должны все версии отработать…

– Товарищ капитан, вспомнил я! Ритка, она ж это… Жаловалась давеча. Мол, ходит к ним старуха одна, да детей пугает.

– Что за старуха? – тут же ухватился Николай. Похоже, мозаика начинает складываться.

– Да Анна эта! – махнул рукой Васюков. – В доме напротив живёт. Она всегда немного странная была, будто с придурью. Но по-доброму… А последнее время как с цепи сорвалась. Комиссия к нам приезжала из райцентра. Нашу деревню хотят с соседним колхозом объединить, вот и осматривают хозяйство. Дак она не то от них, не то к ним всё бегала, будто ошпаренная! Чёрт его знает, что на неё нашло.

Капитан и лейтенант переглянулись. Не сговариваясь, они вышли на улицу, оставив участкового молча недоумевать.

***

На деревню стремительно опустилась ночь, и промозглый ветер затащил холод под шинель, Акулов поднял воротник, чтобы стало чуточку теплее. Последние потуги зимы сковали льдом лужи и подморозили землю, но прапорщик Фишман словно не замечал ночного холода и копался под капотом, с прошлого раза его ругань стала более витиеватой и изысканной, даже капитан, долгое время имевший дело с матёрыми уголовниками, почерпнул несколько новых выражений. Фонарик водителя, ронявший жёлтое пятно света на посеребрённую инеем траву, остался единственным источником освещения в деревне, керосин в лампе участкового закончился, и дом утонул в ночных сумерках. По небу плыли тёмные неповоротливые туши облаков, и луна едва проглядывала сквозь прогалины, то и дело погружая деревню во тьму. Лейтенант Медведева зябко поёжилась от промозглого ветра и тоже подняла воротник шинели.

– Думаете, брать, товарищ капитан? – Спросила она.

– Нет, – покачал головой Акулов. – Сперва хочу убедиться. Я пока послежу за домом старухи, а вы сходите к этой Рите. Узнайте, когда и сколько детей пропало. Боюсь, что тех беглецов и нашли охотники.

Он посмотрел на старинную усадьбу, стоявшую на отшибе, единственный дом, к которому тянутся провода линии электропередач. В окнах свет не горел, видимо, дети уже легли спать. Юность он провёл в похожем заведении и отлично понимал, почему из него хочется убраться подальше. Из воспоминаний оперативника вырвала лейтенант Медведева. Вдруг она оказалась так близко, что Николай почувствовал аромат её цветочных духов, а щёку обдало горячим дыханием. Что-то опустилось ему в карман.

– Не вздумай её в одиночку брать, – прошептала она на ухо таким ледяным тоном, что сегодняшняя ночью показалась капитану жарким июльским полднем. – И про оберег никому ни слова. Это на всякий случай.

Акулов сглотнул от волнения. Всё естество протестовало от столь близкого присутствия лейтенанта. Медведева отпрянула, неожиданно улыбнулась, вскинула руку к виску и звонко отрапортовала:

– Разрешите выполнять?

– Выполняйте, – выдавил капитан.

Лейтенант развернулась и быстро ушла в сторону чернеющей громадины детского дома. Акулов взглянул на свёрток, похожий на конфету, и сунул обратно в карман. Чумазый Фишман, оторвавшийся от потрошения автомобиля, стоял рядом и хитро улыбался.

– А что это вы тут делаете, а?

– Цыц, – сурово буркнул капитан.

– Ладно-ладно, – с усмешкой ответил механик и нырнул обратно под капот.

Николай взглянул вслед Медведевой, но она уже исчезла в ночном сумраке. Странно, но он почувствовал облегчение, когда лейтенант ушла.

***

Ветви, покрытые ледяной коркой, скреблись в окно кабинета Николая Акулова, капитана уголовного розыска Дорогомиловского отделения милиции в городе Москва. Шёл дождь, но температура при этом опустилась ниже нуля, стояла холодная осень. Тусклая лампочка под ядовито-зелёным абажуром светила на заглавную страницу зачитанного до дыр шестьдесят третьего номера «Московского комсомольца» от двадцать восьмого марта пятьдесят третьего года. С первой полосы кричали громкие лозунги «Досрочно выполним годовой план!», «980 процентов за смену!», а в нижнем левом углу, пытаясь слиться с другими статьями, маленькие буквы гласили «Указ президиума верховного совета СССР», и ниже уже более уверенные литеры складывались в заголовок «ОБ АМНИСТИИ». Рядом с газетой лежал листок, исписанный крупным, но аккуратным почерком, некоторые отдельные слова состояли целиком из прописных букв и тяжёлыми камнями падали в душу читающего. Перо застыло над бумагой.

Капитан сидел за небольшим деревянным столом и впервые за многие годы испытывал острое чувство нерешительности. Слово «Амнистия» раскалённым металлом горело в его мозгу. Столько лет он без устали день и ночь охотился за негодяями всех мастей, чтобы они несли заслуженное наказание за злодеяния, столько лет он держал данное слово, помогал людям и очищал Родину от всякой нечисти. И что теперь? Перед глазами вставали бесконечные пункты указа: «Освободить из мест заключения…», «Освободить…», «Освободить…», «Сократить срок…», «Прекратить…» Дело всей его жизни перечеркнули в одночасье. Кто-то вышел сам, кто-то подмазал сальной лапой кого нужно, кто-то просто под шумок, и в городе начали появляться преступники, которых Акулов уже поймал. Что делать? Ловить снова? Но пока идёт масштабная перестройка всей системы, кто может гарантировать, что не объявят ещё одну амнистию? А потом ещё?

Капитан написал рапорт об отставке. Он не знал, чем займётся, как сможет снова помогать людям. Это был крик души, вопль отчаяния человека, разочарованного судьбой. Осталось только подпись черкнуть и отдать в канцелярию. Но рука не хотела, а Акулов не мог её заставить.

Некто робко постучался, Николай ожил и спрятал бумаги в стол.

– Войдите! – Позвал он гостя.

Дверь открылась, и вошёл человек небольшого роста, закутанный в тёплое пальто и шерстяной шарф и в фетровой шляпе, почти сползшей на острый нос. Визитёр поставил в угол возле шкафа увесистую чёрную трость с серебряным набалдашником в виде головы льва и, поправив шляпу, явил раскрасневшееся от холода приятное улыбающееся лицо. Только серые глаза смотрели строго и не смеялись.

– Капитан Акулов? – Спросил вошедший, распахивая пальто и распуская шарф. Его голос обладал мягким, приятным уху звучанием.

– Так точно. А вы?

– Полковник Татищев.

Николай быстро встал по стойке смирно и отдал честь.

– Да вы сидите-сидите! Разрешите присесть? – Спросил полковник.

– Конечно! – Капитан опешил от манер старшего по званию.

Но полковник не сел, а, скинув пальто и оставшись в штатском сером пиджаке, стал ходить из угла в угол.

– Капитан, пусть вас не удивляет моё внезапное вторжение. Видите ли… А впрочем, вы слышали о грядущих реформах?

– Слышал, – буркнул Акулов. – Только ленивый о них не говорит.

– Замечательно! Такое дело, мхм, структура, в которой я работаю, аналогично подвергнется нещадным реформам. Настолько масштабным, что за ними горизонта не видно! Но, и это не может не радовать, моё подразделение расширяют, а штат увеличивают. Естественно, мне нужны толковые кадры.

– А причём здесь я?

– О, это самое интересно! Один, так скажем, наш общий знакомый очень вас рекомендовал. Он хорошо отзывался о ваших служебном рвении и успехах в поимке преступников.

– И что же за знакомый, товарищ полковник?

– Сейчас не об этом, капитан! Мне нужны такие, как вы! Которые обладают природным чутьём и могут найти любого преступника.

– Вы знаете, я своё чутьё несколько подрастерял, и уже сомневаюсь, кто преступник, а кто им больше не является.

– Я понял, о чём вы, сударь… то есть, товарищ Акулов. Но можете не переживать, вы будете работать во вновь образованном управлении комитета государственной безопасности. И это управление, должен вам сказать, занимается особыми преступлениями.

– А какая разница, товарищ полковник, если даже этих особых преступников могут выпустить?

– Этих не выпускают.

Полковник прекратил возбуждённо ходить по комнате, сел перед Николаем и заглянул ему в глаза.

– Что? – Удивился Акулов. – Расстреливают на месте? Без суда и следствия? Тогда чем же мы лучше будем?

– Не совсем так. Наши преступники, мхм, скажем, сущности не обычные. И люди от них страдают гораздо сильнее. И не только люди. Сама наша Родина может от них пострадать, если сидеть сложа руки. Мы живём в непростое время, а эти… сущности, чувствуя нашу слабость, лезут изо всех, мхм, отверстий.

– Знаете, что, товарищ полковник? – Акулов встал и навис над столом. – Я уже подал рапорт об отставке. Не волнуют меня… ваши преступники с особыми управлениями. Пожарным я принесу Родине и людям больше пользы, чем мент, преступников которого отпускают.

Капитан блефовал, и доказательство лежало в ящике стола. Но, как профессионал, как следователь уголовного розыска, он хотел расколоть странного полковника.

Татищев обернулся к входной двери, где стояла трость, пожевал губами и сказал:

– Не подали.

Сердце у Николая ухнуло вниз, точно самолёт, сорвавшийся в штопор. Как он узнал, даже не выходя из кабинета?

– Понимаю ваше любопытство, – Акулову казалось, что полковник читает его, как открытую книгу. – Но вся информация строго засекречена. Однако, мы обеспечим к ней доступ, если согласитесь на предложение стать оперативником Управления «О». Поверьте, вашу помощь Родине и людям будет трудно переоценить.

Капитан молчал. Ему нужно время переварить услышанное.

– Давайте так, – Татищев хлопнул в ладоши и поднялся, протянув небольшой листок. – Вот адрес, приходите, как надумаете. Но не затягивайте!

Полковник Татищев споро оделся и покинул кабинет, оставив Акулова наедине с тягостными мыслями.

***

Капитан взглянул на трофейные немецкие часы, фосфоресцирующие стрелки приближались к полуночи. Тучи ещё больше сгустились, небо превратилось в тёмную однотонную бездну, и ни один лунный луч не мог прорваться сквозь пелену облаков.

Фишман уже полчаса как спал. Он закончил возиться с радиатором печки и исчез в доме участкового. Насколько мог судить Акулов, ремонт оказался безуспешным, иначе Фишман не хлопал бы капотом изо всей силы, перемежая свои действия отборной одесской руганью. Николай надеялся, что решение проблемы придёт механику во сне, и утром он починит печку «Победы». Но мечты о тёплом салоне машины не помогали пережить холодную мартовскую ночь. Сидя в засаде и наблюдая за домом старухи, капитан продрог до мозга костей.

Странно, но Медведева всё не возвращалась, наверняка предпочла тёплый кабинет воспитательницы Риты и горячий чай, чем ловить монстра в такую погоду. Оно и к лучшему. Сверхъестественная тварь убивала людей, выпивая из них жизнь, и Николай молился, чтобы жертвами оказались хотя бы не дети. Монстр, как он подозревал, прятался под личиной слепой старухи, такова извращённая логика чудовища. Кто заподозрит в немощной женщине тварь, пьющую жизненные соки людей, точно компот в обед?

Тёмные глазницы окон безучастно смотрели на улицу, из печной трубы дымок не вился, значит, старухи нет дома. А если она охотится прямо сейчас? И Медведева, возвращаясь, попала в ловушку? Мысль, пришедшая в голову капитана, быстро стала навязчивой. Он уже хотел нарушить главное правило засады: не покидать засаду, – и пойти искать, а может и спасать, Медведеву, когда увидел на краю деревни неясные тени. Они перебегали от дома к дому, прятались за частоколом заборов и постепенно приближались. Засада принесла плоды.

Сердце Акулова быстро забилось, адреналин гнал кровь по жилам, согревая окоченевшее тело. Капитан раздвинул ветви куста, за которым прятался, чтобы лучше видеть дорогу. Лужи укрылись ледяной корочкой, точно юная невеста – фатой, и трава спряталась под тонкими кружевами из инея, и только уродливые старые избы и покосившиеся заборы портили впечатление от пейзажа, рождённого последним натиском зимы. Тёмные фигуры тем временем приближались. Показалась старуха. Она шла первой, рукой ощупывая забор, скрюченные пальцы быстро скользили по шероховатому холодному дереву и искали знакомые заусенцы и сучки. За ней, склонившись почти к самой земле, шли две фигуры поменьше. Сознание капитана пронзила ужасная догадка. Старуха вела к себе домой двух детей. Мальчика. И девочку, чьи длинные лёгкие волосы рассыпались по плечам и взмывали в воздух каждый раз, когда она озиралась.

Неужели монстр, скрывающийся под личиной слепой женщины, заманил в логово сразу двоих? Только одно не укладывалось в голове капитана – они шли за старухой сами. Впрочем, хитрая тварь могла обманом завлекать жертвы, а когда замаячила комиссия из города, попыталась спрятать тела в окрестных лесах. Но их почти сразу нашли.

Скрипнула дверь, и старуха поманила детей за собой в сени.

Нет времени на раздумья. Сейчас или никогда. Акулов нащупал под шинелью ножны и рукоятку серебряного клинка. Серебро – это хорошо, это надёжно, убивает почти любую нечисть. А если металл закалён в благодатном огне… У монстра нет шансов. Вот он скоро и убедится. Николай с тихим лязгом достал из ножен кинжал и подкрался к двери. Осторожно дёрнул – заперто, просунул лезвие в щель и провёл вверх, тихо звякнул крючок, и капитан шагнул в сени. Темнота поглотила оперативника, и мёртвая тишина сомкнулась над его головой, как вязкое, топкое болото.

Ни вздоха, ни скрипа не слышал Акулов. Словно в дом никто не входил. Едва дыша, почти на ощупь он прокрался к двери в горницу. Она оказалась не заперта. Он медленно открыл её, пытаясь прислушаться к звукам внутри комнаты, но услышал только шум крови в ушах и завывания ветра в холодной печной трубе. Оперативник шагнул в густую, словно в старом зловещем склепе, темноту.

Оглушительно громко чиркнула спичка. Вспышка на мгновение ослепила капитана, и он, подчиняясь дремавшим рефлексам, бросился в угол и выставил перед собой клинок. Зажглась и разгорелась тонкая лучина, прогнав остатки ночного мрака. На скамейке возле стены сидела слепая старуха, и её белые, как кладбищенский туман, глаза смотрели прямо на него.

– Ну что, опричник, нашёл ведьму? – Проскрипела она, словно провела наждачкой по стеклу.

Дети, оба лет тринадцати, сидели рядом и обнимали старуху. В детских глазах плескался первобытный страх, обращённый к Акулову, но не к твари, заманившей их сюда.

– Отпусти… – прохрипел капитан, прокашлялся и продолжил нормальным голосом. – Отпусти детей.